XIX. Плата за несогласие

XIX. Плата за несогласие

С расстояния 200 метров Стрекалов сделал засечку. Пот слепил, но он не отводил глаз от визира. Примерно на 140 метрах — вторая засечка. Получалось, что корабль и станция сблизились на 60 метров всего за 15 секунд. Сознание обожгло:

"Скорость слишком велика. Сейчас будет удар!"

— Володя! Ручку на тангаж вниз! — в один голос прокричали Серебров и Стрекалов…

— Самый трудный полет? — Он пожимает плечами. — На твоем месте я бы так вопрос не ставил. И вообще, послушай меня, трудный или легкий — все это относительно. Я не суеверный, но то, что не все у нас сложится, предчувствовал еще до старта…

"Он" — это Геннадий Стрекалов, 49-й космонавт России, 99-й — мира. На его счету пять полетов, хотя предстартовый отсчет прошел шесть раз. Летал на двух модификациях "Союза", американском корабле "Атлантис", работал на трех орбитальных станциях: "Салют-6", "Салют-7" и "Мир", переносился "птичьими перелетами" на Байконур и обратно, почти 270 суток провел вне Земли. Не раз хотел "переквалифицироваться в управдомы". Но все эти годы, начиная с 73-го, слышал будоражащий "зов звездной бездны" и откликался. Иначе не мог.

— А были полеты без приключений? — спросил его.

— Таких вообще не бывает. Хотя у каждого случалось свое… Этим признанием он как бы нарушил закон "настоящего времени": поведал о запретном прошлом, от которого остались неприятные и горькие воспоминания. Но из этого прошлого протянулись в настоящее живые нити.

Геннадий Стрекалов, Олег Макаров и Леонид Кизим

Повторю вкратце сюжет той драматической истории, которая произошла 26 сентября 1983 года. За несколько секунд до пуска заправленная ракета начала гореть. Взрыв грозил разметать все — и носитель, и стартовый комплекс, и корабль. Но экипажу повезло: в бункере успели нажать две заветные кнопки, и сработала система аварийного спасения. "Пороховики" отбросили корабль от пылающей ракеты. Не подвел и парашют. Так судьба подарила ему жизнь. Однако первое испытание было уготовано Геннадию пятью месяцами раньше.

… "Союз Т-8" стартовал 20 апреля. На борту трое: Владимир Титов, Геннадий Стрекалов и Александр Серебров. На втором витке начали тест "Иглы" — системы стыковки. Транспарант контроля не загорелся. Это означало, что головка самонаведения антенны, которая измеряет при сближении расстояние и скорость, не встала в замок, а заняла промежуточное положение. Вроде бы техническая мелочевка, но она перечеркивала все. В "Красной Книге" (так называют инструкцию, где перечислены действия экипажа в нештатных ситуациях) записано: "Стыковка не проводится". А это означало — "старт холостой", "пустышка", короткий полет туда и обратно. А деньги — на ветер! Горечь, обида, злость — все было. Окончательное решение ЦУП отложил до утра.

— Ночь прошла в мучительных поисках варианта, — рассказывал Геннадий. — И мы ломали голову, и операторы в ЦУПе, и I прочие службы, которые так или иначе причастны к программе полета. К утру нашли. Если определить вектор-состояние станции (есть такой термин у специалистов), то бортовая вычислительная машина, зная данные корабля, поможет определить дистанцию и скорость сближения. В первом же сеансе мы предложили управленцам рискнуть.

Несколько включений двигателя, и корабль оказался в полутора километрах от станции. "Салют-7" выглядел маленькой звездочкой. Дождались, когда вышли из тени Земли. Ведь для стыковки важно видеть контур "Салюта". Попробовали "загнать" станцию в сетку визира и по клеткам и размерам контура определять скорость схождения.

Начался томительный поединок трех надежд, тайная сила диктовала поступки, заставляла не думать ни о чем, кроме того, что они должны подвести корабль к станции. "Дергание" на глазок утомляло. Ошибка могла стать роковой. Наверное, кое-кому нужно было задуматься о соотношении целей и средств, о стоимости "свеч" этой игры. Наверное. Но этого не произошло. Возбужденные, взмокшие, они искали удачу. С расстояния 200 метров Стрекалов сделал засечку. Пот слепил, но он не отводил глаз от визира. Примерно на 140 метрах — вторая засечка. Получалось, что корабль и станция сблизились на 60 метров всего за 15 секунд. Сознание обожгло: "Скорость слишком велика. Сейчас будет удар!"

