Глава IV. Основание научной геологии

Глава IV. Основание научной геологии

Историю Земли нужно объяснить без вымыслов, без гипотез, без насилий, без чудес.

Дженерелли

Задача Лайеля. – Путешествие с Мурчисоном. – Третичная система. – Этна. – Возвращение в Англию. – «Основные начала геологии». – Значение этой книги. – Теория Лайеля в Англии, Франции и Германии.

Обилие противоречивых и несостоятельных теорий утомляло геологов, и в 1807 году в Лондоне учредилось Геологическое общество с целью собирать факты, воздерживаясь от обобщений. Понятное дело, это оказалось невозможным: нельзя работать без руководящей идеи, без теории, пусть и ложной, но все же связующей факты. Сам основатель общества, Буклэнд, был ярым поборником «дилювиальной» теории, объяснявшей многие геологические явления всемирным потопом, колоссальной волной, залившей когда-то Европу и оставившей на память о себе наносы гравия, песка, ила, валуны, который мы встречаем ныне не только в долинах, но и на вершинах холмов.

Большинство геологов придерживались подобных мнений, и лишь немногие трезвые и осторожные ученые чувствовали несостоятельность катастрофизма и склонялись на сторону идей Гёттона. Но они не знали, как взяться за дело.

Убедившись в тождестве древних и новых геологических деятелей, Лайель решился выступить на защиту этой идеи. В 1826 году он писал Мантеллю по поводу воззрений Ламарка: «Я давно уже держусь такого же мнения, как и он, относительно древности Земли и скоро попытаюсь убедить читателей „Quarterly Review“ в справедливости этого еретического мнения… Я намерен писать о единстве прежних и нынешних сил».

Некоторое время спустя в журнале «Quarterly Review» появилась его статья, в которой он излагает свое «credo», основную идею своих дальнейших работ. Мы не будем останавливаться на ней. Высказать идею униформизма в общей форме значило только собраться в поход. Сам-то поход еще и не начинался. Что было сделано? – Ничего! Что оставалось сделать? – Все! Надо было доказать, что современные силы действительно могут приводить к полному обновлению земной поверхности; что время действия этих сил, или «современная» эпоха, теряется в бесконечной дали времен, незаметно переходя в предыдущие; что явления, о которых мы говорили в предыдущей главе, свидетельствующие будто бы об исключительной напряженности древних геологических агентов, на самом деле объясняются совершенно иначе.

Лайель еще не оценил всех трудностей предстоявшей ему работы. Он думал, что его роль будет, главным образом, ролью компилятора. Он решил написать учебник геологии, обыкновенный компилятивный учебник, краткий свод накопившихся в науке материалов, разумеется, иначе освещенных, чем у предыдущих исследователей.

Оказалось, однако, что написать компиляцию невозможно, а можно и должно сделать нечто большее.

«Я почувствовал, – говорит Лайель, – что предмет, в котором нужно произвести столько реформ и переделок, в котором сам приобретаешь новые идеи и вырабатываешь новые теории по мере выполнения своей задачи, в котором приходится постоянно опровергать и находить аргументы, – что такой предмет должен быть разработан в книге, не имеющей ничего общего с учебником. Приходилось не излагать готовые истины ученикам, а вести диалог с равными себе».

Перебирая вопрос за вопросом, он убедился, что многие из них еще неясны и плохо вяжутся с его основной идеей. Теория униформизма на каждом шагу встречала препятствия, – с виду, непреодолимые. А между тем, прежние экскурсии и наблюдения показали Лайелю, что преодолеть их можно. Надо было исполнить это. Лайель решил отложить начатую работу, отправиться «в поле», и там, а не в кабинете, выработать свою систему.

В 1828 году он предпринял со своим приятелем Мурчисоном продолжительную геологическую экскурсию во Францию, Италию и Сицилию.

Главной целью этой экспедиции было ближайшее ознакомление с осадками третичной эпохи. Сейчас мы выясним, какое значение имели они для теории Лайеля.

