ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Летающие лисицы Фиджи

16 января

От острова Кермадек до столицы Фиджи порта Сува — 630 миль. По графику должны пройти их за шестьдесят три часа. Но «Каллисто» не железнодорожный экспресс, и указанное в графике ходовое время — понятие весьма растяжимое и относительное. Сегодня океан — шесть с половиной баллов, где-то слева не то зарождается, не то уже начал действовать циклон. Есть надежда уйти от него, хотя с нашим ходом...

Завхоз Таторин объявил по селектору, что после обеда начнет раздавать апельсины. По «пол-ящика на брата». Сначала все удивились такой щедрости, но скоро выяснили ее причину. Просто апельсины начали портиться, а так как большинство кают с холодильником, то завхоз решил: пусть каждый сам хранит полагающиеся ему на месяц фрукты.

Штук десять, слегка попорченных, выбросили за борт. А в это время рядом с правым бортом «Каллисто» появилась акула. Одно мгновение — и газетный сверток с апельсинами исчез в акульей пасти. Никогда не приходилось слышать, чтобы акулы интересовались цитрусовыми. Может быть, пригодится этот неизвестный доселе научный факт кому-нибудь из ученых.

Сегодня перед ужином первый помощник капитана попросил меня рассказать коллективу о событиях в Анголе, последней командировке в эту страну и о том, как МПЛА сражалась в то время против империалистической интервенции. Слушали очень внимательно и, кажется, с интересом.

После ужина нанес визит в радиорубку. Начальник рации еще днем сообщил приятную новость: первую корреспонденцию удалось передать во Владивосток. Завтра собираюсь вручить Павлу Ивановичу второй материал, а сейчас нужно подготовить почву. И еще — хотелось посмотреть, как принимают блинд.

Блинд — так называется «передача корреспонденту без его согласия». В восемь часов утра московского времени радиоцентр Владивостока начинает блинд для судов Дальневосточного пароходства, или находящихся в рейсе, или стоящих в иностранных портах. Готовясь к приему блинда, Валерий или Павел Иванович подключают к передатчику магнитофон, устанавливая рычажок записи на самую большую скорость.

Сначала радист Владивостока сообщает, в какой последовательности он будет передавать радиограммы. Например, сегодня очередь «Каллисто» восемнадцатая. Значит, наш блинд начнем записывать минут через сорок. Приготовив аппаратуру, Валерий на всякий случай каждые десять — пятнадцать минут подключается и слушает, не подошла ли его очередь. И вот сигнал из Владивостока: «Блинд для УМПП». УМПП — это позывные «Каллисто». Закрутились катушки магнитофона, и прием начался. Обычно нам поступает очень много радиограмм, и на этот раз Валерий истратил почти целую пленку. В основном — радиограммы от родственников и друзей участников экспедиции.

Завершив расшифровку, Валера зарегистрировал каждую радиограмму в книге приема, затем отстукал список получателей и по селектору объявил, кому зайти в радиорубку. Такого объявления все ждали с большим нетерпением, надеясь услышать свою фамилию. И вот уже по коридору доносятся торопливые шаги первых счастливчиков. На этот раз мой сосед Виктор Прондяев получил очередную телеграмму от жены Вали. В каюте, рядом с дверью, Виктор приладил к полке гвоздик и аккуратно накалывает на него послания из дома.

— У нас в радиорубке, вы, наверное, видели, стоит факсимильный аппарат, который принимает для нас карты погоды, — Микульчик раскрыл судовой журнал и пробежал глазами старые записи. — В первый раз засекли тайфун на карте тринадцатого числа, но тогда он еще не назывался тропическим и находился от «Каллисто» далеко на северо-западе. Четырнадцатого января тайфун можно было наблюдать на том же месте, но так как нас окружала область высокого давления, прикинув, мы решили, что тайфун будет двигаться на восток. Пятнадцатого, когда область высокого давления медленно стала смещаться на восток, между центром циклона и нами расстояние стало уменьшаться... По расчетам, ночью с ним встретимся. Вы меня поняли?

Суть я понял: спать нам сегодня ночью не придется. Из-за болтанки.

18 января

Минувшей ночью, как и предполагали, произошла встреча с «Марионой». Судно шло, меняя галсы, пытаясь уменьшить качку. О том, какая это качка, я рассказывал в самом начале своего повествования.

Утром штурманы подсчитали пройденное за сутки расстояние. Всего лишь около восьмидесяти миль. В общей сложности «Мариона» отбросила нас от графика на двое суток.

Боцман доложил о последствиях встречи с «Марионой». Волнами разрушен «лягушатник» — бассейн для купания. На слипе полный разгром; «Дору» сорвало с кильблоков, но ботик укрепили, и волнам не удалось смыть «Дору» в океан. У Наташи Мадзибуры в шкафу побились стаканы, в лаборатории разбито несколько колб и банок. Вот и все шалости тайфуна.

В 12 часов по селектору передали информацию: «Продолжает штормить, ветер 9 баллов, море 7 баллов». И без информации чувствуем, что продолжает штормить, но это уже не так неприятно по сравнению с ночной болтанкой. До Сувы осталось 250 миль. Хорошо, если придем завтра к вечеру.

Пока еще не можем определиться по курсу, нужно ждать солнца.

19 января

Идем полным ходом к Суве. Утром 20-го будем уже на рейде. Вечером Григорий Михайлович Игнатьев сделал сообщение о Фиджи. После доклада в столовой показывали фильм «Дочки-матери». Но все разговоры — о Фиджи. Все ждут встречи с землей.

20 января

Как и на всех судах, на «Каллисто» старшего помощника — старпома — зовут чиф и, конечно, старшего механика почтительно величают «дедом». Дед — Борис Иванович Смолин и его команда заслужили самые высокие похвалы во время единоборства с «Марионой».

