Телевидение

Телевидение

Я писала о том, что считаю телевидение искусством века, а тех, кто понял это сразу и работает на телевидении, – людьми умными. И я благодарна им. Я сижу у телевизора и, как дикарь, удивляюсь тому, что вижу. А ведь идет конец XX века, и через некоторое время будет странно прочесть такое признание! Но я всегда была уверена, что все, что я вижу на экране, помещается там, внутри, в ящике, хотя много раз смотрела даже себя.

К своим выступлениям на телевидении я до сих пор отношусь с чувством ненормального беспокойства и тревоги. Я совсем не сплю за две недели до и одну неделю после выступления. Это происходит еще и оттого, что я уважаю зрителей, каждый раз стараюсь быть для них интересной, придумать что-то (если это зависит от меня).

У телевизионщиков – я их прекрасно понимаю – своя забота, свой план, свои сроки, зарплата, выговора, премии. Вокруг, в нашей действительности, в нашем мире, так много прекрасного, настоящего – зрелищ и событий, которые необходимо показывать по телевидению.

Я не собираюсь петь дифирамбы работникам телевидения – режиссерам, операторам (и по звуку), сценаристам, художникам и всем остальным. Однако как поразительно, что ведь еще совсем недавно всех этих телепрофессий не было совсем, вообще, как и самого телевизора. Как же не восхищаться тем, что они сумели сделать себя такими профессионалами за такое короткое время?! Я почему об этом говорю? Потому что этих первых смельчаков, возможно, никто не упомянет никогда. А передачи, разумеется, идут, как полагается, одна за другой. Самое интересное о путях развития телевидения, о взаимоотношениях телевидения и театра было в выступлениях С.В. Образцова по радио. Он читал целый цикл лекций, и это были необыкновенно интересные мысли, современные и важные.

Да, телевидение требует от нас, актеров, особого внимания к себе и к нашим телевизионным выступлениям. Поэтому, когда кому-то придет в голову желание обязательно включить в передачу меня и очень ласковый, обычно женский, голос по телефону просит меня выступить по телевидению, я в первое мгновение трусливо хочу сказать: «Нет!» Потом совесть побеждает страх и заставляет меня спросить, что именно мне предлагают сделать. Часто слышу в ответ:

– Сделайте что-нибудь! Ведь у вас такой репертуар!

На это я отвечаю очень серьезно, что для телевидения я не могу сделать «что-нибудь». Обычно я придумываю специальный номер: готовый материал, который мне предлагают, редко бывает приемлемым. Пример большой удачи для меня – рассказ Брэдбери «Вино из одуванчиков», в котором, по отзывам зрителей, образ старой миссис Бетли получился актерски точно и «телевизионно».

На «Голубом огоньке» я выступала только однажды. Выступление было короткое, но номер придумывался, писался и готовился очень долго (авторы Я. Зискинд, Р. Зеленая).

Это был монолог – высказывания манекена, стоящего в витрине универсального магазина. Зрители видели меня (манекен) до пояса, – надетую на металлическую стойку-треножник (телевизионный трюк). На мне был жакет, безобразный парик и шляпа. Руки в перчатках, неровно набитых стружками, держали еще одну такую же шляпу.

Манекен рассказывал о торговле, о покупателях – обо всем, что видит и слышит вокруг. Жаловался на бесцеремонное обращение: отбили кусок головы и не чинят – никак до головы руки ни у кого не доходят, закрыли дыру шляпой.

Вся эта выдумка была осуществлена довольно удачно. Только мне еще хотелось, чтобы жакет сидел на мне, как на деревяшке. Для этого пола жакетки должна была лежать на фигуре жестко и не двигаться. Я попросила рабочего прибить ее край гвоздем к деревянной стойке. Все получилось как надо. Но мне пришлось во время съемки стоять немного скривившись, потому что гвоздь натянул жакет слишком вбок. Так я простояла, не шелохнувшись, всю съемку. А на следующее утро узнала, что у меня есть поясница: она болела, и было непонятно, откуда взялась эта боль в спине. Только потом я сообразила, что в своей неестественной позе манекена находилась довольно долго и мышцы отреагировали как на непривычную спортивную нагрузку.

В этом же «Огоньке» участвовал Л. Миров, и мы с ним внезапно появлялись из каких-то больших железных скорлупок, которые взрывались со страшным шумом и огнем. Нам говорили:

– Ничего, ничего! Все будет в порядке! – и мы терпеливо взрывались и потом вылезали из этого эффектного огня.

