Глава одиннадцатая. Берия

Глава одиннадцатая. Берия

Ну как же я могла забыть о скандальном событии девяносто третьего года? О самом-самом начале того года. Наверное, потому, что надо было отбрасывать от себя все негативное и во что бы то ни стало выжить.

Прямо с самолета, после месячных гастролей по Америке, я вошла в свою квартиру и увидела пригласительный билет в Большой театр.

Дягилевские сезоны русского балета в Париже. «Петрушка», «Жар-птица», «Шехерезада». Как интересно. Как тут не пойти. Потом высплюсь. Потом буду наверстывать одиннадцатичасовую разницу во времени двух континентов. Главное, что я уже в доме. Пустом, но родном. Балет пропустить не могу. В антракте пригласили за кулисы на фуршет. Настроение у меня было замечательное.

Появилось возбуждение к жизни. Проснулся интерес ко всему вокруг.

Усталость от длинных гастролей и долгих перелетов улетучилась. Вроде ничего плохого или неприятного не должно произойти.

Стою с бокалом в уголке и не хочу, чтобы кто-нибудь нарушил мою внутреннюю гармонию, где мелодии переливаются с пестротой декораций и русских костюмов. Представляю себе, как в парижском обществе повеяло российским духом. Дягилев! Какая смелость! Какая уверенность, что Россия, талантливая Россия — неисчерпаема… Счастливые минуты. 

— Поздравляю вас! Теперь вы владелица авиакомпании! Вот это демократия, вот это свобода! Такого еще наши артисты не нюхали… Ха-ха-ха…

Незнакомый мне высокий господин с сединой в висках говорил громко и смотрел на меня с нескрываемой иронией. Я оглянулась. Через гостиную подходила ко мне моя подруга. Ну, быстрей же подходи, а то что-то ничего не понимаю. 

— Вы мне? 

— Да, милая, вам! 

— Я что-то… какая авиакомпания? — И смотрю на подругу безумными глазами: — Что это? 

— А вы газетки, газетки читайте!

И отошел к компании, которая, уже будучи в курсе событий, наблюдала за этой сценой.

Ну что ж… Здравствуй, столица! Здравствуй, Москва! Праздник кончился.

Еще несколько дней тому я была в Нью-Йорке. В отель «Strowberry», что на 57-й улице, мне пришел из Майами факс на русском языке: «Если Вы не против того, о чем мы говорили, то разрешите использовать Ваше имя для начальной рекламы».

Надо подумать. Гастроли были в двадцати шести городах Америки. Каждый отдельный штат имеет своего представителя по организации гастролей. Они помогают главному устроителю концертов, тому, кто договаривался со мной в Москве. Конец гастролей в Майами. Нас встретила местная организатор концерта по имени Марта. Майами — красивый город, растянувшийся вдоль берега океана. С пляжами, дорогими ресторанами, красивыми виллами и дворцами.

Марта повезла меня к себе домой. Как-то неудобно жить в чужой квартире. Но не сразу разберешься, что и как, чтобы сказать: я бы хотела жить в гостинице. Все на всем экономят. Мы же вообще еще жили советской жизнью. И о деньгах, как сейчас, тогда совсем не задумывались. За рубежом же считается каждая копейка. Пожила я у нее сутки, а на следующий день попросила, к ее неудовольствию, перевести меня в гостиницу. Это был канун нового, девяносто третьего года. Новый год в Майами.

Солнце целый день, океан, люди в шортах и майках! Никаких тебе елок, снега. Тоже интересно. Раз в жизни. И хватит. Марта пригласила меня в ресторан.

Сказала, что с нами будет очень интересный и богатый человек — Марк Шубин. Ну, Марк… Сами понимаете. Марк есть Марк. Наикрасивейшее имя. Имя моего папы. И Марк не может быть плохим или хорошим. Человек с именем Марк может быть только замечательным. Заехала за нами машина, новейший «роллс-ройс». Как сказал бы Хрюн Моржов — «внушаеть». Марк приличный мужчина лет сорока пяти, немногословен, скорее молчалив. Уехал из Союза очень давно. Это слышалось, когда он путал времена и местоимения.

