Глава 24. От ГТЭ к КМО

Глава 24. От ГТЭ к КМО

Министр Форрестол всегда ревностно следил за тем, чтобы флот получал должное признание. Он привел в действие все известные ему пружины, чтобы сделать возвращение адмирала Нимица не менее торжественным, чем встреча, ранее организованная армией генералу Дуайту Эйзенхауэру и Джонатану Уэйнрайту. Главным образом благодаря усилиям Форрестола 5 октября 1945 года было объявлено в Вашингтоне «Днем Нимица». В этот день адмирал должен был обратиться к объединенной сессии Конгресса, удостоиться парада в свою честь и принять награду из рук президента. Приглашения присутствовать на церемониях приходили адмиралу отовсюду. Нимиц выбрал приглашения, пришедшие из Сан-Франциско и Нью-Йорка, а также из техасских городов — Далласа, Остина, Кервилля и Фридрихсбурга.

Когда судно «Миссури» на пути из Токио в Норфолк сделало остановку в Перл-Харборе, с его верхней палубы сняли огнеупорную краску, чтобы снова открыть ее прекрасное тиковое дерево. Это было сделано но просьбе адмирала. Ему также вручили круглую пластину с изображением штаба главнокомандующего Тихоокеанским флотом; он отослал ее с кораблем домой, чтобы отлить из бронзы и вделать в его открытую палубу, где стоял стол, за которым был подписан акт капитуляции. Ожидалось, что во время возвращения адмирал поднимется на борт линейного корабля в Норфолке, проведет его к берегу и войдет в бухту Нью-Йорка под своим флагом, развевающимся на мачте. Когда президент Трумэн узнал об этом проекте, он немедленно запретил его. Президент собирался сам, в связи с празднествами в Нью-Йорке по случаю Дня Флота, принять парад на палубе «Миссури» и выступить с речью, стоя на его мостике. Президент не собирался позволить Нимицу воспользоваться своим замыслом.

Адмирал Нимиц, без сомнения, думал о триумфальном возвращении и предполагаемом выступлении на «Миссури» со сложными чувствами. Хотя ему и хотелось, чтобы его заслуги было оценены по достоинству, адмирал был не из тех, кто ищет славы. Например, когда в начале 1945 г. отдел по связям с общественностью ВМС высказал предположение об увеличении личной популярности Нимица с тем, чтобы компенсировать популярность, которой пользовался колоритный Макартур, Нимиц отказался наотрез. «Любой план по увеличению моей популярности, — сказал он, — идет вразрез с моими планами ведения военных действий в Тихом океане и не заслужит одобрения — моего или г-на Форрестола».

Тем не менее, когда внимание общества оказалось полностью обращенным на Макартура как командующего высадкой десанта в Японии, ответственного за проведение церемонии подписания капитуляции и как главнокомандующего оккупационными силами в Европе, Нимиц и Форрестол решили, что американскому обществу следует напомнить, что поражение Японии было главным образом заслугой флота. Нимиц намеревался показать, что он участвовал в парадах и принимал другие почести только как представитель и символ победоносных военно-морских сил США. Он полагал особенно важным, чтобы «Миссури» прибыл в крупнейший город Америки с одним только флагом адмирала на мачте. Когда бывший артиллерийский капитан Трумэн приказал Нимицу держаться подальше от «Миссури», тот пришел в ярость.

Самолет адмирала Нимица прилетел из Перл-Харбора в Окленд, Калифорния, во вторник 2 октября. С адмиралом были коммандер Ламар, от личных услуг которого Нимиц все больше зависел, и контр-адмирал Форрест Шерман, на чьи советы он всегда полагался в такой степени, что считал, что Шерман должен разделить с ним всеобщее внимание. В аэропорту их встречала миссис Нимиц. Предвидя, что ради следующего назначения Честера им придется ехать в Вашингтон, она отправила туда Мэри заранее, чтобы та присоединилась там к. сестрам и поступила в Национальную соборную школу.

В Сан-Франциско официального парада не было, но путь, по которому ехала машина адмирала, был хорошо известен. Проезд адмиральского автомобиля сопровождали аплодисменты тысяч людей. В Сити-Холле, перед огромной толпой народа, Дэн Халлаер, президент Совета попечителей и действующий мэр, вручил Нимицу ключ от города. «Чего бы не дал за этот ключ Ямамото?» — сказал адмирал.

Отвечая на приветственную речь губернатора Эрла Уоррена, Нимиц коснулся всех четырех тем, о которых он должен был говорить во время своего возвращения снова и снова: о решающей роли флота в деле поражения Японии; о том, что японцы просили мира до того, как были сброшены атомные бомбы; о необходимости разработки нового вооружения для флота и о безусловной необходимости содержания мощных военно-морских сил. «Новое оружие — такое, как атомная бомба, — сказал адмирал, — может изменить характер войны, но не изменит того факта, что мы должны контролировать море. Сейчас мы способны на такой контроль. Сейчас у нас есть силы и средства. Мы должны сохранить их».

Миссис Нимиц присоединилась к группе адмирала для полета в Вашингтон, где самолет приземлился на военной базе Анакостиа около полудня пятницы 5 октября. Их ждали Нэнси, Кейт и Мэри. Мэри предоставили в школе выходной, и она могла принять участие в чествовании отца. С аэродрома Нимица отвезли в Капитолий, где он должен был выступить с обращением к Конгрессу.