Идут годы, а я все еще никак не могу относиться к телевидению профессионально, то есть нормально, как полагается. Не только отсутствие зрителей и их реакции, но сама техника, которая то со всех сторон наезжает на тебя, то куда-то уплывает, вся обстановка отвлекает, до сих пор мешает мне чувствовать себя свободно. Выступление в самом трудном концерте на зрителях для меня – обычное большое волнение, а участие в телепередаче каждый раз требует особого напряжения ума и сердца. Я с завистью смотрю на участников самодеятельности, которые перед камерой чувствуют себя свободно и просто, как дома.

Многие люди – писатели, режиссеры, ученые – сразу поняли и оценили появление телевидения в нашей жизни. Своими выступлениями и предложениями они создавали новые программы, необходимые для людей: «Подвиг», «Кинопанорама», «Клуб кинопутешествий», «Сельский час», «В мире животных», «Очевидное – невероятное» и другие. Программы эти вошли в нашу жизнь, и без них многим людям трудно представить себе свой день.

Кто меня просто поразил своим мгновенным и бесстрашным включением в работу телевидения, это Ираклий Андроников. Мне кажется, он помог за эти годы телевизионщикам как никто. В самое трудное время, когда ничего еще не было придумано, проверено, он смело, не боясь ничего, принес на телеэкран всего себя, со всеми своими находками и выдумками («Слово Андроникова»),

И вот когда я взволнованно слушаю И. Андроникова и когда меня спрашивают, что это такое, кто это: писатель, ученый, актер, – спрашивают, как определить такую передачу, такое явление, как Андроников, я думаю, начинаю думать теперь, что это и есть то новое телевидение, которое мы начинаем создавать.

Ираклий Андроников – это новый, специально, специфически телевизионный спектакль. Не шоу, не мюзикл. Это совсем другое. Это такой особенный театр, который мог явиться только вместе с телевидением. И нам он нужен.

Вообще неприятно жить в конце века. В одной из своих статей я когда-то писала об этом. Когда едешь на дачу к друзьям в пригородном поезде и сидящие рядом мальчишки разговаривают о своем, перебивая друг друга, цитируя статьи из журнала «Техника – молодежи», или «Наука и жизнь», или еще что-то, я не только не могу понять, ухватить мысль, я некоторые слова даже выговорить-то не сумею. Тогда мне хочется закричать: «Подождите! Возьмите меня с собою!» – и вскочить хоть на подножку последнего вагона поезда, уходящего с ними в XXI век.

Но я знаю, что мое место здесь, в конце XX века, который мне дорог и где все мои друзья, где еще в начале столетия ругали и поносили Эйфелеву башню, где над столами еще висели керосиновые лампы, где мчались на тройках, где шли на кораблях и видели живых китов (правда, селедок уже не было). Сейчас еще люди влезают по ледникам на вершины, еще есть тайга, и реки текут, и извергаются вулканы на Камчатке, и только недавно были и Пушкин, и Достоевский, и Толстой, и Шостакович.

Ладно, остаюсь в этом, XX веке. Это в моем, XX веке идет высокоширотная экспедиция к географической точке Вершины Мира; отважную семерку комсомольцев ведет Дмитрий Шпаро, и это событие и в моей жизни, и никто его у меня не отнимет. А у них, в XXI веке, может быть, будут ходить на полюс, как на прогулку, запросто.

А телевидение у нас, дорогие друзья, очень хорошее. Конечно, отдельные снобы сегодня еще утверждают, что они не признают телевидения, что не внесут в дом этот ящик, даже если им его подарят. И вот я им заявляю, что, возможно, такими же снобами были бояре, категорически отвергавшие книгопечатание: им больше нравились рукописные книги.

Отдельные зрители, очевидно, недовольны программами. Говорят, что за границей работают все сорок каналов, а программ и того больше. Ну и пусть. А представьте себе, одна старая американка, русская по происхождению, прожившая всю жизнь за границей, приехав к нам впервые, плакала перед телевизором, глядя рядовую для нас передачу о детстве одного современного поэта. Она была поражена, что можно рассказывать о таких светлых и чистых чувствах и переживаниях. Она сказала потом, что привыкла видеть на экране только цветные преступления, ужасы Хичкока, злобу, жестокость и позорно публичный секс. Что же с ней было бы, если бы она увидела наши действительно добрые передачи. Вот я расскажу одну, которую почему-то запомнила. Это короткая документальная новелла о людских судьбах и дружбе людской.

