Глава 5 Странная гавань
Глава 5
Странная гавань
Дом Дайкинсов за номером 1 по Бломфилд-роуд был довольно неказистым. Он представлял собой небольшое строение, прилепившееся к соседнему и похожее как две капли воды на все остальные дома на улице, и при этом казался почти заброшенным. В саду виднелись лишь сорняки да затхлая вода, скопившаяся в забитых опавшими листьями сточных канавах. Тем не менее, оказавшись в доме, посетитель попадал в теплую и гостеприимную атмосферу. Старый граммофон наяривал танцевальные мелодии, полки и шкафы были как попало заставлены разными безделушками, в баре было полно всякой выпивки, и в довершение гостей неизменным дружелюбным лаем встречала в дверях хозяйская собака.
Который бы ни был час, Джулия всегда была одета, накрашена и тщательно причесана. Поскольку муж, проводивший целый день дома, освободил ее от домашних забот, у нее было достаточно свободного времени. Дайкинс ходил на рынок, менял занавески, пек пироги. А Джулия играла на пианино и пела популярные песенки из музыкальных комедий и кинофильмов.
Ее дом был гаванью для всех детей семьи Стенли. «Когда я ссорилась с матерью, – вспоминает Лейла, – я всегда отправлялась к Джулии. Я усаживалась перед телевизором, а Джуди, чувствуя, что мне нехорошо, потихоньку совала мне в руку яблоко. Через какое-то время мне становилось лучше, и я шла к ней на кухню, а через час уже забывала о своих проблемах. Она всегда умела примирить меня с жизнью».
Пит Шоттон вспоминает, что, когда Джон впервые познакомил его со своей матерью, она взглянула на него и воскликнула: «О, какой худенький красавчик!» Пит протянул Джулии руку, а она, смеясь, принялась похлопывать его по бедрам. Когда Джон признался, что приятели прогуляли занятия в школе, Джулия весело успокоила их: «Да не беспокойтесь вы насчет школы. Главное – вообще ни о чем не беспокоиться! Все будет хорошо!»
У Дайкинса был странный тик. Он кашлял, а затем обязательно нервно подносил руки к лицу, как бы желая убедиться, что его нос все еще на месте. За это Джон прозвал его Дергунчиком. Но вообще-то с отчимом у него были вполне добрые отношения. Всякий раз, когда Джон и Пит появлялись на Бломфилд-роуд, Дайкинс совал им несколько монет, которые вытаскивал из большой банки, куда складывал свои чаевые. Это он купил Джону первые цветастые рубашки и другие модные вещицы, которых тетя Мими либо не одобряла, либо не могла себе позволить, а когда Джон подрос, они нередко вместе потягивали пивко.
Будучи красивым мужчиной крепкого телосложения, обладая матовой кожей и тонкими прямыми актерскими усами, Джон Дайкинс вполне мог сойти за южанина. Джулии нравилась его властная манера в общении с женщинами. (Ведь именно в слабости она упрекала Фредди.) Тем не менее, несмотря на безусловные мужские достоинства Дайкинса, его следующая жена, Рона, всегда считала, что по натуре он гомосексуалист. Наблюдая за ним в течение шести лет знакомства, включая три года брака, она обратила внимание на то, что практически все друзья ее мужа были голубыми.
Дайкинс неплохо зарабатывал, работая официантом в дорогих отелях, где неизменно был на хорошем счету. Однако он крепко выпивал. Стоило ему оказаться вечером без дела, как он напивался, причем до такого состояния, что, возвращаясь домой на машине, нередко останавливался на полдороге, чтобы прийти в себя. (Дайкинс погиб в автомобильной аварии 1 июня 1966 года.) Он был щедрым, много транжирил и любил повеселиться с приятелями, при этом, уезжая из города, часто забывал оставить денег Джулии, вынуждая ее просить в долг у соседей, чтобы прокормить семью или достать угля для отопления дома.