Машины работали безотказно.

На судне вахту несут по четыре часа. Самая тяжелая вахта с 4 до 8 утра. Естественно, ее должен нести самый опытный штурман. На «Каллисто» эту вахту всегда стоит чиф. Поэтому момент побудки всегда приходится на дежурство Владимира Яковлевича. Был бы радиоприемник, выключил его — и дело с концом. Но громкость селектора в каюте уменьшить невозможно, и голос старпома выполняет роль коллективного будильника.

Сегодня, вскоре после подъема, по селектору прозвучала команда чифа: «Боцману прибыть на бак». Значит, уже подошли к Суве и, раз вызывают боцмана, к причалу не потащут, а придется становиться на якорь.

Действительно, вскоре раздались очередные команды: «Отдать правый якорь!», «Пять смычек в воду!».

Слышно, как загрохотала якорная цепь. Пять смычек (это сто двадцать пять метров якорной цепи) ушли под воду. Когда все стихло, старпом дал последнее распоряжение: «На баке поднять шар». Увидят с проходящих судов черный шар на «Каллисто» и будут знать, что судно стоит на якоре.

Цель захода в столицу Фиджи город Суву — пополнить запасы продовольствия, питьевой воды, топлива и получить разрешение от местных властей провести работы на принадлежащем Фиджи острове Тотойя, до которого от Сувы всего двенадцать часов хода.

Температура двадцать пять градусов, пасмурно. На горизонте виден берег Вити-Леву, крупнейшего острова Фиджи. Остров гористый, покрытый лесом. Почти весь научный состав экспедиции собрался на верхней палубе, вглядываясь в видневшиеся километрах в трех от нас берега.

В составе экспедиции несколько человек, в частности профессора П. А. Каплин и Г. М. Игнатьев, бывали здесь раньше и сейчас рассказывали обступившим их новичкам, что можно интересного посмотреть в фиджийской столице за короткие часы стоянки.

На гафеле, как положено по протоколу, поднят государственный флаг Фиджи. В восемь утра подошел катер с лоцманом-фиджийцем. Потом прибыли карантинные власти, и мы подняли на мачте желтый флаг. Убедившись в стерильности судна и увидя, что каллистяне не собираются контрабандой провозить на Фиджи саженцы березок и сибирских елей, карантинные власти ушли, и желтый флаг с мачты спустили.

В бинокль можно рассмотреть стоящие у причала два судна. Сколько же нам придется болтаться на рейде? Второй штурман Станислав Скороходов предсказывает:

— Подойдем сразу же после обеда.

На верхней палубе ученые нервничают.

— Это же формализм, — слышится голос заместителя начальника экспедиции Александра Петровича Васильева. — Видно же, что у них целый причал свободен, неужели нельзя нас там поставить!

— Но мы же пришли с опозданием почти на двое суток, — резонно замечает Баденков, — А портовые власти, вероятно, ждут судно, прибывающее точно по расписанию.

Конечно, обидно. Не так уж много времени отводится нам на стоянку в Суве, и терять драгоценные часы никому не хочется. Мне с Бабаевым особенно. У нас по плану съемки на Вити-Леву десятиминутного сюжета для «Клуба кинопутешествий».

На палубе ко мне подошел Вадим Скулкин, отвечающий в экспедиции за исправность всех научных приборов. Вчера он получил из дома телеграмму, где упоминалось о моей корреспонденции с «Каллисто», опубликованной в «Правде». Значит, не зря старались и Павел Иванович и Валера, пробиваясь на связь с Владивостоком «ради нескольких строчек в газете».

Пока стоим на рейде, разрешите коротко познакомить вас с Фиджи. Государство Фиджи — это архипелаг из 350 островов, не считая атоллов и рифов, которых великое множество. На Вити-Леву приходится больше половины всей территории государства — около 10 400 км2. В столице Суве сосредоточены основные правительственные учреждения, здесь находится Сувинский университет Южной Пасифики, гостями которого будут наши ученые.

От Новой Зеландии с нами идет фиджийский ученый доктор Прасад, о котором я еще ни разу не упоминал. Доктор Прасад все эти дни вынужден был отсиживаться в каюте, так как ему в Окленде попала в глаз какая-то инфекция, причинявшая сильную боль. Врач экспедиции Валентина Петровна Князева применила все свое умение, чтобы доктор Прасад вступил на землю Фиджи здоровым. К счастью, ей это удалось. Доктор Прасад работает в фиджийском университете, и он обещал советским коллегам организовать насыщенную программу во время стоянки в порту Сува.

Среди полученных вчера радиограмм одна была адресована доктору Ватту. В телеграмме сообщали, что среди мошкары, пойманной на Рауле после нашего ухода поваром Джимом, обнаружено несколько ранее неизвестных ни на Рауле, ни в Новой Зеландии видов. Составители депеши прескверно отредактировали текст и поленились расставить в нем знаки препинания. Никто из нас так и не смог понять, то ли с «Каллисто» залетели какие-то букашки, то ли повар Джим, сам того не ведая, сделал важное научное открытие. Доктор Ватт решил сохранить бланк с текстом телеграммы для будущих поколений ученых и популяризаторов науки.

Незадолго до обеда к борту «Каллисто» подошел на лодочке старый фиджиец. Бывалые моряки сразу же распознали в нем местного коммерсанта. На корме лодки разложены корзинки, наполненные кораллами, причем большинство кораллов аляповато раскрашены в зеленые, красные, фиолетовые цвета. Старик вынул из туго набитого мешка деревянный меч с надписью: «Фиджи». По кораблю разнесся клич: «Ченч притопал!» Русский перевод с этого немыслимого жаргона должен был означать: «Меняла приехал!»

