Глава 3

Глава 3

«Приказ есть приказ — сам понимаешь…»

Ночной звонок в Магадан.

Снова под следствием.

Письмо Горбачеву.

«Вам это и не снилось!»

Кого представлял «голос народа».

Зачем полез в драку Евгений Евтушенко.

«В Центральном. Комитете КПСС…».

Министр не желает эти вопросы обсуждать.

Прости меня, Римма!

Я готовил письмо на имя Председателя Совета Министров СССР. Пришло время сказать руководству страны: можно увеличить добычу золота вдвое, если использовать методы, которыми работали крупные старательские артели. На это письмо в какой-то мере меня спровоцировал, сам о том не подозревая, министр цветной металлургии П. Ф. Ломако. На одном из совещаний у него в кабинете министр вдруг обратился ко мне, указывая рукой на сидевших вокруг стола своих заместителей и членов коллегии:

— Вадим, научи этих чудаков золото добывать!

Министр не стеснялся крепких выражений и, конечно, слово «чудаков» произнес с другой буквы.

Присутствовавший на совещании у Ломако заместитель начальника «Главзолота» Г. В. Захаров рассказал мне такую историю. Когда мне во второй раз выделили «Волгу», начальник управления рабочего снабжения напомнил Петру Фадеевичу, что мне уже — выделяли машину. Министр резко оборвал его, сказав: «Этому человеку уже дважды нужно было бы дать Героя». Он повторил слова Ашота Александровича Григоряна, теперь — работавшего в Министерстве и знавшего меня еще по Магадану.

«Печора» была первым в стране многопрофильным хозрасчетным кооперативным промышленным предприятием. Именно благодаря нашей артели в начале 80-х годов реальный хозрасчет вырвался за пределы золотодобычи. Одновременно с традиционно разрешенной старателям добычей золота «Печора» начала из года в год во все более возрастающих объемах на хозрасчетных условиях осуществлять геологоразведочные, общестроительные, дорожно-строительные работы, демонстрируя на всех направлениях деятельности впечатляющие результаты в производительности, качестве и экономичности.

Артель стремительно наращивала свою мощность. Она практически удваивала ежегодно объемы дорожно-строительных и общестроительных работ, ее численность к 1986 году достигла полутора тысяч человек. К этому времени «Печора» была готова начать обустройство нефтяных и газовых месторождений, строительство жизненно важных транспортных коммуникаций на территории Республики Коми для освоения новых сырьевых районов — Тимана и арктического побережья. Реализация потенциальных возможностей кооперативного предприятия «Печора» дала бы государству колоссальный экономический эффект.

Не знаю, совпадение ли это, но очень скоро после своеобразной министерской похвалы я почувствовал, что над моей головой сгущаются тучи. Кое-кто из «чудаков», окружавших министра, был связан с Центральным Комитетом КПСС, — с высокопоставленными партийными боссами Гурзой и Ястребовым, которые опекали министерство, направляли его политику, особенно кадровую. После моего письма председателю правительства, письма сугубо делового, в коридорах министерства по каким-то подспудным причинам стали вынашивать идею освободить от должностей всех председателей артелей, когда-то отбывавших наказание. К моему недоумению, и министр почему-то стал говорить со мной суше, официальнее. Мне до сих пор неизвестно, что происходило за кулисами, между кем шла скрытая от глаз борьба, но скоро проект приказа лег на стол министра и — по доброй ли воле или по настоянию партийных кураторов — был подписан.

Я не придал этому значения — в голову не приходило, что это может коснуться меня, создателя первых золотодобывающих артелей Колымы, председателя одного из самых успешных старательских коллективов. Только потом понял, что именно моя персона, видимо, навела кого-то на эту мысль. Министерские головы сообразили, что иной законной возможности освободить меня и приструнить других не существует.

К слову сказать, когда меня вызвали в министерство, чтобы ознакомить с приказом, Ломако не было. Петр Фадеевич, вероятно, постеснялся и поручил это своему заместителю Чепеленко. Во всяком случае, мне хочется так думать.

Исполнять приказ относительно председателя «Печоры» предстояло директору объединения «Уралзолото» Н. В. Новаку. Он прекрасно знал нашу артель, поддерживал, но что мог сделать, когда есть приказ по министерству? Ему следовало найти способ освободить меня от должности и поставить главного геолога объединения Матвеева председателем артели. Кстати, опытного горняка, против которого не могло быть никаких возражений. Осуществить все это можно было только решением общего собрания артели. С этим Новак и Матвеев приехали из Свердловска на базу «Печоры» в Березовском.

Общее собрание артели назначили на 16 мая 1983 года. — Приказ есть приказ — сам понимаешь, — сказал мне при встрече Новак, отводя глаза.

В указанный час сотни старателей заполнили клуб. В президиуме Новак, Матвеев, с ними рядом я и члены руководства артели. Сохранилась стенограмма:

«Председательствующий. Следующий вопрос — выборы председателя артели «Печора». Слово Швабию, члену правления, начальнику участка Таврота.

Швабии И. П. В адрес правления от объединения «Уралзолото» поступило два письма. Я их сейчас зачитываю. «Во исполнение указаний Министерства цветной металлургии и «Союззолота» о запрещении заключать договора с артелями, председатели которых были ранее судимы, объединение предлагает вам освободить Туманова В. И. от должности председателя артели и на общем собрании избрать нового. Подпись — и.о. директора объединения Н. В. Новак».

И второе: «В соответствии с Типовым Уставом артели старателей и Положением о старательской добыче золота в системе Министерства цветной металлургии СССР, объединение «Уралзолото» предлагает избрать на общем собрании председателем артели Матвеева. Подпись — директор объединения Н. В. Новак».

