* * *
* * *
Прежде всего, обретя снова темперамент, я отправилась в дом культуры в Пётркове Трыбунальском. Ехала в вагоне-ресторане, вышла, никогда здесь не бывала. Чтобы выбраться с вокзала, решила просто пойти за толпой, а потом уже спросить про дом культуры.
Застопорило с ходу – люди никуда не двигались, стояли там, где вышли, не проявляли никакого нетерпения. Чудно, ей-Богу, невозможно же, чтобы все сразу друг друга пережидали, в конце концов я потеряла терпение.
– Простите, а как выйти в город? – обратилась я к стоявшему рядом.
– Выйти вообще нельзя, пока стоит поезд.
Я забеспокоилась:
– А долго он простоит? Дождь начинается...
– Зонт есть, – заметил субъект, стукнув закрытым зонтиком по асфальту.
Только тогда я посмотрела на говорившего. Очень интересный тип, черный, красота демоническая и вместе с тем что-то мягкое в выражении лица. Из окна стоящего поезда в разговор встрял еще один тип, тоже интересный, к тому же блондин.
– Ну вот, пожалуйста, – заметил тот, рядом, – коллега мне завидует. Он уезжает, а я остаюсь.
Мелькнула мысль: хорошо бы наоборот. Блондин мне понравился. Наоборот не получилось – блондин уехал вместе с поездом, и люди двинулись к выходу с вокзала. Тип с зонтом шел рядом.
Я хотела осведомиться про дом культуры, по крайней мере о направлении, чтобы не переть в противоположную сторону и не шляться по городу. Спросила шедшего рядом субъекта. Он знал Пётрков, пожалуйста, покажет дом культуры, тем более идет в ту же сторону. До места назначения довел, по пути я узнала, что живет в Варшаве, а в Пётркове у него брат, ездит к нему на бридж, затем он решил – коли уж такой случай, осмотрит дом культуры, затеял разговор с директором, Кочиняком, двоюродным братом обоих Кочиняков-киноактеров, причем тип куда лучше меня был осведомлен о культурной жизни столицы и страны, произвел-таки на меня впечатление, тогда мне и в голову не пришло, какой это бабник и соблазнитель экстра-класса. Не Кочиняк, разумеется, а тип с зонтом.
Так я познакомилась с Дьяволом, вообще-то его звали Войтек. Пригласил выпить кофе – до обратного поезда у меня оставалось еще немного времени, – поболтали, и выяснилось, что он прокурор. Меня тут же от эмоций в жар бросило. Он вовсю охмурял меня, только какое мне до этого дело! Прокурор – вот что главное, Господи Боже, ну просто бесценный человек! Я уже начала писать, «Клин» был в печати, я и впредь собиралась писать. Детективные сюжеты один за другам искали выхода, а тут прокурор, да ведь это подарок судьбы!
Охмурял он меня столь темпераментно, что много времени не понадобилось. Правда, решилась я на него с некоторой долей осторожности: полной дурой все-таки не была, кое-что уразумела, да понадеялась на себя – справлюсь. Малость дети беспокоили, но после того как Ежи вытащил меня в другую комнату и подозрительно осведомился: «Мать, что это за тип у нас сидит?» – в детях восторжествовало чувство справедливости. У отца другая жена, почему мать не имеет права на другого мужа. Роберт вообще очень привязался к Войтеку, а с Кайтеком, его маленьким сыном, даже подружился.
Выходить замуж я не собиралась, замужество мне и так осточертело, предпочитала сожительство. Войтек поселился у меня, создали мы, так сказать, официальное семейство, и началось светопреставление.
Хоть тут тресни, а удержаться в рамках честной и добротной хронологии не могу. Главные события еще так-сяк размещу во времени, ну а отдельные эпизоды слились в памяти в одну сплошную чехарду.
Войтек представлял собой весьма неординарное сочетание достоинств и недостатков, черт неопределенных вообще не имел. Феноменально играл в бридж, прекрасно танцевал и любил танцы, меня безумно обожал целых три года, предприимчивый и оперативный, всевозможные билеты в кино и театры добывал сам, дарил цветы и вообще был неотразимо обаятелен. В целом же – клинический пример того, кто определяется именем «очаровательный прохвост».