Коммерсант за деревянный меч и раскрашенный коралл просил акулью челюсть. Конечно, никто меняться не стал.

После обеда нас никто не подумал поставить к причалу, и руководство экспедиции решило взять инициативу в свои руки. Прозвучала команда: «Отправляющиеся на берег пойдут на катере. Первой группе приготовиться».

Само собой разумеется, информационная группа попала в первую партию отъезжающих. Мы взяли с собой Александра Петровича Васильева. Человек он компанейский, веселый, к тому же обещал не мешать нам работать и довольствоваться маршрутом, выбранным по нашему усмотрению.

Центр Сувы, примыкающий к району порта, прямо-таки распирает масса магазинчиков и лавчонок, заполнивших любую щелку, даже просветы между домами. Почти на всех вывесках: «Фри шоп» («Свободная торговля»). Значит, здесь продают товары без пошлины. В центре нашелся уголок и для местной Венеции: на небольшой улочке домики с баллюстрадами выходят на канал, в котором плавают удивительные по красоте рыбки — нежно-голубые, зеленые и ярко-красные.

Половина магазинчиков завалена различной бытовой техникой, в основном японского производства: радиоприемники, проигрыватели, миниатюрные счетные машинки.

Впритык к территории порта раскинулся знаменитый базар Сувы. Длинные ряды, где продают только овощи, а рядом — рыбный ряд. Около забора, прямо на земле — горы кокосовых орехов, ветки с зелеными бананами, поставленные на попа, связанные в пучки таро.

Та часть базара, где расположены ряды торговцев местными сувенирами, пожалуй, одно из самых посещаемых туристами мест фиджийской столицы. Уже на подступах к этим рядам нас встречали сидящие у лотков под большими зонтами мелкие коммерсанты, предлагающие купить отливающие всеми цветами радуги раковины, покрашенные темной краской деревянные маски с непременной, вырезанной ножом надписью: «Фиджи».

На базаре можно приобрести по-настоящему редкие экземпляры раковин. Например, золотую каури. Среди коллекционеров она ценится очень дорого.

На базаре продают изделия из панциря черепахи, искусно сплетенные из соломки сумки и шляпы, и опять-таки каждая вещь подписана: «Фиджи» или даже «Привет с Фиджи», чтобы турист имел неопровержимое подтверждение своего пребывания на этом далеком тихоокеанском архипелаге.

Продают здесь из-под полы и раковины моллюска тритон. Добыча и продажа их запрещена законом, так как эти моллюски уничтожают морские звезды, известные под названием «терновый венец». За последние годы «терновый венец» превратился в бич коралловых островов. Не могу сказать, каким образом, но «терновые венцы» вдруг стали размножаться с необычайной быстротой, и многие тысячи этих морских звезд, естественно, отправились добывать себе пищу. Наиболее же для себя лакомым блюдом они считают кораллы. Когда полчища «терновых венцов» достигают кораллового рифа, то на другой день там, где на небольшой глубине еще вчера можно было видеть живые колонии кораллов, просматриваются лишь их белые скелеты. Мертвый коралловый риф легко разбивается океанским прибоем, незащищенный берег размывается водой, и остров обрекается на гибель. Вы знаете, что в районе Океании множество коралловых островов, большинство из которых обитаемы. И вот из-за «терновых венцов» над населением Океании нависла в полном смысле слова смертельная угроза.

Теперь вам понятно, почему на Вити-Леву и в других местах запрещено вылавливать красивые раковины, известные под названием «тритон», в которых живут моллюски, поедающие «терновые венцы».

Когда мы вышли с территории базара, вся свободная возле него площадь оказалась запруженной такси. Всего лишь полчаса назад их здесь не было. Васильев высказал предположение, что таксисты каким-то образом пронюхали о посещении базара тремя членами экспедиции «Каллисто» и сейчас, заявил он, все наперебой станут предлагать нам свои услуги. Его прогноз не оправдался: на нас никто даже не обратил внимания. Оказывается, таксисты ожидали прибытия теплохода с туристами.

Не успели оглянуться, как подошло время возвращения в порт: к 18.00 нам обещали подать местный катер, который должен доставить большинство каллистян на борт нашего судна.

Большинство, так как фиджийские ученые пригласили нескольких человек на прием в университет. Поехали семь человек: Баденков, Каплин, Соколов, Григорий Михайлович Игнатьев, Ольга Григорьевна, наш доктор и я. Как представитель информационной группы я не мог не присутствовать во время первых контактов научных работников экспедиции с руководством и преподавателями дружественного нам университета.

Сувинский университет Южной Пасифики занимает на окраине столицы территорию в несколько десятков гектаров. Содержится учебное заведение на взносы десяти независимых островных государств региона. Юноши и девушки этих стран составляют полуторатысячный контингент студентов университета. Преподаватели в основном новозеландцы, австралийцы, фиджийцы. Есть канадцы, американцы и даже один итальянец.

Поводом для приема, как нам пояснили, было не то начало, не то окончание учебного года. Но я подозреваю, это служило лишь предлогом. Просто хозяевам хотелось, чтобы мы чувствовали себя раскованно и непринужденно среди незнакомых людей. А если тебе говорят, что все собрались не для того, чтобы поглазеть на тебя, а совсем по другой причине, то ты и ведешь себя соответственно. Скромно и просто. Если так было задумано, то наши любезные хозяева достигли желаемого результата. Вечер, проведенный в университетской среде, оказался очень приятным, домашним, что ли.

Прием проходил в помещении, сооруженном в стиле фиджийской хижины, крытом пальмовыми листьями. У входа водрузили на столе большую деревянную чашу, наполненную желтоватой жидкостью. Всем входящим деревянным черпаком наливали стакан напитка, напоминающего по вкусу сильно разбавленный яблочный сок с примесью какой-то горчинки.