Зачитываю юридическую справку.

«Справка выдана Туманову В. И. в том, что он освобожден решением комиссии Президиума Верховного Совета СССР в соответствии с указом от 24.03.56 г. за нецелесообразностью содержания в заключении, со снятием судимости и поражения в правах. Начальник отделения почтовый ящик АВ-261… Начальник части…» Реплики из зала:

— Почему Матвеева?

— Не надо нам его! Председательствующий. Эту кандидатуру предлагает нам объединение. Оно имеет право рекомендовать. Может быть, кто-нибудь из объединения нас проинформирует о личности Матвеева. А в принципе многие у нас его знают. Он главный геолог объединения. Много лет назад работал у Туманова геологом.

Новак Н. В. Мы имеем от заместителя министра такое указание. Вадим Иванович не согласовывается в инстанциях министерства. Судимость с него снята, мы это знаем прекрасно. Значит, есть ряд других соображений, по которым его кандидатура не согласовывается. (Шум в зале.)

Вы меня не перебивайте, пожалуйста. Вадима Ивановича я знаю, и не хуже вас знаю, я говорю не от себя. Министерство нам по ряду председателей сделало предложения. Мы все взвесили — мы ведь с вами хотим дальше работать — поэтому предложили вам кандидатуру не с улицы, а главного геолога объединения, который согласовывается по всем инстанциям. Он человек грамотный, волевой, работал у вас в артели когда-то. В Приморье, наверное. Да, Вадим Иванович?

Туманов В. И. Да. Новак Н. В. Если вы выберете несогласованного человека, последствия могут быть разные. Хотя вы и кооперативная организация, но не должны забывать, что существуют же определенные рамки. Вы работаете, добываете золото, состоите с нами в договорных отношениях. Я вам просто хочу сказать, что ваше решение поставит нас с вами в неправильные отношения.

Ваша артель работает очень хорошо. Вы вносите большой вклад, мы вашей работой довольны. Особенно тем, что мы с вами осваиваем Север. Задачи стоят очень большие. Поэтому нам не следует входить в какой-то конфликт. Хотелось бы, чтобы была хорошая работа и в будущем. Потому что нельзя же, скажем, голосовать за все, что хотите. Поэтому мы рекомендуем соблюдать рамки.

Я вам, товарищи, еще раз скажу. Я о Туманове ничего вам не говорю плохого. Его на должность председателя не согласовывает министерство. Заместитель министра Жмурко (Туманов это знает, мы его известили) категорически настаивает, чтобы собрание не выбирало больше председателем Вадима Ивановича. (Шум в зале.)

Об отрицательных сторонах Туманова я материалов не имею. Но есть официальный документ, запрещающий заключать с ним договор, так как он ранее судим. Других каких-то негативных сторон Туманова я не знаю. Может быть, их знает заместитель министра, обратитесь к нему.

(Выкрики из зала: «И так все ясно!», «Нечего обсуждать!»)

Председательствующий. Слова просит Неретин, секретарь парторганизации «Печоры».

Неретин A. M. Накануне нашего собрания мы провели партийно-хозяйственный актив и партийное собрание артели, на котором обсудили рекомендации объединения. Хочу доложить о нашем полном единодушии в рекомендации Туманова на должность председателя артели, ибо считаем его прекрасным организатором, отвечающим самым высоким требованиям, правильно понимающим директивы партии, делом и результатом доказывающим свое право быть председателем.

Председательствующий. Хочет выступить главный инженер артели Зимин.

Зимин С. Г. Что касается формальной причины отвода Туманова, в общем, все ясно, она незаконна, поскольку у него нет судимости. И вообще я считаю, что формальный подход к таким сложным вопросам, как выборы руководителя, неприемлем. Я абсолютно уверен (за восемь лет отвечаю, а что раньше было, просто знаю по характеристикам), что успехи работы артелей, которые Туманов возглавлял, во многом были обязаны его организаторским способностям, деловым и человеческим качествам. Кто работает давно, знает, что такое освоение месторождений на Джугджуре. Здесь присутствуют люди, которые проходили через Джугджур. Они могут сказать… (Шум в зале: «Можем!»)

Мы работали в Бодайбо, нам передавали месторождение в Дальней тайге — Барчик. Туда летом никаких дорог, только зимник и авиационное сообщение. Вопрос обсуждался на техсовете объединения. За исключением директора объединения, все руководство возражало против передачи этого месторождения артели «Лена». Мотивировка: «мало времени». Действительно, мы пришли туда в марте, оставалось недели две до конца зимника. С точки зрения любого нормального человека, даже опытного (а в Бодайбо опытные люди, у них там и отцы, и деды занимались добычей золота), было совершенно ясно, что забросить туда технику, материалы, подготовить участок к добыче нельзя. Поэтому на техсовете единодушно говорили, что нельзя давать нам технику. И в первый же год мы добыли очень много золота.

Такие факты трудовой биографии Туманова известны. Зная опыт его работы, его заслуги перед отраслью, отношение к нему людей, которые с ним работали, зная его потенциальные возможности как руководителя, способного действительно решать задачи, все время возрастающие, учитывая всю сумму его характеристик, я считаю, что более достойной кандидатуры просто нет.

Звездов Е. А. (горный мастер). Сколько нас здесь, старых, осталось, которые начинали работать вместе с Вадимом Ивановичем? Сколько их? (Шум в зале: «Много!») Нам всегда было трудно приходить первыми. И вот я хочу сказать, что, если вопрос стоит о переизбрании председателя, это просто несерьезный разговор. (Шум в зале: «Правильно!»)