Когда министр военно-морских сил вошел в палату, сенаторы и представители поднялись и приветствовали его. Форрестол, не глядя по сторонам, прошел прямо к своему месту. Это был день Нимица; министр не принимал аплодисментов на свой счет.

Выступая перед Конгрессом, Нимиц развил свои темы. К поражению Японии привели не атомная бомбардировка и не приход русских, настаивал он. Японцы просили мира еще до этого, поскольку Япония — «морская страна, зависящая от поставок продовольствия и материалов из-за моря, была уже лишена своей морской силы». Соединенные Штаты, обладающие самым мощным морским флотом в мире, не должны «почивать на лаврах и потерять его».

«Давайте развивать нашу дружбу со всеми, — сказал он в заключение, — но давайте убедимся, что наша оливковая ветвь посажена в почву, богато удобренную ураном-235. Это, настаиваю, не цинизм, а то, что у нас — в Техасе и на флоте — называется здравым смыслом».

После окончания речи Нимиц, сидя на заднем сиденье машины, начал парад — вдоль Пенсильвания-авеню и авеню Конституции, к памятнику Вашингтону. Его приветствовали полмиллиона жителей Вашингтона, которые вышли по этому случаю из магазинов, школ и контор. Руководство флота позаботилось о том, чтобы эта встреча стала величайшим праздником в честь победы. 2000 портретов Нимица было расклеено по всему городу. Девять кораблей ветеранов войны в Тихом океане, стояли на якоре на Потомаке открытые для посещения. Тысяча истребителей и бомбардировщиков пролетели над парадом; одна эскадрилья оставила после себя красные, белые и синие дымовые шлейфы. В колонне — здесь же были тягачи, тащившие взятые в плен японские самолеты, — шли части курсантов военно-морских училищ, морских пехотинцев, судовых фельдшеров, «спаров»[54], «уэйвз»[55], а также ветераны каждого военно-морского сражения — от Яванского моря до Окинавы.

Президент не разрешил Нимицу прибыть в Нью-Йорк на «Миссури», однако флот позаботился о том, чтобы адмирал получил достаточно похожее факсимильное изображение палубы «Миссури» как трибуны принимающего парад у памятника Вашингтону. Здесь адмирал произнес свою вторую за этот день речь. «Возможно, не так уж сложно предсказать, что нынешний момент будет рассматриваться историей не как окончание затяжного и принесшего много бед конфликта, — сказал он, — а как начало новой атомной эры».

От памятника Нимиц отправился в розовый сад Белого дома, где президент Трумэн вручил ему третью медаль «За выдающиеся заслуги»[56]. Вечером Нимица чествовали на ужине, на котором присутствовали крупные военачальники страны. Адмирал заметил: «Здесь есть все, что нужно для небольшой войны».

Утром следующего дня адмирал Нимиц посетил Военно-морское министерство, чтобы выразить уважение министру Форрестолу, а также выяснить, каковы планы министерства касательно его будущего. Адмирал сказал Форрестолу, что хотел бы стать преемником адмирала Кинга на посту командующего морскими операциями (КМО). Форрестол уважал Нимица как личность и ценил его как представителя флота, но назначить его на пост КМО — это было бы слишком. Он потратил на борьбу с Кингом полтора года, и теперь у него не было ни малейшего желания получить еще одного командующего, который мог бы оказаться менее тупым и неповоротливым, чем Кинг, но зато более упрямым в защите своих убеждений.

Форрестол сказал Нимицу, что, как он полагает, для Нимица было бы ошибкой занять пост командующего морскими операциями, так как в этом случае он рисковал бы потерять часть той репутации, которую он приобрел как удачливый командир. Он предложил адмиралу занять пост председателя Совета генералов или продолжать службу в звании главнокомандующего Тихоокеанским флотом. Нимиц ответил, что продолжает придерживаться своего первоначального выбора.

Форрестол попытался зайти с другой стороны. Он сказал, что, на его взгляд, существуют области, в которых адмирал Нимиц был бы несравненно полезнее флоту, чем будучи связанным рутиной такого изнурительного, требующего кропотливой работы поста, как командующий военными операциями. Нимиц ответил, что он полностью отдает себе отчет в том, как трудна может быть эта работа, но он все равно хочет получить ее и уверен, что может хорошо с ней справиться. Так как ни один из них не отступился от своего, разговор окончился вежливым тупиком.

Вечер того дня Нимиц провел с семьей, в квартире дочерей на Ку-стрит, 2222; они разговаривали и слушали симфонические записи. В течение следующих двух дней, субботы и воскресенья, он навещал старых друзей, большей частью военно-морских офицеров, и просил их, если представится возможность, замолвить за него словечко перед Форрестолом. Беседы с офицерами завершили переход Нимица от поддержки идеи объединения вооруженных сил, которую одобряли президент и армия, к ее резкому неприятию.