Позднее, когда доктор Прасад и его коллега доктор Радж повезли нас ужинать в ресторанчик «Утлегарь мотель», там тоже все прошли через церемонию угощения этим лимонадом. И только услышав слово «яггона», произнесенное кем-то из сувинских ученых, я понял, что мне удалось попробовать овеянный легендами, наделенный мифической силой знаменитейший полинезийский напиток.

Яггона, его еще называют «кава», «ава» или «кауа», уже на протяжении многих веков обязательно подается во время религиозных и других церемоний на островах Южной Пасифики. В «Гавайском медицинском журнале» за январь — февраль 1966 года до поездки в Океанию я прочитал статью, где рассматривалось влияние яггоны на человеческий организм. Авторы писали, что принятие 15 граммов яггоны, растворенной в половине литра воды, «ведет к приятной скованности корпуса тела с обострением органов чувств».

Авторы статьи указывали, что яггона широко используется в Новой Гвинее как обезболивающее средство при накалывании татуировок. Сейчас ведутся клинические исследования свойств этого напитка.

Зная, что завтра нам с Бабаевым предстоит совершить путешествие вверх по реке Реве к коренным жителям Фиджи, я надеялся увидеть своими глазами весь ритуал приготовления яггоны.

21 января

Наконец-то сегодня, в десять часов утра, нас поставили в порту вплотную к японскому научно-исследовательскому судну. Конечно, наши ученые тут же договорились с японскими коллегами об обмене визитами.

Мы и «японец», словно бедные родственники, примостились у торца причала, а парадное место оккупировал теплоход «Файрскай», плавающий под либерийским флагом. На борту «Файрская» четыре тысячи туристов.

Индустрия туризма поставлена в столице Фиджи на широкую ногу. Это вполне объяснимо, так как от иностранного туризма поступает довольно солидная сумма доходов в государственный бюджет молодой страны.

Мне приходилось видеть красочные проспекты, рекламирующие достопримечательности Фиджи, и в агентствах авиакомпаний и латиноамериканских стран, и Новой Зеландии, и столиц европейских государств. В них приглашали посетить «рай в Океании, где сервис несравним ни с каким другим уголком земли». И вот сейчас я могу наблюдать, так сказать, вплотную, фиджийский сервис. К причалу Кингс-уэйр, так называется порт Сувы, подходит очередной океанский лайнер, совершающий круиз по островам Океании. Духовой оркестр местной полиции, расположившись под громадным тентом, повинуясь взмаху дирижерской палочки, грянул приветственный марш. Музыкантская команда одета в парадную форму: красные камзолы с позолоченными пуговицами и белые юбочки до колен. И перед отходом туристских судов также приезжает оркестр и исполняет марши прощания. «Каллисто» так в Суве не встречали. Напротив, администрация порта даже заявила: «Не исключено, что «Каллисто» через несколько часов снова выведем на рейд, так как ожидаем еще одно судно с туристами».

Не знаю, что за встречи ожидают нас впереди, но во время предыдущих остановок до моего приезда, а также в Окленде и на Рауле наши высадки были начисто лишены туристского сервиса, как, впрочем, и положено судам, занимающимся серьезным делом.

Еще на подходе к стенке мы увидали два автобуса, стоящие около причала. На кузовах выведено: «Университет Южной Пасифики». Это за нами. На одном автобусе группа во главе с Владимиром Сергеевичем Соколовым отправится в полуторасуточное путешествие вокруг острова Вити-Леву. На втором автобусе группа Юрия Георгиевича Пузаченко отправится в район километров за шестьдесят от Сувы, чтобы в лесу взять образцы почв и собрать материал для гербария. Их автобус подвезет и нашу — третью группу до причала на берегу Ревы, самой крупной реки острова. Вместе с нами отправятся заместитель начальника экспедиции Васильев и еще два представителя науки: Павел Валерьянович Елпатьевский и Алексей Петрович Копцев — два спокойных, молчаливых, уравновешенных владивостокца.

По дороге к пристани водитель остановился на окраине Сувы, чтобы прихватить переводчика. Им оказался мужчина лет шестидесяти пяти, с седой бородкой и приятным добродушным лицом. Широко улыбаясь, переводчик представился:

— Дмитрий Николаевич Оболенский, очень приятно познакомиться.

Оболенский? Оболенский? В дореволюционной России фамилия Оболенских была довольно известна.

— Дмитрий Николаевич, — обратился я к нему, — вы, случаем, не относитесь к семейству князей Оболенских, связанных родственными узами с Львом Николаевичем Толстым?

— Совершенно справедливо изволили заметить, — подтвердил Дмитрий Николаевич, — Только я не могу причислить себя к прямым родственникам нашего великого писателя, а так, как говорится, седьмая вода на киселе.

Вторая дочка Льва Николаевича Толстого — Маша была замужем за одним из князей Оболенских — Николаем Леонидовичем. В 1906 году Мария Львовна умерла, Оболенский женился второй раз на Наталье Михайловне Сухотиной, падчерице другой дочки Толстого — Татьяны. Так вот, наш переводчик, Дмитрий Николаевич, был сыном князя Николая Оболенского и Натальи Сухотиной.

Пока мы ехали до пристани, Дмитрий Николаевич рассказал кое-что из своей биографии.

Родился он в 1916 году в поместье Пирогово, принадлежавшем семье Толстого, а когда мальчику было девять лет, его отец, забрав семью, выехал из Советского Союза. Лет тридцать назад Дмитрий Оболенский добрался до Австралии, а затем поселился в Океании, где преподавал на разных островах в сельских школах. Потом подготовил курс лекций по русской литературе и несколько лет читал их в Сувинском университете, рассказывая о Чехове, Достоевском и, конечно, о Толстом: как- никак, а он все же косвенно причастен к судьбе семьи Толстого, хотя бы по месту рождения.