Покаместов В. Н. (начальник участка). Шестнадцать лет я проработал с Вадимом Ивановичем. Хлебнул в жизни очень даже много. Я из рабочего сословия, работал на бульдозере, на автомобилях. Сейчас начальник участка, член правления. Мы большая, дружная семья. А нам вдруг какого-то дядю подсовывают. (Смех в зале.) Я все сказал. (Бурные аплодисменты.)

Матюхин В. Ю. (токарь). Я тоже простой работяга, как большинство тут. У нас, конечно, тяжело работать, и некоторые ребята не могут работать, уходят в другие артели. Так вот, если они там скажут, что они из артели Туманова, их берут с руками-ногами, без испытательного срока. А вот возьмите некоторые другие артели. Там не знают, сколько они заработают. А мы знаем, что если Туманов, то заработок у нас будет, это железно. Ведь правильно? (Голоса из зала: «Правильно!») Так какого же нам председателя еще нужно? (Бурные аплодисменты.)

Председательствующий. Кто еще хочет сказать? (Шум в зале: «Хватит!», «Все ясно!») Приступаем к голосованию. Голосуем в порядке выдвижения кандидатур. Первая — Туманов. Кто за его избрание председателем артели? Кто против? Воздержался? Туманов Вадим Иванович избран председателем артели единогласно. Поэтому вторая кандидатура на голосование не ставится…»

Все собрание я просидел за столом президиума, не поднимая головы. Мне казалось, это говорят не обо мне, а о каком-то совершенно другом человеке, неизвестном. После вопроса председательствующего, кто за Туманова, море рук взметнулось над головами. Когда Неретин, наш партийный секретарь, стал говорить о единодушной партийной поддержке, я про себя усмехнулся: молодцы коммунисты. Хорошо устроились! Сами посадят, сами поддержат… После собрания все были возбуждены и радостны. Сник только Николай Викторович Новак. Ему предстояло оправдываться перед Москвой за полный провал поручения министерства. Мне потом пересказывали разговор Новака с заместителем министра.

— Вы не смогли уломать какую-то артель! — кричали на него.

— Не какую-то, — отвечал Новак, — а артель Туманова…

В начале 80-х годов уже многие понимали, что такое управление государством грозит полным развалом экономики. Богатейшая страна продолжала идти ко дну, но административную систему по-прежнему занимали не глобальные хозяйственные проблемы, решать которые ей было не под силу, а любые проявления самостоятельности, принимаемые ею за строптивость и оппозицию. История с «Печорой» была одним из редких случаев, когда власть столкнулась с решительным сопротивлением трудового коллектива. Такого коллективам не прощают. Реванш партийная номенклатура возьмет, хорошо подготовившись, четыре года спустя, когда с привлечением всей мощи карательных органов обрушится на «Печору».

В декабре 1986 года среди ночи меня поднял телефонный звонок. Я находился в Магадане и еще не открыл глаза, но, нащупывая трубку, понимал, что прорывается межгород.

В Магадан я прилетел для участия во Всесоюзном совещании работников золотой промышленности. Сюда съехались руководители отрасли и всех крупных предприятий. Артель к тому времени при-шали лучшей в стране из негосударственных добывающих производств. За семь лет существования ее оборот вырос с 5 до 24 миллионов рублей. Таких темпов роста производства не знала ни одна страна, в том числе Япония. Отчисления от доходов мы направляем на строительство капитальных баз, отличных столовых, бассейнов. Я не могу понять, почему страна, располагая фантастическими ресурсами и возможностями, работает медлительно, неповоротливо, со скрипом. Точно не смазка, а речной песок в стыковочных узлах экономического механизма.

Неудовлетворенность происходящим стала у нас нормальным состоянием. Как точно сказал Юрий Карякин, наше поколение оказалось в самом эпицентре борьбы времени живого и мертвого.

На собраниях в «Печоре» не любят рассуждать на отвлеченные темы. А производственные дела вызывают бурные споры. Часто они заканчиваются принятием довольно смелых решений. Таким было в 1984 году артельное решение принять предложение объединения «Полярноуралгеология»: параллельно с золотодобычей, без ущерба для нее, артельными силами и техникой пробить в горах дорогу к базе геологов. Местные строители-дорожники не брались за это дело, считая его невыполнимым, у объединения пропадали выделенные средства. Некоторые издержки золотодобычи перекрываются высокой рентабельностью попутных строительных работ.

Приличные доходы артельщиков многих раздражали. Проверки были у нас регулярны, как банные дни. Но мне в голову не приходило, что не безделье, не убыточность, а изнурительная работа и желание зарабатывать деньги может обеспокоить власти.

В тот год, когда я полетел на конференцию в Магадан, трест «Коминефтедорстрой» провел сравнительный анализ работы треста и «Печоры». Мы с ними в одних условиях, по единым нормам прокладывали подъездные пути к нефтяным месторождениям. У артели месячная выработка на человека оказалась в 3,5 раза выше, чем у треста, производительность одного экскаватора в 2,5 раза выше, объем грузоперевозок на самосвал в 4,5 раза выше, притом, что мы работали, в отличие от треста, на старой технике. Дело, разумеется, не в людях, не только в людях. Государственное предприятие с его жесткой командной подчиненностью по вертикали, отсутствием всякого стимула в повышении производительности труда остается бесправным элементом ведомства и не может соперничать с экономически самостоятельной артелью.

Когда по проложенной нами дороге в артель приезжает местное начальство, мы слышим восторги. Но я стараюсь направить разговор в другое русло. Слишком часто в моей жизни расслабляющее доброе слово оказывалось предвестником страшных ударов.