Третичная эпоха, непосредственно предшествовавшая современной (четвертичной), была установлена, как отдельный период в истории земной коры, Кювье и Броньяром. Она характеризуется климатом несравненно более теплым, чем нынешний (в то время лавры и магнолии росли в Гренландии и на Шпицбергене) и обилием крупных млекопитающих, заменивших гигантских ящеров предыдущей (вторичной) эпохи. Исследования Кювье, Броньяра и других геологов на первых порах свидетельствовали о резком перерыве между третичной и современной эпохами. Третичные пласты резко отграничены от четвертичных. Климат, в то время мягкий и теплый, почти тропический на всем протяжении северного полушария, разом изменился. Палеотерии, анаплотерии и т. п. исчезли, – на их место явилась нынешняя фауна. Даже мелкие твари заменились новыми формами: раковины третичных слоев не представляют одинаковых форм с современными.

Итак, между третичной и современной эпохой – пробел, перерыв. «Ход событий изменился», старый мир погиб, уничтоженный какой-нибудь катастрофой, и воздвигся новый.

Прежние экскурсии Лайеля заставили его усомниться в справедливости этих заключений; теперь же он решился проверить свои сомнения, изучив третичные осадки на всем протяжении от Франции до Сицилии.

Исследования его совершенно уничтожили прежние воззрения. Сравнивая третичные окаменелости с современными, он подразделил эту эпоху на три отдела: эоцен, в котором господствуют формы, отличные от современных, миоцен – третичные и современные формы в одинаковой приблизительно пропорции, плиоцен – современные формы берут перевес. Третичные осадки Италии наполнены раковинами тех же моллюсков, которые и ныне живут в Средиземном море. Климат третичной эпохи изменялся так же постепенно, как фауна: высокая температура эоцена непрерывно понижалась в последующие эпохи. Словом, третичная и современная эпохи представляют одно неразрывное целое: третичные осадки, климат, население незаметно переходят в современные. Ничто не говорит в пользу громадных общих катастроф, разрывающих цепь явлений; напротив, все свидетельствует о медленном непрерывном и однородном процессе развития.

Понятно, какое громадное значение имели эти выводы для теории униформизма. Катастрофисты теряли свою главную опору: существование резкого перерыва между настоящим и прошлым. Оказалось, что, по крайней мере со времени эоцена до наших дней, царствует один и тот же порядок вещей, действуют одни и те же силы и что эти силы успели привести к полному обновлению фауны, климата, к исчезновению материков и морей, заменившихся новыми, к накоплению мощных осадков в тысячи футов толщиною и другим колоссальным и грандиозным изменениям. Этим опровергался догмат катастрофистов: будто нынешние мизерные силы не могут приводить к тем результатам, о которых свидетельствуют древние памятники геологической истории.

Независимо от этой главной задачи, Лайель не упускал из виду и другие ряды явлений, в которых противники униформизма думали найти подтверждение своих теорий.

Вооруженный ключом к прочтению геологической летописи, он всюду находил иллюстрации к своей теории. Письма его, относящиеся к этому путешествию, глубоко отличаются от прежних. Там нас поражают наблюдательность, живой интерес к природе; мы видим страстного натуралиста, но еще не замечаем мыслителя. Здесь он – царь в своей области, уже овладевший хаосом явлений. Он без труда разбирает самые сложные, запутанные напластования, самые хаотические массы горных пород, восстановляя механизм разнообразных действий, накопивших эти груды в течение бесконечных периодов, – механизм, ничем существенным не отличающийся от современного, деятельность которого Лайель мог видеть в извержениях Везувия и Этны, в разливах По, в прибое Средиземного моря.

По Франции он путешествовал с Мурчисоном: здесь они изучали древние третичные осадки, угасшие вулканы Оверни, образование речных долин, которое, как убедился Лайель, может быть объяснено медленным размывающим действием рек, помимо всяких потопов и колоссальных морских волн, накатывавших холмы и прорывавших котловины.

«Поездка была обильна результатами, – писал он отцу, – и я далеко подвинулся в аналогиях между современной природой и действием древних сил в отдаленные эры, – аналогиях, которые должна будет объяснить моя книга. Теперь я не сомневаюсь, что мне удастся доказать положительную одинаковость ныне действующих и древних причин».