Объединение вооруженных сил Тихого океана по инициативе самого адмирала вызвало критику со стороны адмирала Тауэрса и генералов Ричардсона, Маршалла, Арнольда и некоторых других, но явно увенчалось безусловным успехом. Объединенные Центрально-Тихоокеанские вооруженные силы, в состав которых входили надводные средства, подводные, наземные войска и воздушные силы, ликвидировали опасность, угрожавшую коммуникационным линиям США — Австралия, захватывали базы на всем Тихом океане, изолировали Японию и, наконец, блокадой и бомбардировками принудили японцев к сдаче.

Нимиц успешно опробовал модель объединения. Почему бы не применить ее в масштабе всей страны? В декабре 1944 г. он фактически рекомендовал Объединенному комитету: «Я поддерживаю идею выдвижения единого министра вооруженных сил при полном устранении гражданских министров армии, флота и ВВС… Более целесообразно наличие единого министра вооруженных сил, который имел бы все полномочия и нес бы ответственность за издание директив».

Движение в сторону разделения вооруженных сил, наметившееся предшествующей весной, и вероятность того, что Макартур может присвоить ведущую стратегическую роль на Тихом океане, заставили Нимица пересмотреть свою точку зрения. Генерал не мог ни по достоинству оценить, ни понять стратегии Кинга — Нимица — стратегии пересечения центра. Если бы он взял в свои руки верховное командование, то он бы, вероятно, свел роль Тихоокеанского флота к прикрытию и поддержке. Для Нимица такая перспектива представляла главную опасность, которой было чревато всеобщее объединение. Всесильный, могущественный командующий, вероятно, будет представлять определенный род войск и понимать его функции лучше, чем все остальные, и таким образом оказывать ему поддержку — за счет общего равновесия. Будет лучше, решил Нимиц, если войска останутся разделенными; так они смогут исправлять ошибки друг друга. Как бы то ни было, зачем менять военную структуру, которая доказала свою эффективность, нанеся поражение Италии, Германии и Японии?

Утром 9 октября, во вторник, «группа Нимица» приземлилась в Нью-Йорке. В аэропорту Ла Гуарда прибывших приветствовал среди прочих коммандер Честер Нимиц-младший. Адмирала отвезли на машине по Ист-Ривер-райв в южный конец Манхэттена. Отсюда, сидя в открытом автомобиле, он возглавил мотоколонну ветеранов, которые получили орден Почета[57], сражаясь под его командованием. На Бродвее четыре миллиона нью-йоркцев приветствовали приезд адмирала. Другие жители города устроили настоящую снежную бурю, высыпав из окон зданий 274 тонны конфетти, серпантина и другой бумаги. «Я ошеломлен, — говорил Нимиц. — Думаю, мне это снится».

В Сити-Холле адмирал был гудком приглашен на «борт» огромной модели корабельного носа. Мэр города, Фиорелло Ла Гарда, приветствовал его и вручил ему золотую Почетную медаль города, а также удостоверение Почетного гражданина Нью-Йорка. Обращаясь к тридцати пяти тысячам человек, собравшимся в Сити-Холл-Плаза, Нимиц повторил свое заявление о необходимости поддерживать «достаточно сильный флот, чтобы быть уверенными в том, что мы будем жить в мире».

«Мы должны сделать неоспоримым — и сейчас, и в будущем — тот факт, что мирной жизни ничто не угрожает, — сказал он. — Мы обязаны быть сильными. Никогда больше мы не должны допускать опасность, которую навлекает слабость. Это наш долг перёд теми, кто сражался на войне, и перед молодыми — теми, кто взрослеет в наши дни».

После парада адмирал Нимиц, кавалеры Почетной медали и некоторые соученики адмирала по Военно-морской академий были приглашены мэром на фуршет. В тот вечер в танцевальном зале гостиницы «Уолдорф-Астория» две тысячи приглашенных (заплативших по 15 долларов за блюдо) чествовали адмирала. Нимиц, представленный гостям Нельсоном Рокфеллером, предварил свое серьезное выступление стихами, которые написал капитан флота Уильям Гордон Бичер — речь вымышленного моряка по имени Патси Маккой:

Я, и Патси, и Нимиц

Точно выгнали япошек вон.

Они удрали от нас в старый Нагасаки…

Сейчас у меня, и Хаксли, и Нимица

Прекрасная жизнь.

То, что мы не стерли с лица земли

Бомбами и стрельбой,

Уместится на 10-центовой монетке.

Я, и Хаксли, и Нимиц

Стоим на якоре в Токийском заливе.

Здесь все просто забито американскими кораблями…

Мы никогда не позволим им

Снова начать войну.

Ведь мы живем в стране,

Где миллионы таких,

Как Нимиц, и Хаксли, и я.