Мне хочется иметь со всеми открытые, честные, взаимно ответственные отношения. Я думаю об этом, все чаще замечая ревнивое, нервозное отношение союзного министерства к нашим строительным делам в республике. Местные организации завалили министерство просьбами: разрешить артели поработать на них. Отказывать им не решались. Национальная республика! Министерство угрюмо, вопреки желанию, разрешало артелям заниматься другими делами, но чтобы «не в ущерб выполнению работ по добыче полезных ископаемых». Как это понимать, разъяснений не было, артели толковали документ по-своему, не допытываясь, какой смысл в него вкладывали составители. Объемы строительства в республике возрастали. Пропорционально росло раздражение министерства. А тут еще местные газеты принялись хвалить «Печору» за сооружение 98-километровой дороги Ижма — Ираэль, на которой много лет назад захлебнулась специализированная строительная контора. За четыре месяца, перед моим отлетом и Магадан, газеты сообщали: артель капитально отремонтировала 30 и сдала 22 километра новой дороги. Через год мы собирались открыть ее на всем протяжении.

У нас побывал генеральный директор научно-технического комплекса «Микрохирургия глаза» Святослав Николаевич Федоров. Печорцы приходили в восторг от его глубокого, цепкого ума, способности ценить время. Федоров был возмутителем спокойствия, и это тянуло к нему старателей.

— Смотрю я на вас, — говорил Святослав Николаевич, — и думаю о том, какие мы удивительные люди, невероятно морозоустойчивые, адаптирующиеся к любой глупости и сволочизму, которые нас окружают. Но даже в этой глухомани инициативные люди умеют делать себя счастливыми, организацию — процветающей, страну — богатой. Это живущая в нас удаль заставляет нас уйти хоть на край земли, только бы получить экономическую свободу, человеческую свободу. Знаете, я, как и вы, чувствую себя одиноким танком, прорвавшимся в тыл противника и ждущим, когда под него подложат мину и взорвут. Но какое наслаждение, когда на этом танке ты можешь пройти по газону, тебе свистят, а остановить не могут!

Святослав Николаевич заглянул в домики, столовую, сауну. «Вадим, я кое-что перейму у тебя!» Он тоже был убежден, что все надо начинать с заботы о человеке. Всю нашу жизнь, говорил он, мы строим общий дом, не думая о том, что надо свой дом построить. Разве можно сделать государство сильным, если мы сами слабые, трусливые, завистливые люди? Потом он скажет на Всесоюзной партконференции, которая транслировалась на всю страну: «Оказывается, главная инвестиция должна идти не в расширение производства, а в человека. Наконец-то мы должны поверить и своего человека, перестать говорить о человеческом факторе, а говорить о человеческой личности, о развитии, о гармоничном развитии этой личности…»

В 80-е годы это еще надо было доказывать.

Мы уже накопили опыт ускоренного пионерного обустройства ресурсных районов Крайнего Севера. Он мог быть использован для создания высокомобильных «предприятий быстрого развертывания» с объемом деятельности, как у общестроительных и дорожных трестов первой категории. Смысл — в опережающем обустройстве самых труднодоступных месторождений, причем в регионах с экстремальными условиями. Такие предприятия могли бы способствовать быстрому вовлечению в народное хозяйство новых нефтяных, газовых, рудных и нерудных месторождений.

По нашим представлениям, эти высокомобильные предприятия не должны быть отягощены громоздкими и малоподвижными «обозами». Пионерное обустройство Крайнего Севера разумно осуществлять минимальным количеством высокопрофессиональных работников. Здесь ощущается острая их нехватка при относительном общем избытке мигрирующего населения.

Базовой моделью «предприятия быстрого развертывания» мог послужить коллектив «Печоры». Это полторы тысячи высококвалифицированных механизаторов и строителей в возрасте 25–45 лет, прибывших на Север из трудоизбыточных районов. Режим работы — 12-часовые смены ежедневно, в среднем по 220 рабочих дней в году.

Помимо основной деятельности, артель ведет общестроительные и дорожные работы, и при всем этом наши кадровые и организационные возможности используются далеко не в полную силу.

Десантируясь в необжитом районе, можно вести опережающее первоначальное обустройство Ямальского, Бахиловского, Русского, Харьягинского газонефтяных, Тиманского бокситового и титанового месторождений. Строительство 200-километровой автодороги на Тиман могло бы сопровождаться вывозом по зимнику бокситов уже в первый год работы. Строительство протяженных зимников и транспортировка по ним большого количества грузов — привычное для нас дело.

Оперативности задач должен соответствовать тип предприятия. На наш взгляд, было разумно наделить его правовым статусом кооператива. Работая на началах самофинансирования и самоокупаемости, такое предприятие отличалось бы от артели старателей: во-первых, фиксированными платежами в бюджет; во-вторых, отказом от налоговых и кредитных льгот, предоставляемых старателям.

Эти предложения мы обдумывали, готовя письмо М. С. Горбачеву.

Собираясь на Колыму, я прихватил с собой вышедший в те дни свежий номер «Московских новостей». Газета напечатала о «Печоре»: «Хозрасчетная кооперативная организация… может служить моделью для будущих производственных формирований в различных отраслях народного хозяйства».

Вот что предшествовало моменту, когда ночью в магаданской гостинице я услышал взволнованный голос Володи Шехтмана:

— Вадим, на наших базах в Инте, Ухте, Березовском идут по вальные обыски! Полно работников милиции и прокуратуры. Раз гром страшный. Все работы остановлены!

— Ты одурел, что ли! — Я ничего не понимал. — Что у нас мо гут искать?!

— Золото, наркотики, валюту, оружие, антисоветскую литературу. Сами не понимаем! Все переворачивают вверх дном. Когда прилетишь?

У меня голова шла кругом.

— Завтра буду в Москве… Если здесь не арестуют!