В Ломбардии он расстался с Мурчисоном и продолжал путешествие один через Падую, Верону, Флоренцию, Рим и Неаполь в Сицилию. Италия обнаружила перед ним третичные (плиоценовые) осадки с массой современных раковин; в Сицилии он мог видеть в большом масштабе действие современных сил: вулканических и водных, поднятий и оседаний… «Результаты моих сицилийских странствий, – писал он, – превосходят мои самые пылкие ожидания в отношении аналогии древнего и современного мира».

Изучая вулканические отложения Этны – слои лавы, пепла и прочего, образовавшегося за исторические времена, – Лайель убедился, что они составляют ничтожный, почти незаметный слой, сравнительно со всей массой продуктов, накопившихся за время существования вулкана. Но эти древние отложения, эта масса, образующая громадный конус, представляет, как показали его исследования, результат того же процесса, что и отложения исторических времен, – результат многократных последовательных извержений. Сколько же времени прошло, пока скопилась вся эта гора, вся эта груда лав, пепла, шлаков и так далее? А между тем, Этна покоится на породах с современными раковинами – стало быть, образовалась уже в современную эпоху. Итак, один этот пример растягивает современную эпоху на Бог знает какой длинный ряд веков.

Покончив с Сицилией, Лайель отправился обратно через Италию и Швейцарию в Париж, где снова встретился с Кювье и другими светилами. «Он (Кювье) много толковал со мной о католическом вопросе, о правах наших корпораций и т. д., но я не мог выжать из него ни словечка о естественной истории».

Кювье был слишком поглощен политикой, да и мог ли он думать, что малоизвестный английский адвокат уже подписал приговор излюбленной системе его, Кювье, светила над светилами. Но приговор был подписан. Новая система уже сложилась в голове Лайеля.

Его экскурсия занимает исключительное место в ряду геологических экспедиций, так как из нее выросла геология как индуктивная наука. Сам он так резюмировал значение своей поездки в письме к Мурчисону:

«Моя книга отчасти уже написана и план составлен. Я не имею в виду представить перечень всех фактов, добытых геологией, но попытаюсь установить принципы рассуждения этой науки; вся моя книга должна явиться иллюстрацией этих принципов и основой для вытекающей из них системы. Как вам известно, эти принципы сводятся к тому, что с древнейших времен до наших дней не действовали никакие другие причины, кроме тех, которые ныне действуют, и что действие их всегда проявлялось с той же энергией, какую они проявляют ныне».

Еще до возвращения из экскурсии Лайель и Мурчисон обнародовали результаты своих совместных исследований в двух важных мемуарах – «О пресноводных отложениях Прованса» (капитальный труд по геологии третичных осадков) и «Об образовании долин». Последний в особенности возбудил бурную полемику в Геологическом обществе. Устные сообщения Лайеля, по возвращении в Англию, еще более поддали жару. Буклэнд, Гриноф, Добени, Конибир обрушились на непочтительного ученика, отвергавшего их излюбленную «дилювиальную» теорию. А он, не теряя времени на бесплодную полемику, принялся за свою книгу, отрываясь от работы только для поездок в различные местности, с целью проверить личным наблюдением тот или другой вопрос.

Первый том «Основных начал геологии» Лайеля («Principles of Geology») вышел в свет в 1830 году, второй – в 1832-м, третий – в 1833-м.

Трудно определить в немногих словах значение этой книги. Оно не укладывается в краткую формулу, не выражается в ярких открытиях, которые можно было бы пересчитать по пальцам. В этом отношении Лайеля превзошли многие. Он не был таким блестящим классификатором формаций, как, например, Мурчисон, крестный отец силурийской и пермской систем; не воскресил такой бездны угасших тварей, как Агассиц или Ричард Оуэн.

Правда, и ему принадлежит немало крупных открытий, немало оригинальных исследований, но не в них его главная заслуга, не они завоевали ему место главы и корифея геологов нашего века.

Вся его книга в целом представляет открытие. Это огромная, циклопическая работа: важнейшие разряды геологических явлений, важнейшие роды действий, которым подвергается земная кора, перебраны в ней одно за другим, разобраны, освещены, сведены к реальным причинам. По мере того как вы читаете ее, перед вами раскрывается сложный механизм геологических движителей, от мельчайшего винтика до махового колеса. Попытаемся указать главные пункты этой работы.

