Приложение

Приложение

Секретное донесение князя Орлова императору Александру II

Франкфурт. 1 октября 1879 г.

«Сир, в этом отчете я хочу дополнить краткие, но весьма точные выводы, которые уже были отправлены господину фон Гирсу [Карл фон Гире — секретарь князя Горчакова в Министерстве иностранных дел] моим коллегой и другом в Берлине [имеется в виду посол в Берлине Сабуров П. А.].

Я нашел Бисмарка заметно постаревшим и сильно уставшим после лечения в Гаштейне (Gastein), где он не переставал работать и занимался серьезными вопросами. Но несмотря на это, дух его все так же деятелен и силен, речи, как и раньше, ясные и энергичные. Он сразу же перешел к политике. Ниже — самые важные пункты нашей беседы, сохранившиеся у меня в памяти:

1. Конфликт между двумя канцлерами исчерпан. Бисмарк поручил мне передать князю Горчакову дружеские приветы с заверением, что полемика в прессе, которая, как уверяет немецкий канцлер, его совершенно не интересует, никогда не повлияет на его уважение и симпатии к нашему канцлеру.

2. Бисмарк признает, что его мучает „кошмар коалиции“. Вот его слова: „Великие державы нашей эпохи похожи на путешественников, незнакомых друг с другом и волею случая оказавшихся в одном вагоне: они наблюдают друг за другом, и когда один тянется рукой к своему карману, другой уже взводит свой револьвер, чтобы успеть выстрелить первым“. Здесь я не мог не заметить, что попутчик, возможно, хотел всего-навсего достать из кармана платок и что подозрение с равным успехом, как и неосмотрительность и неосторожность, может привести к ошибке.

3. С таким недоверием и склонностью к подозрениям Бисмарк расценивает сосредоточение и расквартирование нашей кавалерии в Польше как умысел и не сильно дружелюбное намерение. Прусский генеральный штаб видит в этом дамоклов меч, нависший над теми провинциями, которые обеспечивают Германии бо?льшую часть пополнения конского состава (возможно, имеется в виду, что снабжают их ремонтными лошадьми. — Прим. мое). Кайзеру Вильгельму и его канцлеру было предложено перебросить из центральных областей Германии в Восточную и Западную Пруссию 20 кавалерийских полков; Бисмарк пояснил, что пока этот план отложен, поскольку такое решение означало бы „противопоставить недостатку гарантий (любезностей) угрозу“. Я спросил его, почему его так беспокоит передислоцирование наших войск, ведь наша кавалерия всего только снова занимает те же квартиры, в которых она квартировалась до войны. Он признал, что резкие и горячие статьи в нашей прессе внушили немецкому штабу опасения, которые раньше воспринимались как ребячество.

4. Бисмарк уверял меня, что в августе он получил от господина Ваддингтона (французский министр-президент и министр иностранных дел) известие о том, что уполномоченные, но неофициальные лица зондировали позицию французского правительства касательно заключения русско-французского союза. Я заметил, что, на мой взгляд, история совершенно неправдоподобна, но я уточню все по своему возвращению в Париж. В любом случае, поведение господина Ваддингтона доказывает, что он не только англичанин по происхождению и во вкусах, но и пруссак в своих опасениях. Бисмарк также заговорил со мной о нашем якобы влиянии на французскую прессу. Его агенты заверили его, что „L’Estafette“ и „La France“ — мои наемники. В последней публикуются иногда петербургские письма, которые написаны женщиной, и чье происхождение известно Бисмарку так же хорошо, как и мне, и которые едва ли его беспокоят. Но „L’Estafette“ — это газета, выпускаемая на деньги принца Наполеона. Я посоветовал Бисмарку держать ухо востро со своими тайными агентами, которые так же, как и наши, большей частью — поляки, и любят валить все в одну кучу, а информация почти всегда оказывается неточной.

5. Немецкий канцлер поручился мне, что был против визита своего суверена в Александрово, но по большому счету он кажется вполне удовлетворенным его результатами. Я спросил его, смеясь, не ездил ли он в Вену, чтобы заключить там против нас наступательно-оборонительный союз; Бисмарк ответил, что он отправился туда, чтобы, напротив, отговорить Австрию от какого бы то ни было враждебного по отношению к нам намерения, но что он нашел Франца Иосифа весьма дружелюбно настроенным по отношению к России. Государь настойчиво опровергал все слухи относительно его так называемого альянса с западными державами. Бисмарком и Андраши был подписан тайный протокол. В нем содержатся взаимные обязательства обеих держав не принимать участия ни в каких действиях против нас в случае, если между нами и странами, подписавшими Берлинский трактат, возникнут разногласия. Таким образом, это вопрос дипломатии — преодолевать трудности, которые постоянно возникают в результате выполнения трактата.

6. В конце нашей беседы я спросил, что будет дальше с Союзом трех императоров. Бисмарк ответил, что, несмотря ни на что, Союз продолжает существовать между Вашим Величеством и кайзером Вильгельмом; и что император Франц Иосиф не желает большего, чем установление доброго согласия между тремя Дворами.

В завершении Бисмарк дал мне понять, что король часто ведет себя с ним жестко (иногда грубо) и что он сам в свете своего пошатнувшегося здоровья вскоре, наверное, сложит с себя полномочия. Слово „отставка“ он, однако, не употреблял; но он говорил о длительной передышке. Когда Бисмарк услышал, что в феврале будущего года я уполномочен прибыть в Санкт-Петербург, он пригласил меня навестить его зимой в его имении, где он намеревается провести всю зиму. Он еще раз повторил, как предан он Вашему Величеству, хотя и боится, что его враги очернили его в Ваших глазах. По моему личному мнению, его поведение было замечательным. Он принял меня как старого друга и, вероятно, зная о том, что я буду докладывать о своем визите Вашему Величеству, не передавал мне тем не менее никаких других сведений. По этой причине, Сир, я повергаю к Вашим стопам настоятельную просьбу не передавать это письмо далее в государственный архив, но изволить сохранить его в тайне.

Остаюсь, Сир, преданный Вам Орлов».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.