— Ты что, Вадим! Ах, Володя, Володя… Ты умный парень, но тебя ни разу не забирали на улице. Мои слова, хорошо понятные любому бывшему лагернику, тебе кажутся неуместной шуткой. Счастливый ты человек, Володя!

Остаток ночи я не мог сомкнуть глаз.

До начала конференции я разыскал Николая Викторовича Новака.

— Может, мне лучше не выступать? Предупредить Рудакова?

Валерий Владимирович Рудаков, заместитель министра, начальник «Союззолота». За его плечами годы работы в Якутии. Он в министерстве один из немногих, кто постоянно относился к нашей артели с симпатией. Новак отсоветовал:

— Твоим докладом сегодня открывается заседание. Давай не ломать повестку дня.

В президиуме называют мое имя, я иду к трибуне, но мне долго не удаётся раскрыть рот.

Во рту сухо. Я беру стоящий на трибуне стакан, отпиваю глоток, ставлю стакан на место. Стало еще суше. Я делаю еще глоток. Теперь чувствую сухость всех своих внутренностей. Когда в третий раз припадаю к стакану, по залу прокатывается легкий смешок. Наконец зал утихает, и я начинаю говорить. «Опыт артели «Печора» — об этом меня просили рассказать. Стараюсь сосредоточиться, вспоминаю, чего добились, и вот я уже в своей тарелке: за что-то критикую министерство и лично Рудакова. Он сидит за столом президиума и хлопает вместе со всеми. Несмотря на все мои замечания в адрес Валерия Владимировича, я твердо знаю: из всех руководителей, возглавлявших в разные годы «Союззолото», только Рудакова можно поставить в один ряд с Воробьевым и Березиным.

Во время перерыва меня окружают журналисты.

Я извиняюсь на ходу: нет ни минуты времени. У подъезда ждет машина, спешу в аэропорт, поговорим в другой раз.

В Хабаровске меня встречают старые товарищи, тоже золотодобытчики, уже наслышанные о происходящем в «Печоре». Допытываются что и как, строят догадки.

В Москве из аэропорта Домодедово еду с Володей Шехтманом к нему домой. Из квартиры звоню на нашу базу в Ухте, говорю с Мишей Алексеевым, с Сережей Зиминым. Там все бурлит! Следователи согнали рабочих в столовую: «Всем оставаться на местах!» В бухгалтерии изымают финансовые документы. Чувствуется, это хорошо подготовленный и санкционированный сверху налет. Ребята в растерянности, ждут моего приезда. Только опускаю трубку, снова звонок. Володя берет трубку и слышит:

— Рядом с вами Туманов. Передайте трубку ему!

— С вами говорит следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Союза Нагоргйок. Вы никуда не полетите. Завтра вам нужно быть в прокуратуре!

— Нет, — ответил я.

— А я вам говорю…

— Мало ли, что вы говорите…

— Мы вас снимем с самолета!

— Пожалуйста, снимайте.

С самолета меня никто не снял. В одиннадцать вечера я уже в Ухте. Собрались все, кто на базе, говорят наперебой. Постепенно проясняются детали.

Во время обысков следователь прокуратуры Олег Кремезной обещал старателям посадить руководство артели и ее председателя. И теперь просит всех рассказать, что знают о своем преступном начальстве.

— Это вы преступаете закон, — сказал им Марк Масарский. — Вам придется горько раскаиваться!

В морозные декабрьские дни по зимникам вездеходы теперь подвозили к поселкам одну за другой бригады следователей. Во всех помещениях проводились обыски, выемки документов. Сейфы открывали кувалдами. Все делали нетерпеливо и грубо, как взломщики, еще не набравшие опыта. Из контор и общежитий увозились груды конфискованных вещей — телевизоры, магнитофоны, пишущие машинки, личные письма и фотографии, записные книжки.

Среди моих бумаг хранится копия протокола обыска на базе в Березовском 11 декабря 1986 года.

«Осмотрена комната Туманова В. И., в ней ничего не обнаружено и не изъято.

С противоположной стороны жилого дома в комнате Леглера В. А. в письменном столе обнаружено и изъято: характеристика Леглера В. А.; фотография Леглера; диплом кандидата наук на имя Леглера; книга «Леглер В. А. Научная теория в организованном сообществе»; разрозненные листы с записями; книга «Пути русского богословия»; книга, начинающаяся со слов «Отец Арсений. 4.1 Лагерь, 1966–1974 гг.», на 285 листах; книга «Спутник искателя правды», издательство «Жизнь с Богом», 1963 г.»

— Вот мы и добрались до расхитителей золота! Теперь конец тумановской банде! — говорили следователи, сваливая в вездеходы мешки с «вещественными доказательствами».

Погром продолжался десять дней. Я не знаю, кто из артельщиков и куда писал письма о происходящем. Часть писем попала в печать, и я позволю себе привести отрывок из одного. «10–20 декабря 1986 года на всех участках и базах артели… были произведены повальные обыски производственных и жилых помещений, а также личных вещей работников артели. Последнее осуществлялось без предъявления ордеров на обыск и в отсутствие владельцев… Личные вещи сотен людей вынимались и разбрасывались… личные письма граждан изымались из конвертов и читались. Понятые и представители артели физически не могли присутствовать при обыске, так как он одновременно проходил в десятках помещений. Протесты владельцев пещей пресекались угрозами. Их согнали под конвоем в одно помещение и держали там без права передвижений в течение шести часов… Без пересчета и составления описи, «Загребом», как выразился следователь Прокуратуры СССР Кремезной, изъята не только вся документация артели за прошлые периоды ее деятельности, но и текущая. Изъята проектно-сметная документация, необходимая для работы в будущем году. Изъяты все трудовые книжки членов артели и карточки кадрового учета, партийные и профсоюзные документы. Практически прекращена деятельность артели… Сорвана зимняя заброска материалов и ГСМ, задержан капремонт техники. Под угрозой срыва производственная программа 1987 года. Артели нанесен значительный финансовый ущерб».