— Хотя формально я и не имею советского гражданства, — рассказывал Дмитрий Николаевич, — но считаю себя советским. Несколько лет назад мне, когда пришла пора похлопотать о пенсии, потребовалась метрика. Я пошел в советское посольство в Австралии, и консул обещал сделать запрос в село Пирогово, сказав мне при этом, что если в Пирогово сохранились церковные книги, то можно с уверенностью гарантировать получение копии документа о рождении. Признаться, я не испытывал подобной уверенности, и каково же было мое изумление, когда довольно скоро меня попросили зайти в консульство за пересланным из Пирогова документом.

Вот какие неожиданные встречи бывают иногда в самых далеких уголках нашей планеты.

Доехав до пристани, автобус высадил нас и проехал дальше с группой Пузаченко, а мы отправились искать наш катер. Катер арендовал Виктор Бабаев, так как только у представителя советского телевидения была графа в смете, предусматривающая расходы на наем транспорта в местах стоянок. К сожалению, ученые экспедиции таких возможностей почему-то были лишены, хотя я очень сомневаюсь, что десятикилограммовый рюкзак доктора наук Таргульяна весил меньше, чем десятикилограммовая кинокамера оператора Бабаева.

Договариваясь об аренде, мы рассчитывали получить в свое распоряжение пусть не очень комфортабельный, но все же катер, хотя бы с небольшой каютой или просто навесом (местные синоптики обещали на сегодняшний день кратковременные дожди и грозы).

Дойдя до берега реки (причала как такового здесь в действительности не существовало), мы увидали привязанную к колышку обычную лодку с подвесным мотором.

— Может быть, — высказал предположение Елпатьевский, — мы попали в другое место и причал находится ниже или выше по течению?

Но нет, наш сопровождающий, ученый университета Южной Пасифики микробиолог Джо Витинавулани подошел к сидевшему в лодке малому, о чем-то спросил его на местном наречии, а потом, повернувшись к нам, пригласил занимать места, согласно, как говорится, купленным билетам.

А мы-то намеревались заплыть от Сувы миль за сто вверх по Реве! Видимо, на такой тихоходной посудине от первоначального плана придется отказаться. После небольшого совещания с Джо решили сделать остановку у первой попавшейся деревушки на исходе второго часа путешествия. Руководствовались, принимая такое решение, простой арифметической раскладкой имеющегося у нас времени. Главное — добраться до любого населенного пункта, не посещаемого туристами. Второе — успеть вернуться в Суву к согласованному с Пузаченко часу. И третье — самое важное — успеть отснять на кинопленку жизнь деревни.

Почему именно до пункта, не посещаемого туристами? Объяснение простое — хотелось увидеть не зрелище, подготовленное для праздношатающихся иностранцев, а такую, какая она есть на самом деле, деревню, посмотреть, как живут люди в обычной фиджийской деревне, без экзотических декораций туристического бизнеса.

Отлаженный туристический конвейер упомянул не случайно. Дело в том, что в сувинской программе мероприятия для туристов один из пунктов такой: «Посещение типичной фиджийской деревни Тамавуа. Три мили от Сувы. Осмотр хижин фиджийцев. Участие в обряде приготовления яггоны. Исполнение в честь гостей национальных фиджийских песен и танцев». Далее указывалась цена билетов для участников экскурсий. Конечно, если представится возможность, мы с Бабаевым обязательно побываем в показательной фиджийской деревне Тамавуа, но для нашего фильма, для советских телезрителей нам интересней снять не эту «клюкву».

Моторист, он же хозяин лодки, дернул за шнур, мотор взревел, и путешествие началось.

Вдоль левого берега, миль на двадцать, параллельно реке шла шоссейная дорога. Иногда видели, как по шоссе пролетали автобусы с туристами. Но мы-то знаем, что самый дальний туристский маршрут этого района кончался как раз в месте, куда было проведено шоссе, то есть всего лишь в двадцати километрах от Сувы. Мы же намеревались идти дальше, чтобы быть вне досягаемости потока экскурсий.

Река довольно широкая: около места нашего старта, возле крупнейшего моста Фиджи — Тамавуа Хейгтс, примерно метров шестьсот от одного берега до другого. При выходе из города обратили внимание на стоящее высоко на холме красивое, похожее на средневековый замок здание. Спросили у Джо, как называется этот замок. Он удивленно посмотрел и, улыбнувшись, ответил, что это не замок, а водонапорная башня города Сувы.

Вскоре по берегам потянулись плантации бананов, сахарного тростника, кокосовых пальм. Далеко впереди виднелись чуть прикрытые облаками синеватые, заросшие лесами горы.

Пейзаж был довольно однообразный, и, чтобы занять время, решил порасспросить Джо о его жизни. Джо родился в крестьянской семье. Отец отдал его учиться, и мальчику удалось блестяще закончить сначала школу, потом лицей и получить право на государственную стипендию для продолжения образования в Лондоне. Четыре года назад он вернулся на родину и с тех пор преподает в местном университете. У Джо большая, по нашим понятиям, семья: жена и четверо детей.

Движение по Реве небольшое. Изредка проплывет лодка, нагруженная кокосовыми орехами, а однажды прямо перед нами пересекла дорогу моторка, перевозившая на другой берег группу школьников. В этом районе, пояснил Джо, имеется одна школа, и дети, которые живут в деревнях на противоположном берегу, должны до и после занятий совершать путешествия на лодке.