На следующее утро адмирал Нимиц в первый раз выступил с речью по телевидению; передача транслировалась в госпитали, где лежали раненые ветераны. Затем «группа Нимица» вернулась в Вашингтон, где на следующий день адмирал встретился с морским министром и нашел его более податливым. Такая перемена, как кажется, произошла главным образом благодаря поддержке, которой Нимиц заручился во время своих воскресных визитов. Карл Винсон, могущественный председатель комитета Палаты представителей по делам ВМС, переговорил с Форрестолом — вероятнее всего, по телефону. Адмирал Кинг выразил свое одобрение кандидатуры Нимица письмом, заявляя, что Нимиц — «офицер, наиболее подходящий» на должность КМО. Это было давление такого рода, сопротивляться которому Форрестол не мог. В его дневнике среди прочих есть запись от среды 10 октября:

«Сегодня я говорил с адмиралом Нимицем о нашей беседе, происходившей с прошлую субботу и касавшейся его будущих обязанностей. Я сказал, что если он желает стать преемником Кинга, я буду рекомендовать его президенту, при следующих условиях: 1) состав его штаба будет приемлемым для нас обоих; 2) срок его нахождения на должности будет ограничен двумя годами; 3) он подпишет общие положения концепции организации морского министерства так, как они сформулированы в новом документе».

Адмирал Нимиц с готовностью принял условия Форрестола. Он сказал, что не хочет оставаться на должности более двух лет, что он обязательно представит выбранных им членов штаба министру и полностью подпишет положения новой организации, согласно которой КМО не будет одновременно являться командующим флотом и не сможет больше действовать в обход министра ВМС и подчиняться непосредственно президенту, как это постоянно делал адмирал Кинг.

Во вторник вечером, когда коммандер Ламар укладывал вещи Нимица — адмирал собирался в Даллас, где также были намечены торжества по случаю победы — позвонил Линдон Джонсон. Он спросил, может ли он полететь вместе с Нимицем. Нимиц пригласил его присоединиться. Самолет, на борту которого были «группа Нимица» и Джонсон, взлетел в полночь.

В Далласе адмирала Нимица приветствовали мэр Вуделл Роджерс и губернатор Техаса Коук Стивенсон. После церемонии, завтрака и парада «группа Нимица» в сопровождении конгрессмена Джонсона и губернатора Стивенсона вылетела в Остин. Здесь отцы города, опасаясь, что парад будет продолжаться уже в темноте, развесили на пути следования адмиральского кортежа 10 ООО рождественских лампочек — за два месяца до срока. Вечером Джонсон представил адмирала Нимица в кампусе Техасского университета.

В субботу, 13 числа, «группа Нимица», все еще сопровождаемая Джонсоном, отправилась в Керрвилль на «представительском» лимузине. В нескольких милях от Керрвилля их встретила толпа пастухов и владельцев ранчо верхом на лошадях и горожан, ехавших в старинных колясках и на других средствах передвижения. Они настояли на том, что Нимиц должен въехать в город так, как бывало 50 лет назад — на тележке, в которую впряжена пара чалых лошадей. Усмехаясь, Нимиц вылез из лимузина и забрался в телегу вместе с губернатором Стивенсоном, который взял вожжи. Миссис Нимиц уселась сзади, рядом расположились контр-адмирал Шерман и контр-адмирал Гарольд Миллер, служащий Отдела по связям с общественностью морского министерства. Нимиц сдержал обещание, данное им при отъезде в Аннаполис в 1901 г. — о том, что однажды он вернется адмиралом.

На открытой церемонии адмирала Нимица приветствовали в числе прочих двое учителей, готовивших его к экзаменам в Аннаполисе: Сьюзен Мур и Джон Толанд; оба уже давно были на пенсии. Адмирал сердечно пожал им руки и выразил признательность за помощь. Адмиралу, к его великому удовольствию, был наконец вручен диплом средней школы, который юн когда-то не получил, поскольку уехал из города до выпуска. — «Он заслужил его — заметил 80-летний Толанд. — Он был и остается прекрасным учеником и положительной личностью».

Фридрихсберг, родина адмирала Нимица, не пожалел ничего, чтобы подготовить ослепительную встречу своему любимому сыну. На Джиллспай-Каунти-лайн он был встречен местными офицерами и родственниками. На границе города, куда он прибыл по расписанию в два часа дня, его приветствовал мэр Джо Молберг и другие официальные лица города; маленькая дочь офицера, умершего в японском концлагере, вручила адмиралу ключ от города. Около восстановленного «Нимиц-Отеля» адмирал сел на заднее сиденье открытого «Бьюика» и, сопровождаемый почетным караулом из студентов Техасского университета, возглавил парад по Мейн-Стрит. Среди множества частей, следовавших за автомобилем адмирала, было не менее семи оркестров, в том числе военно-морской оркестр авиабазы ВМС Корпус-Кристи[58] и военный оркестр Форт-Сэм Хьюстон[59]. Самолеты Корпус-Кристи образовали над головой ревущий щит. Везде были флаги и транспаранты с надписью «Добро пожаловать домой, Честер».

Нимиц принимал парад с платформы, построенной над ступенями здания суда. Потом последовала официальная церемония, во время которой губернатор Стивенсон представил адмирала, после чего вручил ему удостоверение в рамке; удостоверением Нимиц утверждался в должности «Адмирал ВМС Техаса». По этому поводу Нимиц сказал: «Во время переговоров о капитуляции в Токио мне не давала покоя мысль о том, что я не смогу убедить техасцев прекратить сражаться. Тем не менее соглашение между Токио и Остином было достигнуто…»

После церемонии Нимиц возложил венок у Мемориала в честь первых поселенцев, у алтаря, посвященного погибшим на Второй Мировой войне. Затем, в сопровождении ближайших родственников, адмирал отправился к месту своего рождения, на Ист-Мейн-стрит. Там он признался, что разочарован, не найдя на кухне старой банки для печенья, наполненной маленькими пряничками. В 5:30 адмирал вместе со своей группой присоединился к прибывшим сановникам и своим дядьям, теткам и двоюродным родственникам за ужином в «Нимиц-Отеле». Ламар был несколько шокирован, как во Фредериксбурге и в других местах фермеры и мелкие торговцы обращались к «его» адмиралу по имени, однако Нимиц выглядел весьма довольным. В 8.00 Нимиц и его «группа» отправились в Остин, где поднялись на борт адмиральского самолета, чтобы совершить ночной перелет в Сан-Франциско.

