Глава 10 Основание университета

Глава 10

Основание университета

Когда в конце 1870-х годов семья Рокфеллера начала проводить время после Рождества в Нью-Йорке, ее первой резиденцией стал тихий Виндзор-отель на 5-й авеню, потом на 56-й стрит. Некоторое время в нем жили Эндрю Карнеги (1835–1919, стальной магнат, филантроп, мультимиллионер, его состояние оценивалось в 350 000 000 долларов. – Ред.) и Эдвин Бут (Эдвин Томас Бут (1833–1893) – американский трагик, прославился исполнением шекспировских ролей. – Ред.). Но с 1880 года, вскоре после Дня благодарения (День благодарения приходится на 3-й четверг ноября. В 1880 году он был 18-го числа), семья решила оставаться в городе на всю зиму и поселилась в «Букингеме», отеле на 57-й авеню. Сначала члены семьи пользовались столовой отеля, но вскоре им стали доставлять еду по месту проживания. Когда они возвращались ранней весной в Кливленд, их ждали в полной готовности два дома. Старый дом, на Эвклид-авеню, использовался по воскресеньям и, возможно, по две недели весной и осенью, главной же резиденцией оставался Форест-Хилл.

В начале 1880-х годов большая часть Нью-Йорка, за 42-й стрит, представляла собой жилую зону строений из бурого песчаника и кирпича. По краям 5-й и Мэдисон-авеню высились большие, привлекательные на вид дома, над которыми виднелись шпили собора Святого Патрика и реформистской церкви. В районе царили тишина и покой. Пространство за Брайэнт-парком оставалось вне районов бурной коммерческой жизни.

В 1884 году Рокфеллер, ставший законным жителем Нью-Йорка, подыскивал постоянное место проживания. И осенью того же года они с женой выбрали четырехэтажный дом с цокольным этажом на Западной 54-й стрит, заплатив за него приличную цену в 600 000 долларов. Дом представлял собой массивное строение из бурого песчаника, он был достаточно импозантным, чтобы называться дворцом, хотя и слишком высоким, узким и вытянутым, чтобы выглядеть привлекательным. К дому примыкал небольшой дворик, и Рокфеллер купил соседний участок земли, чтобы его расширить. В этом доме, построенном около двадцати лет назад, до новых хозяев проживала госпожа Арабелла Воршэм, которая как раз летом того года вышла замуж за железнодорожного магната Коллиса П. Хантингтона. Убранство дома она оставила в пользование Рокфеллерам.

Джону так нравилось катание на коньках, что однажды в Кливленде в ночь на морозный понедельник (в воскресенье он не позволил бы это делать) он поднялся с постели, чтобы руководить работой своих служащих по заливке катка в летнем бассейне. В Нью-Йорке он зацементировал боковые дворики и участки земли позади дома и обнес их изогнутым рядом парапетных плит. В морозную погоду пространство в виде подковы представляло собой отличный каток. На нем с восторгом катались его дети и друзья. Передняя цокольного этажа была оборудована шкафчиками, где гости, число которых иногда доходило до сотни, хранили свои коньки. По ночам под светом электроламп двор представлял собой веселое зрелище, а рано утром прохожие часто видели Рокфеллера в пальто и шелковом цилиндре, степенно совершавшим развороты на льду, перед тем как отправиться на работу.

С самого начала дом 4 на Западной 54-й стрит стал гостеприимным для священнослужителей, работников обществ благотворительности и трезвости, а также сотрудников «Стандард ойл». Часто для этих посетителей организовывались обеды, чаепития и музыкальные вечера, однако дом никогда не использовался для «общественных» мероприятий. Некоторые из партнеров Рокфеллера вспоминали эти оживленные собрания и то, каким веселым, простым и приветливым он становился на встречах с друзьями. Ему особенно нравились завтраки с сотрудниками из «Стандард ойл». Уильям Рокфеллер, Генри М. Флэглер и Бенджамин Брюстер проживали некоторое время буквально в двух шагах, на 5-й авеню, и Рокфеллер мог наблюдать, как они совершают короткие прогулки. Рядом жили и другие коллеги, а также друзья по церкви.

Дом, церковь и офис были тремя столпами, вокруг которых шла жизнь Рокфеллера в 1880-х годах. У него было три дома: два в Кливленде и один в Нью-Йорке, две баптистские церкви – на 5-й авеню и Эвклид-авеню, два офиса – квартал «Стандард ойл» в Кливленде и на Бродвее, 26. Обремененный работой и ответственностью, он старался поддерживать простой распорядок дня. Его совершенно не интересовали приемы и званые обеды, он редко ходил в театр, а любимую музыку слушал большей частью дома. Отдыхал Джон главным образом играя на свежем воздухе. К вождению автомобиля, катанию на коньках и плаванию он добавил в 1890 году верховую езду и вскоре после этого прогулки на велосипеде.

В домашней жизни основное внимание уделялось воспитанию характера. Родители подавали пример доброжелательства и терпения. «Я не помню, чтобы отец или мать повышали голос, гневались и жаловались на кого-нибудь из детей», – говорит его сын. Детей не баловали, но и не нежили. Сын в отрочестве для поправки здоровья дважды провел некоторую часть зимнего сезона в поместье Форест-Хилл. Он рано вставал и работал так же напряженно, как и работники поместья, занимаясь заготовкой дров, выжигая кустарник и выполняя другую работу.

