Мои друзья как они есть
Мои друзья как они есть
Волошин, как всегда, проявил дружелюбие и, как только я ему позвонила, быстренько послал к черту государственные дела:
– Когда ты можешь? Завтра? Давай в три? Приходи, я тоже соскучился…
И как только я увидела главу администрации, мне сразу же полегчало. По очень смешной причине: Волошин заметно поправился. И больше не похож на доходягу из Освенцима. Честное слово! Щеки не впалые, и даже чиновничий животик наметился. И его как-то сразу же перестало быть жалко.
А так – я по-прежнему с удовольствием захожу к Волошину в гости, в Кремль. Правда, теперь гораздо реже, просто повидаться с ним, а не по делу. А он по-прежнему каждый раз критически высказывается о моей прическе. Я же, в свою очередь, иду по коридорам его корпуса и испытываю физическое наслаждение, что все эти вампирские стены вокруг на меня уже совсем не давят. Отпустило. Прохожу, например, мимо президентской библиотеки и, вместо того чтобы думать о президенте, разглядываю старинные гравюры, которые развешаны в коридоре. В первый раз в жизни, кстати, заметила. Готова поспорить, что Волошин-то их до сих пор так и не видел.
* * *
А другой мой друг кремлевской эпохи, Анатолий Чубайс, наоборот, резко похудел (сидит на диете, по кичевой в московской политической тусовке системе доктора Волкова). И его тоже сразу перестало быть жалко. Как перестает быть жаль любого человека миссии, который вдруг начинает заниматься собой. А не своей миссией. Должна признаться, что уже года полтора я не решаюсь встретиться с Чубайсом и поговорить лично. Боюсь. Потому что до сих пор считаю его другом. И если его мутация зашла уже в необратимую стадию, то пусть лучше у меня хотя бы останутся о нем хорошие воспоминания. Как о погибшем диггере.
Партию свою, кстати, Союз правых сил, электрик Чубайс, похоже, вообще посадил между двух электрических стульев. Накануне думских выборов СПС мучительно выбирает, и все никак не может выбрать: либо лечь под Кремль, как настаивает Чубайс, – и тогда потерять весь свой традиционный либерально-демократический электорат (потому что для избирателей СПС самыми главными достижениям ельцинской эпохи были как раз те, которые уже, по сути, отменены Путиным: свобода слова и свобода СМИ), либо уйти в оппозицию – и тогда оказаться отрезанными Кремлем от всех телевизионных каналов во время предвыборной кампании.
* * *
С лидером СПС Борисом Немцовым я стараюсь о политике вообще не говорить, – чтоб не разругаться. Вот недавно ходили с ним вместе на концерт Пола Маккартни. Смешно получилось: кумир моего битломанского детства впервые приехал в Москву ровно в день моего рожденья, 24 мая, и остроумный Немцов подарил мне билет на концерт на Красной площади, в первый ряд VIP-сектора. То есть сидеть я должна была рядом с Путиным.
– Борь, – говорю, – тебя ж потом в Кремль больше не пустят, после того как рядом со мной на концерте увидят!
– Плевать! – разумеется, ответил Немцов.
А в результате мне так скучно стало смотреть на лица старперов-чиновников, сидевших, как истуканы, в VIP-секторе, что мы плюнули на свои модные билеты и пошли вместе с Борькой, его дочкой Жанной и ее подружкой танцевать в толпе тинэйджеров прямо перед сценой, на подтанцовке. И уже оттуда я вдруг с удовольствием заметила, как на композиции Hey, Jude главу кремлевской администрации Александра Стальевича Волошина проняло и он стал трогательно подпевать. Не поверите, тексты знает!