Несмотря на то, что адмирал. Нимиц провел в Сан-Франциско 4 дня, ему удалось избежать упоминания в газетах о своем присутствии. Адмирал Хэлси и часть его Третьего флота прибыли в Сан-Франциско с Тихого океана 15 октября. Нимиц очень беспокоился о том, чтобы ничто не отвлекло ни малейшего внимания от того, чтобы приветствовать Билла дома.

18 числа Нимиц снова был в Перл-Харборе. Во время его отсутствия совет офицеров, который он назначил, усиленно работал над рапортом адмиралу Кингу. Кинг возлагал надежды на «равномерный флот», то есть флот, где было равное количество кораблей всех типов. Но поскольку он не знал точно, какими характеристиками обладает каждый тип корабля, он просил членов штаба главнокомандующего Тихоокеанской эскадрой дать рекомендации, основываясь на боевом опыте войны в Тихом океане.

Во время обсуждения, предшествующего работе, Нимиц и его совет согласовали общие вопросы. Когда Нимиц вернулся из своего тура, посвященного победе, совет уже составил приблизительный проект. Нимиц внимательно изучил его, делая на полях заметки, главным образом технического характера. Любопытно, что с согласия Нимица совет рекомендовал оставить на вооружении авианосцы класса «Эссекс» и «Мидуэй», хотя последний, с его деревянной полетной палубой, не лучшим образом показал себя во время атак камикадзе в Окинаве. Более того, совет и Нимиц выразили убеждение, что «Айова» — класс быстроходных линейных кораблей — необходим для сопровождения авианосцев.

Что касается многоцелевых крейсеров и эсминцев, в рапорте было рекомендовано избегать понятного соблазна ставить на корабли слишком сложное оборудование. Корабли такого типа, говорилось в рапорте, должны быть по возможности простыми, чтобы они могли послужить моделью для кораблей, которые могут быть построены позже для настоящего сражения.

Особый акцент был сделан на подводных лодках — не потому, что они с наибольшей вероятностью должны были стать хребтом флота, а потому> что во время Второй Мировой войны они использовали далеко не весь свой потенциал, главным образом из-за недостаточной скорости и непрочности, что проявлялось при погружении в воду. Строго говоря, тогдашняя подводная лодка называлась подводной лодкой не совсем верно; это было способное погружаться в воду надводное судно, медлительное и уязвимое во время своих сравнительно недолгих погружений. Немцы достигли некоторого успеха в разработке настоящей субмарины; сначала они использовали шноркельные трубы для подачи воздуха к дизельным двигателям, а затем была разработана закрытая система, где вместо воздуха использовалась перекись водорода для подачи кислорода к месту сгорания топлива. Рапорт главнокомандующего Тихоокеанским флотом настоятельно рекомендовал дальнейшие исследования, касающиеся улучшения обтекаемости и укрепления корпуса, что должно было повысить скорость и безопасность при нахождении под водой. Следовало также проводить больше экспериментов, направленных на увеличение периодов погружения лодки.

Нимиц, Кинг и Форрестол передали для опубликования свои заявления, посвященные Дню Военно-морского флота, с призывом поддерживать «самые мощные Военно-морские силы, которые когда-либо знал мир». Нимиц впоследствии узнал, что Трумэн так и не воспользовался «Миссури». Он принял морской парад с борта эсминца и зачитал обращение, посвященное Дню Флота, перед огромной аудиторией в Центральном парке Нью-Йорка. Нимицу и другим флотским офицерам стало ясно, что в Белом доме больше нет людей, сочувствующих флоту, — каким был Франклин Рузвельт в конце своего правления. Гарри Трумэн, хваля генерала Маршалла, в последнее время пробовал свои силы на людях в синем с золотом. «Маршаллу, — говорил он, — удалось убедить флот сотрудничать с армией». Это был дурной знак.

Примерно в это же время Перл-Харбора достигли слухи о том, что министр Форрестол собирается нарушить свое обещание рекомендовать адмирала Нимица на должность командующего морскими операциями. Небольшая заметка в «Нью-Йорк Таймс» от 1 ноября как будто подтверждала эту информацию: «Сегодня вечером «Бюллетень армии и флота» сообщил, что адмирал Нимиц станет преемником адмирала Кинга на посту КМО. В журнале говорится, что в Конгрессе было соответствующее движение и велась работа по назначению Нимица на этот пост. «Бюллетень» добавляет, что адмирал Эдвардс — выбор министра Форрестолла, а адмирал Кинг поддерживает кандидатуру адмирала Спрюэнса, командующего Пятым флотом». Поскольку Нимиц был уверен, что адмирал Кинг не будет рекомендовать никого, кроме него, Нимица, как своего преемника, он был поражен тем, как много веры было дано рассказам о том, что Форрестол изменил мнение.

