Судьба генерала

1 января 1992 года израильские газеты сообщили: начальник военной академии генерал-майор Йоси Бен-Ханан взял отпуск на неопределенный срок по личным причинам. Сразу стали шириться слухи. Недоброжелатели, более или менее знавшие, в чем дело, не скрывали удовлетворения. У Бен-Ханана, мол, крыша поехала, а дружки за уши тащили его к генеральскому званию. Вот и имеем генерала-психа… И рассказывали всякую всячину: Бен-Ханан, мол, не расстается с пистолетом. Генерал явно страдает маниакально-депрессивным психозом. У него бред преследования. Он вообразил, что телефоны его прослушиваются, что за ним ведется слежка.

Напоминали, что генерал-майор Амрам Мицна был командирован в Штаты лишь потому, что требовалось вернуть домой Бен-Ханана, продававшего на улицах Нью-Йорка книги Любавического ребе и шлявшегося по притонам. Красочно описывали, как Бен-Ханан запер в аудитории лекторов академии и не выпускал их до тех пор, пока они не поклялись ему в верности. Выяснилось, что Бен-Ханан посылал по факсу странные послания политическим деятелям. Утверждали даже, что он выдавал себя за Мессию…

Оставим, однако, недоброжелателей — их не так уж много. Ничтожества рады, когда беда настигает человека незаурядного.

А с Бен-Хананом действительно произошла беда. Могло ли быть иначе? Ведь устает даже металл, а не только человеческая душа. Йоси Бен-Ханан все успевал, все делал. Жил, не вырубая четвертой скорости. Любил говорить: «У меня, как у кошки, девять жизней. Меня на все хватит».

Участвовал в четырех войнах. Был эталоном доблести для всей армии и теоретиком танкового боя в условиях современной войны.

Трижды ранен. Врачи хотели ампутировать ногу. Не дал. «Ты умрешь», — предупредили врачи. А он не только выжил, но даже не стал инвалидом. У него сотни друзей и тысячи знакомых. Всем был нужен этот человек с зарядом энергии, которой хватало на все.

Каждый день Бен-Ханан писал дюжину писем. Каждую неделю навещал несколько семей своих погибших солдат. Штудировал философию, занимался религией и искусством. Писал статьи, которые понимали немногие. Имел феноменальную память, отточенный интеллект и энциклопедические познания. Он — путешественник, профессиональный фотограф и сибарит. Любил вино, музыку и книги.

К женщинам относился с рыцарской утонченностью. Каждой давал почувствовать, что она неповторимая и единственная. О его романе с Тали Даян, расставшейся ради него со своим мужем Уди, сыном Моше Даяна, писала вся израильская печать. От первого брака у него сын Барак. От второго — дочь Йони. Этих детей помогали растить все бронетанковые войска.

Ни в чем он не знал меры. Все у него крупномасштабно, глобально. Не пожимал людям руки, а обнимал их. Не ссорился, а смертельно обижался. Не общался, а дарил себя. У каждого человека есть предел, а он жил в беспредельности, где не остановиться, не перевести дыхание.

Со временем жизнь его стала походить на медленное самоубийство. Жизнь не имеет иного смысла, кроме того, который ей придает человек. Йоси Бен-Ханан видел жизнь, как универсальную мистерию. У него своя теория мироздания, где вселенскому злу противопоставляется гармония бытия. Он верил, например, что живые тесно связаны с мертвыми. Верил, что погибшие друзья помогают ему в экстремальных ситуациях.

Со временем рамки армии стали тесны для него. Тянуло в сторону с обкатанных рельсов. Трудно дышалось под жестким прессом армейских законов.

— Да разломай ты эту клетку, — советовал Бен-Ханану генерал-майор запаса Януш Бен-Галь, друг и бывший командир. — Ты давным-давно перерос армию. Стань хозяином собственной судьбы. Ты ведь можешь преподавать в любом университете. Напишешь прекрасные книги. Все равно ведь не бывать тебе главнокомандующим. Так к чему вся эта кутерьма?

Но трагедия Бен-Ханана в том и заключалась, что он не мыслил жизни вне армии. С 14 лет она стала его любовью. Роковой, непреодолимой и потому смертельно опасной.

Детство Бен-Ханана прошло в Иерусалиме под выстрелами, на фоне борьбы двух народов за обладание Вечным городом. Диапазон интересов его отца был весьма широк. Он, например, умудрялся одновременно преподавать физику и физкультуру в престижной гимназии в Рехавии. Весь Израиль знал Шмуэля Бен-Ханана, потому что много лет его сочный баритон каждое утро звучал по радио, раздражая граждан бодрым призывом начать день с физзарядки.

Мать тоже была учительницей, но к ней Йоси относился с видимым равнодушием и как-то сказал:

— Мама, воспитавшая три поколения учеников, нам, трем своим детям, умудрилась не дать ничего.

Зато отца Йоси обожал, втянул в сферу своих интересов и таскал на все боевые учения и армейские церемонии.

