Глава первая БАЙКИ И ФАКТЫ

Глава первая

БАЙКИ И ФАКТЫ

Дочь бедного нефтепромышленника

Настоящая фамилия Фаины Раневской — Фельдман. И даже отчество у нее — не Георгиевна. Отец Фаины — Гирши Хаймович Фельдман — был весьма состоятельным человеком: владельцем нефтяных промыслов и фабрики сухих красок, 348-местного пассажирского парохода «Святой Николай», нескольких домов и магазина в Таганроге. Их семья жила в этом цветущем приморском городе в большом двухэтажном доме из красного кирпича. «У моего отца был даже собственный дворник, не только пароход…» — не без гордости вспоминала актриса. Понятно, в детстве Фанни Фельдман ни в чем не нуждалась. В доме за детьми, кроме горячо любящей матери, присматривали бонны и гувернантки.

Раневская рассказывала, что когда уже в советские времена ей предложили написать автобиографию, она начала ее так: «Я — дочь небогатого нефтепромышленника…» Это звучало как насмешка: можете ли вы представить себе бедного нефтепромышленника? Понятно, дальше этой фразы дело с автобиографией не пошло…

…С приходом Октябрьской революции беззаботная жизнь с отдыхом на лучших заграничных курортах и нарядами из Парижа и Вены канула в Лету. В конце 1917 года, не дожидаясь еврейских погромов, Фельдманы уплыли на «Святом Николае» в Турцию. Фаина же, единственная из семьи, эмигрировать из России наотрез отказалась. Совсем молодая она отважилась остаться на родине одна — без близких, без денег, ибо «не мыслила своей жизни вне русского театра, лучше которого в мире нет». Но главным, по признанию актрисы, было то, что она не могла «оставить землю, где похоронен Пушкин и где каждое дуновение ветра наполнено страданием и талантом твоих предков!»

— Это ощущение родины — моя жизнь, — записала она в своем дневнике.

В послереволюционной России Раневская страшно бедствовала. Рассказывают, в какой-то момент она, скрепя сердце, вынуждена была обратиться за помощью к нынешнему нэпману, в прошлом деловому партнеру своего отца.

Но советский буржуй деликатно отказал ей: «Извините, сударыня, но поймите меня правильно: дать в долг дочери самого Фельдмана мало я не могу. А много — при нынешней власти у меня уже нет…»