Лгал столь же естественно, как дышал, а закадрить очередную бабу составляло смысл его существования. Характер отличался обезьяньей злобностью, от этого, правда, отучить его удалось довольно быстро. Как-то мы сидели на кухне, пододвинул ко мне на тарелочке заливную рыбку, я протянула руку, а он быстро отдернул тарелку. По второму разу проделать каверзу не успел: и рыбка и желе оказались у него в волосах и за шиворотом. Не стану уж вспоминать про Бальзака...
Впрочем, почему бы нет, можно вспомнить. Мы возвращались домой из Пётркова с бриджа у его брата. Я провела жуткий вечер – не переношу за бриджем телевизора, о чем он, естественно, прекрасно знал, но все время одним глазом пялился на экран, а другим время от времени заглядывал в карты; науськал свою маленькую племянницу, очаровательную девчушку, и она надолго примостилась у меня на коленях; жене брата потихоньку шепнул, что я обожаю какое-то свинство вроде вареной моркови, а она от полноты сердца то и дело подкладывала мне на тарелку эту мерзость; в конце концов я разозлилась. Когда вышли, попросила оставить меня в покое. Не послушал, продолжал поддразнивать, развлекался таким манером и в поезде, и рука моя сорвалась сама. Звезданула я его Бальзаком в твердом переплете, которого пыталась читать для успокоения; на следующий день вынужден был объяснять на службе (Войтек, конечно, не Бальзак): в темноте, дескать, налетел на дверь.
Такие штучки скорее веселили его – обожал скандалы, провоцировал их, а талантами в этой сфере обладал недюжинными.
Да, ничего не поделаешь, придется перескакивать с одного мелкого эпизода на другой, не учитывая, когда случились. Не помню уже по какому поводу обиделась на него страшно, а ссориться не хотелось, улеглись спать в разных углах комнаты. Не упустил-таки случая, донимал и донимал меня, пока не рассвирепела. Очень здраво решила: лучше отмочить что-нибудь сразу, иначе сорвусь на ярость – зачем портить здоровье; ни слова не говоря, схватила чашку с чаем и изо всех сил саданула о стену. Клянусь, от стены и осколков искры летели, а Войтек рассиял, как весенний денек. Настроение разрядилось, и мы помирились.
Из Египта приехала Дануся, пышная блондиночка, мы вместе работали в Энергопроекте, пришла к нам в гости. Я обрадовалась, быстренько приготовила сосиски в томатном соусе, Войтек сбегал за бутылкой, неприятие водки у меня к тому времени благополучно прошло, провели приятный вечер. Дануся рассказывала о своем экзотическом замужестве, ушла не очень поздно, мы остались одни и, конечно, тут же поссорились: Дьявол слишком утомился от тишины и спокойствия. Разозлил меня ужасно, остатками здравого смысла я удержалась от того, чтобы запустить в стену блюдом из-под сосисок, рука уже тянулась за ним; воспользовалась чем-то не столь ярким. Вслед за тем мы помирились, время позднее, убирать не хотелось, легли спать.
На следующий день – видимо, пришлось воскресенье, на работу не спешили – мы еще спали, когда примчалась моя мамуля, у которой были ключи от квартиры. Картину она застала впечатляющую: следы пиршества, пустая пол-литровая бутылка, рюмки, колористически яркие остатки томатного соуса... Сперва мамуся опешила, в следующий момент, подобно буре с громом и молниями, бросилась мыть. Войтек объявил: ни за какие сокровища не выйдет на кухню – боится, а я с удовлетворением отметила: хорошо еще, воздержалась и не грохнула блюдо о стену!
Около субъекта, который, как видите, обожал развлечения, во мне снова затеплилась надежда на веселый Новый год. Всего-то и надо было спокойно подождать, пока он что-нибудь изобретет, так нет, мой характерец выкинул очередное коленце, и я с маху приняла предложение Михала: встретить Новый год в складчину у него, всей нашей компанией за исключением Ирэны и Анджея, уехавших во Францию. Войтек охотно согласился.