Как бы то ни было, Нимиц был не из тех, кто может предоставить событиям развиваться самим по себе, если можно их контролировать. К счастью, через несколько дней после появления сообщения в «Таймс» в Гонолулу прибыл Уильям Уолдо Дрейк, который в начале войны отвечал за связи с общественностью в штабе Нимица. Теперь он был в команде Эдвина Паули, представителя президента Трумэна в Объединенной комиссии по репарациям.

Дрейк принял приглашение Нимица приехать в Перл-Харбор. Во время беседы адмирал упомянул, что говорил Форрестолу о своем желании быть командующим морскими операциями.

— Я не заметил у министра особого энтузиазма, — заключил он. — Я хотел бы знать, можете ли вы предложить что-то, что сможет мне помочь.

— По случаю могу, — ответил Дрейк. — Мой друг Эд Паули приезжает, чтобы вместе с нами сесть на самолет и лететь в Японию, а он — тот человек, который посадил Гарри Трумэна в Белый дом. Ему удалось получить назначение в Чикагскую конвенцию, а позже он стал вице-президентом. Думаю, что он — единственный человек, который мог бы вам помочь.

— Хорошо, — сказал Нимиц. — Пригласите его.

На следующий день Дрейк вернулся в Перл-Харбор, на этот раз в сопровождении Паули. Паули, проницательный политик и бизнесмен, бывший казначей Демократической партии, хотел посовещаться с Нимицем с глазу на глаз, прежде чем одобрить его кандидатуру. Он и адмирал приехали во владения Дэймона[60] на Канео-бич; здесь они могли быть одни. Во время затянувшейся беседы Нимиц убедил своего гостя в том, что он достоин поста командующего морскими операциями, что он обладает особенно высокой квалификацией, чтобы справиться с должностью. Паули отправился к телефону и сделал то, что могли бы сделать очень немногие. Он напрямую позвонил президенту Соединенных Штатов в Белый дом. Паули живо описал Трумэну просьбы и компетенцию Нимица. «Вы можете сами поговорить с ним, если желаете», — предложил он. Трумэн отказался. Затем, после короткого диалога, он сказал: «Я хотел бы помочь ему, Эд, но Форрестол утверждает, что этот человек упрям, как осел, что он не заслуживает этой должности и что он, Форрестол, не хочет, чтобы Нимиц занял ее».

Паули сделал последнюю попытку: «Я довольно хорошо знаю его, я долго с ним говорил. Думаю, что ему следовало бы занять эту должность».

Трумэн снова уклонился от ответа, и разговор окончился. Нимиц был разочарован, но, по крайней мере, поддержка Паули не повредила ему.

В Вашингтоне армия, казалось, вовсю готовилась к объединению. Было запланировано выступление генерала Эйзенхауэра перед комитетом Сената по военным делам, в котором должны были прозвучать аргументы в пользу объединения. Генерал-лейтенант Джемс Дулиттл предстал перед Комитетом 9 ноября и дал волю критике; эта речь всколыхнула все Морское министерство. Дулиттл назвал воздушные силы первой линией обороны США и потребовал такой организации обороны, при которой воздушным силам отводилась бы роль, «по крайней мере» равная роли наземных и морских сил.

«Адмирал Нимиц и адмирал Митшер — великие полководцы, — говорил Дулиттл, — но эта война была выиграна благодаря совместным действиям всех родов войск. Представители каждой из трех сил — морской, сухопутной и воздушной — сделали все, что было в их силах. Ответственность не лежала на ком-то одном из них. Я непоколебимо уверен в том, что отнюдь не морские силы принудили Японию просить мира, и не количество авианосцев выиграло войну».

Первый урок, преподанный Второй Мировой войной, продолжал Дулиттл, «состоит в том, что нельзя проиграть войну, если есть воздушная команда, и нельзя выиграть войну, если такой команды нет». Он согласился С тем, что базирующиеся на авианосцах самолеты должны оставаться в ведении флота, однако генерал настаивал, что сами авианосцы «постепенно устаревают, достигнув пика своей полезности». У авианосца, сказал генерал, есть две черты: «Во-первых, он может двигаться, во-вторых, его могут потопить. Если у нас будет воздушный флот должного уровня, авианосцы будут нам не нужны». Несколькими днями позже, как бы подчеркивая последнее замечание Дулиттла, В-29 совершил беспосадочный перелет в 8198 миль из Гуама в Вашингтон.

Руководители ВМС пришли к заключению, что адмирал Нимиц крайне необходим в Вашингтоне — как оратор, выступающий от имени флота. По требованию морского министерства адмирал поспешил обратно из Перл-Харбора и 17 ноября предстал перед Комитетом. Он выступает против единого Министерства вооруженных сил, сказал адмирал, так как слияние Военного министерства и морского министерства может затруднить развитие флота и сократить жизненно важную роль морских сил в деле обороны страны. Он не видит смысла в выделении воздушных сил в самостоятельный род войск; такое выделение, сказал адмирал, оправдано не более, чем выделение в самостоятельный род подводных сил. В конце концов, флот насчитывает 250 субмарин, и они сыграли необходимую — и практически независимую — роль в поражении Японии.