— Володя! Ручку на тангаж вниз! — в один голос прокричали Серебров и Стрекалов.

Нервы не выдержали? Нет. Это была трезвая оценка ситуации, без истерики, без паники. Ситуация, которая не нуждается в драматизировании. Она и без этого донельзя уныла. Такое можно представить только в прошедшем времени. Каждый их вздох, каждый удар их сердца мог быть последним.

Корабль поднырнул под станцию, чудом не зацепив ее. Трое не проронили ни слова, понимая, что судьба снова подарила им жизнь. А потом — досада и раздражение: повторно рискнуть им не дадут.

После возвращения на Землю, на разборе полета техническим руководством на них будут "катить бочку", утверждать, что скорость сближения была много меньше, что ее можно было погасить, что экипаж поторопился и прочее. Спас бортовой магнитофон. Пленка сохранила голоса, четко фиксирующие все их действия, все показания "клеточек", все замеры…

… 18-я Основная экспедиция была самой короткой из тех, что работали на "Мире". Но по сложности, по объему выполненных операций и по степени новизны она, пожалуй, стала одной из первых. Компанию Стрекалову составили подполковник Владимир Дежуров и американский астронавт Норман Тагард. Прибыв на орбитальный комплекс, экипажу пришлось заняться ремонтом. Ведь "Мир" заметно поизносился за добрый десяток лет. Уникальный "космический долгожитель" требовал и замены приборов, и перенастройки аппаратуры, и просто ликвидации поломок. Пытаясь добраться до аппаратуры, которая расположена за панелью, Геннадий чем-то проткнул костюм и наколол руку. Пустяковая царапина, но, как положено, протер спиртом, прижег йодом: "Завтра все пройдет".

Через два дня красная припухлость "поползла". В невесомости вообще все заживает плохо. В ЦУПе стали поговаривать о возвращении экспедиции на Землю, ибо в таком состоянии работать за пределами станции (а выходов в открытый космос по программе — четыре) нельзя. Стрекалов запротестовал: "Я себя лучше знаю. Дайте мне еше три дня". Возвращаться второй раз с полпути он не хотел. Старался не напрягать руку и вообще вести себя поспокойнее. Потом — усиленные занятия на мини-стадионе, чтобы восстановить форму. Земля дала "добро" на первый выход.

— Бездна открылась настораживающей глубиной. Мы передвигались почти безмолвно, чтобы не нарушать торжественную тишину космоса и величавое шествие чарующих видений, которые открывались нашему взору. Мы общались полунамеками, полужестами, короткими фразами. Порой достаточно было легкого движения рукой. Этому научили нас тренировки в гидробассейне…

Они (командир и бортинженер) были одни, абсолютно одни в этом безмолвном и суровом мире. На реальном модуле много приборов, которых на "тренажере" нет и которые легко зацепить, сбить или, того хуже, повредить скафандр. Медленно, как улитки, передвигались они к месту работы. Там поджидала еще одна неприятность: монтажная стрела оказалась не в походном положении, ее пришлось раздвигать, в график это не входило, начались задержки.

— Мы следовали заповеди Королева: "Если ты работаешь медленно, но хорошо, все быстро забудут, что делал ты медленно. Запомнят — хорошо. Если же быстро, но плохо, то это плохо будут помнить долго".

Первый выход затянулся. Они провозились с приводом солнечной батареи много более 6 часов, а ресурс скафандра — 7. Через пять дней выход повторили. И снова пришлось работать на ночной стороне. И снова график, составленный на Земле, не совпадал с реальными затратами времени. 6 часов 42 минуты пробыли они над бездной, но завершить работу так и не сумели. После короткой передышки — третий выход, а затем четвертый и пятый.

Для приема нового модуля "Спектр" им потребовалось перестыковать "Кристалл". Потом еще одна перестыковка. Справились и с этим, но тут на "Мире" обнаружилась утечка атмосферы. Ситуация не из приятных, однако "Ураганы" рискнули покинуть станцию для внешних работ. Все делали, как положено, но фиксаторы одной из батарей так и не раскрылись. Из ЦУПа передали: "Готовьтесь к шестому выходу".