Слава пришла к Бен-Ханану неожиданно, очень рано и без каких-либо усилий с его стороны. В Шестидневную войну бронетанковая бригада Городиша прорвалась к Суэцкому каналу. Танк Йоси находился в головной колонне, а сразу за ним на барханах подпрыгивал «джип» с иностранными корреспондентами. Утро только начиналось, но солнце Синая уже стояло прямо над головой, и его отвесные лучи врывались в грудь вместе с дыханием, просачивались сквозь потную гимнастерку, проникали прямо в кровь сквозь поры кожи. И когда танк, преодолев очередной бархан, оказался вдруг у канала, Йоси, не раздумывая, бросился в мутную воду, вскинув вверх свой автомат. В эту секунду и запечатлел его фотокорреспондент журнала «Лайф» — взъерошенного, мокрого и счастливого.

Снимок этот стал символом израильской победы, а Йоси еще долго называли «Мальчиком с обложки „Лайфа“».

А потом началась изнурительная Война на истощение, в тяжелых буднях которой не было ничего героического. Три года капитан Бен-Ханан провел на линии Бар-Лева. Каждый день шли артдуэли. Гибли товарищи. Тогда-то и привык он спать не больше трех-четырех часов в сутки.

Вспоминает один из «старичков»: «Идет эвакуация раненых. Йоси сидит на башне танка в подчеркнуто ленивой позе, обращая на близкие разрывы снарядов не больше внимания, чем на докучливых мух. Он дирижирует огнем израильской артиллерии, прикрывающей вертолет, тяжело поднимающийся со взлетной площадки нашего форта с ранеными на борту. Но добивает меня фотоаппарат, которым Йоси щелкает, как на экскурсии. Поймав мой взгляд, улыбается, и тогда я осмеливаюсь спросить: „Йоси, почему штаб дивизии отказался выслать вертолет, когда об этом просил офицер старше тебя по званию, а когда позвонил ты, немедленно выслал?“

Улыбка Йоси становится шельмовской, но чувствуется в ней затаенная печаль.

— Потому, — говорит он, — что у меня в дивизии репутация психа, с которым лучше не связываться. Они знают, что если раненые не будут эвакуированы без промедления, то я сам явлюсь в штаб и разберусь с ними на месте».

Война на истощение кончилась со смертью Насера, и капитан Бен-Ханан временно покинул армию. Ему всего 25 лет, и он хочет увидеть мир. Его не интересует современность, он отправляется на Дальний Восток, где бег столетий бессилен изменить устоявшийся ритм жизни.

В Израиль доходили смутные отголоски его похождений. Кто-то видел его в сайгонском кафе в обществе восточной красавицы с распутными глазами. Он посещал буддийские храмы в Бирме. Участвовал в операции против красных кхмеров в джунглях Камбоджи. Потом вернулся в Израиль, чтобы жениться. В свадебное путешествие отправился в Непал. Там, в Катманду, его и настигла весть о Войне Судного дня. С первым же самолетом Йоси вернулся домой и на третий день войны был уже на севере, где решалась судьба Израиля. От седьмой бронетанковой дивизии, двое суток сдерживавшей сирийскую танковую армаду, почти ничего не осталось. Командир полка полковник Бени Шохем погиб. Его сменил друг детства Бен-Ханана капитан Шмуэль Аскеров. Он вывел из Голанского ада одиннадцать уцелевших танков, расстрелявших все боеприпасы и израсходовавших почти все горючее. На заправочном пункте Аскерова и нашел Бен-Ханан.

— Йоси, прими командование, — предложил раненный, предельно измученный Аскеров. Они равны по званию, но Йоси не колеблется: одиннадцать танков под командованием Бен-Ханана уже карабкаются вверх по склону, спешат туда, где развернулось решающее сражение.

О дальнейшем рассказывает Рафаэль Эйтан: «В самый критический момент, когда мы уже теряем надежду сдержать сирийские танки, он возникает, мой добрый ангел. У него голос Йоси Бен-Ханана. Я слышу голос Йоси — и не верю. Я ловлю его по связи и думаю, быть может, это галлюцинация от усталости. Йоси Бен-Ханан, прекрасный офицер, был командиром батальона, завершил службу, уехал путешествовать. Вспыхнула война. Он бросался от самолета к самолету, побил все рекорды времени, одолел все преграды, вернулся домой — и прямо на фронт.

И вот он спрашивает меня:

— Куда двигаться? Где сражаться?

Это и вправду голос Йоси.

Отвечаю: — Я вижу тебя с твоими танками. Жди приказа. — Соединяюсь с Янушем Бен-Галем, командиром седьмой дивизии, говорю: — Сын господина „утренняя гимнастика“ здесь. — Януш мгновенно понимает, о ком речь. Они с Йоси давние друзья.

Януш отвечает:

— Пусть движется по шоссе к 107-му опорному пункту, окруженному противником.

Под командованием Йоси одиннадцать танков. Он прорывается к 107-му опорному пункту и оказывается в тылу у сирийцев. В эти мгновения и захлебнулось сирийское танковое наступление. Йоси повернул стволы во фланг вражеской колонны и точными залпами стал выводить из строя один танк за другим.