Адмирал Нимиц сказал, что мнение в поддержку слияния, которого он придерживался раньше, сформировалось у него потому, что он не имел возможности должным образом изучить вопрос. Он не стыдится перемены мнения, так как точка зрения, которой он сейчас придерживается, «выражает мои убеждения, основанные на накопленном опыте и изучении этой возможности, а также всего, что связано с этим вопросом сейчас». В заключение Нимиц сказал:

«Ясно также и то, что поражение морских сил Японии и превосходство нашей морской мощи сыграли невероятно важную роль в достижении общего результата. Я уверен, что успех, приведший к нему, есть убедительное доказательство достоинств системы, при которой этот успех был достигнут. Это произошло гораздо быстрее, чем я считал возможным год назад. Уверен, что у нас должны быть очень веские основания — гораздо более веские, чем предложенные нам до сего момента, — чтобы мы изменили систему, доказавшую такую эффективность. В том, как мы вели военные действия, я не вижу ошибок настолько тяжелых, чтобы исправить их могла только коренная реорганизация системы — реорганизация, предпринимаемая в то время, когда перед страной стоит много других сложных проблем.

Людям надо показать, что единое министерство превзойдет все достижения, к которым мы пришли во время тихоокеанских операций. Что до меня, то я уверен, что единое министерство не будет работать так эффективно, как работают два отдельных министерства, которые доказали свою способность формировать роды войск, потребные для ведения современной войны. Я также убежден, что слияние министерств сухопутных войск и морских сил не может помочь, а, возможно, станет помехой должному обеспечению и эффективному использованию наших морских сил».

После выступления Нимиц ненадолго встретился с представителями прессы. На вопрос о своих дальнейших действиях Нимиц ответил, что он собирается в Белый дом, чтобы нанести «очень личный» визит президенту Трумэну. Записей о том, как проходила беседа, не сохранилось, но очевидно, что Трумэн и Нимиц произвели друг на друга благоприятное впечатление. Каждый из них увидел собеседника честным, компетентным и чуждым притворства; между ними возникла теплая дружба. После смерти Нимица Трумэн, тогда уже бывший в отставке, написал: «Я с самого начала смотрел на адмирала Нимица как на человека, отличного от современников — как стратега, как руководителя и как личность. Я считал его равным генералу Джорджу Маршаллу — и как военного чиновника, и как государственного деятеля».

После визита в Белый дом адмирал Нимиц отправился в Чикаго, где в понедельник 19 ноября обратился к съезду Американского легиона[61]. Коснувшись темы войны с Японией, адмирал сказал: «Флоту пришлось разрабатывать в этой войне новые методы, поскольку она шла на море, в стихии флота», однако захват баз был делом объединенных сил.

«Что касается принципа объединения командования на фронте, то он вызывает у меня только самую горячую поддержку, — продолжил он. — В этом есть смысл. Такое объединение дает результаты. Это было продемонстрировано».

Нимиц представил съезду план в трех частях по сохранению «союза командования», принесшего победу на Тихом океане: 1) оставить объединенное командование штаба; 2) учредить Совет национальной безопасности, в который бы входили госсекретарь США, морской министр и военный министр, а также представители федеральных агентств по управлению национальными ресурсами — и человеческими, и материальными; 3) создать Независимый совет из известных всей стране граждан для изучения хотя бы всех «за» и «против» предполагаемого объединения. «Помните, — сказал адмирал, завершая речь, — что дискуссия должна вестись только о том, как лучше всего обеспечить безопасность нашей страны».

На следующий день, 20 ноября, президент Трумэн объявил назначения на посты в вооруженных силах. Генерал Эйзенхауэр стал преемником генерала Маршалла на посту начальника штаба армии. Адмирал Нимиц сменил адмирала Кинга на посту командующего морскими операциями. Генерал Джозеф Макнарни должен был занять пост Эйзенхауэра и стать командующим оккупационными силами в Европе. Адмирал Спрюэнс должен был стать преемником Нимица в должности главнокомандующего тихоокеанской эскадрой. Сенат утвердил все четыре назначения единогласно.[62]

Переход от должностей главнокомандующего Тихоокеанским флотом и главнокомандующего Тихоокеанским военным округом к должности КМО — два высших командования военно-морского флота — налагал на Нимица колоссальные обязательства. Ему потребовалось невероятно много времени, чтобы прояснить детали первого и подготовиться ко второму. Адмирал Кинг, прекрасно понимавший его положение, сообщил Нимицу, что тот может отложить переход к новым обязанностям на два месяца. «Но г-н Форрестол, — писал Кинг, — чрезвычайно разгневан всем этим. Он может отдать приказ о перестановках в командовании до 15 декабря 1945 года». Вероятнее всего, что Форрестол, враждовавший с Кингом с момента своего вступления в должность министра, не замедлил бы избавиться от своего упрямого командующего морскими операциями.

Нимиц поспешил обратно в Перл-Харбор. Адмирал Спрюэнс, которого 8 ноября сменил на посту командующего Пятым флотом адмирал Тауэрс, ожидал приказаний.