Личные вкусы Рокфеллера оставались большей частью весьма непритязательными. Он был равнодушен к одежде, близким было трудно уговорить его своевременно менять костюмы. Ел всегда умеренно, не любил горячей пищи, обычно долго ждал, пока она остынет, просил близких и гостей продолжать есть, когда он говорит. Любимым блюдом для него был хлеб с молоком, что вызвало слухи о том, что он страдает расстройством желудка. Однако его пищеварение было в полном порядке, за исключением нескольких лет в начале 1890-х годов. Он имел обыкновение съесть яблоко перед отходом ко сну. В течение ряда лет помещал на подоконник окна своей спальни бумажные свертки с яблоками. Меню отличалось простотой, в доме не держали шеф-повара.

Рокфеллеры внушали каждому из своих детей чувство долга в отношении пожертвований церкви и благотворительным учреждениям. Причем пожертвования должны были делаться из собственных заработков. Со временем дети заметили, что их друзья-сверстники меньше работали и больше имели денег, как, например, дети Уильяма Рокфеллера. «Мы считали, что попали в ужасное положение по сравнению с ними», – вспоминал позднее Джон Д. Рокфеллер-младший. Но такое воспитание вырабатывало в детях здравое отношение к жизни и давало ясное представление о значении денег.

Когда Джон Д. Рокфеллер-младший повзрослел и заимел собственных детей, он воспитывал их в том же духе. Один из его сыновей, уже достаточно взрослый, выразил восторг по поводу лодки, которую купил его юный приятель. Парень откровенно завидовал ему. «Купи себе такую лодку, – предложил приятель. – Разве отец не может ее приобрести для тебя?» Сын решительно отверг предложение. «Кто мы, по-твоему? – спросил он. – Вандербильты?»

Три дочери Рокфеллера получили начальное образование дома. Затем Бесси пошла учиться в женскую семинарию, основанную в Райе (Нью-Йорк) госпожой Лайф, бывшей Сюзан Ла Монт, а позднее посещала занятия в женском колледже Вассар. Альта и Эдит также учились в женской семинарии Райе. По уик-эндам три девочки со школьными подружками часто вносили в атмосферу дома на Западной 54-й стрит оживление и суету. Эдит имела склонность к изучению языков, живописи и музыке. Альта, несмотря на некоторую глухоту, хорошо пела и играла на фортепьяно, занималась благотворительностью. Она основала в итальянском квартале Кливленда детский сад «Альта», который успешно работал благодаря ее трудам. В Нью-Йорке она принимала активное участие в деятельности больницы Святого Луки, руководила школой портних для девочек. В обоих городах она неустанно участвовала в церковной жизни.

Бесси первой вышла замуж. Старая дружба семей Рокфеллера и доктора Августуса Х. Стронга, главы Теологической семинарии в Рочестере, была причиной неоднократного посещения поместья Форест-Хилл молодым Чарльзом А. Стронгом. Джон Д. Рокфеллер-младший вспоминает, как тот взбирался на буковое дерево и читал оттуда детям Рокфеллера «Баллады для малышей» Джильберта. Он получил степень и читал лекции по философии в женском колледже Брин Мавра. Чарльз и Бесси полюбили друг друга и в начале 1889 года поженились. На следующий день после свадьбы молодая пара отправилась в Европу, где Стронг хотел завершить свои научные исследования. Когда молодожены вернулись из Германии, Стронг стал преподавать в университете Кларка и Чикагском университете, затем короткое время работал в Колумбийском университете. Он обладал незаурядным интеллектом и написал замечательную книгу под названием «Почему у мозга имеется тело». Чарльз, несмотря на занятость наукой, уделял много внимания семейной жизни. К сожалению, Бесси Стронг впоследствии заболела на продолжительное время.

Сын Рокфеллера учился в четырех школах, самой примечательной из которых была школа Браунинга, основанная Джоном Д. и Уильямом Рокфеллерами. Младший Рокфеллер находил учебу трудным занятием, однако учился добросовестно и прилежно. «Большего отцу и не надо было, – пишет сын, – но он действительно рассчитывал именно на это». Так как в воскресенье выполнение домашних заданий не разрешалось, Рокфеллер-младший вставал с постели до зари по понедельникам, чтобы подготовиться к школе. В 19 лет он поступил в Брауновский университет.

Трудно переоценить, сколько любви, надежд и веры вкладывал Рокфеллер в своего взрослеющего сына. Не проявляя своих чувств внешне, он передавал их в письмах. «Будь уверен, – писал он юноше 17 февраля 1892 года, – что твоя признательность самая щедрая плата за все то, что мы старались сделать для тебя. У меня нет слов, чтобы выразить нашу благодарность за твое отношение к нам в повседневной жизни и за надежду на будущее, которую ты в нас вселяешь, когда настанет время для нас опереться на тебя в большей степени». 13 апреля 1896 года, призвав своего сына позаботиться о своем здоровье, Рокфеллер-отец прибавил: «Я жду и надеюсь, что ты разделишь со мной ответственность за семью, как только будешь готов к этому».

Вне дома Рокфеллер продолжал находить в церкви и офисе главные источники интеллектуального развития и духовного обновления. Он был членом двух клубов – Союзной лиги и Клуба автолюбителей, но только на собрании баптистов на 5-й авеню, где сразу же стал играть ведущую роль, он погружался в истинно товарищескую атмосферу. В действительности он стал теперь одним из наиболее выдающихся баптистов страны, знакомых со всеми основными талантливыми наставниками и священниками разных вероисповеданий. Его дом редко оставался без гостей духовного звания.