Сирийские танки, бронетранспортеры, грузовики вспыхивают, как спичечные коробки, пылают огромными кострами. Он стреляет с тыла. Положение сирийцев становится критическим, главным образом, в психологическом смысле. Прорваться вперед они не могут (они не знают, что седьмая дивизия на грани поражения, — в танках почти не осталось снарядов), и вдруг им наносят удар с тыла. Слышу голос связного из 107-го опорного пункта:

— Сирийские танки поворачивают назад. Начинают отходить.

В эту секунду я уже знаю: остановлена самая страшная атака сирийцев, которая длилась беспрерывно, более двадцати четырех часов».

Но Бен-Ханан не рад победе: его друг Шмулик Аскеров тяжело ранен осколком в голову.

Сирийские позиции в Тель-Шамсе Йоси штурмовал, имея всего восемь танков. Тель-Шамс оставался единственным заслоном на пути израильтян к Дамаску, и сирийцы сосредоточили в этом укрепленном пункте отборные войска. На танки Бен-Ханана обрушился шквал огня. Он видел, как они вспыхивали один за другим. Пришла и его очередь. Прямое попадание снаряда превратило его танк в груду металлолома. Тяжело ранило водителя. Бен-Ханану раздробило ногу. И тогда, опасаясь сирийского плена, он снял с себя капитанские нашивки и приколол их к гимнастерке своего водителя. Йоси знал, что сирийцы берут в плен только офицеров. Рядовых же пристреливают на месте. Сами посудите, нормальный ли он человек…

Войну он закончил с раздробленной ногой и со знаком отличия за доблесть. С поля боя его вынесли парашютисты Йони Нетаньягу, погибшего позднее в ходе операции в Энтеббе. Когда у Бен-Ханана родилась дочь, он назвал ее Йони.

Шмулик Аскеров остался полупарализованным. Лишь немногие знают, какие огромные способности загублены в этом человеке. И вот уже свыше двадцати пяти лет раз в неделю Йоси приезжает к другу и остается у него ночевать. Впрочем, они почти никогда не ложатся — беседуют до рассвета. Шмулику трудно разговаривать, и говорит обычно Йоси. Страстно, убежденно. А Шмулик слушает и улыбается углом рта. И бывает счастлив. Раз в неделю…

Армия любила Йоси и… опасалась. Он ведь непредсказуем и неуправляем. С одной стороны, крупность его превышала принятые в армии критерии, а с другой, он в чем-то так никогда и не повзрослел. Никто не отрицал его огромных интеллектуальных возможностей. Но, говорили многие офицеры, Йоси не должен командовать крупными воинскими соединениями. Он слишком поддается эмоциям. У него начисто атрофировано чувство страха. Это прекрасное качество для командира взвода, но не для командующего, ответственного за вверенные ему жизни. Сфера Йоси — военная теория. Здесь он неуязвим.

И Йоси стал стратегом. Сначала окончил американскую академию бронетанковых войск в Форт-Нокс, потом Гарвардский и Стэнфордский университеты.

В 1981 году, в возрасте 36 лет, стал бригадным генералом. Возглавлял отдел стратегических исследований генштаба. Однако целых девять лет пришлось ему ждать очередного чина.

Для Йоси не существовало ни непоколебимых авторитетов, ни непогрешимых людей. Но перед двумя людьми он преклонялся, чтил больше отца с матерью. Это американский еврейский писатель Герман Вук и Любавический ребе. Герман Вук стал его Вергилием в мире еврейской истории и культуры. Впрочем, Вук сам преклонялся перед Бен-Хананом, видел в нем образец еврейской доблести и даже сделал его героем одного из своих романов.

А Любавический ребе стал для Йоси воплощением мессианских чаяний. Йоси удостоился нескольких встреч с ним и никогда не расставался с фотографией учителя. Это Любавический ребе запретил Бен-Ханану уход из армии и предсказал, что ему будет присвоено звание генерал-майора.

На церемонию по поводу назначения Бен-Ханана начальником военной академии явились все генералы израильской армии: это было похоже на парад звезд. Как говорил Бегемот на балу у Сатаны, «ни один не заболел, ни один не отказался». Йоси достиг вершины своей военной карьеры.

И — наступила амортизация души. Потускнели идеалы, разбрелись друзья. Новая должность была хоть и почетной, но, в сущности, незначительной. Бен-Ханан вдруг понял, что армия нуждается в нем гораздо меньше, чем он в ней. Постепенно стало исчезать чувство реальности. Обступили призраки. Началась борьба с врагами, которых не было. Наконец и он изведал чувство страха. Бен-Ханан боялся теперь многого. Надвигающейся старости, неизбежного ухода из армии и, главное, потери рассудка. В минуты просветления он понимал, что должен лечиться.

Из отпуска он уже не вернулся. Вышел в отставку. И никто не знает, избавилась ли наконец от страха и боли его душа…