То в одном, то в другом месте мы видели женщин, стоявших по пояс в реке и при нашем приближении с визгом и смехом окунавшихся с головой в воду. Бабаев, решив снять несколько планов сельских купальщиц, попросил моториста подойти к ним поближе. Но когда тот выполнил просьбу, Виктор в растерянности опустил аппарат, так поразил его вид ныряльщиц. Лица их были вымазаны толстым слоем серой краски, на фоне которой выделялись лишь белки глаз да белоснежные зубы. Женщины стояли в воде не в купальниках, а в платьях. Оказалось, они собирали моллюсков, напоминающих наши черноморские мидии. Простоять несколько часов у воды под палящими лучами солнца довольно рискованно — солнечных ожогов не избежать. Вот женщины и обмазывают лицо глиной, как бы закрывая его косметической маской. За три-четыре часа работы одна женщина собирает корзину моллюсков, а это — существенное дополнение к рациону фиджийского крестьянина, заменяющее столь редкое в его меню мясо.

Два часа путешествия пролетели незаметно. Пора было приставать к берегу для запланированной экскурсии в деревню. Решили высадиться в первой, которая попадется на пути.

Заметив двух мальчишек, удивших рыбу, Джо спросил, далеко ли до ближайшей деревни и как она называется. Мальчуганы, испуганно посматривая на киноаппарат Бабаева, ответили, что за поворотом реки есть деревня и называется она Накини.

Джо попросил нас подождать у лодки, а сам отправился на розыски старосты, чтобы получить у него разрешение на посещение деревни. По местным обычаям, незнакомым людям неприлично входить в чужую деревню без согласия хозяев.

Староста, как и следовало ожидать, ничего не имел против нашего визита. В сопровождении ватаги ребятишек мы стали подниматься по крутому берегу.

Накини — деревня небольшая, живет в ней около четырехсот человек. Значительная часть взрослого мужского населения работает в Суве и домой приезжает лишь на субботу и воскресенье. Есть здесь начальная школа и, как водится, своя церковь — самое большое здание Накини, правда отличающееся от остальных деревенских домов лишь размерами.

Староста провел нас по деревне, показал небольшие участки полей, огороды. На деревенской площади мы с удивлением увидели несколько сотен пустых пивных бутылок, аккуратно сложенных в штабель. Оказывается, бутылки остались после празднования Нового года, но катер, который должен был забрать стеклотару, так и не пришел, а пустая бутылка стоит денег, и никто не станет выбрасывать ее. У крестьянина каждая копейка на счету.

Хотя многие жители деревни работают в городе, сельское хозяйство все же остается главным источником средств к существованию для жителей Накини.

Почва здесь очень плодородная. Недалеко от дома старосты нам показали сотку земли, огороженную прутиками. Это опытный участок, где выращивают лимонные деревца. Хотите верьте, хотите нет, но вот что нам рассказали: в землю сажают лимонное семечко и уже к концу пятого месяца из него вырастет деревце, которое начинает плодоносить. В это трудно поверить, но мы видели своими глазами тонкий, всего лишь в метр высотой, стволик с несколькими веточками, на одной из которых покачивался золотистый лимон.

Большая часть огородов выделена под выращивание таро. Участки окружены кокосовыми пальмами, но доход от копры не главное поступление в семейный бюджет крестьянина Накини. Прибыль от продажи копры идет в общий котел и расходуется на общественные нужды. Например, недавно в Накини совместными усилиями построили водозаборную колонку, купили мотор, трубы, и теперь жители пользуются собственным водопроводом, которым очень гордятся, хотя кран один на всю деревню.

В деревне поддерживается чистота и порядок, газоны между домами аккуратно подстрижены, и всюду виден хозяйский глаз. То же самое можно сказать и о крестьянских домах. Помещения очень аккуратные.

Когда подошло время обеда, староста пригласил гостей в его дом перекусить, а уж потом трогаться в обратный путь. Жена старосты уже «накрыла на стол» — постелила скатерть на разложенную на полу циновку и расставила тарелки с таро, вареной маниокой и моллюсками. Мы вспомнили о нашем сухом пайке, и Елпатьевский притащил рюкзак, добавив к традиционному крестьянскому меню полбуханки белого хлеба и две банки свиной тушенки. Сидели мы «у стола» на полу, поджав ноги. Прежде чем войти в дом, каждый снимал у входа ботинки, и по жилому помещению хозяева ходили босиком, а мы в носках. Так принято в большинстве стран Востока, так принято и здесь, на островах Фиджи.

Подражая гостям, мы расселись поджав ноги, на циновке, по периметру скатерти. Первые несколько минут поза показалась нам удобной, затем, лично у меня, затекла правая нога. Незаметно оглянулся по сторонам. Самочувствие Елпатьевского, как мне показалось, не многим отличалось от моего, и мне почему-то стало от этого чуть легче. Прошло еще минут пять. Начала ныть левая нога. Повернулся в сторону Копцева и встретил его взгляд, в котором читалось страдание.

— А вы, — пришел на помощь Джо, — не стесняйтесь, устраивайтесь, как вам удобно.

Все моментально последовали вовремя поданному совету и с большим аппетитом принялись уплетать моллюски и отварную маниоку, закусывая плодами папайи и запивая обычным чаем.

Обед продолжался около часа, и Елпатьевский с Копцевым забеспокоились: удастся ли выполнить план намеченных на сегодня работ?

Однако на обратном пути они были вознаграждены. Когда моторка задержалась у обрывистого, заросшего густой растительностью берега, Копцев разглядел в чащобе шестиметровый экземпляр древовидного папоротника. Получив согласие Джо, Елпатьевский и Копцев срубили папоротник и доставили ствол облюбованного дерева на борт лодки, значительно ухудшив этим ее остойчивость. До так называемого причала дошли благополучно.