Все больше времени приходилось ему уделять филантропии, объем которой расширялся. В 1887 году он выделил на это более четверти миллиона долларов, в 1891 году – более половины, а в 1892 году – более 1 350 000 долларов. Его пожертвования покрывали большой круг получателей, основную часть которых составляли образовательные учреждения. Ни один баптистский колледж в стране не остался без этой финансовой помощи, но Рокфеллер оказывал ее и другим многочисленным вузам. Он предоставлял гранты колледжам Барнар, Вассар, Браун и Оберлин, Теологической семинарии Рочестера и колледжу Адельберта в Кливленде. Причем старался вовлечь в благотворительную деятельность и других потенциальных доноров – например, семейство Харкнисс.

Постепенно он выработал пять принципов, посредством которых стремился придать плановость и системность своей благотворительности. 1. Помогая колледжам, он воздерживался от взносов на строительство их зданий или текущие расходы. Он не оплачивал долги учреждений и не выделял средства без конкретной цели. Конечно, исключения были (колледж Вассар, например, построил на его пожертвования здание, которое, вопреки желанию спонсора, и назвали Рокфеллер-Холл), но, как правило, он воздерживался от этого. 2. Он не допускал, чтобы его принуждали к попечительству. В 1892 году, например, он таким образом отказался от опекунства Денисонского университета и различных колледжей и в том же году отклонил предложение Сета Лоу участвовать в работе комитета Колумбийского университета. Он также отказался в 1892 году председательствовать в Баптистском союзе духовного образования Нью-Йорка. 3. Обнаружив, что частые пожертвования церквам, больницам и другим учреждениям используются неэффективно, он стремился все больше действовать через организованные общества. Например, большинство его пожертвований колледжам были переданы через Общество баптистского образования. 4. Он привлекал к благотворительной деятельности других людей. 5. Он предупреждал также, что воздержится от пожертвований, если не будет убежден, что деньги будут использованы бережно и эффективно. То есть его деньги должны были стимулировать, а не подавлять филантропию других доноров, помогать жизнеспособным организациям, а не поддерживать гиблое дело.

Насколько возможно, пожертвования Рокфеллера не предавали огласке, и он часто оговаривал условие, чтобы они делались анонимно. Он был твердо убежден, что благотворительность является его долгом. «Я хотел бы, – писал он Эндрю Карнеги по случаю передачи дара обществу Библиотеки Карнеги в Питтсбурге, – чтобы больше богатых людей поступали со своими деньгами так, как поступаете вы. Но ваш пример, – заверял он, – принесет плоды. Придет время, когда богатые люди будут жертвовать больше денег на благо других». Он писал Т.П. Хэнди, что его богатство было бременем, облегчавшимся удовольствием от пожертвований. «Я сознаю, что являюсь только опекуном и не могу стряхнуть тяжелую ответственность, лежащую на мне. Не стряхнул бы, даже если б мог». В то время, когда он уже израсходовал почти 300 000 долларов на покупку земли под парк, переданный Кливленду, его подвергла нападкам газета Plain Dealer. Но Л.Э. Холдену, написавшему ему о критической статье в газете, Рокфеллер спокойно ответил: «На людях, владеющих богатством, лежит большая ответственность, и я думаю, многие из них все больше осознают эту ответственность. Нам следует быть очень терпеливыми и добиваться выполнения своих обязательств, независимо от того, что об этом скажут в данный момент. Я буду ждать справедливой оценки Истории и буду стараться делать все возможное, все, что от меня зависит, и по мере своих возможностей. Нам следует ожидать более или менее неблагоприятной критики, как бы ни были благи наши намерения и как бы ни были правильны наши действия».

Рокфеллер делал это заявление, когда уже основал один из величайших университетов Америки и когда жертвовал миллионы долларов каждый год. В конце 1880-х годов его все еще критиковали за непонимание того, что рост богатства должен сопровождаться увеличением объема благотворительности. В 1888 году «Стандард ойл» получила особенно высокие дивиденды, которые подскочили до 13 705 505,5 доллара, в то время как пожертвования Рокфеллера оставались исключительно низкими, всего лишь около 170 000 долларов. В 1890 году, когда дивиденды «Стандард ойл» составили приблизительно 11 200 000 долларов, общая сумма его пожертвований чуть превысила 300 000 долларов. Этого было недостаточно. Он медлил с приведением своих благодеяний вровень со щедростью. Он не спешил с признанием того, что должен быть попечителем большого масштаба. Однако этому промедлению, возможно, было веское основание. Он понимал, что неразумные пожертвования могли быть хуже, чем их отсутствие вовсе. Крупные пожертвования следовало организовывать с той же тщательностью, что и крупный бизнес. В управлении нефтяным производством он руководствовался большой интуицией, набором практичных проектов и помощью группы способных партнеров, он был готов искать подобное сочетание факторов и в распоряжении своим состоянием. Кроме того, он ожидал, что его сын закончит учебу и возьмет на себя часть его бремени.

Деньги дают свободу, говорит Дин Свифт, но большое богатство становится тюремщиком. Справедливость этого афоризма Рокфеллер понял задолго до 1890 года. К этому году он находил изнурительным занятием рассмотрение обращений с просьбами пожертвований. Каждое поступление почты несло с собой большое число обращений, каждый день – сонм настойчивых просителей. Как заметил один друг Рокфеллера, за ним «постоянно охотились, к нему подкрадывались и пытались поймать как дикого зверя».