Что произошло, ни я, ни мои товарищи долго не могли понять.

Постепенно картина стала проясняться.

В те дни Генеральная прокуратура СССР расследовала дело о взятках Г. Д. Бровина, в прошлом помощника Л. И. Брежнева. Кто-то однажды видел этого человека в компании Сергея Буткевича, когда-то директора плавательного бассейна «Москва», потом перешедшего работать в «Печору». Он был у нас заместителем председателя по быту и секретарем парторганизации. Я хорошо знал этого большого, добродушного человека, опытного хозяйственника. Власти привлекала перспектива раздуть дело брежневского помощника до масштабов «преступного синдиката, связанного с золотом и проникшего за стены Кремля». И тут, как решили следователи, была ниточка от фигуранта по этому делу Бровина через нашего Буткевича к крупнейшей в стране золотодобывающей артели. В записной книжке Буткевича оказался номер телефона Бровина. Больше того, бывший директор плавательного бассейна был знаком с А. М. Рекунковым, Генеральным прокурором СССР. Такой рисовался детективный сюжет — дух захватывало!

Молодые, нетерпеливые следователи знали, что на самом верху есть силы, заинтересованные в сокрушительной компрометации кооперативного движения, и не гнушались ничем. В стране тогда обсуждали будущий Закон «О кооперации». Приверженцам государственно-монополистической экономики был на руку скандал: он мог стать сигналом к фактическому уничтожению кооперативов.

Атмосфера в обществе была накалена. Когда в стране культ личности заменяют культом бесхозяйственности, идет в рост теневая экономика.

Люди справедливо возмущались коррупцией, существованием подпольных миллионеров. Еще не затихли знаменитые «хлопковое» и «рыбное» дела.

Потом мне попадется интервью, которое дал одной газете бывший старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Ю. Зверев. Этот ветеран советской прокуратуры где-то в Подмосковье приметил бойкого молодого следователя Нагорнюка и поспособствовал его переводу в столицу. Пока начинающий работал под его руководством, особых претензий к нему не было. А вот когда ему доверили наконец самостоятельно расследовать серьезное дело, да еще какое — помощника Брежнева! — тот раскрылся с совершенно неожиданной стороны. Используя, по словам Зверева, ряд материалов, добытых им, его наставником, молодой следователь решил выжать из тривиального сюжета о взятках много больше возможного. Найти выходы наверх и в стороны.

«Поскольку Нагорнюк еще в составе следственных бригад принимал участие в следствии по делам золотодобывающих артелей, он кое-что слышал и об известной артели «Печора» и колоритной фигуре ее председателя В. И. Туманова. В Минцветмете Вадима Ивановича недолюбливали. И помощник министра Базякин, и руководившая ревизионной службой министерства Одарюк много рассказывали Нагорнюку о заработках Туманова, его связях в Москве, влиянии и т. д. Все эти пересуды были известны и мне, но поскольку никаких данных для возбуждения уголовного дела не было, я категорически не разрешал «вольного сыска», до которого оказались так охочи Нагорнюк, Кремезной и некоторые их коллеги», — рассказывал Зверев.

У помощника министра В. Н. Базякина, полковника КГБ, без пяти минут генерала, был свой интерес разоблачить орудующую внутри министерства какую-нибудь банду расхитителей золота. Предпринимательство, то есть почти диссидентство в плановом хозяйстве, представлялось ему угрозой безопасности государства. Он торопился продемонстрировать рвение своему руководству и министру цветной металлургии Союза СССР В. А. Дурасову. Полковник добьется своего. Скоро министру придется подписывать приказ о ликвидации «Печоры».

Другое дело — Л. С. Одарюк, в то время начальник Управления бухгалтерского учета и контроля Минцветмета СССР. Женщина по-мужски властная, обладающая качествами, которым цены не было в рамках административно-командной системы, она оказалась совершенно беспомощна перед кооперативным движением. Власть не поспевала набрасывать на всё хомуты ограничений. Когда «Уралзолото» разрешило «Печоре» построить дороги на миллион рублей, а артельщики по просьбе местных властей проложили дорогу вчетверо протяженнее — на 4 миллиона, начальница была в ярости. Не может артель сотворить такое без приписок и хищений. Не могут люди хорошо зарабатывать, не воруя! Для нее артели были только двух видов: уже разоблаченные и еще ожидающие разоблачения.

— Уверен, что восемь из двадцати четырех миллионов — приписки, — говорил мне руководитель следственной группы Нагорнюк.

— Но почему восемь? — улыбался я. — Может, шестнадцать?

— Не исключаю, что и шестнадцать!

А в разговоре с журналистом Сергеем Власовым этот же Нагорнюк с неожиданным для следователя простодушием скажет: «Я мог бы растоптать Туманова, но я этого не сделал, понимая, что он человек необыкновенный и, в первую очередь, отличный хозяйственник. Он мог бы стать премьер-министром, если бы в свое время учился…»

Поди их разбери.

Обыски не дали прокуратуре практически ничего. Собранные по участкам вещи, бумаги, документы (для их перевозки потом понадобится пятитонная грузовая машина) громоздились в кабинетах следователей, как пустая порода, из которой невозможно было извлечь сколько-нибудь полезные компоненты. Следователи пытались заставить старателей признаться в преступных делах. Чернили в их глазах членов правления артели, внушали мысль о том, что не они, старатели, а руководство повинно в нанесенном государству ущербе. «Ваше руководство жирует, в то время как народ бедствует! Разве не обидно, мужики!» Но люди, даже недавно пришедшие в артель, смотрели на следователей недоуменно. Расколоть артель, натравить одних на других не получалось.