Прежде всего, остановимся на методе Лайеля. Как мы уже говорили, он взялся за дело иначе, чем его предшественники. Он искал разгадку прошлого в современных явлениях. Он не угадывал того, что было, по древним геологическим памятникам, а стремился узнать то, что есть, что происходит теперь и к каким результатам может и должен привести этот «современный порядок вещей», если предположить, что он тянется неопределенное время. Казалось бы, что тут изучать в этих современных явлениях: всякий видел и знает, как действуют дождь и ветер, ручьи, реки и тому подобное. На деле же именно эти повседневные явления природы были наименее известны. Геологи не только не знали их, но и не подозревали своего незнания. Это весьма обыкновенное и характерное явление: факты, намозолившие нам глаза, кажутся известными и переизвестными, так что и исследовать их незачем. Так было и в данном случае. «Со смелостью, естественно внушаемою таким непониманием своего невежества, геологи не задумались сразу решить, что время никогда не могло дать возможности существующим силам природы произвести громадные изменения и перевороты, которые открыла нам геология. Поэтому они с полной свободой предавались своему воображению, отгадывая то, что могло быть, а не исследуя то, что есть; другими словами, они терялись в догадках, каков мог быть ход природы в отдаленных периодах, а не изучали, каков он в их собственное время» (Лайель).

В книге Лайеля деятельность современных сил природы впервые явилась в своем настоящем свете. Он показал, что, во-первых, работа этих «слабых» агентов приводит в действительности к колоссальным результатам, продолжаясь в течение неопределенного времени, и, во-вторых, что она действительно продолжается в течение неопределенного времени, незаметно сливаясь с прошлым.

Изучению современных сил посвящены первый и второй тома «Основных начал». Перечислим главнейшие разряды явлений, о которых здесь трактуется.

Огромные изменения в климате, происходившие на земной поверхности в древние эпохи (о чем свидетельствуют ископаемые остатки), являлись одним из главных препятствий для теории униформизма. Казалось, что эти изменения решительно не могут быть согласованы с современным порядком природы.

Лайель доказал, что огромные колебания в климате могут происходить вследствие изменений в очертании материков и морей, что подобные изменения действительно совершались в течение геологической истории и согласуются с переворотами в климате, о которых свидетельствует та же история.

Точно ли все климатические колебания, происходившие на нашей планете со времени образования твердой земной коры, могут быть объяснены изменениями в физической географии, помимо всяких космических причин (например, изменения эксцентриситета земной орбиты) – об этом еще и поныне спорят. Во всяком случае, Лайель впервые показал, что совокупность изменений – поднятий, оседаний, размываний и так далее – ныне происходящих на земной поверхности, может и должна привести к общей перемене климата и что подобные перемены, под влиянием тех же причин, не раз уже совершались в течение прежних эпох.

Деятельность воды как геологического агента впервые выяснена Лайелем в ее настоящем объеме и значении. Он установил понятие о разрушающей и созидающей работе рек, морских течений, приливов и отливов; показал громадные размеры этих двух параллельных и соотносительных процессов, сопоставив разрозненные и рассеянные данные о количестве осадков, выносимых реками и потоками, о размывающей деятельности моря; установил законы образования осадков в озерах, дельтах, лиманах; выяснил геологическую роль ключей; провел параллель между древними осадочными породами и современными отложениями, обнаружив их сходство в мельчайших деталях строения. Показав, что древние осадочные отложения имеют тот же характер, что нынешние, и устранив таким образом представление о громадной напряженности водяных сил в древние эпохи, он этим самым обнаружил логическую несостоятельность теории катастроф. Ибо если громадные толщи осадочных пород, из которых построена земная кора, отложились медленно и постепенно в течение бесконечных веков, как ныне отлагаются осадки в морях и озерах, то и соответствующее этому процессу разрушение материков должно было совершаться так же медленно, как ныне.

Изучая продукты деятельности современных вулканов и сравнивая их с древними вулканическими породами, он показал, что те и другие представляют существенно однородный характер и свидетельствуют об одинаковом процессе – о местных вулканических действиях, совершавшихся с большими перерывами в течение долгих периодов. В противоположность господствовавшему учению (Леопольда фон Буха) о моментальном образовании вулканов вследствие поднятий и прорыва земной коры, он утверждал, что вулканический конус – Везувий, Этна и другие – результат бесчисленных извержений, груда концентрических покрышек, состоящих из слоев лавы, шлака и пепла, нагромоздившихся последовательно одна на другую. С такою же напряженностью действовали вулканические силы прошлых веков.