Все уже закупили и приготовили, когда Михал, не иначе как в помрачении ума, сделал себе противотифозную прививку. Тридцать первого декабря валялся с температурой сорок и был едва жив. В последнюю минуту, в жуткой спешке, мероприятие перенесли к Инезе, его кузине, где, разумеется, объявилась очередная неприятность, причем не раньше и не позже, а ровно в десять вечера, когда все гости собрались и спасения искать было поздно. К довоенному Инезиному приемнику подключить проигрыватель не удалось никакими силами, а радио журчало сплошными речами. На сем и закончился вечер.
Предлагаю прямо сейчас же гуртом отделаться от всех Новых годов, дабы не впадать в дополнительные отступления и пояснения. Но честно предупреждаю – все равно каждый Новый год обрастает всякими побочными и окольными обстоятельствами, что и спровоцирует еще больший кавардак в хронологии. С другой стороны, весь этот шабаш разыгрывался на протяжении все тех же четырех лет – не такой уж большой срок, может, читателям и удастся выдержать.
На следующий Новый год, уже не веря ни во что, я приняла приглашение в Союз польских архитекторов. С нами за столом еще одна пара, понятия не имею, кто это был. Платье я надела экстра, столик организовал Войтек в прекрасном месте, казалось, наконец-то покончено с новогодними невезухами. Как бы не так!
В самом начале вечера около нас появился Збышек Цудник, в «Подозреваются все» он носит имя Рышарда. «Подозреваемых», пожалуйста, держите под рукой – нет у меня сил по новой описывать Збышека. С нами он уже не работал, я давно его не видела и теперь прямо обомлела. В «Блоке» вместе с нами ошивался обтерханный недотепа, в мятых шмотках, небритый, полумертвый от усталости, а тут вдруг является чуть ли не лорд. Вечерний костюм, белая рубашка, бабочка – с ума сойти! Збышек был очень красивый, что в нормальных трудовых условиях абсолютно ускользало от человеческих глаз.
При виде Збышека я невольно вскрикнула от радости. Збышек, тоже вскрикнув, тут же подсел к нам, всегда рассеянный, он абсолютно игнорировал мою принадлежность другому владыке. Пошел на меня в атаку, и баста. К тому же он прекрасно танцевал польку, чуть ли не лучше моего первого мужа, я не удержалась, и мы пустились в пляс. Войтек озверел: едва ли не впервые в его жизни женщина осмелилась развлекаться с другим мужчиной. Как правило, это он развлекался с другими, а ее удел – сидеть в углу и лить слезы. Ни с того ни с сего учинил афронт сидевшему за нашим столиком человеку, не повинному ни в чем, множество исков предъявил Збышеку, который их игнорировал, потому как просто не заметил, в конце концов занялся мной – детали опускаю, но в тот вечер я навсегда лишилась красивых украшений из «Яблонекса». Дикий взрыв ревности мне вполне импонировал, однако Войтек переусердствовал, сорвал вечер, эхо адского скандала долго еще перекатывалось в городе.
Я озлилась решительно, имею в виду Новые годы, сдала позиции и заявила: с меня хватит. Никуда больше не пойду – идиотской даты больше просто не существует, баста, скандалов хватает и дома, к тому же даром.
А теперь о моих неприятностях с подругой Аней. Фамилии Ани не назову, вполне распространенная фамилия принадлежит ее мужу, человеку довольно известному, и озвучивание ее в книге мне так просто с рук не сошло бы. И без того пару лет назад я вызвала его недовольство, весьма интенсивное и необратимое, а сколько его тайн не предала гласности, он сам просто не знает, и потому благодарности за это не жду. Итак, я займусь им без фамилии.
С Аней и ее мужем познакомил меня Войтек. С первых же встреч выяснились дополнительные связи. Аня хорошо знала моего первого мужа и обеих моих золовок – до войны они вместе ходили в детский сад. Это еще туда-сюда, случается всякое, но муж Ани оказался участником одного происшествия, которому никто не поверит, а я, клянусь, ни одного слова не выдумала!