Московские следователи второй половины 80-х стали прибегать к приему, который не наблюдался или не был так откровенен у колымских следователей 40-х и 50-х. Они вызывали старателей по одному и вздыхали сочувственно:

— Да, трудновато, вам, братцы, под евреями… Не тем народом окружил себя Туманов!

Члены артели смотрели на следователей как на дикарей.

Почти 30 лет, сколько существовала артель, в каждой местности меняя название, у нас возникала масса всевозможных проблем, в том числе связанных с притиркой людей друг к другу. Но никогда не было национальной проблемы. Коллектив обновлялся перед каждым сезоном, к нам приезжали работать люди почти со всех областей и республик Союза, и критерием отбора был профессионализм. Я не знаю случая, когда бы наши кадровики, знакомясь с документами новичка, задержали бы взгляд на графе «национальность». Вечерами, рассказывая байки, могли пройтись по той или другой народности, поддразнить акцент, но в такой шутливой незлобивой форме, что слушатели из этой самой народности смеялись вместе со всеми. Наблюдая за грязными приемами следователей, я с трудом подавлял в себе брезгливость к этим «пламенным интернационалистам».

Мы полагали, что скоро возня будет закончена. Через три месяца начнется промывка. Надо выкинуть из головы все происшедшее, приниматься за подготовку техники, завоз горючего, за нашу обычную работу.

Шла неделя за неделей, приближался промывочный сезон, а следователи не собирались завершать свои дела. Они обосновались на всех базах и продолжали бесчинствовать. Нервы у нас не выдержали. Члены правления подписали письмо на имя Генерального прокурора СССР. Просили разобраться в необъяснимом и странном поведении прокурорских работников.

15 апреля 1987 года Прокуратура Союза ССР информировала «Печору»: «По результатам проверки издан приказ, согласно которому следователь по особо важным делам Нагорнюк А. Н. из органов прокуратуры уволен, следователю Кремезному О. Н. объявлен строгий выговор, и он освобожден от работы в бригаде Прокуратуры СССР. Приняты меры к скорейшему окончанию ревизии финансово-хозяйственной деятельности артели и возвращению изъятых в связи с этим документов. Помощник Генерального прокурора СССР В. И. Коновалов».

Никто из нас не знал, что в тот же самый день по указанию Министерства цветной металлургии объединение «Уралзолото» обратилось к руководству города Ухты (по месту нахождения артели) с представлением о прекращении деятельности «Печоры».

Горисполком принял решение, которое требовалось властям:

— ликвидировать артель старателей «Печора»;

— расчетный счет в Ухтинском отделении Госбанка закрыть после проведения полного расчета артели с трудящимися и сторонними организациями по специальному уведомлению объединения «Уралзолото»;

— предложить руководству артели до 1 июня 1987 г. представить и бюро по трудоустройству при горисполкоме списки работников, подлежащих трудоустройству в г. Ухте.

Руководство «Печоры» обратилось с письмом в ЦК КПСС, к М. С. Горбачеву — выше было некуда. Мы напоминали, как в 1982 году послали в Совет министров СССР предложения по резкому увеличению добычи золота. Специальная комиссия подтвердила их обоснованность, но реализации предложений сопротивляются определенные силы. «Мы уверены, что на примере показательного разгрома крупнейшей в стране артели скрытые противники перестройки хотят опорочить саму идею полностью хозрасчетного, кооперативного, самоуправляющегося предприятия. Мы просим тщательного исследования нашей работы силами авторитетной, беспристрастной, вневедомственной комиссии…» — писали мы.

Аппарат ЦК переслал наше обращение в прокуратуру Свердловской области. Оттуда пришел ответ за подписью «государственного советника юстиции 3 класса», как он представился. Ответ был прост и исчерпывающ: «Объединение «Уралзолото» действовало согласно указаниям вышестоящих органов…»

Как будто мы подозревали объединение в самостоятельности!

С Николаем Викторовичем Новаком, генеральным директором «Уралзолота», мы давно знаем друг друга. Наблюдение за возней, устроенной в московских коридорах власти, вряд ли было ему приятно. Единственное, в чем он мог упрекнуть артель, — это в строительстве дорог. Он не сомневался, что артель не подведет объединение — не бывало такого! — и непременно выполнит план по сдаче золота. Но ему неприятен был наш интерес к строительству дорог. Не то чтобы ревновал, но тревожился — и не без оснований: чтобы покрывать убытки при государственной добыче золота, руководители министерства стали экономить на артелях. Урезали расценки на вскрыше полигонов, снижали договорные цены за грамм металла. На буровых работах старатели уже не могли заработать за день больше 100 рублей. А на отсыпке дорожного полотна зарабатывали 120. Было отчего тревожиться объединению.

Новак был у нас на базе, когда на его имя пришла телеграмма с предписанием ликвидировать «Печору». Мы вместе звонили в министерство. Москва подтвердила: «Печоре» больше не быть.

19 апреля 1987 года на базе артели в Инте в пролете механического цеха собралось больше тысячи человек. Я плохо помню то собрание. Все было как во сне. В президиуме сидели городские власти и представители заказчиков. Главный инженер Зимин отчитался о работе: план добычи золота был выполнен на 109 процентов. Говорили по преимуществу гости, кто о чем: о нарушениях техники безопасности, о недостатках в материально-техническом снабжении, о дорогах, а председатель горисполкома Инты все вскакивал с места: «Мы учимся у вас работать!» Я смотрел на выступающих и чувствовал себя в сумасшедшем доме. Почти все из гостей, кто выходил говорить, уже знали о решении министерства ликвидировать артель — и ни слова!