Несмотря на это, он обожал Джулию и обеих очаровательных дочурок, Жюли и Жаклин, прощая им любые капризы. И тем не менее ему случалось приходить в бешенство, колотить Джулию и выгонять ее среди ночи из дома вместе с малышками. Стоя на улице и дрожа от холода, они слышали, как он распинался: «Здесь я хозяин!» И тогда им не оставалось ничего другого, как искать убежища в Мендипсе. Но в рабочем районе Ливерпуля устроить выволочку жене считалось делом обычным. А Джулия была уже не в том возрасте, чтобы начинать жизнь заново. Поэтому она продолжала жить с Дайкинсом, возможно, находя в этом какое-то удовольствие, наподобие того, которое, по словам Фредди, получала, натирая солью свежий порез у себя на теле.
Может быть, самой яркой чертой повседневной жизни Джона Дайкинса была его маниакальная страсть к развлечениям. Он всегда был неугомонным гулякой, ненасытным искателем удовольствий, который перебирался из одного бара в другой, угощая случайных посетителей. Брат Джона Леонард, работавший таксистом, и его жена Эвелин вспоминают, что он мог постучать к ним среди ночи и вытащить из дома, чтобы отправиться куда-нибудь выпить.
У всех, кто хорошо знал Дайкинсов, создавалось впечатление, что они все еще влюблены друг в друга. В присутствии Джулии неизменно заботливый Джон, который много курил, всегда прикуривал сразу две сигареты, одну для себя, другую для нее. А когда Эвелин спрашивала, почему он до сих пор не женился на Джулии, Дайкинс отвечал: «Видишь ли, Эв, быть неженатыми на самом деле даже полезно – сближает». Но это не мешало им вести себя как настоящим супругам. Джулия носила на руке обручальное кольцо, и все называли ее миссис Дайкинс. Кстати, о том, что родители не были официально расписаны, дочери узнали только после их смерти.
За исключением нелепого мямли дяди Джорджа, у Джона Леннона не было других мужчин для подражания, кроме Дайкинса. Именно этим объясняется то, что впоследствии Джон перенял многие черты характера и поведения приемного отца, включая алкоголизм, рукоприкладство по отношению к жене, скрытый гомосексуализм и приступы безудержной страсти к развлечениям. Знаменательным стал также и тот факт, что, став знаменитым, Джон купил Дергунчику длинный белый спортивный «райли» с откидным сиденьем.
Джулия и Дергунчик были не единственными, кто предлагал юному Джону возможность вырваться из сумрачной атмосферы дома тети Мими. Пока ему не исполнилось пятнадцать, он каждое лето ездил к другой тете, Элизабет, которую все в семье называли «Матер». После смерти первого мужа, инженера-кораблестроителя капитана Чарльза М. Паркса, Элизабет вышла замуж второй раз в 1949 году. Ее мужем стал дантист-хирург из Эдинбурга Роберт Хыо Сазерленд. Сначала тетя Элизабет с мужем жили в Оулд Рики, неподалеку от Эдинбурга, а позже переехали на принадлежавшую семье овцеводческую ферму в Сангобеге близ Дарнесса, расположенную на северном побережье Шотландии – в чудесном районе, наводившем на мысли об Исландии и викингах. Стены большого деревенского дома были из самана, комнаты освещались фонарями с парафиновыми свечами, а для тепла камин топили торфом.
По утрам Джон и старшие двоюродные брат Стенли Парке и сестра Лейла Берч отправлялись исследовать каменистые окрестные холмы. Они играли на развалинах возле болот. На берегу реки, в которую заходили лососи, Джон научился ловить рыбу на спиннинг и охотиться с карабином на зайцев, фазанов и глухарей. Ему нравилось подражать удивительному диалекту, на котором разговаривали местные жители-горцы. По воскресеньям он погружался в чтение комиксов, печатавшихся в шотландской газете «Санди пост», открывая для себя таких персонажей, как Брунсы и Оор Вилли. Каникулы в Шотландии оставляли у него незабываемые впечатления. «У меня до сих пор сохранились гораздо лучшие воспоминания о Шотландии, чем об Англии», – напишет он через двадцать лет в письме к Элизабет.