Только мы успели выгрузить имущество, как подошел автобус с группой профессора Пузаченко. Сначала нашли место в автобусе для драгоценного ствола древовидного папоротника, затем кое-как уселись сами и в порт приехали ровно в 19.00, когда на «Каллисто» уже поднимали трап. Внезапно начался тропический ливень. Разгружались и прыгали с причала через борт при проливном дожде. Капитан должен был выполнить просьбу начальника порта — уйти на рейд не позднее 19.00. Если бы наш автобус задержался в пути еще минут на десять, то, кто знает, когда бы нам удалось добраться до своих кают.

И вот «Каллисто» снова на рейде, а группа Шорникова опоздала. Лишь поздно вечером, продрогших, промокших до нитки членов «морской группы» доставили попутным катером на «Каллисто». Ох уж и досталось Евгению Ивановичу Шорникову от Баденкова!

22 января

Вместо обещанных одиннадцати часов утра лишь в час дня разрешили снова подойти к стоянке. А Баденков еще вчера пригласил посетить «Каллисто» руководителей Сувинского университета и представителей местных властей. Гости приехали вовремя, как их просили, ровно в полдень, походили-походили по причалу, посмотрели на стоявшее далеко-далеко на рейде судно и разошлись по домам. Дипломатический прием сорвался. Когда опустили трап, по нему поднялся лишь один смущенный и расстроенный доктор Прасад. Конечно, вины нашей не было, но чувствовал себя Баденков прескверно.

Доктор Прасад, выслушав рассказ о вчерашней поездке, огорчил меня, указав на существенную промашку в нашем поведении. Оказывается, мы должны были бы привезти с собой в деревню корень яггоны и преподнести его старосте деревни. Нечто вроде нашего хлеба-соли наоборот, когда не гостям, а гости подносят хлеб-соль (яггону).

К вечеру в гости на «Каллисто» пришел переводчик Оболенский. «Князь» с удовольствием поужинал вместе со всеми в столовой, особенно налегая на окрошку. Рассказывал о своих планах: надеется получить место учителя на одном из островов Фиджи и поработать там, пока хватит сил. Лекций в университете сейчас он уже не читает, а зарабатывать нужно, так как пенсия мизерная, на нее не проживешь, и к тому же, сказал он, привык всю жизнь трудиться.

Поздно вечером прибыла из путешествия вокруг острова группа академика Соколова. Им удалось увидеть гигантскую стаю летучих лисиц рукокрылых. Ряд особей достигал в размахе крыльев метровой величины. День животные проводят на деревьях, повиснув на ветках вниз головой, причем ведут себя довольно шумно, а ночью вереницей тянутся на фруктовые плантации, потому что крылатые лисицы — убежденные вегетарианцы и круглый год питаются исключительно свежими фруктами. Обнаружив присутствие наших ученых, вся стая, покинув дневку, поднялась в воздух. Это было неописуемое зрелище, когда сотни животных, покрытых темно-бурого цвета мехом, тяжело взмахивая крыльями, летели над головой. Вероятно, наши далекие предки испытывали то же, наблюдая за стаями круживших над ними птеродактилей.

23 января

Сегодня воскресенье, четвертый день пребывания в порту Сувы. На двое суток больше запланированного срока. И воду, и продукты, и топливо давным-давно погрузили, но до сих пор нет разрешения местных властей на работы в районе острова Тотойя. Если и в понедельник не получим разрешения, то во вторник уйдем из Сувы на один из островов государства Тонга.

Пришло еще одно судно с туристами, под английским флагом. Когда вчера мы с Виктором возвращались на «Каллисто», то волновались, опасаясь, как бы «наш дом» опять не увели на рейд. Успокоились, лишь когда увидели за пакгаузом развевающийся на гафеле вымпел Академии наук СССР.

Доктор Ватт пригласил Баденкова, Ольгу Григорьевну и меня провести вечер у его друга — работника одной, из организаций ЮНЕСКО доктора Джорджа Страйда.

Доктор Страйд англичанин, а его жена — фиджийка. Живут они с сынишкой лет семи в небольшой квартире на третьем этаже малогабаритного дома. В семье поддерживается английский уклад жизни, по крайней мере, я заметил только одно фиджийское правило: прежде чем войти в комнату, все снимают туфли и ботинки. Посидели, поговорили, прослушали отличные пластинки классической музыки. Было по-английски скучновато, но все же очень приятно почувствовать домашний уют. И мы были благодарны Джорджу Страйду и Джеймсу Ватту за этот вечер.

24 января

Доктор Прасад выполнил обещание и прислал в наше распоряжение университетскую машину. Виктор получил возможность завершить программу: снять все намеченные объекты.

Мне очень хотелось посмотреть, что же из себя представляет «посещение типичной фиджийской деревни Тамавуа». По карте нашли место, где находится деревня, сели в машину и поехали, зная, что за час до нас туда же отправилась на трех автобусах партия туристов.

Выехав за город, мы увидели справа от дороги несколько крытых пальмовыми листьями хижин, выстроенных по периметру небольшой площади — продолговатого четырехугольника. Чуть в стороне стояла длинная постройка — помещение для собраний жителей деревни. Оттуда доносились звуки барабана и мелодия ритмичной песни. Так как билетов у нас никто не спрашивал, подошли поближе и заглянули внутрь. Там на скамейках сидели туристы, а в глубине сарая на небольшом возвышении танцевала под аккомпанемент ударных инструментов группа типичных деревенских жителей Фиджи, облаченных в национальные костюмы. Время от времени самые восторженные из зрителей вскакивали с мест, выбегали на сцену и тоже пускались в пляс, неумело подражая местным артистам. Веселье выглядело каким-то нарочитым, искусственным. Казалось, туристы поставили перед собой цель во что бы то ни стало полностью отвеселиться на всю, до последнего цента уплаченную за билет, сумму.