Шел он себе однажды по улице и встретил школьного приятеля. Оба вскрикнули, пали друг другу в объятия: «Как жизнь! Сколько лет, сколько зим!» – и пошли выпить кофейку. Именно кофейку, и ничего другого, оба почти не пили. Понятно, начались воспоминания.
И только часа через два что-то перестало стыковаться.
– Постой, постой, – заколебался один. – Погоди, в каком же это случилось году?
– В сорок девятом, – уточнил второй. – А что?
– Да нет, не может быть. Ты в каком закончил?
– В сорок восьмом.
– Что ты говоришь! Я в сорок девятом. Как же так получилось?
– Ну-ка, ну-ка, – вдруг заинтересовался второй. – Ты в какую гимназию ходил?
– Батория.
– Не валяй дурака! А я в Рейтана!
– Твоя фамилия Ковальский?
– Да нет же! Валевский. А ты разве не Петшик?
– Конечно, нет! Я Михаловский!
Между прочим сразу поясню, чтобы не было недоразумений, – настоящая лишь одна фамилия.
Согласовали дальнейшие показания и – на тебе: встретились на улице первый раз в жизни, раньше никогда и не слышали друг о друге. Но знакомство завязалось, и муж Ани предложил:
– Знаешь, ошибка не ошибка, а сидим здесь вместе, подружились, не стоит порывать знакомство. Я живу недалеко, давай зайдем, познакомишься с женой, поболтаем.
Второй охотно согласился, пошли, Аня открыла дверь, взглянула и ахнула:
– Боже мой! Янушек!..
– Аня!!!.. – заорал в ответ Янушек.
И оказалось: Аня и Янушек уж точно ходили в детский сад вместе и тут уж не было никакой ошибки, а Януш Валевский всю жизнь дружил с моим мужем, который, как сказано выше, пасся в том же детском садике.
И не пытайтесь меня убедить, что самые фантастические стечения обстоятельств невозможны. Все возможно. Сразу и расскажу об одном таком случае.
Я моего первого мужа вытащила в театр «Камеральный», на Фоксаль. У входных дверей муж на что-то наступил и поднял мужской бумажник.
– Кто-то потерял, наверное, уже вошел в помещение.
Муж спрятал бумажник в карман, вошли в раздевалку. Неподалеку возникло легкое замешательство.
– Боже мой, я потерял бумажник! – донеслось до нас. – И билеты в нем остались...
Муж протолкался к нему.
– А я нашел бумажник! – сообщил он весело. – Ваша фамилия?..
Разумеется, бумажник оказался этого пана, тот собирался пасть мужу на шею, но помешала толкотня. Вернул свою потерю, и на этом инцидент был исчерпан, я не запомнила этого человека. Через несколько лет, в тот период, о котором уже сейчас идет речь, Михал рассказывал нам как-то о разных разностях в своей жизни и припомнил, как однажды потерял бумажник в театре. Вернулся к нему бумажник через пару минут.
– Представляете, какой порядочный человек. Спросил фамилию и тут же вернул бумажник. Есть же еще на свете порядочные люди!
Я расспросила о деталях.
– Так это был мой муж. Приятно, что я вышла замуж за порядочного человека...
И посему ответственно заявляю – дурацким случайностям несть конца!
С Аней и ее мужем мы довольно часто играли в бридж. Поначалу бывало всякое, но мы быстро перешли на фишки, а вскоре ввели еще одну модификацию, а именно: наши мужья играли на деньги, а мы служили в качестве бескорыстной технической помощи. Иначе игра обходилась очень уж дорого, мы платили проигрыш, а выигрыш забирали они. Мы с Аней согласно потребовали последовательного решения: кто берет, тот и расплачивается.
Бриджи разворачивались захватывающе. Когда я убегала из их дома с воплями, навсегда, мол, порываю с ними всякие отношения, разумеется, из-за Войтека, это еще полбеды. Меня догоняла Аня и возвращала с лестницы, разумно убеждая:
– Возьми себя в руки, не обращай ты на них внимания, себе дороже...