В вопросе об образовании горных цепей Лайель явился решительным противником Эли де Бомона, различавшего в истории земной коры периоды покоя и пароксизмов. В периоды пароксизмов возникало разом по нескольку горных цепей, причем цепи, поднятые одним и тем же переворотом, – параллельны. Один из недавних переворотов поднял Анды и с ними 270 вулканов разом. Эту теорию, появившуюся почти одновременно с «Основными началами», Лайель опроверг в третьем томе своей книги. В настоящее время она совершенно оставлена, и современная наука, объясняющая происхождение горных цепей медленным оседанием земной коры, возвращается к воззрениям Лайеля. Вообще, для огненных причин, действующих на земную кору, Лайель сделал то же, что и для водных: выяснил характер и объем их действия.

Сопоставив все известные в то время данные о вулканах, землетрясениях, поднятиях, оседаниях земной коры, он показал, какую громадную работу производят в общем итоге эти местные, часто слабые, иногда едва заметные действия. Обратившись затем к древним и новым вулканам, горным цепям и т. п., он обнаружил в этих памятниках следы таких же местных, слабых, медлительных факторов. Напротив, нигде ни в древнейших, ни в новых образованиях не найдем мы следов мгновенного и титанического действия, превосходящего по энергии и быстроте современные явления.

Вопрос о причинах вулканических извержений не был им решен, да и в настоящее время на этот счет существуют только более или менее остроумные гипотезы.

Но каковы бы ни были эти причины, способ их действия впервые правильно охарактеризован Лайелем. Он выражается в медленных поднятиях и оседаниях земной коры, в землетрясениях и извержениях – местных и настолько слабых, что самое грандиозное явление в этом роде – извержение Кракатау. Лиссабонское землетрясение совершенно пропадает в общей экономии природы и ничуть не нарушает ее обычного хода. Так действовали «огненные причины» с древнейших времен и только благодаря бесконечному времени действия приводили в итоге к образованию гигантских хребтов, погружению материков, выдвиганию новых – словом, к полному преобразованию земной поверхности.

Воззрения Лайеля шли вразрез с господствовавшей в то время плутонической теорией Буха, Гумбольдта и де Бомона, объяснявших многие явления «воздействием огненного жидкого ядра Земли на твердую оболочку», которая вспучивалась, поднималась, изгибалась под напором этой расплавленной массы.

Теория метаморфизма, зародыш которой мы находим у Гёттона, была разработана Лайелем и приведена в связь с его общей системой. Среди горных пород, составляющих земную кору, видную роль играют толщи кристаллических сланцев, обнаруживающих признаки огненной (кристаллическое слоение) и водяной (слоистость) работ. Согласно теории Лайеля, «возраст каждой метаморфической формации бывает двоякий: сначала мы должны сообразить период, когда она появилась как водяной осадок в виде ила, песка, мергеля или известняка, а потом – определить время, когда она получила кристаллическое строение. Сообразно с этим определением один и тот же пласт может быть весьма древний относительно времени своего осаждения и новый относительно того периода, в который он получил метаморфический характер». И в этом случае нет надобности приписывать прежде действовавшим силам особую энергию не в пример нынешней спокойной эпохе. Осадочные породы издревле и теперь менялись и меняются под влиянием плутонических агентов одинаковой напряженности. Но древние отложения дольше подвергались влиянию этих агентов, оттого и изменились сильнее. На первый взгляд эти сильные изменения кажутся результатом сильных причин; однако детальное изучение обнаруживает в них только итог большого числа действий, таких же, как нынешние.