С ростом богатства Рокфеллер старался не изменять провозглашавшемуся им принципу: «Человек должен делать все, что может, и отдавать все, что может». По очевидным причинам организацией, способной оказать ему наилучшую помощь, была Баптистская церковь. Он стал ее наиболее могущественным прихожанином. К этой церкви принадлежало определенное число образованных, бескорыстных и мудрых людей, хорошо знакомых с экономическими и социальными проблемами. Такими людьми были ректор колледжа в Вассаре Джеймс М. Тейлор, ректор Корнеллского университета Джекоб Гулд Шармэн, У.Г.П. Фонсе, ставший вскоре ректором Брауновского университета, директор Теологической семинарии Рочестера Августус Х. Стронг, Томас У. Гудспид и Уильям Рейни Харпер из Теологической семинарии Морган-Парка близ Чикаго. Рокфеллер уже делал щедрые пожертвования баптистским миссиям и школам. Естественно, его благотворительные взносы под влиянием церкви все больше и больше распространялись на сферу университетских колледжей.

В период между Гражданской войной и 1900 годом наши колледжи и университеты ощутили два мощных импульса в отношении обновления и развития. Под руководством таких людей, как Чарльз У. Элиот, Эндрю Д. Уайт и Даниэл Койт Гилмэн, а также благодаря закону Моррилла, революции в научной мысли и технологическому прогрессу было фактически перестроено высшее образование. Второй импульс возник в то время, когда XIX век вступил в свое последнее десятилетие. В 1890 году Соединенные Штаты могли похвастаться всего лишь двумя действительно качественными образовательными учреждениями – университетами Гарварда и Джонса Хопкинса. Но к 1905 году ситуация изменилась с поразительной быстротой. В 1891 году открыл двери Стэнфордский университет, в 1892 году – Чикагский университет, в 1894 году – университет Кларка. Проявили себя такие ученые мужи, как Дэвид Старр Джордэн, Г. Стэнли Холл и Уильям Рейни Харпер, вместе с ними действовали такие новые столпы сферы образования, как Николас Мюррей Батлер в Колумбийском университете, Эдмунд Дж. Джеймс в университете Иллинойса и Саймон Паттен в Принстонском университете. Университеты достигали зрелости мгновенно. Столь быстрые и далекоидущие новации, какие отличали новые Чикагский и Стэнфордский, а также старые Колумбийский и Гарвардский университеты, стали возможными только благодаря внушительным пожертвованиям.

Не было сомнений, что Рокфеллер сыграет выдающуюся роль в содействии развитию высшего образования среди таких спонсоров, как Карнеги, Армор, Стэнфорд,

Джонас Кларк, Пулитцер, Дьюк и многие другие богатые люди. Он был одним из старейшин группы руководителей бизнеса, существовавшей со времени Гражданской войны. К 1890 году он далеко опережал их всех по размерам богатства, и в нем укоренилась привычка выделять на благотворительность крупные в сравнении с его состоянием суммы. Он находился в гуще сложных дел, но все больше сознавал обязанности, которые налагало на него свалившееся бремя богатства. Оно ставило его лицом к лицу перед двумя видами ответственности – меньшей в отношении инвестирования капитала, большей в отношении филантропии. В течение многих лет он настаивал на том, чтобы значительная часть прибыли «Стандард ойл» вкладывалась в оборудование и расширение производства, в то время как он наращивал свою долю акционерного капитала в корпорации. Не позже середины 1890-х годов он купил большие пакеты акций у Флэглера, затем окунулся в бизнес во Флориде. Когда в 1882 году образовался трест, Рокфеллер располагал четвертью его акций, через 15 лет он владел приблизительно ³/₁₀ акций.

Трест вырабатывал поток богатства, какой ни одна другая крепко сбитая корпорация в мировой истории не могла себе позволить. Его годовые дивиденды точно показывают уровень доходов, поступавших в сейфы Рокфеллера. В 1887 году они достигали 13 705 000 долларов. Опустившись в 1889 году до 10 620 000 долларов, доходы Рокфеллера вновь подскочили в 1890 году до более чем 11 000 000. За шестилетний период 1885–1890 годов дивиденды, выплаченные «Стандард ойл», немного не достигли 60 000 000, в которых доля Рокфеллера составляла 15 000 000—20 000 000. В следующие шесть лет объем дивидендов достиг более 80 000 000, из которых главе треста причиталась соответствующая сумма.

Он все еще нуждался в подходящем механизме инвестирования этих денег. Советы партнеров, банкиров и друзей не приносили желаемых результатов. Удручало также отсутствие системного подхода в пожертвованиях. Он выделял сотни тысяч долларов ежегодно на разные проекты и в помощь многочисленным учреждениям.

С присущей ему методичностью он придерживался тщательно разработанных правил в своей благотворительной деятельности. Но он нуждался в исследовательском и административном офисе для такой работы.

Рокфеллер не мог обойтись без пожертвований на образование. Однако вовсе не было обязательным, чтобы его первый крупный взнос пошел на основание университета, и в течение некоторого времени казалось маловероятным, что такое учреждение появится на западе. Шаги, которые привели его к созданию Чикагского университета, представляют собой особый интерес, потому что это история о столкновении сильных характеров и устоявшихся групповых интересов, а также история о расколе, затронувшем собственную семью Рокфеллера.