Именно здесь он находился и в тот день, 5 июня 1955 года, когда от кровотечения, явившегося следствием цирроза печени, умер Джордж Смит. Джон без объяснений был отправлен домой. По возвращении он обнаружил Мими в слезах. Когда она сообщила ему о печальном известии, Джон погрузился в молчание. «Я поднялся к себе в комнату. Немного позже ко мне пришла кузина Лейла. И тут у нас обоих случилась истерика. Мы смеялись, смеялись и никак не могли остановиться. Потом мне было очень стыдно».
После смерти дяди Джон все чаще стал появляться на Бломфилд-роуд. Ему исполнилось пятнадцать, и его преследовали три навязчивых желания: одеваться как тедди-бой, спать с девочками и стать главарем банды. Ему хотелось именно того, чему Мими всячески стремилась помешать. «Теды» были символом бунтующей молодежи, они происходили из рабочей среды и носили длинные пиджаки с бархатным воротником и узкие брюки.
1956 год стал годом «тедов». В сентябре в Великобританию приехал Билл Хейли, выступавший в турне, озаглавленном «Rock Around the Clock»17. «Теды» решили показать, на что способны. Они буквально в щепки разнесли концертные залы по всей стране. Эти акты вандализма вызвали у Джона восторг. Впервые в жизни он вдруг почувствовал свою солидарность с обделенными. Правда, он не работал, как «теды», на заводе и не мог заработать денег, чтобы одеться наподобие своих кумиров: брюки дудочкой, куртка бандита с большой дороги, полосатый галстук, медальон с изображением черепа и ботинки на толстой каучуковой подошве. Лучшее, что мог себе позволить бедный парень из мелкобуржуазной семьи, учившийся в «Итоне для лейбористской партии», была набриолиненная прядь волос на лбу («помпадур») и бакенбарды («шрамы»), а также брюки, самостоятельно обуженные на швейной машинке тетки. При этом, чтобы их надеть, ему приходилось отправляться к своей беззаботной матушке.
В общении с девушками Джона не удовлетворял просто флирт в темноте кинотеатра. Ему были нужны «серьезные дела». А для этого ему опять же требовалась обстановка вседозволенности, царившая на Бломфилд-роуд. В это время Мими не только добралась до секретного дневника Джона, в котором он описывал свои сексуальные победы, но и сумела расшифровать его тайнопись. И тогда Джон понял, что не может хранить ничего личного в Мендипсе.
Невинности его лишила Барбара Бэйкер. Будучи ровесницей Джона, она оказалась гораздо опытнее его. Как-то весенним вечером, возвращаясь из воскресной школы, они с подругой попали под ливень и укрылись в подворотне. Через несколько секунд на улице появились бегущие Джон и Пит. Увидев девушку с прической «конский хвост», Джон закричал: «О, вот и конская морда! Конский хвост и конская морда!» Барбара узнала в нем того самого «террориста», который когда-то давно прятался на дереве и расстреливал ее из лука. Она удивилась тому, как элегантно он выглядел в своем синем пиджаке, белой рубашке и клубном галстуке. Они немного поболтали, и Барбара согласилась встретиться с ним на следующей неделе.
Очень скоро Барбара и Джон «довели дело до конца». «Ну все, Пит, – поделился он с приятелем. – Я сделал это. Я наконец-то переспал с Барб. Когда я входил в нее, было жутко больно. Как если бы кошка старалась пролезть в мышиную нору. Если честно, мне больше нравится самому хорошенько поработать рукой».