Но вот о том, что я не захотела сидеть рядом со своими кремлевскими друзьями – я еще ой как порадовалась! Потому что когда Путин, как обычно с опозданием, явился на концерт, вся чиновничья урла, вместо того чтобы веселиться под Маккартни, стройными рядами встала приветствовать Отца и Учителя – прямо как на съезде Единой России. В общем, правильно им Пол на прощание Back in the USSR спел…
* * *
Недавно встретилась с властелином думской кнопочки Владиславом Сурковым, на которого уже вся политическая тусовка за глаза жалуется, что совсем мозгами съехал на идее воссоздания в стране однопартийной системы с несколькими фракциями.
– Слав, – говорю, – ну что вы за тоску зеленую в стране развели? Самому-то не противно от того, что вы рты всем позатыкали?
Владислав Юрьевич как всегда искренне задумался и признался:
– Слушай, знаешь, действительно противно: я вот с главными редакторами встречаюсь, они все задают какие-то дежурные вопросы, потом я спрашиваю: Ну а еще-то вопросы какие-нибудь у вас остались? Еще-то вас хоть что-нибудь интересует? Задавайте! Нет, все молчат, боятся, что ли – не знаю даже, почему?
– Ты – не знаешь?! Разве вы не собственными руками все это сделали?
Слава в ответ улыбнулся своей фирменной застенчивой улыбкой.
Я решила, как и положено, судить писателя (даром что несбывшегося) по его же собственным художественным законам:
– А разве ты не помнишь, Славка: у тебя вот раньше была прекрасная идея о том, что качественными и эффективными в политике могут быть только сложные конструкции? А диктатура не качественна и, в конечном счете, неэффективна именно потому, что это – примитивно, одноклеточно, это деградация. Так почему ж ты теперь позволил себя так примитивизировать? Тебе – умному человеку – не впадлу управлять страной такими примитивными методами, как сейчас?
Слава засмеялся:
– Да видишь ли, – старею я, видимо! Старый я стал – вот мне и захотелось покоя и застоя!
– Слушай, а почему я, молодая девушка, должна страдать из-за того, что ты стареешь?! – пошутила я в ответ. – Почему мы из-за вашего старческого маразма вынуждены уходить из профессии?!
Тут Сурков вдруг посерьезнел и сказал:
– Знаешь, вот попомни мое слово: сейчас, конечно, застой, но еще через несколько лет вы все еще вспомните с благодарностью, что мы этот застой удерживали! Потому что сейчас еще лет восемь в стране застой будет, но зато потом – ка-ак еба…ет – никому мало не покажется!
* * *
Я не поклонница эксгумации, но на прошлогоднем приеме во французском посольстве я случайно откопала существо даже не из прошлой, а из позапрошлой жизни. Это был скелет эры, предшествовавшей появлению тиранозавров, когда на кремлевской поляне паслись еще отдельные безобидные травоядные игуанодонты. Короче – Дмитрий Дмитриевич Якушкин, неудачливый кремлевский пресс-секретарь, которому выпала трагическая миссия проводить Ельцина в последний президентский путь. В смысле, из Кремля – на покой. Впрочем, Семья, как хорошо известно в Кремле, своих не бросает, и после, прямо скажем, неблистательной пресс-секретарской карьеры, Якушкина, говорят, пристроили в один из российских банков – МДМ, кажется. Так вот, наш меланхолический Якушкин, едва завидев меня на фуршете Победителей Бастилии, кинулся ко мне как к родной:
– Лена! Я слышал, вас путинская пресс-служба выгнала из Кремля! Какой кошмар! Видите вот, какие времена настали! Я бы вот вас никогда не выгнал – вы же знаете! Что бы вы там не писали!
– Прекрасно знаю, Дмитрий Дмитриевич, – абсолютно искренне ответила я.
И тут Якушкин, вздохнув, неожиданно расфилософствовался:
– Как говорится, были яркие времена – и люди яркие были. А настали серые времена – и люди теперь в Кремле серенькие…
* * *
Но вот чего уж я точно не ожидала – это что когда-нибудь стану вести долгие беседы по телефону с человеком, которого я всю свою диггерскую жизнь ненавидела как злого гения российской политики – Борисом Березовским. Я вдруг почувствовала, что именно сейчас, когда вся родная политическая тусовка от него отвернулась, дав Путину молчаливое добро на его травлю, – именно сейчас для диггера и не впадлу с ним познакомиться.