Восток против запада. Идеал специализированного образования против идеала всеобъемлющего образования. Религиозный характер образования против светского его характера. Вот линии разграничения, по которым развивался конфликт между советниками Рокфеллера. Церковные лидеры советовали ему делать пожертвования высшему образованию. Эти мнения находили поддержку человека сильного интеллекта и воли Августуса Х. Стронга. Противоположного мнения придерживались равные по силе интеллекта и воли Уильям Рейни Харпер, Томас У. Гудспид и Фредерик Т. Гейтс. В то время как Стронг и его восточные сторонники призывали Рокфеллера создать великий Баптистский университет в Нью-Йорке, Харпер, Гудспид и Гейтс настаивали на его учреждении в Чикаго. Третья группа выступала за основание университета в Вашингтоне, но с ней почти не считались.

Априори все преимущества находились на стороне доктора Стронга. Дружба между Рокфеллером и Стронгом восходила к периоду Гражданской войны, когда Стронг, энергичный молодой выпускник Йельского университета, стал пастором Первой Баптистской церкви в Кливленде. Он был старше Рокфеллера на три года. В 1872 году он отправился на восток, чтобы занять место ректора Теологической семинарии в Рочестере, ставшей после сорока лет его административного руководства главной цитаделью баптистской ортодоксии. Но их дружба не ослабевала. На Рокфеллера не могла не произвести впечатления сила и убежденность Стронга, несмотря на его ограниченность. Как отмечалось, в 1888 году молодой Стронг женился на дочери Рокфеллера. Доктор Стронг пользовался преимуществами доступа к Рокфеллеру, которых было лишено большинство других людей.

Более того, план Стронга по основанию в Нью-Йорке университета был настолько величественным, что поражал воображение. К 1880 году он осознавал так же, как сам Рокфеллер, что главе «Стандард ойл» суждено скопить одно из колоссальных состояний в Америке. В чем состояла основная потребность баптизма, а на самом деле Соединенных Штатов? В образовательном учреждении под контролем церкви, получающем самые щедрые пожертвования в мире. Это учреждение должно было располагать самым выдающимся профессорско-преподавательским составом в Америке, целиком посвятить себя обучению выпускников школ в широком масштабе, привлекать в свои стены наиболее одаренных молодых людей сотнями стипендий на учебу и на проведение научных исследований. Университет должен был выпускать нескончаемый поток учителей, писателей, священников и прочих специалистов с целью поднять американскую цивилизацию на высочайший уровень. Таково было видение проблемы доктором Стронгом. До 1885 года он разъяснял свой план с присущим ему красноречием и энтузиазмом своим друзьям. Рокфеллер, по его наметкам, должен был выделить 20 000 000 долларов на учреждение этого великого университета, который поднимется на высотах Морнингсайд в Нью-Йорке.

Однако Рокфеллер пришел к выводу, что доктору Стронгу, несмотря на всю его просвещенность, интеллектуальную мощь и энтузиазм, недостает практичности. Он не доверял плану Стронга именно из-за заложенной в нем грандиозности. Правда, Стронг доработал свой план в некоторых деталях, более конкретно обосновав высокую плату профессорско-преподавательскому составу и необходимость сотен стипендий, но он не соотнес свой грандиозный университет с действительными потребностями страны и церкви. Он не продумал эту существенную связь.

Между тем в 1886 году к Рокфеллеру поступили первые просьбы о помощи в развитии высшего образования на западе. Сначала эти просьбы не произвели на него впечатления, поскольку отражали личные вкусовые предпочтения просителей. Ими были ректор и секретарь Теологической семинарии в Морган-Парке Г.У. Нортрап и Томас У. Гудспид, которые отличались способностями, энергичностью и ученостью, но были, по мнению Рокфеллера, непрактичны.

В 1880 году пастор Рокфеллера в Кливленде обратил внимание магната на нужды школы в Морган-Парке, учрежденной тринадцать лет назад. В результате Рокфеллер стал в 1882 году заместителем председателя Теологического союза Чикаго, органа, поддерживавшего семинарию. Он оставался на этом посту до начала 1890-х годов. В первый год Рокфеллер передал щедрый денежный дар семинарии на сумму 40 000 долларов, за которым последовали взносы разной величины. Он наладил оживленную переписку с ректором Нортрапом и секретарем Гудспидом. От них он получил много сведений о преподавателях Морган-Парка, включая молодого профессора, специалиста по древнееврейскому языку – ивриту Уильяма Рейни Харпера, с которым обменялся письмами в 1885 году. Он много узнал и о старом Чикагском университете, основанном Стефеном А. Дугласом и другими спонсорами в 1856 году. Семинария в Морган-Парке была связана с университетом, который постепенно приходил в упадок под бременем долгов. Но интерес Рокфеллера сосредоточился на семинарии, а не на так называемом «университете» – в действительности плохо организованном скороспелом колледже.

Следовательно, Рокфеллер был весьма заинтересованным наблюдателем, когда в 1886 году на семинарию Морган-Парка обрушилось двойное бедствие. Борющийся за существование крохотный Чикагский университет получил смертельный удар, когда страховая компания лишила его права владения землей и зданиями за долг в 100 000 долларов. Рокфеллер несколько раз помогал оплачивать текущие расходы университета. В то же время Харпера пригласили на должность профессора кафедры библейской литературы в Йельском университете. Семинарии, которую подкрепил денежный дар в четверть миллиона долларов, непосредственная опасность не грозила. Но с сокращением числа учащихся, бесценным поставщиком которых был старый университет, и с уходом наиболее перспективного преподавателя семинарию ожидало неясное будущее. Никто лучше Рокфеллера не осознавал этого. Когда до него впервые дошли из Нью-Хейвена вести о возможности вызова Харпера в Йельский университет, он немедленно написал письмо Гудспиду.