Наконец, не менее полно и основательно исследовал Лайель вопрос о роли органических агентов в истории земной коры. Он уничтожил прежнее мнение о перерывах в истории органического мира – об уничтожении и возникновении целых фаун и флор, – доказав (для третичной эпохи), что при более тщательном исследовании мы открываем и здесь постепенность развития, гармонирующую с постепенным преобразованием неорганической среды. Правда, он был противником эволюционизма, защищая независимое происхождение видов, и проявил в этом вопросе странную непоследовательность, о которой мы еще будем говорить. Но это – вопрос биологический; для геологии важно было доказать, что население земного шара изменяется так же постепенно, как окружающая его среда, путем вымирания одних и появления новых видов; и в этом отношении Лайель впервые поставил вопрос на твердую почву. Далее, он обнаружил сходство нынешних и древних процессов погребения органических осадков в дельтах, морских и пресноводных отложениях, вулканическом пепле, наносном песке и проч. В этом отношении древние и нынешние образования представляют полную аналогию, свидетельствующую об одинаковых способах действия природы во все времена.

Климатическая теория, законы действия водяных и вулканических агентов, происхождение вулканов, набросок правильной теории горообразования, роль организмов в истории земной коры и связь между развитием органического и неорганического мира – вот главные пункты в работе Лайеля. Они охватывают и всю геологическую динамику – науку о способах действия геологических агентов, которую он, можно сказать, создал.

Что же, собственно, открыл Лайель? Ряд новых сил природы, таких как реки, ручьи, ключи, вулканы, морские течения и прочее, и прочее. Мы можем сказать, что он открыл их, так как современники его не подозревали действительного значения этих на вид знакомых и известных всякому агентов.

В своей громадной синтетической работе он, с одной стороны, выставил на вид грандиозность современных сил, с другой – умалил энергию древних. «Слабые» современные силы, действуя в течение бесконечных веков, нагромождают такие колоссальные памятники, как вулканические конусы Этны или Везувия, осадочные пласты в дельтах Ганга, Миссисипи и тому подобное. Колоссальные памятники древних эпох, со своей стороны, обнаруживают следы бесчисленных слабых действий, повторявшихся в течение миллионов лет. И там, и здесь – одинаковые результаты в силу одинаковых причин.

На этом фундаменте Лайель построил историческую геологию – очерк изменений, пережитых земною корой с древнейших времен до настоящего времени. Изданный впоследствии в виде отдельного сочинения, этот очерк представляет первый набросок исторической геологии в том виде, как мы изучаем ее сегодня.

Лично ему принадлежит в этой области исследование третичной системы. Мы уже говорили о нем. Это было первое подробное изучение и подразделение огромного отдела в истории нашей планеты: схема, установленная Лайелем (эоцен, миоцен и плиоцен), сохранилась и до наших дней с изменениями лишь в деталях. Позднее, по следам Лайеля, другие исследователи – Сэджвик, Мурчисон, Мак Куллох и прочие – сделали для древнейших систем, вторичной и первичной, то же, что он сделал для третичной.

Независимо от этого его исследование третичной системы имело огромное философское значение, показав, что «современный порядок вещей» тянется уже Бог знает сколько времени и привел к полному преобразованию земной поверхности в отношении ее устройства, климата, флоры и фауны.

Книга Лайеля имела огромный успех. Первый и второй тома разошлись в двух изданиях прежде, чем вышел третий, так что в 1834 году потребовалось уже третье издание всего сочинения. Главным образом книга расходилась в Англии; здесь же она вызвала наиболее ожесточенную и шумную полемику. Отцы-командиры английской геологии – Буклэнд, Гриноф, Конибир, Де ла Беш – обрушились на непочтительного ученика, так неожиданно оттеснившего их на задний план; нашлись и защитники новой системы в лице Мантеля, Скропа, Фиттона. Не одно заседание Лондонского геологического общества прошло в ожесточенной полемике по поводу «бессилия современных действий» и титанической мощи древних агентов.

Зато в Англии же быстрее всего распространились и были признаны воззрения Лайеля. Для молодых, начинающих ученых его книга явилась настоящим откровением.

«Когда я отправился на „Бигле“, – рассказывал Дарвин, – профессор Генсло, который, как и все геологи в ту эпоху, верил в последовательные катастрофы, посоветовал мне достать и изучить только что опубликованный первый том „Основных начал“, но ни в коем случае не принимать его теорий.

Как изменились мнения геологов! Я горжусь, что первая же местность, где я производил геологические исследования, Сантьяго на острове Зеленого Мыса, убедила меня в бесконечном превосходстве взглядов Лайеля сравнительно с теми, которые защищались до тех пор известными мне геологами».