Говорила Марта. Говорила о том, что у Марка есть интересная идея. Набрать курсы манекенщиков — парней и девушек. Во всей Америке очень много славяноязычной молодежи, которая хотела бы этим заняться. А от меня что нужно? Оказывается, я для них во многом образец. Меня знают как актрису по фильмам. Моя книга популярна в Америке. Нравится, как я одеваюсь. Хотели бы устроить мой мастер-класс. И хорошо, если бы я побыла на конкурсе и помогла выбрать лучших. Платить за экзамен молодые люди будут $39.99.

В Америке все цены некруглые. Психологически легче заплатить за вещь, скажем, не $10, а $9.99. Все-таки в мозгу отпечатается девять долларов, а не десять. Уже легче. Просто и хитро. «Сколько ты за это заплатила?» — «Да девять долларов». — «О, недорого». «Десять? У, недешево!»

Да, так вот ужинаем, разговариваем. А я размышляю, что все сейчас куда-то устраиваются. Дома я уже одна. Да черт с ним. Подумаешь, приехать на месяц в полгода. Дело нетрудное. Только вот смогу приехать через три месяца, когда закончу картину в Москве. Это и была картина «Послушай, Феллини». Шубин сказал, что именно тех трех месяцев, что я буду занята на съемках в Москве, ему будет предостаточно, чтобы хорошо провести, говоря нашим языком, это «мероприятие». Так и договорились. Ни сколько буду получать, ни что они мне будут предоставлять — ни-ни. Я, как истинный испуганный постсоветский человек, о деньгах ни слова. Шубин еще побывал на моем выступлении. Убедился, что все те, кто рекомендовал меня ему, очевидно, правы. На том и расстались. Я же еще на несколько дней задержалась в Нью-Йорке. Чтобы сходить на мюзиклы, пройтись по Бродвею, по Пятой авеню, зайти в красивые магазины.

Результат не заставил себя ждать. Вот я уже «владелица авиакомпании». Читаю в нашей газете статью, перепечатанную из американской русской газеты «Новое слово». О боже мой! Оказывается, я открываю школу в Майами. В ней будут выпускаться актеры, операторы, гримеры, художники по костюмам и т. д. и т. д. В Америке есть и хорошие операторы, уехавшие из СССР, и гримеры, и художники по костюмам… А я возглавляю эту школу и, конечно, веду мастерскую актеров. Вот это оперативность! У Шубина есть личные самолеты, он владелец авиакомпании, и я теперь совладелица. А еще мне предлагают три миллиона долларов на картину, которую я собираюсь снимать.

Читаю и не верю своим глазам. Автора статьи знаю хорошо. Молодой человек. Во все мои приезды в Америку брал у меня интервью. Всегда бойкий, острый на язык. Язык у него в свободной стране проснулся, выпрямился, сделал сальто и быстро заговорил. Я ему позвонила. И он с испугу опять замямлил.

И конечно, московская пишущая братия начала меня лягать со всех сторон. Она-де и режиссер, и актриса, и оператор, и… и… Наверное, с тех пор пресса и «заимела на меня зуб». Дотоле я ведь ни с какой стороны вроде не заслуживала никаких нападок. А может, горячему и взбалмошному времени тогда еще было вовсе не до меня? Но вот сейчас! Чтобы не воспользоваться такой сенсацией?! Гурченко в Америке открывает свою школу! Ха-ха! Не такая слабая наша пресса, хоть тогда она только-только предчувствовала свою осеннюю желтизну. А папарацци еще были за кулисами, еще только готовились к будущим выступлениям.

В Майами со всех концов Америки, Канады и даже Парижа полетели молодые люди. Просмотр $39.99. Рекламная работа пошла! Я позвонила Шубину и рассказала о статье. «А чем вы недовольны? Надо радоваться — столько людей хотят у вас учиться!». 

— Но это же неверная информация! Какая школа? Какие операторы, художники по костюмам? Какую картину я собираюсь снимать? Что с вами? 

— Да у нас такие люди! И операторы. У нас все есть! И картину снимем! 

— Так зачем же вы со мной говорили о манекенщицах, о мастер-классах для них?

Говорю и понимаю, как все глупо, наивно, стыдно, что я не смогу так: плюй в глаза — божья роса. 

— Я вас убедительно прошу убрать мое имя из рекламы. 