Через несколько недель Харпер принял предложение Йельского университета. В июне первый Чикагский университет закрыл двери. В это время состояние Рокфеллера устойчиво росло, однако он не делал благотворительные взносы, пока ему не предлагали совершенно практичный план, увязанный с вполне реальной ситуацией и контролируемый практичными людьми. Не позднее 4 февраля 1888 года доктор Джордж К. Лоример написал Рокфеллеру письмо с сообщением, что его настойчивые попытки не смогли обнаружить на западе баптиста, готового выложить 25 000 долларов для спасения старого Чикагского университета. «Трудность состоит в том, – писал он, – чтобы предпринять усилия такого характера, которые бы внушали доверие и надежду на всех этапах». Становилось ясно, что ситуацию следовало изменить.

К счастью, в 1889 году произошло событие, которое нельзя охарактеризовать иначе, чем революционное, и которое сделало возможным возрождение Чикагского университета.

Революцию инициировало учреждение в мае 1888 года Общества баптистского образования Америки. Многие круги американского общества обеспокоило необеспеченное, хаотическое состояние баптистских колледжей и семинарий, особенно к западу от Аллеганских гор. Поэтому в Вашингтоне был созван съезд, чтобы учредить специальное общество для сбора средств и выработки планов улучшения ситуации. Съезд собрал в общей сложности 427 делегатов от 36 штатов и территорий. Дискуссия в его ходе показала, что если церкви востока контролировали много богатства, то церкви запада располагали большим числом членов и голосов. Общество было немедленно организовано на широкой представительной основе.

Учреждение этого общества, событие значительное само по себе, стало еще более важным благодаря появлению совершенно нового деятеля, призванного оказать глубокое влияние на всю дальнейшую карьеру Рокфеллера. Речь идет о Фредерике Т. Гейтсе из Миннеаполиса, деятеле, значение которого для различных сфер американской жизни еще предстоит оценить в должной мере. Для Гудспида и Стронга Гейтс был вначале просто очередным священником-баптистом, горячо заинтересованным в судьбе нового общества. Когда его назначили исполнительным секретарем, им показалось, что ничего не случилось неординарного, кроме как прибавление еще одного энергичного духовного лица к группе исследователей проблем образования. Но вскоре выяснилось, что появление Гейтса радикально меняет ситуацию. Вероятно, Рокфеллер прежде никогда о нем не слышал. Но после их недолгой переписки и одной-двух встреч Рокфеллер понял, что мог, наконец, начать обсуждение вопроса о крупном взносе в образование на надежной практической основе. Он осознал, что нашел в Гейтсе человека, который при содействии Гудспида и Харпера сможет превратить мечту в реальность.

Когда этот весьма трезвый деятель вник в ситуацию, к нему пришло убеждение извлечь из нее какой-то новый положительный результат. Гейтс действовал более реалистичным методом. После своего избрания он сообщил Стронгу и другим, что намерен сделать обзор сферы баптистского образования. Те обещали ему поддержку. Гейтс немедленно пустил в обращение среди приверженцев баптизма тщательно составленную анкету по нуждам образования. Получив результаты опроса и другие материалы по образованию, которые смог найти, он засел в Расине за обработку всех данных. Он быстро утвердился во мнении, что первоочередной потребностью является учреждение «сильного колледжа, способного позднее стать университетом на руинах старого Чикагского университета». Затем он составил красноречивый доклад под названием «Потребность в баптистском университете в Чикаго, вытекающая из изучения баптистского коллегиального образования на западе», который зачитал перед Баптистской конференцией в Чикаго 15 октября 1888 года. Гейтс показал, что в штатах Среднего Запада и Равнин проживала почти половина баптистов страны, однако качество преподавательских ресурсов церкви в этом регионе не выдерживает никакой критики.

Не будет преувеличением сказать, что этот доклад, получивший публичное одобрение, сделал неизбежным выбор Рокфеллером запада местом приложения своих благотворительных действий. Если его деньги предназначались для развития высшего образования, то они должны были пойти именно туда. 3 декабря 1888 года исполнительный совет Общества баптистского образования собрался в Вашингтоне и единодушно одобрил предложения Гейтса. Все присутствовавшие участники совета понимали, что это одобрение произведет сильное впечатление на Рокфеллера, который, как выразился Гейтс, «ожидал услышать голос исповедания».

Еще одним фактором бесспорной важности, повлиявшим на изменение взглядов Рокфеллера, была позиция, занятая Уильямом Рейни Харпером, чьи способности, знания и энергию глава «Стандард ойл» оценил в полной мере. В то время как Харпер обещал Рокфеллеру и Стронгу, что готов посвятить себя университету в Нью-Йорке, сердцем он был привязан к предприятию на западе – Рокфеллер видел это. С Харпером достиг бы величия любой университет, без него будущее такого заведения было бы неопределенным.

Между тем исполнительный совет Общества образования встретился в конце 1888 года в Вашингтоне, и Гейтс подготовил для него доклад с призывом о создании нового университета в Чикаго объединенными усилиями. Совет единодушно поддержал этот план. Затем Гейтс отправил Рокфеллеру письмо с целью обговорить возможности разрешения последних трудностей, которые стояли на пути реализации великого проекта.