Тем более что, по моим наблюдениям, страдания очеловечивают мутантов. И именно страдания становятся для них протезом тех чувств, которыми нормальные люди наделены с рождения.
Впрочем, наши с Березовским отношения по-прежнему преследует какой-то злой рок: сначала он регулярно, с маниакальным упорством, когда видел меня, не мог вспомнить, кто я такая (на мое счастье, – потому что в этих ситуациях он лишь отвешивал мне галантные комплименты, а не вспоминал статьи, в которых я его поливала). А теперь, когда он, наконец, начал идентифицировать меня, – ему, в силу известных обстоятельств, приходится это делать исключительно по голосу.
Как– то раз на мои упреки в изобретении Путина Березовский признался.
– Слушайте, Лена, да я в тот момент его и не знал почти! Ну два раза водки вместе выпили – и вперед, в президенты!
Зная легендарную динамичность Березовского, в это охотно верится.
Самое смешное: недавно встретила олигарха-эмигранта в лондонском ресторане Нобу (совершенно случайно, клянусь! Я туда с молодым человеком поужинать зашла!) – посидели, поговорили. А на следующий день мне сказали, что Березовский меня опять не узнал…
* * *
А мой ангел-хранитель времен кремлевского пула, бывшая журналистка Общей газеты Ленка Дикун, не вынеся циклических воспитательно-карательных мер со стороны путинского пресс-секретаря Громова, ушла не только из пула, но и из журналистики. С горя она вдруг сама неожиданно переквалифицировалась в пресс-секретари. Только не Кремля, а Союза правых сил.
Осенью 2002 года, перед скандальным визитом Немцова в Белоруссию, Дикун организовала один из первых в своей постжурналистской жизни подвоз прессы в аэропорт.
Она позвонила мне и произнесла ту самую нашу коронную, незабвенную с предвыборных времен, фразу:
– Ну что, завтра в девять утра – на нашем месте?… (Имелось в виду то самое место на Белорусской, откуда мы уезжали во Внуково-2, когда нужно было лететь с Путиным.) Мы обе хохотали минут пять. А потом оказалось, что Ленка вовсе не шутила, – и из ностальгических соображений она заказала автобус для прессы именно на то самое место: к новому выходу из метро Белорусская.
Едва я села в автобус, Дикун, просто как заправский кремлевский пресс-секретарь, принялась раздавать журналистам толстенные папки с бессмысленными и скучными документами про визит.
– Дикун, а вот угадай с трех раз: куда я сейчас твою папочку засуну?! – неполиткорректно спросила я Ленку на весь автобус. И тут же демонстративно произвела над папкой ровно то же самое действие, что и сама Дикун всегда производила над раздававшимися нам в Кремле безмозглыми тоскливыми документами, оставила в живых один-единственный нужный листок – график визита, а остальное отработанным жестом отправила куда подальше – под сиденье автобуса.
И Ленка опять хохотала как сумасшедшая. Признав, что там этим документам и место. Зато потом, когда вышел мой текст про визит Немцова, пресс-секратарь СПС смеяться уже перестала. А позвонила мне и заявила, что все ее коллеги требуют, чтобы Трегубову больше на порог никогда не пускали.
– Ну зачем было выносить сор из избы?! Есть такие вещи, о которых писать нельзя, неужели ты этого не понимаешь?! – заявила Дикун.
Упс… Еще одна выпала из гнезда кукушки…– с тоской подумала я.