— Как прикажете, отвечаем, — рассказывал Геннадий Стрекалов. — Но нам-то виднее, что и как. Надо перекусить трубку, которая мешает. Для этого необходим инструмент. На станции его нет. Мы запросили: прикиньте, хватит ли длины стрелы? Два дня Земля жевала тему: одни говорят — хватит, другие — нет…

— А в экипаже разногласий не было? — спросил.

— В экипаже не было. Мы отлично сработались.

— В печати муссировалось, что экипаж оштрафован на 10 или 15 процентов от общей суммы вознаграждения за "нарушение субординации". Как это понимать?

— Для меня это тоже загадка, — признался Геннадий. Подумав, добавил: — Случается, у кого-то вдруг возникает идея. Она вызывает прилив немотивированного оптимизма. Им заражаются все — начальство, утверждающее проект, журналисты, описывающие его, и граждане, эти описания читающие. Апофеоз подобного энтузиазма — спешка. "Давай, давай!" И, что главное — не рассуждай. В этом и причина…

Между тем события в космосе развивались так. Давление в станции упало до 590 мм. При открытии люка и выходе теряется около 30, иногда — больше. Стало быть, остается около 560 мм. Не дай Бог упадет ниже — тогда жди беды. По той же "Красной Книге" 550 считается аварийным показателем. И все-таки они решили рискнуть. Но поскольку по модулю "Спектр" еще никто не ходил, методики нет, попросили: "Попробуйте проиграть в бассейне".

— Не упрямьтесь, ребята, — возразила Земля. — Если не сможете сделать, будем считать выход инспекционным. А попросту — пустым.

Старая система не терпела отказов и возражений. Уточнения и коррективы ее тоже не устраивали — это уже проявление самостоятельности. Такого экипажу не прощали. Что изменилось? Увы, ничего.

Щемящую и горькую обиду командир и бортинженер таили в себе — американцу не объяснишь наши порядки. Да и поймет ли он их, если у них все иначе. Оба чувствовали себя бессильными пленниками, жертвами, заложниками, не могущими ничего, ибо заключен контракт.

Еще раз проверили давление на борту. Изменений к лучшему не было.

Стрекалов по возрасту и по опыту превосходил и командира, и американского астронавта. "От работы не отказываемся, — передал в очередном сеансе связи. — Выходить будем. Но пусть в протоколе распишутся все ответственные лица. Вопросы мы вам поставили".

Наступило тягостное молчание. Руководство полетом не ожидало такого поворота и явно растерялось. Ведь теперь в случае срыва или того хуже — вину на экипаж не свалишь.

— "Ураганы", готовьтесь к выходу! — не желала уступать Земля.

— Принято, — ответили с орбиты.

Они готовились, ничего не упуская, ничего не упрощая. Корили больше себя за то, что не смогли убедить, опрокинуть тот самый оптимизм некоторых.

За 8 часов до открытия люка из ЦУПа дали отбой.

Но еще до этого в ЦУПе и на фирме пополз слушок: "На орбите бастуют". Кто его пустил? Не скажу, не знаю. Знаю другое: люди рискуют ради "куска железа". Потеря энергии на борту комплекса на 80 процентов — вина ЦУПа. И если космонавтам приходится исправлять чьи-то ошибки, то это надо честно признать. Экипаж вынужден был работать в потемках, есть холодную пищу ради экономии энергии для научной программы. На орбите Володя Дежуров получил весть о смерти матери. Тяжелый удар, но он продолжал работать в полную силу.

И, наконец, остается добавить последний штрих к этому не требующему особых комментариев сюжету. Во всем есть взаимосвязь — и в коммунальной квартире, и во Вселенной. Если уж морские приливы и отливы связаны с делами Луны, то мирские-то поступки обязательно являются отзвуком чего-то, что случилось в бренном мире — в стране, в соседнем переулке, в космической канцелярии… Так и со штрафом, с этой платой за риск и несогласие.

В гидробассейне они готовятся к выходам в открытый космос. В нем же проигрываются сложные ситуации