На речном пароходе едет капитан дальнего плавания. Едет пассажиром. Он, капитан, избороздивший все моря и океаны, только что вернулся из кругосветки и сейчас едет к своему другу, которого не видел много лет. Тот работает на речном корабле, не идет на пенсию – руководит флотилией моряков-мальчишек, страстных работяг, из которых потом будут настоящие моряки – матросы, адмиралы. Вот он учит их морским навыкам, ремеслу, терпению, мужеству, матросской дружбе – искусству быть моряками.

Нужно видеть капитана 1-го ранга, который сидит на палубе. Его лицо освещено солнцем – мужественное, красивое, доброе, еще не старое. Кажется, он весь в напряженном ожидании предстоящей встречи. А диктор рассказывает, что капитан везет своему другу альбом – старые фотографии их юности. Мальчишками они оба стремились в мореходку и прибыли в Севастополь в день начала войны. Подготовка курсантов велась в самых тяжелых военных условиях, и вскоре весь курс по их просьбам был отправлен на фронт. Мальчики не попали сразу во флот, а впервые встретились с врагом, защищая Бахчисарай.

Показывают альбом. Вот на снимках мальчишеские лица морячков. Потом – фронтовые друзья. Потом санбаты, госпитали – друзья были ранены в один день.

Все это нам, зрителям, близко, больно, и никогда мы ничего не забудем.

И вот последний кадр: еще только одна ступенька корабельного трапа и – встреча. Друзья жадно всматриваются в глаза друг друга. Рывком обнимаются. Не так, как все. Объятия фронтовых друзей особые, даже неловкие – слишком бьются сердца: дружба длится, не кончилась, верная, вечная людская дружба. И у зрителя, который видит эту встречу, тоже бьется сердце.

И никто из нас не боится, что дети или юноши увидят по телевидению страшные сцены садизма или сексуальной распущенности. У взрослого нормального человека это вызывает рвоту, а душу ребенка может ранить на всю жизнь.

У нас доброе телевидение, и мы можем увидеть, услышать все, что нужно добрым людям. Показывают заморские края и дальние дали Союза, с нами разговаривает космос, и великие ученые сообщают о жизни науки, показывают нам очевидное и невероятное. Я сижу и слушаю, стараюсь понять и горжусь тем, что светила науки разговаривают со мной, делясь своими самыми новыми открытиями и мыслями.

Дети могут в специальных передачах для них учиться слушать музыку. Говорит о ней, например, композитор Д. Кабалевский.

Дети слушают. Посмотрите на их лица. Они впитывают его слова, они становятся другими людьми. А ведь это телевидение, то есть миллионы детских душ, одновременно впитывающих его чувства. Он, как донор, переливает в них свою любовь к музыке.

Конечно, и в такой передаче могут появиться другие, случайные люди. Они все упростят, обращаясь к великим музыкантам мира сладкоречиво или фамильярно.

Вот что может сделать телевидение! А я даже не знаю, как устроен телевизор. Тут мне вспоминается маленькая старая история. Когда по России побежали первые поезда, одной даме подробно объясняли устройство паровоза и его двигателя. Она долго и внимательно слушала, а потом сказала:

– Мне все это ясно. Я только одного не понимаю: куда припрягаются лошади?..

Хотя я считаю, что для телевидения я должна была работать старательнее, интенсивнее, но все-таки я всегда пыталась быть полезной, хотела сказать что-то нужное, важное, что на душе лежит. Авторам некогда, у них своя работа, так что нужно было придумывать самой. А это нелегко для неспециалиста. Я расскажу про одну передачу, которая, по-моему, была осмысленной.

Редакторы передачи «Будильник» попросили меня рассказать детям о моей актерской работе, о мультфильмах, о себе, даже показали мне план, где уже было написано, что я вхожу в студию, рассказываю о своей работе и показываю фрагменты из кинофильмов с моим участием.

Я думала, думала – как бы сделать, чтобы зрителям не надоедать этим тривиальным приемом: кусок фильма – разговор о нем, фрагмент из другого – опять разговор. Ну, в общем, эту передачу я вместе с режиссером сделала так.

Я входила в студию, куда перед этим прибежали мультперсонажи, которые обычно бегут смотреть мультфильмы, и видела на столе громадный букет ромашек.

– Все-таки как приятно, когда тебя встречают цветами! – говорила я. И вдруг в руках у меня возникал прекрасный букет ромашек. Я восхищаюсь:

– Какие роскошные ромашки! Но, признаюсь по секрету, мне больше нравятся гвоздики.