Но дня через два Дикун сама перезвонила и с какой-то особенной, диггерской радостью в голосе призналась:
– Ладно, Трегубова, по-журналистски-то я ведь прекрасно понимаю, что репортаж у тебя -классный… Я всем своим тут уже строго-настрого сказала: Я тут вам не позволю второй Кремль устроить! Руки прочь от Трегубовой!
* * *
Кстати, вторая журналистка, которая в момент начала в Кремле репрессий против СМИ не побоялась заступиться за меня, Татьяна Нетреба из Аргументов и Фактов – тоже недавно приняла решение прекратить поездки с Путиным: Нервы -дороже – говорит она.
* * *
Недавно встретила Лешку Венедиктова с Эха Москвы и пожаловалась ему, что из-за терпкого путинского духа, который с быстротой и неотвратимостью радиации распространяется по всей стране, я даже уже и в газете чувствую себя пенсионером:
– Я вот тут призналась коллегам в Коммерсанте, что точно знаю, чем буду под старость деньги зарабатывать, если доживу: помнишь, были такие сумасшедшие старушки, про которых говорили: Она ЛЕНИНА видела! А я точно так же буду ходить по школам и рассказывать, как я ЕЛЬЦИНА видела. А коллеги мне в ответ, знаешь, что отвечают: Во-во! К тому времени, как ты станешь старушкой, как раз скоропостижно оборвется десятое президентство Владимира Владимировича Путина…
– С ума можно сойти! Если уж Трегубова у нас о пенсии думает, – куда катится мир! – засмеялся Венедиктов, вспомнив, как еще совсем недавно покровительственно называл меня комсомолом.
Кстати, Алексей Алексеевич Венедиктов по-прежнему при встрече то и дело поддергивает меня за нос, как учитель – ученицу. А я каждый раз радуюсь, и хожу потом весь день рот до ушей: приятно ведь себя хоть иногда ребенком почувствовать.
* * *
Мой кремлевский Вергилий – Волин, по какой-то прямо-таки изысканной шутке судьбы, умудрился ровно в тот день, когда я сдавала эту рукопись в издательство, уволиться с поста главного пиарщика Белого дома. Так что, как плоско шутят в кремлевской тусовке, Волин – уволен. Думаю, теперь и ему забавно будет вспомнить, как он водил меня по кремлевским лабиринтам.
* * *
А что касается Владимира Владимировича Путина, то его до недавнего времени я каждый день видела у себя дома в туалете. Вернее, если использовать сленг, который более симпатичен нашему президенту, – в сортире. Коллеги из Коммерсанта подарили мне матрешку, где сверху – Путин, потом снимаешь его голову, а внутри – Ельцин, а дальше – Горби, а еще глубже – Брежнев. И так до самого Сталина.
– Это тебе, – чтобы у тебя в сортире террористы не завелись! – пояснили коллеги.
Да у меня там террористов и до этого-то как-то не было…
Одного высокопоставленного правительственного чиновника, заглянувшего как-то раз по какой-то нужде в мой туалет, чуть кондратий не хватил.
Он немедленно выскочил оттуда, почтительно декламируя:
– Двое в комнате – я и Путин…
А моя подруга-лингвистка, в совершенстве знающая немецкий, вывела даже четкое научное этимологическое обоснование пребывания Путина именно в этом месте:
– В Германии ведь, чтобы избежать грубого оборота пошел в туалет, употребляют иногда эвфемизм Zum Keiser gehen – то есть пойду-ка я схожу в гости к Кайзеру… Так что, с учетом отечественных политических реалий, – это полная калька с немецкого – пойду-ка я к Путину!
В общем, паломничество по путинским местам было отдельным аттракционом в моей квартире. И никого из гостей равнодушным не оставляло, неизменно рождая самые живые аллюзии.
Но после того как я дописала книгу, мне почему-то вдруг захотелось убрать матрешку с глаз долой. В смысле – прочь с бачка.
Я засунула ее в ящик на антресолях. И на этом эпоха Путина закончилась. По крайней мере – в моем личном сортире.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.