Дарвин сам представил ряд иллюстраций к учению Лайеля в своих геологических работах.

Эдуард Форбес, даровитый, но рано умерший геолог, писал Лайелю по поводу его книги: «Нет более горячего поклонника и более благодарного ученика Ваших „Основных начал“, чем я. Я читал и перечитывал каждое издание этой книги, и все, что я сделал, выросло из семян, посеянных Вами».

Но не только геологи – гидрографы, инженеры и другие специалисты приняли за руководство книгу Лайеля при исследовании морских течений, устьев, лиманов и прочего. Многие из них переписывались с ним, присылали ему результаты своих исследований, которыми он пользовался при дальнейших изданиях «Основных начал».

Мало-помалу и старики начали сдаваться, и хотя долго еще спорили против еретической геологии, но постепенно понижали тон и оспаривали уже не основы, а те или другие частности теории.

В 1838 году Лайель писал по поводу одного из заседаний Геологического общества: «Я был поражен разницей тона теперешних нападок на мои постепенные причины с тем, что я слышал в этой же комнате четыре года тому назад, когда Буклэнд, Де ла Беш, Сэджвик, Уэвель и другие поднимали их на смех, насколько это было совместимо с требованиями вежливости».

К сороковым годам победа могла считаться полной, и Лайель сделался «пророком в своем отечестве»: новое поколение геологов видело в нем своего вождя и наставника, тогда как теории старых авторов были окончательно сданы в архив.

Не так быстро распространилось новое учение на материке. Глава и корифей немецких геологов, Леопольд фон Бух, восстал против системы Лайеля, и его авторитет долгое время перевешивал мнения униформистов – Фольгера, Котта и других.

Наименьшее впечатление произвела новая геология во Франции – частью потому, что парижские светила были в то время слишком заняты политикой, частью потому, что воззрения Кювье слишком укоренились. Сам Кювье в то время не занимался геологией. Занятия его делились между политикой и работами по зоологии и сравнительной анатомии. Кажется, он начал читать книгу Лайеля, но, увидев ересь, нашел излишним продолжать чтение.

Вскоре после выхода в свет первого тома «Основных начал» Лайель побывал во Франции и убедился, что Июльская революция занимает геологов гораздо больше, чем геологическая. Даже Прево, наиболее склонный к восприятию новой системы, ознакомившийся с нею еще до напечатания книги Лайеля и восклицавший: «Как мы посмеемся над нашими прежними идеями! Как мы посмеемся над самими собой!» – даже он не удосужился прочесть «Основные начала».

«Вот уже три месяца я не слыхал ни словечка о геологии, – писал Лайель родным. – Политика поглощает мысли здешних ученых. На soir?e y барона Ферюссака (геолог) никто и не заикнулся о естественной истории; только и разговоров было, что о предстоящей избирательной борьбе. Книгопродавцы по части естественной истории и медицины плачутся на разорение: кроме политических памфлетов, никто ничего не покупает».

Но и позднее, когда страсти угомонились и политические дела пришли в порядок, воззрения Лайеля прививались во Франции очень туго. Оракул французской школы Эли де Бомон был и остался решительным противником униформизма. Мы уже упоминали о его системе: одновременное поднятие нескольких параллельных горных цепей в моменты пароксизмов, совпадавших с переходами от одной «формации» к другой. Эли де Бомон в течение многих лет развивал свои взгляды, стараясь примирить их с новыми открытиями, затратил бездну труда и остроумия на эту неблагодарную работу и создал, наконец, до такой степени сложную и запутанную систему, что ее свалили в архив, так сказать, по молчаливому соглашению, без особенной полемики и споров, как ни на что не годное орудие.

Столь же упорно был верен теории катастроф другой корифей французских геологов – знаменитый палеонтолог д’Орбиньи, по мнению которого на земной поверхности сменилось двадцать семь фаун, из которых каждая начисто уничтожалась общей катастрофой.

Конечно, наряду с этими академическими воззрениями развивалось и новое направление. Молодые ученые воспринимали идеи Лайеля, да и сами светила пользовались его принципами при объяснении и исследовании тех или иных явлений.