Наконец поднялся Новак.

Он сказал о том, что знал наверняка: министерство могло бы сохранить артель — но без Туманова. С Тумановым ей больше не существовать. На собрании сидели рабочие люди, для которых разгон артели означал внезапную потерю работы, материальные трудности, для многих — семейные проблемы.

Я решил помочь «Уралзолоту» выйти из положения. Тут же написал заявление: прошу освободить от обязанностей председателя по состоянию здоровья. И предложил вместо себя Михаила Алексеева, моего заместителя. Не помню, кто и что после говорил. В памяти осталось только, как встал Кочнев:

— Мужики! Не нас выбирал Туманов. Мы его выбирали…

При тайном голосовании «против» был лишь один голос — мой, все остальные вписали в бюллетени мое имя. Не скажу, что это меня нисколько не тронуло. Тронуло, еще как!

Но я понимал, что таким выбором артель только ускорила приближение неотвратимого конца.

Бедный Новак разводил руками. На него жалко было смотреть.

Май 1987 года выдался холодный и ветреный. Скверно было на душе, неясность ситуации угнетала. Особенно больно было узнавать о тех, кто в эти дни брал расчет, чтобы устроиться где-нибудь и другом месте. Пусть таких было мало, единицы, но они доверились председателю, связывали с ним свое будущее, а теперь их замучили обысками, затаскали на допросы, а председатель не может заступиться за них и за себя.

13-мая кто-то из приятелей звонит мне и изменившимся от волнения голосом сообщает: в утреннем номере «Социалистической индустрии», газеты Центрального Комитета КПСС, напечатана жуткая, разгромная статья обо мне и нашей артели. Некоторое время спустя газета, о которой я раньше знал только понаслышке, никогда не читал, обжигает мне руки. «Вам это и не снилось!» — бьет в глаза крупный заголовок, под которым сразу замелькало мое имя. Строчки плывут.

«Когда во время ревизии подсчитали легальный доход председателя «Печоры» В. Туманова, оказалось, что аналогов в отечественной практике он не имеет. Союзный министр получает за год в несколько раз меньше…

Молчаливый страж базы артели «Печора» показал уютные комфортабельные терема-коттеджи отцов-основателей, двухэтажные апартаменты Туманова. Мебель, оборудование, ковры — все экстра-класса…

Туманов располагает выездом из нескольких машин в разных точках страны, оплачиваемых артелью… Конечно, жизнь на широкую ногу требует хлопот, поэтому председатель не может обойтись без особых слуг. Мисхорский дом Туманова сторожат и обслуживают два весьма квалифицированных служителя…

Враньем Туманов только и живет. Проведя время войны за тысячи километров от фронта, сейчас он выдает себя за ветерана сражений…»

Глаза метались по столбцам, не способные на чем-то задержаться, пока не опустились в правый нижний угол с именами двух авторов — они мне ничего не говорили, я никогда не встречал их в прессе, не знал их обладателей, да и они, судя по всему, сроду не видели меня. Не позвонили, ни о чем не спросили, ничего не проверили и выплеснули на газетные полосы столько необъяснимой ненависти ко мне, к нашей артели, что я задохнулся от ярости.

Наверное, многие были заинтересованы в уничтожении «Печоры», организовали травлю артели, но мне было не по силам дотянуться до них, находящихся очень высоко. Вся моя ненависть вылилась на их подручных, на непосредственных исполнителей — следователей и журналистов, согласившихся стать палачами.

Им просто повезло, что невозможно было одновременно собрать всех семерых вместе — мерзавцев, причинивших столько горя мне, моей семье, моим друзьям. Ну не должны эти нелюди существовать среди людей! Их дети, их родные и близкие должны были запомнить на всю оставшуюся жизнь: зло порождает зло!

Нашу чистоплотность и нежелание связываться газетные негодяи часто принимают за слабость и страх перед ними. Статус своего печатного органа они относят к своим личным достоинствам. И когда им указывают на ошибку, предвзятость, клевету, у них округляются глаза: как! вы осмелились усомниться в позиции газеты?! Допустим, с вашей конкретной историей не до конца разобрались, но можно ли перечеркивать принципиальную воспитательную роль газетного выступления и ставить ваши личные интересы выше общественных? Такой постановкой вопроса, учат они нас, вы лишний раз подтверждаете, что вам своевременно и правильно указывают на недостатки. Если будете упорствовать, мы ведь можем ударить еще не так! Нет, я не хочу с ними спорить или сдаваться им на милость, чтобы завтра, демонстрируя собственную силу, оборзевшая свора накинулась еще на кого-нибудь. И если я все-таки называю двух негодяев образца 1987 года — их имена В. Капелькин и В. Цеков — то с единственной целью: заставить таких, как они, убедиться: ничто не сходит с рук.

Не собираюсь снова опровергать чушь. В свое время в этой истории разобрались судебные органы, потребовавшие от газеты опровержения.

Я человек честолюбивый, но никогда не думал, что окажусь is центре такого общественного внимания. Спорили как бы о герое публикации, а на самом деле речь шла о выплывшем вдруг из прошлого и таком неожиданном для начавшейся перестройки хорошо продуманном, крупномасштабном, совершенно иезуитском проекте торможения начавшихся было реформ. Влиятельные в стране силы с азартом ринулись на разгром тех, кто в — перестроечном процессе оказался на виду. Понимая, как воспримут такие разоблачения доведенные до нищенства и отчаяния массы, они выбрали мишенью председателя золотодобывающей артели, но на его месте мог оказаться любой успешный производственник.