Но Барбара начала преследовать Джона. «Ей надо было просто разбить перед его домом палатку, – рассказывает Жюли Дайкинс. – Она часами стояла на тротуаре, наблюдая за домом, садом, окнами, дверью». Пятнадцатилетний Джон уже тогда был таким законченным лицемером, что в открытую попросил мать выйти на улицу и отправить Барбару домой. Но едва Джулия открыла дверь, Барбара убежала. Правда, ее догнали Жюли и Жаклин, которые хотели узнать, в чем дело. Барбара попросила маленькую Жюли передать по секрету Джону, что она хочет с ним встретиться. Малышка исполнила ее просьбу. Джон вышел на улицу с независимым видом, будто на прогулку, не зная, что сестры следуют за ним по пятам. И когда чуть позже они застали его лежащим в траве и страстно целующимся с Барбарой, Джон так перепугался, что был вынужден купить их молчание за полкроны. Когда вечером за чашкой чая Джулия посочувствовала Джону, которому не дает прохода эта ужасная девчонка, Джон бросил взгляд на Жюли и слегка пнул ее ногой под столом, как бы предупреждая, чтобы девочка держала рот на замке.
Барбара Бэйкер была очень привлекательной девушкой, обладавшей телом, способным заставить потерять голову любого мальчишку. Эта связь не мешала Джону продолжать дружить с Питом, который тоже обзавелся к этому времени подружкой. Всем четверым нередко случалось заниматься любовью в одной комнате, а иногда и в одной кровати. Однажды вечером они отправились домой к подружке Пита. Как только ее мать вышла на кухню, чтобы приготовить чай, Джон и Барбара тут же начали обниматься, устроившись на софе. Подружка Пита стянула с себя трусики и оседлала Шоттона, сидевшего на стуле. Но тут раздался стук в дверь. «Войдите!» – закричал Джон, мгновенно застегивая молнию на брюках.
Хозяйка дома сделала несколько шагов вперед и объявила: «Чай готов!»
Раздосадованный Пит пытался скрыть свое состояние. А Джон уже был на ногах и предлагал хозяйке свою помощь, не в силах устоять перед соблазном поиздеваться над приятелем.
Бурный роман Джона и Барбары продолжался до самого конца первого года обучения в художественном колледже. В конце концов Барбара познакомилась с Джулией, которая отнеслась к девушке с нескрываемым дружелюбием. С Мими дело обстояло сложнее. «Она была такой элегантной, изысканной, – рассказывает Барбара. – Я сразу поняла, что с ней надо держать ухо востро. Нельзя сказать, чтобы ее очень любили». Мими, со своей стороны, находила Барбару слишком «современной» девушкой. «Мы никогда не были с ней друзьями, – добавляет Барбара. – Она считала, кстати, совершенно справедливо, что мы заходили слишком далеко и что мы были еще слишком молоды для этого».
«Джон был большим романтиком, – продолжает она. – Он посвящал мне стихи, исписывая ими целые страницы. Это была любовь, настоящая любовь! „Вот, – говорил он, – я написал тебе письмо, вернее, стихотворение. Прочти сама!“... Когда он сдавал вступительный экзамен (в художественный колледж. – А. Г.), то приписал мое имя внизу рисунка. Он считал, что это должно принести ему удачу».
Любовь была бурной. Кризис разразился в течение второго лета, которое они проводили вместе. «Я немного остыла к нему, – вспоминает Барбара, – и начала тайком от Джона встречаться с его лучшим другом (так она называла Билла Тернера. – А. Г.). Джон сходил с ума. В тот вечер, когда он обо всем догадался, он чуть не сломал ногой забор в саду. Он был так несчастен». Через несколько недель Барбара объяснила Биллу, что в конечном счете ей больше нравится Джон. Билл сам по-джентльменски сообщил об этом Джону, и влюбленные помирились. Так продолжалось до тех пор, пока их не разлучили родители.
Мать Барбары сильно разволновалась, когда поняла, что ее дочь влюблена не на шутку. Она отправилась на переговоры к Мими, прихватив с собою мужа. «В конце концов, – призналась Барбара, – им удалось то, чего они так добивались, и мы с Джоном расстались». В течение еще какого-то времени Джон продолжал тайно встречаться с Барбарой, но к началу второго курса в художественном колледже между ними все было кончено. К этому времени у него была уже новая подружка, гораздо менее «современная», чем Барбара.