— А оно уже сделало свое дело.

Вот я и соприкоснулась с другой планетой. Неужели же и здесь, у нас, будет так? Да, конечно будет. Не сегодня, так завтра. Уже есть.

Это негативная сторона. А если со стороны другой? Наконец-то в нашей стране я узнала себе цену. Мой телефон трещал, бился в истерике, орал, просил о помощи! Но отдыхать ему не приходилось. Только повешу трубку: «Люся, дорогая, ты, только ты можешь воспитать актеров, — возьми меня в ассистенты. Я тебе пригожусь, увидишь». И кто звонит? Актриса, которая вот уже столько лет в мою сторону не смотрит. Интересно! «Людмила Марковна! Я мечтаю быть у вас на курсе. Я хочу быть актером». Ну, таких звонков изо всех уголков страны были сотни. Звонили известные операторы, оказавшиеся после перестройки без работы. Художники по костюмам, с которыми работала. Каких только не было слов, признаний. Вот, думаю, когда о себе узнаёшь то, что думают твои коллеги. Ведь иногда собираешься кивнуть, поприветствовать, а они мило проходят мимо.

Думаю, а что я им плохого сделала, что не так сказала? Да ничего. Тогда что это? И вдруг — такая любовь. А главное — признание.

У меня из головы не выходит такой эпизод. В ту пору, когда я так долго не снималась, и об этом часто говорилось на собраниях Театра киноактера, что, мол, актриса хорошая, и не работает, даже снята с зарплаты. Безобразие! Я помню эту актрису! Ого! Еще бы не помнить. Я ей так была благодарна за поддержку, сочувствие. Прошли годы. Я начала сниматься из картины в картину. Эта актриса успешная, талантливая, всеми любимая. Я бросаюсь к ней, — давно не виделись, хочу ей сказать самые-самые теплые слова благодарности. И на меня льется ушат ледяной воды: «Слушай, а не часто ли ты мелькаешь? Как ни включу «ящик», - все мелькаешь!»

Я так и осталась с открытым ртом и протянутыми руками.

А тут после американской школы все мелькания мне простились, забылись и наоборот — я всемогущая! Мелькай, мелькай почаще! Помоги!

Ничего никому я не объясняла. Стала еще чаще закрывать клапан доверия и открытой души. Но иногда вырывается наружу, не могу сдержать. Недавно так вот посочувствовала в горе, так хотела прикрыть собой амбразуру боли у коллеги. Момент прошел, и я отброшена. Но почти не переживала. Почти. Это уже прогресс. Значит, приспосабливаюсь к новым жанрам нашего времени.

И потому, когда началась новая американская кампания по сбору денег у богатого населения эмиграции, я за этим смотрела со стороны. Думала, а нет ли там еще одного Шубина? А их там оказалось много. Офис в Лос-Анджелесе. Предлагаются трех-четырехдневные морские круизы со встречей Нового года на корабле. Арендовано два больших океанских лайнера. Даты указаны. «Неслабая» стоимость билетов указана тоже. Каюты распределены. Билеты проданы.

Ежедневно, помимо роскошного угощения и дорогих напитков, пассажиров будут «угощать» наилучшими артистами бывшей Родины. Такое бывает раз в жизни. Ко мне трижды приходил мужчина в черном костюме в белую полоску. В очках, какие носил Берия. Он у меня так и остался под кличкой Берия. Нужно было еще скрупулезно заполнить длинный договор. Пунктов много. Даже, если хотите, можно получить аванс. Гонорар огромный.

Приходит время вылетать в Нью-Йорк. Артисты молчат. Никто не «светится». Редко кто с кем-то переговаривается. Приближается дата вылета. Все отменили свои дела, гастроли, новогодние елки, концерты, заработки. Кто-то умный позвонил в Лос-Анджелес по всем многочисленным телефонам. Ха-ха! Такой фирмы уже нет. Ни слуху ни духу. Исчезла. Естественно, с деньгами всех пассажиров. Вот это была сенсация! И смех и горе. Это тебе не бензин разбавлять водой.

Ай да Берия! Какие честные немигающие глаза! Смотрел прямо, честно и страшно! «Из тысяч лиц узнал бы я мальчишку… но как зовут… забыл спросить».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.