Выйдя из помещения, прошли на деревенскую площадь, не ожидая встретить в хижинах жителей. Каково же было наше изумление, когда, заглянув в одну из них, увидели женщин, занимавшихся приготовлением пищи, и ребятишек, ползавших по циновкам. Одним словом, хижины оказались обитаемыми. Там по-настоящему жили люди.

Впрочем, слово «по-настоящему» к данной ситуации не совсем подходит. Люди действительно жили в деревне Тамавуа, но в этом и заключалась их работа. Они жили в этих хижинах специально для того, чтобы ежедневно, в течение целого рабочего дня давать возможность туристам ходить от одного дома к другому, заглядывать в окна и глазеть на типичную жизнь фиджийского крестьянина. Когда мы заглянули в одну из хижин, то находившиеся там две женщины ни разу не обернулись в нашу сторону. И я понял, что если на площадке появляются обвешанные фотоаппаратами туристы, эти женщины считают, что к ним прибыла очередная группа, и не обращают на нее ни малейшего внимания. Однообразие всегда навевает скуку, а праздные туристы ничем не отличаются друг от друга.

Мы все же засняли деревню на пленку, сказав себе: «Это мы покажем на экране, но не как «типичную фиджийскую деревню», а как туристский аттракцион.

Баденков с Ваттом и Ольгой Григорьевной были в фиджийском министерстве иностранных дел и там обещали завтра ответить, дадут нам разрешение для проведения работ на Тотойе или нет. В любом случае завтра уйдем из Сувы.

25 января

К причалу подошел «Шота Руставели». Наш пароход вместе с командой и обслуживающим персоналом арендован австралийской туристической фирмой на несколько месяцев. Одним словом, выполняет роль океанского извозчика. У моряков с «Каллисто» на «Шота Руставели» много знакомых и друзей. Боцман попросил у коллеги с «Шота Руставели» два бочонка белил. За время переходов краска на наших палубных надстройках пожелтела, местами облупилась, необходимо привести судно в порядок.

К сожалению, Тотойю нам не дали, хотя до конца рабочего дня ждали разрешения из министерства иностранных дел.

В 19.30 по селектору голос Владимира Яковлевича Осинного: «Палубной команде приготовиться к отшвартовке». И затем: «Палубной команде к местам швартовки стоять». И уже хорошо знакомые мне: «Отдать носовой продольный!», «Отдать кормовой продольный!».

И наконец: «Отдать шпринг!»

Медленно разворачиваясь, корабль наш выходил из Сувинского порта. Все мы опять собрались на верхней палубе, говоря «до свидания!» доктору Прасаду, «до свидания!» фиджийской земле!

КОММЕНТАРИЙ К ГЛАВЕ ЧЕТВЕРТОЙ

В планы исследований на «Каллисто» не входило изучение острова Вити-Леву, так как он не укладывался в нашу концепцию «остров-модель», да и, чтобы изучить такой большой остров, потребовалось бы несколько месяцев. Однако во время вынужденной стоянки ученые не могли сидеть сложа руки, на острове можно было собрать хороший сравнительный материал по тропической природе.

Нужно сказать, что наши исследования проводились на каждом острове по нескольким линиям. Например, мне, как геологу, специалисту по рельефу, важно было получить общее представление о геологическом строении и рельефе каждого острова. Эти представления, особенно данные о возрасте поверхности островов, служили базой, точкой отсчета для других специалистов экспедиции. Я стремился осмотреть на каждом острове каждый уголок, забраться на его вершину и осмотреть все окрестности, при этом, конечно, отбирал всюду образцы горных пород, материал для определения в дальнейшем абсолютного возраста геологических образований. Часто мне приходилось присоединяться к отряду Шорникова и опускаться в акваланге под воду, чтобы осмотреть «подножье» острова.

Нередко ко мне присоединялись другие специалисты, и чаще других — Григорий Михайлович Игнатьев. Он ландшафтовед, его задачей было составление общей ландшафтной карты острова. Если с моих исследований как бы начиналось изучение острова, то ему предстояло синтезировать результаты работы всех специалистов, выразить многообразие данных по природе островов в ландшафтной карте и описаниях.

По-другому строилась основная работа Виктора Оганесовича Таргульяна. На основании предварительных материалов он выбирал наиболее типичные, ключевые участки и изучал в их пределах почвенный разрез. В строении почв отражаются многие особенности природы: климат, характер растительности, материнские породы, рельеф. Великий русский географ В. В. Докучаев говорил: «Почва — зеркало ландшафта». Поэтому в экспедиции придавалось большое значение почвенным исследованиям.

Подобная же тактика исследования ключевых участков территории применялась ботаниками и зоологами.

Наиболее подробные и трудоемкие работы проводила группа Юрия Георгиевича Пузаченко. На каждом острове они закладывали так называемый профиль, то есть шли с исследованиями по прямой линии, пересекающей или весь остров, или хотя бы большую его часть. На профиле через каждые десять метров проводилось описание почв, определялась их влажность, плотность, кислотность. В этих же точках измеряли климатические характеристики, специальным фотоаппаратом с земли фотографировали кроны деревьев (оценивалась густота полога деревьев), подсчитывали количество различного типа деревьев.

Это была трудоемкая работа: она велась в густом, влажном тропическом лесу. Очень тяжело было на каменистых склонах рыть почвенные ямы. Однако работа вознаграждалась сторицей. Благодаря тому, что все измерения проводились по стандартной методике, по каждому из островов Пузаченко и его товарищи получали сравнимый набор данных. В дальнейшем эти данные обрабатываются методами математической статистики.

Я рассказал здесь, конечно, об общих принципах построения наших исследований, которые дополняли друг друга. В зависимости от природной обстановки наша методика видоизменялась, и мы меняли тактику.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.