Букет мгновенно исчезал, в руках у меня появлялись гвоздики.

– Какая прелесть! Но где же мои ромашки? – И букет ромашек появлялся снова.

– Вот это другое дело! Теперь только остается найти, куда цветы поставить.

На столе возникала красивая ваза. Я удивленно обращалась к телезрителям:

– У них тут такие фокусы! Хорошо, что я не сказала, что люблю живого слона. А то они дадут, и тогда меня с ним не пустят в троллейбус!

Я ставила цветы в вазу и обращалась к мульт-персонажам:

– А теперь остается выяснить, для чего мы все сюда прибежали.

Лошадь из мультфильма отвечала мне:

– Мы торопились на встречу с вами, Рина Васильевна.

А я говорила:

– А я увидела, что все бегут, и тоже побежала, даже в карету на ходу вскочила. Думала, будут мультики показывать. Я их тоже люблю. И не только смотреть, а и участвовать в них.

И тут я опять обращалась к телезрителям-ребятам:

– Вы – народ опытный, вы знаете, что ни куклы, ни рисованные герои сами не говорят. Это за них делают актеры. Вот звонят мне из студии «Союзмультфильм» и говорят: «Рина Зеленая, у нас есть Вовка, прекрасный Вовка. Только он сам говорить не умеет». Я приезжаю, долго смотрю на этого Вовку на экране, разговариваю за него, примеряю, какой у него должен быть голос, и потом начинаю озвучивать этого Вовку целиком.

(Когда озвучивали мультфильмы, актеры часто импровизировали. Нередко авторы оставляли эти удачные находки, которые были непосредственны и придавали свежесть тексту. К примеру, так было в фильме Г. Сапгира «Лягушонок ищет папу» и В. Коростылева «Вовка в тридевятом царстве».)

И тут в «Будильнике» шли кадры из мультфильма «Вовка в тридевятом царстве». Потом я продолжала:

– Вы, конечно, знаете, что артисты участвуют не только в мультфильмах: они играют в художественных фильмах, в кинокомедиях, играют разные роли, разных людей, разные характеры. Вот в фильме «Подкидыш» мне пришлось не только играть, но и тут же, на съемках, придумывать роль домработницы Ариши. Вы, наверное, ребята, не знаете, что такое домработница? Это помощница в доме, по всяким хозяйственным делам.

Я взяла характер моей Ариши у домработницы наших соседей, тоже Ариши. Характер суетливый и бестолковый. Она так быстро говорит, что слова у нее сыплются, как горох, так что понять совершенно ничего нельзя. Давайте посмотрим вместе, может, и разберемся.

Милиционер. Товарищ начальник, вот этот мальчик говорит, что он ищет какую-то девочку. Он со своей собакой всех ребят на бульваре разогнал.

Ариша. Хорошее дело! Он меня уже усю разогнал. Бегает, вы знаете, со своим бульдогом.

Алеша. Вовсе это, во-первых, не бульдог, а овчарка.

Ариша. Все равно вы не имеете права. Вы понимаете или нет? Он еще такую гадость на руках держит.

Алеша. Вы не кричите на мою собаку. На нее до шести месяцев кричать нельзя, она нервная будет.

Ариша. Поганая она, ваша собака. Понимаете вы или нет? Вы мне с нею все нервы истрепали… Грязная, поганая собака.

Милиционер. Гражданка, гражданка…

Ариша. Скажите, пожалуйста, на руках ее держит!

Милиционер. Гражданка, в чем дело? Гражданка!

Ариша. Ну, в чем дело? Бегает кругом со своим это мопсом. Усе время лает на меня. Скажите, пожалуйста, ну усех разогнал… Я ему говорю…

Милиционер. Вы… Я вас прошу, успокойтесь. Подойдите сюда.

Ариша. Ну, вы представьте себе!..

Милиционер. Вы не волнуйтесь, не волнуйтесь, подойдите сюда… Вас что, собака покусала, да?

Ариша. Не… не покусала. Что ж, я бы допустила, чтобы меня собака кусала?

Милиционер. Ну что же, она вам платье порвала?

Ариша. Не, не порвала… Что вы говорите? Хорошее дело… Если бы она мне платье порвала, я ее сама на куски порвала бы.

Милиционер. Так для чего же вы сюда пришли?