Адмирал Нимиц принял командование Тихоокеанским флотом на палубе подводной лодки и таким же образом передал его. Хотя в Перл-Харборе было достаточно палуб, Нимиц выбрал подлодку, как бы приветствуя своих подводников по случаю хорошо выполненного задания. 24 ноября на борту субмарины «Менаден» он передал Спрюэнсу обязанности главнокомандующего Тихоокеанским флотом и главнокомандующего Тихоокеанского военного округа. Он обещал Спрюэнсу, что постарается исхлопотать ему должность, в которой тот хотел закончить свою военно-морскую карьеру, — должность президента Высшего военно-морского колледжа.[63]

В Сан-Франциско Кэтрин Нимиц снова готовилась пересекать страну, на этот раз на автомобиле, с адмиралом Нимицем. Старенький «Крисси», семейный «крайслер», был подготовлен к очередному трансконтинентальному пробегу. Купленный на Западном побережье в 1938 г., «Крисси» отвез семью в Вашингтон на следующий год после того, как Нимиц был назначен руководителем Бюро навигации. В 1942 г. миссис Нимиц, Нэнси и Мэри приехали на нем на Запад.

Вечером накануне того дня, когда адмирал Нимиц должен был вернуться из Перл-Харбора, Кэтрин прошла в свой номер в гостинице «Фермонт», закрыла за собой дверь и не зажигая свет прошла к окну. Она смотрела на «Клермонт-Отель» в Беркли. Он зажег свои огни в первые дни войны. «Итак, — сказала она себе, — видимо, следующие несколько лет принесут немало трудностей, но мы с честью преодолеем их».

Она долго стояла у окна. Она думала о тех четырех годах, которые провела в работе на Западном побережье. Она думала о том, через что прошел Честер, и о том, что, как она знала, будет причиной его раздражения в Вашингтоне. Здесь, на Тихом океане, он был превосходным командиром, быстро принимая решения, которые никто не ставил под сомнение. Для него утомительно будет снова работать в морском министерстве, где каждое его движение будет предметом пристального изучения.

Кэтрин думала о том, что завтра утром, в десять часов, она встретит Честера у самолета. Она видела многих возвращавшихся домой после нескольких лет страшного напряжения; все они нуждались в отдыхе и в том, чтобы рядом с ними был кто-то, кто помог бы им в этом. Честер не сможет расслабиться. Он избавлялся от одного бремени лишь для того, чтобы взвалить на себя другое. Она надеялась только, что сумеет помочь ему. К счастью, их брак был необычайно удачным; они всегда успокаивали и поддерживали друг друга.

На этот раз адмирал Нимиц вернулся домой без всякой помпы. Вскоре после приземления самолета они с Кэтрин уже направлялись, сидя в «Крисси», на восток, как любая другая американская семья во время долгого, утомительного путешествия. Кэтрин пожелала, чтобы Нэнси сменяла за рулем их с Честером — прошло много времени с тех пор, как они в последний раз пересекали страну на машине. Честеру же явно не хватало коммандера Ламара, всегда готового помочь во всем, всегда бывшего рядом с адмиралом, предугадывавшего его малейшую потребность. Но в конце войны у Ламара появилась «дикая» мысль, что он хочет служить в Китае, и адмирал Нимиц оказал ему любезность, организовав его отправку туда.

Когда Нимицы, очень уставшие, наконец приехали в Вашингтон, возможности отдохнуть у них не оказалось. Кэтрин и Честер готовились к переезду в большой дом на территории Военно-морской обсерватории[64], где по традиции размещалась резиденция КМО[65].

Адмирал Нимиц нанес визит адмиралу Кингу. Тот заверил его, что должность КМО — исключительно для него и что он, Кинг, никоим образом не станет вмешиваться. Более того, если министр ВМС будет спрашивать у Кинга каких-либо советов, Кинг немедленно сообщит Нимицу и о том, какой был вопрос, и о том, каков ответ.

15 декабря 1945 года в ходе простой церемонии передачи командования Нимиц стал командующим морскими операциями. Адмирал Кинг начал чтение; перед ним была целая кипа бумаг. Затем, как бы для того, чтобы ускорить ход процедуры, он начал пропускать куски своей речи. Когда он закончил, Нимиц принес присягу.

Кинг говорил: «Передавая пост КМО адмиралу Нимицу, я уверен, что передаю его в хорошие, надежные руки. Я уверен, что вы проявите по отношению к адмиралу Нимицу ту же лояльность и командный дух, как и по отношению ко мне». Поворачиваясь, чтобы пожать Нимицу руку, Кинг уронил всю кипу, и бумаги разлетелись.

Министр Форрестол сказал собравшимся — штабным офицерам и членам их семей: «Я не буду считать это грустным событием. Совсем наоборот». Затем, чтобы уверить своих слушателей, что он вовсе не имел в виду радость по поводу прощания с прежним командующим, Форрестол произнес короткую похвалу в адрес Кинга.

Нимиц повторил то, что он говорил журналистам после назначения на пост главнокомандующего Тихоокеанским флотом: «Я только что принял на себя огромную ответственность и сделаю все, чтобы оправдать доверие».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.