Рокфеллера, как выяснил Гейтс, еще смущали два обстоятельства. Харпер и единомышленники призывали его выделить крупную сумму денег на немедленное создание университета во всем объеме. Другие советчики рекомендовали ограничиться колледжем. Глава «Стандард ойл» склонялся к какому-нибудь компромиссному варианту, отчасти из-за того, что у него на данный момент не было свободных трех-четырех миллионов долларов, а отчасти из-за того, что верил в постепенный рост учреждений, начиная с малого. У Рокфеллера не было также ясности, примет ли Харпер руководство учебным заведением. Разумеется, йельский профессор с удовольствием взялся бы за руководство большим университетом, но, если бы Рокфеллер основал просто колледж, согласится ли он возглавить такое учреждение? Гейтс предложил способ обойти эти трудности. В своем длинном письме он предложил, чтобы Рокфеллер основал колледж с перспективой возможно быстрого его преобразования в университет и чтобы Харпер оставался в Йельском университете, выполняя функции консультанта, пока университет переживал стадию становления, а затем, по завершении этой стадии, возглавил бы его. Характерно, что Рокфеллер ничем не обнаружил своего отношения к идеям Гейтса. Но он написал Харперу письмо, в котором сообщал о своей склонности считать, что самым разумным было бы основать в Чикаго колледж с преобразованием его в университет в более поздний срок.

Вслед за этим Рокфеллер встретился за ленчем с Гейтсом и Морхаузом. Перед их уходом он сказал, что, поскольку собирается ехать в Кливленд, а Гейтс возвращается в Чикаго, они могут воспользоваться одним поездом. Так и поступили.

«Конечно, я весь превратился в ожидание, – писал позднее секретарь общества, – предполагая долгий, интересный и, возможно, решающий разговор». Он счел за лучшее, чтобы тему чикагского проекта поднял сам глава «Стандард ойл». В ожидании этого Гейтс изучал своего компаньона. «Я заметил манеру господина Рокфеллера аккуратно одеваться. Его одежда была безупречна, неброская и спокойных тонов, хотя из дорогого материала и отлично сшита. Бросалось в глаза отсутствие драгоценностей и орнамента. Не было видно никакого браслета для часов или золотой цепочки, ни колец, ни даже заколки для галстука». Его поразило то, как Рокфеллер решал проблему чаевых. Он протянул гость мелочи и позволил официантам и портье самим разбираться, какая доля кому принадлежит. Гейтс весь вечер напрасно прождал, что его компаньон затронет важную тему. Когда они уходили в свои купе, Гейтс чувствовал себя жалким разочарованным человеком. Но Рокфеллер оценил терпение педагога. На следующее утро он стал подробно расспрашивать Гейтса об Обществе образования. После непринужденного разговора о его кадровом составе и функциях самого Гейтса Рокфеллер заметил, что общество могло бы «стать для него утешением», что он подумывает сделать через эту организацию существенные пожертвования. При расставании Рокфеллер попросил, чтобы их беседа осталась сугубо конфиденциальной. Гейтс ликовал.

У него были основания для этого, поскольку ситуация теперь вступала в решающую фазу. В ходе этой поездки Рокфеллер действительно оценил Гейтса и убедился в способностях и надежности секретаря Общества образования. Он был более чем удовлетворен, и с этого момента секретарь стал играть ведущую роль в переговорах. Когда Рокфеллер удостоверился в том, что Гейтсу можно доверять так, как он уже доверял Гудспиду, когда он почувствовал себя достаточно уверенным в том, что сможет располагать бесценными услугами Харпера, у него появилась готовность действовать решительно. Когда Гейтс предложил, чтобы исполком общества послал в Чикаго группу делегатов провести переговоры с представителями церквей, проинспектировать возможные места размещения и обсудить детали, Рокфеллер горячо одобрил эту меру. Он пожелал, чтобы исполком подготовил конкретный план, включающий предложения по сбору средств из других источников и схему факультетов университета. Сам он предложил, по рекомендации Гейтса, нескольким членам исполкома начать работу в марте. Исполком состоял из девяти членов, включая Харпера, Э. Бенджамина Эндрюса, ректора колледжа Вассара Джеймса М. Тейлора, главу Национального миссионерского общества, доктора Генри Морхауза, а также Чарльза Л. Колби.

Все существенные факторы, влияющие на окончательное решение Рокфеллера, теперь либо действовали, либо начинали действовать. Во-первых, благодаря впечатляющему докладу Гейтса возникла подлинная потребность и реальный общественный спрос на проект. Во-вторых, принятый курс получил поддержку всей конфессии. Морхауз, Гейтс и другие обеспечили это. В-третьих, план создания университета на западе реализовывался на основе кооперативных пожертвований, на чем Рокфеллер всегда строил свою филантропию. Он будет выделять лишь небольшие суммы до тех пор, пока дело не укоренится и другие не начнут делать пожертвования вместе с ним. Гейтс и Гудспид помогут найти средства.

Был также обеспечен человеческий фактор, что определяло действия Рокфеллера. Три человека были готовы дать университету на западе как раз такое руководство, в каком он нуждался. С Гейтсом в качестве основного сборщика и хранителя средств, с Гудспидом, пользующимся широким влиянием на западе, с его знаниями и деловой хваткой, с Харпером, способным к созидательному планированию, успех делу основания университета был гарантирован. Эти три деятеля, различные и дополняющие друг друга, являлись теми людьми, которыми могло бы гордиться любое учреждение. Их энтузиазм позволял Рокфеллеру считать, что время реализации проекта наконец наступило.