Ариша. Ну, вы не поймете, никто не хочет идти. Всем некогда… Свидетелем… Понимаете, как будто у меня есть время. Вы знаете, у меня за газ не плачено по безналичному расчету. У меня девочка не кормлена. Мне дежурство исполнять. Вы знаете, всё в мусоре, я ушла… Вы зна…

Милиционер. Гражданка, гражданка, гражданка! Вас прекрасно понял! Вы свободны!

Ариша. Да несвободная я. Ну, какая же я свободная? Я же после выходного выходная. Вы знаете, я после выходного выходная. Вы представьте себе. А вы мне говорите «свободная»…

Милиционер. Можете идти, гражданка.

Ариша. Я тесто поставила! Хорошее дело… Кто же за мои нервы отвечать будет?

Милиционер. Гражданка, гражданка…

Ариша. Мне сметану… Мне сметану…

Милиционер. Пройдемте, гражданка.

Ариша. Когда я теперь сметану достану? Вы знаете, в четыре часа мне надо было достать… Сколько времени…

После этого я снова обращалась к детям:

– По-моему, я вижу у телевизоров взрослых. Ребята, вы же им все загородили. Пропустите их вперед. Я тоже с ними поговорю, раз уж я в телевизоре.

Дорогие многоуважаемые взрослые! Вам, наверное, каждый день приходится слушать, как вы должны обращаться со своими детьми. У меня даже создается впечатление, что как нужно воспитывать детей, знают все, кроме их родителей. Кто-то сказал, что педагогика – это наука о том, как воспитывать чужих детей.

Мне один родитель рассказывал, что его вызвали в школу насчет сына. Он там ждал вместе с другими дедушками и мамами. Потом вышла нянечка и сказала: «Проходите в кабинет! Отстающие родители, пройдите в кабинет! Вас сейчас будут касаться!»

Ну, это насчет больших детей. У этого родителя сын был уже во втором классе. А вот, думая о самых маленьких, мне кажется, взрослые всегда должны помнить, какой глубокий след в душе ребенка может иногда оставить случайно брошенная фраза.

Постоянно обращая внимание на детей, я невольно подслушиваю их разговоры со взрослыми.

Бывали, например, такие случаи.

В сквере две молодые мамы идут с двумя девочками и мальчиком. Я замечаю, что мальчик внезапно остановился, увидев что-то на дорожке. Мама кричит ему:

– Валерик, в чем дело? Иди сюда! Мы уходим.

Мальчик не двигается с места. Мама возвращается к нему узнать, что случилось, и видит, что мальчик не отрываясь смотрит на зеленого жучка, ползущего по желтому песку. Она улыбается и говорит:

– Ну что ты, дурачок! Чего ты боишься? Наступи на него, и дело с концом.

Мальчик поднимает на мать глаза. Они полны удивления и ужаса. Он впервые в жизни увидел зеленое чудо, живое, двигающееся под солнцем, и мама предлагает уничтожить его.

Мне хотелось бы ввести для нас, взрослых, для нашего нравственного сознания такой предупреждающий знак: «Осторожно, дети!»

Магазин «Детский мир», огромный детский мир… Я осторожно пробираюсь через толпу и вдруг получаю основательный толчок. Передо мной останавливается громадная тетя и громовым голосом кричит:

– Наталья, не отставай! Сколько раз тетя Клава должна тебе повторять, что пока ты не научишься работать локтями и расталкивать всех, как надо, ты не станешь настоящим человеком!

Не знаю, послушалась ли девочка советов тети Клавы, но я надеюсь, что эта крохотная Наталья все-таки найдет другой способ стать настоящим человеком…

После этого шел эпизод из фильма «Телеграмма», я играла писательницу. Потом я просила взрослых:

– Я не успела, я хочу еще сказать несколько слов моим маленьким друзьям.

Мои милые люди, вы еще маленькие, но настоящие люди, с большими сердцами. Поэтому будем говорить серьезно. Я вас очень прошу: относитесь внимательно к взрослым. Вы не можете себе представить, как они в этом нуждаются и как много для них значит ваше ласковое слово, каждый знак вашего сердечного внимания и помощи. Ведь у них столько забот и работ. Взрослые могут подчас даже быть несправедливыми. Ведь каждый человек может иногда ошибаться. Но надо быть снисходительными в этих случаях, уметь уступить. Это будет очень благородно с вашей стороны.

Может быть, я не права? Тогда я все свои слова беру обратно. Но вы, мои дорогие, обязательно запомните их хорошенько.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.