Тем не менее, еще в пятидесятых годах формальное господство принадлежало во Франции старой школе, так что Лайеля забаллотировали в Академии наук при выборе нового члена на место умершего Буклэнда. Случай настолько характерный, что мы приведем письмо Лайеля по этому поводу (1857 г.):

«Когда по смерти Буклэнда в Академии открылась вакансия, Эли де Бомон обратился ко мне с письмом, в котором сообщал, что у них образовалась партия в мою пользу, но он употребит все свое влияние против меня. Я полагаю, что различные причины вызвали это странное послание. Недавно он пользовался гостеприимством в моем доме в Лондоне и был по обыкновению очень любезен; в Париже всегда доставлял мне ненапечатанные карты Франции и т. п. Ввиду этого, я полагаю, он и хотел поступить со мной честно и откровенно, предупредив меня, что за мою враждебность его мнениям (у них в Париже так и говорят „mes ennemis“ – мои враги – вместо мои оппоненты) он всеми силами воспрепятствует мне в достижении того, что в его глазах представляет высшую цель человеческого честолюбия. Я и раньше знал, что меня не выберут, но порадовался его письму, так как оказывается, что и там есть мои сторонники. Получая комплименты со стороны молодых ученых, было бы крайне непоследовательно с моей стороны ждать, что и старые, влиятельные столпы науки окажут почтение главе новой и, по их мнению, еретической школы».

Так была принята система Лайеля в различных странах. Любитель аналогий может провести параллель между научными теориями и политическим бытом Англии и Франции. В Англии современный строй вырабатывался медленно, потихоньку-полегоньку, путем постепенной эволюции. В Англии же развилась эволюционная геология: Гёттон дал ее первый набросок, Плайфэр популяризировал его идеи, Мантель, Флеминг, Скроп пытались прилагать их к тем или другим частным вопросам, наконец, Лайель превратил их в систему. Во Франции политическое развитие совершалось скачками, от пароксизма к пароксизму, периоды покоя сменялись эпохами потрясений, и такой же характер приписывался развитию Земли французскими геологами – Кювье, Броньяром, Бомоном, д’Орбиньи.

Как бы то ни было, система Лайеля положила начало геологии как строгой индуктивной науке. Метод его был воспринят в силу своей внутренней необходимости. Физическая геология, поставленная им на твердую почву, продолжала развиваться с поразительной быстротой. Чем глубже и тщательнее исследовали современные явления, тем ярче освещалась история земной коры, что, конечно, пришпоривало исследователей. Во Франции, в Германии старые теории еще держались более или менее искусственно влиянием академических ученых, но наряду с ними развивалось и новое направление. В 50—60-х годах теория униформизма завоевала господство всюду.

Геология ушла далеко со времени первого издания «Основных начал». Излагать, хотя бы вкратце, ее успехи не входит в нашу задачу. Мы можем сказать одно: они достигнуты, потому что наука устремилась по пути, проложенному Лайелем. Мы знаем прошлое лишь настолько, насколько нам известно настоящее. Мы знаем, что силы, действующие ныне вокруг нас, действовали с древних времен; мы знаем, как они действовали и к каким результатам приводили. В сущности, этим и исчерпываются наши знания. Затем у нас есть гипотезы о космических причинах, вроде изменения эксцентрицитета земной орбиты, уменьшения объема Солнца и т. п. Но это пока догадки. В таком виде представляется современная геология: ядро знания, обвитое туманом гипотез. Ядро создано Лайелем и растет беспрерывно, сохраняя, однако, тот же вид, который придал ему его творец. Туман тоже растет, принимая самые причудливые и разнообразные формы, как и следует туману. Что из него выйдет дальше – мы не знаем; но пока – индуктивная, строгая, истинно научная геология развивается лишь в тех рамках, какие намечены для нее Лайелем.

Скажем здесь же о дальнейших изданиях его книги. Они следовали одно за другим. Последнее, 11-е, вышло в 1872 году, за два года до смерти Лайеля. Сравнив его с первым, можно судить о громадных успехах науки за это время и о великом значении Лайелевого метода. В 1838 году он разделил свой труд на два сочинения: одно – «Элементы геологии» – посвящено истории земной коры; второе – «Основные начала» – физическая геология, трактует о способах действия геологических агентов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.