Позднее в мемуарах Гейтс описал, как в мае 1889 года Рокфеллер зашел к нему в Нью-Йорке как раз перед ежегодной конференцией баптистов, которая должна была состояться в Бостоне. Доклад комиссии, посетившей Чикаго, был уже готов и предусматривал расходы на сумму не менее 1 400 000 долларов на четырехлетний период. Рокфеллер и Гейтс провели весь вечер вместе, и на следующее утро после завтрака они вышли на улицу и стали прохаживаться перед домом взад и вперед, обсуждая дела. Они сошлись на том, что для основания университета потребуется по крайней мере 1 000 000 долларов – меньшие средства не вызовут доверия. Рокфеллер предложил внести 400 000 долларов, но Гейтс сказал, что реальный успех смогут обеспечить не менее 600 000 долларов от главы «Стандард ойл» и 400 000 долларов от конфессии. Они должны появиться перед прихожанами Чикаго и запада, когда дело будет сделано более чем наполовину.

«Наконец, – пишет Гейтс, – около 5-й авеню господин Рокфеллер остановился, повернулся ко мне и согласился. Никогда не забуду этот волнующий момент. С этого момента я был тесно связан с ним. Я видел, как он жертвовал $10 000, 30 000 000, 100 000 000, но ни один из этих взносов не волновал меня так, как первый крупный дар в $600 000 в это майское утро после нескольких месяцев тревожной неопределенности».

В тот год заседание Общества баптистского образования было намечено на 18 мая в бостонском храме Тремонт. Гейтс, поехавший в прекрасном настроении на северо-запад, обнаружил там несколько сотен делегатов конференции. Исполнительный совет высказался в докладе за учреждение хорошо оборудованного колледжа, который позднее должен преобразоваться в Чикагский университет. Немедленно внесли предложение одобрить проект. Заслушали нескольких ораторов. Среди них был доктор Стронг, который заявил, что, хотя он все еще предпочел бы сначала основать университет, учреждение колледжа все-таки получит его сердечное благословение. Таким образом, открылся путь к единодушному одобрению доклада. Затем выступил с речью Гейтс.

«У меня в руках, – начал он, – письмо великого покровителя нашего образования, господина Джона Д. Рокфеллера… – Его речь была прервана бурными аплодисментами. – Письмо, – продолжил Гейтс, – в котором он на основе резолюций, принятых нашим советом, обещает выделить шестьсот тысяч долларов…»

Снова оратора заставило замолчать бурное ликование. Когда все успокоились, собрание поднялось и запело в едином порыве псалом «Хвала Господу, от Которого исходит благословение». Сразу же послали Рокфеллеру телеграмму, в которой говорилось, что конфессия встретила «с беспредельным энтузиазмом и благодарностью» заявление о «щедром даре».

Рокфеллер взял с Гейтса обещание, что пожертвование 600 000 долларов будет храниться в секрете до тех пор, пока общество образования не свяжет себя обязательством учреждения колледжа в Чикаго. Если бы общество отказалось от этого, то он не сделал бы своего взноса. Рокфеллер хотел, чтобы конфессия приняла решение об учреждении нового учебного заведения самостоятельно.

Две задачи первостепенной важности, которые стояли теперь перед обществом, заключались в сборе 400 000 долларов, что было обговорено с Рокфеллером, и выборе ректора университета. В течение двух месяцев были собраны 200 000 долларов, пожертвованных главным образом баптистами. Затем наступили затруднения, каждый новый цент приходилось добывать с большим трудом и уговорами. Наконец дело было сделано. Баптисты города и окрестностей пожертвовали 233 000 долларов. Бизнесмены Чикаго выделили 70 000 долларов, а жители городских окрестностей дали 116 000 долларов. В целом было собрано около 419 000 долларов. Среди доноров отличились питомцы старого университета и одна еврейская группа. В конце концов владелец одноименной компании Маршалл Филд пожертвовал для нового колледжа участок земли в 10 акров стоимостью 125 000 долларов. Принцип обусловленного пожертвования Рокфеллера полностью восторжествовал.

После обеспечения пожертвований осталось спланировать деятельность учреждения образования и набрать его штат. С этим были связаны проблемы кардинального характера. Дар Маршалла Филда определил место колледжа. Этот участок земли выходил на прекрасное место, «Мидвэй Плезанс», которое расположено между Джексоновским и Вашингтонским парками. Вскоре у Филда прикупили еще площадь на полтора квартала. В 1890 году на майских встречах представителей баптистской конфессии в Чикаго Гейтс, с присущим ему красноречием, доложил о прогрессе, которого общество добилось за год. Доклад вызвал мощную волну энтузиазма. Общество образования немедленно выбрало совет попечителей, две трети которого составили баптисты. Затем в быстрой последовательности происходили важные события. 9 июля попечители провели первое заседание. 10 сентября Чикагский университет прошел регистрацию. И наконец, 18 сентября был сделан самый важный шаг, когда Уильям Рейни Харпер был единодушно избран ректором.

Колебания Харпера в принятии ректорства сильно встревожили Рокфеллера. Естественно, Йельский университет предпринял энергичные усилия, чтобы удержать блестящего молодого профессора, которому едва исполнилось 34 года. Причина же колебаний Харпера заключалась в том, что, хотя он был прирожденным администратором, его личные привязанности находились в сфере изучения Библии. Так, во всяком случае, он считал. При отсутствии веры в то, что он сможет руководить университетом, занимаясь одновременно исследованиями и написанием научных трудов, у Харпера возникали сомнения, надо ли оставлять работу, являющуюся его жизненным призванием.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.