Но однажды из дому выбежала Аня, тоже бурно уверяя, что ноги ее больше в этом доме не будет. Тут уж я вернула ее с лестничной площадки, напомнив, что дом этот ее и она здесь живет. Из вышесказанного понятно, дополнительных развлечений хватало.
В конце концов мы придумали новогодний бридж. Назавтра приходился праздничный день, не худо бы расслабиться. Муж Ани заранее изложил свой взгляд на вещи: никаких новых годов не признает, а это вполне соответствовало и моим тогдашним настроениям. После всех так называемых встреч я реагировала с олимпийским спокойствием: пожалуйста, как угодно, можете встречать Новый год хоть в пижаме. Единственная уступка, на которую Анин муж пошел в связи с исключительной датой, – двойная ставка.
Начали мы довольно рано, в девятом часу. Оба наших пана в бридже выказывали дичайшую скупость и неистовую жадность. И надо же – карта ко мне так и шла, азарт разгорался, страсти бушевали. Радио сначала тихо журчало, вдруг что-то звякнуло – в городе поднялся шум, до нас донеслись звуки государственного гимна. Первый ход был за Аней, она посмотрела на нас и заколебалась.
– Кажется, двенадцать? Новый год?..
– Да черт с ним, пусть двенадцать! – ответила я рассеянно: на руках у меня семь старших карт в червях и бланковый туз пик.
– Двенадцать, вроде бы салют, – пробурчал Войтек.
– Все равно уже первый час пошел. Аня, начинаешь? – решительно потребовала я.
Аня все-таки попыталась почтить праздник:
– Но ведь двенадцать?.. Или уже первый?..
Ее муж, уже неслабо проигрывавший, вдруг впал в ярость.
– Одиннадцать, двенадцать, первый!!! – рявкнул он громогласно. – Что здесь, черт побери, «точное время» или бридж?!!! Начинай!
На меня напал неудержимый смех: это был самый прекрасный новогодний тост из всех слышанных в моей жизни. Наконец-то я пришла в полный восторг на встрече Нового года. И до сих пор признательна за это Аниному мужу.
Ну а теперь о самом бридже – помню одну великолепную партию. В игре участвовал приятель Войтека, тоже прокурор, некий Сташек, приехавший из Лодзи. Мы отправились за город к их общему корешу, местечко называлось, по-моему, Плацувка, впрочем, это неважно. Из четверых игроков трое умели играть, а четвертый, Сташек, только учился, поэтому мы менялись местами, чтобы никто не страдал от плохого партнера. Азарт достиг апогея, очки мы записывали по старой системе, с коэффициентом, разгорелось яростное соперничество, и как раз Сташек достался мне.
Они вовсю отстаивали роббер, объявили четыре без козыря, я объявила контру в надежде, что они, в свою очередь, объявят масть, они объявили реконтру, разыгрывать должен был Войтек, Сташек зашел. Из торговли уже выяснилось, какие у кого карты, я держала трефы, нас могло спасти только одно: выйти с валета под короля треф, который был у игрока справа, в таком случае они лежали. Нормальный бриджист вышел бы с этого валета, но напротив меня сидел хмырь, о бридже не имевший понятия, торговля ему ничего не подсказала. Небось не помнил даже, как я объявила трефы, и вообще не понял, что это значит. Я покорилась судьбе, размышляя, какую глупость выкинет Сташек и удастся ли мне еще что-нибудь предпринять. Да ничего, они свои взятки возьмут, а меня хватит удар...
Сташек вышел с валета треф.
В жизни у меня редко встречались столь потрясающие минуты, не верила собственным глазам. Наши противники легли без четырех, и удар хватил Войтека. А Сташек так и не понял как и почему, пошел чем попало, совершенно не думая, а я до сих пор вижу перед собой этого одинокого валета посередине стола. Вот поистине чудо из чудес!
За игрой мы прозевали последний автобус, другого транспорта до города не оказалось, и шесть километров протопали пешком, но мое прекрасное настроение отнюдь не испарилось...