Встречи

Встречи

В общем своей работой на телевидении я доволен. Участвовал с самого начала в создании трех редакций: «Последние известия» (из которых позднее родились «Телевизионные новости» и затем программа «Время»), «Московские новости» (сейчас «Вести — Москва») и студия дубляжа при творческом объединении «Экран». Был в руководстве трех редакций в период их расцвета: литературно-драматической (главный редактор), народного творчества (зам. главного редактора), студии мультипликационных фильмов (главный редактор).

За время работы на телевидении встречался со многими интересными и знаменитыми людьми. Среди них — великие певцы Сергей Яковлевич Лемешев и Иван Семенович Козловский, Тамара Ханум, гитарист Иванов-Крамской, танцовщик мирового класса, лучший в мире постановщик народных танцев Игорь Моисеев, певица Надежда Чепрагэ, известные и любимые киноактеры Людмила Целиковская и Михаил Жаров, Сергей Юрский и Михаил Ульянов, целая плеяда артистов театра «Сатиры» — Ширвиндт, Державин, Мишулин, Аросева, Рунге (все они, кроме Ширвиндта, играли в цикле спектаклей «Кабачок 13 стульев»).

Из писателей были встречи с Константином Симоновым, Алексеем Сурковым, Ираклием Андрониковым, Виктором Астафьевым, Сергеем Залыгиным, Чингизом Айтматовым, Расулом Гамзатовым и другими.

Отдельно хочу сказать о работе с драматургом Михаилом Шатровым. Его фильмы и спектакли «Декабристы», «Народовольцы», «Большевики» были тогда, как теперь говорят, «хитами» сезона. Он решил продолжить на телевидении ленинскую тему. Тем более, что приближалось 100-летие со дня рождения В.И. Ленина. Он добился согласия руководства — председателя Гостелерадио СССР Николая Николаевича Месяцева и его заместителя по телевидению Георгия Александровича Иванова. С ними он тщательно обсуждал все сценарии (их было 4–6, одни полностью закончены, другие в работе). Однако вся практическая работа шла с нами, с литературно-драматической редакцией. Конечно, это были уже не телеспектакли, а телефильмы. От редакции с Шатровым работал режиссер Леонид Аристархович Пчелкин, а с ним и вся наша творческая группа.

Правда, позже вся работа перешла во вновь созданное творческое объединение «Экран», которое стало заниматься всеми съемками телефильмов.

Фильмы получились очень интересные, особенно мне запомнился «Воздух Совнаркома» и «6 июля» (на его основе был потом снят одноименный кинофильм). В них участвовали все тогдашние исторические лица, в том числе и оппозиционеры: Троцкий, Бухарин и другие. Шатров отошел от традиционного образа В.И. Ленина — этакого наивного добряка, каким он предстал еще в первых советских фильмах «Ленин в октябре» и «Ленин в 1918 г.».

У него Ленин был жесткий, прагматичный, властный политик. И тут как раз произошла смена власти на телевидении. Вместо Месяцева и Иванова пришли Лапин с Мамедовым. Все полетело в тартарары. Шатров пострадал и морально и материально: он не получил денег за последние сценарии, и от него стали требовать возвращения уже полученных гонораров. Но мы с ним договорились по — хорошему. Он не стал настаивать на оплате новых сценариев, а мы сняли требования о возврате денег. По закону он мог получить все и ничего не возвращать, то есть он поступил благородно.

Были и неприятные встречи с творческими людьми. Так, еще в мою бытность в «Московских новостях» редактор по культуре Алла Вороткова привела в студию известного художника Бориса Иогансона. Я было обрадовался, но она с известным чувством вины сказала, что он настаивает на 15-минутном выступлении. Как я мог с этим согласиться? Ведь весь первый выпуск был 15 минут. Художник был известный, можно сказать правительственный: президент Академии Художеств, Герой соцтруда, депутат и т. д. Но мы тогда были еще не битые, ничего ни с кем не согласовывали, и я сказал, что могу дать только 7–8 минут, да и то в порядке исключения.

Иогансон был очень недоволен, даже разгневан и, отказавшись от выступления, ушел. Тут же прибежал заместитель главного редактора Мушникова Иван Иванович Съедин и начал кричать в полный голос: «Что ты наделал? Это же Иогансон. Это же «Допрос коммуниста», «Выступление Ленина на 3-м съезде комсомола» (наиболее известные картины художника)! На мои слова, что я не мог пожертвовать всем выпуском, он ответил что-то типа «черт с ним, с вашим выпуском». Правда, никаких последствий больше не было.

Еще одна запомнившаяся неприятная встреча произошла с поэтом Евгением Евтушенко, когда я был в литературно-драматической редакции.

Евтушенко был тогда на гребне волны, все газеты писали о нем больше, чем о других поэтах и писателях. Он выступал тогда то за партию и правительство, то против и поэтому был скандально известен. Мы, конечно, тоже пригласили его для выступления. Вот ждем, ждем, а его все нет. Уже подходит время передачи, а ведь надо оговорить темы выступления и его форму (с вопросами диктора или нет).

Вдруг звонок снизу (от бюро пропусков). Разгневанный Евтушенко просто кричал, что его не пускают. (Что это за порядки, что за издевательство!!!) Потом спрашивает — с кем я говорю? Я отвечаю — с главным редактором главной редакции литературно-драматических программ. Ох, как пышно — иронично заявляет он — и требует немедленно его пропустить. Я, грешным делом, подумал, что или не заказали пропуск, или он затерялся в бюро пропусков и говорю — я сейчас к вам выйду. Быстро оформили новый пропуск, и я помчался вниз.

Там выяснилось, что не пускают его потому, что у него нет с собой паспорта. Нашу милицию ничем не возьмешь. Они даже бывают рады, когда могут придраться к известному лицу. На его крики, что на Западе достаточно водительских прав, они твердо отвечали, а у нас нет, не достаточно.

Выяснилось, что не только я для них не авторитет, но и даже такой «всемирно известный поэт» тоже — никто.

Евтушенко тут же повернулся и ушел, пригрозив, что не только мне, но и «вашему руководителю Мамедову» он устроит неприятности. Расстроенный, я тут же пошел к Мамедову и покаялся: вас ждут неприятности. Он в ответ: это тебя ждут неприятности. И все. Больше ничего не было, но, как говорится — «осадок остался».

Из работников телевидения часто приходилось встречаться с дикторами, известными тогда всей стране: Игорем Кирилловым, Валентиной Леонтьевой, Владимиром Ухиным, Виктором Балашовым, Анной Шатиловой, Люсей Соколовой, Анной Шиловой, Нонной Бодровой и другими. Сейчас уже никто не помнит ведущих тех лет, а тогда гремели имена Валентина Зорина, Юрия Фокина, Александра Каверзнева и других.

Приходилось встречаться и с политическими деятелями, но всегда оставалось на душе неприятное чувство, что они тебя за человека не считают. Правда, были и исключения.

Очень тепло прошла встреча с секретарем ЦК КПСС Михаилом Васильевичем Зимяниным. Мы, группа работников телевидения, закончили Высшую партийную школу, и он нас принял. Как-то хорошо и душевно повел разговор. И тут один из нас (не подписавшись) передал ему записку, в которой упрекнул его в некоторых неправильных ударениях. Мы все возмутились, но Зимянин извинился и сказал, что он по национальности белорус и поэтому некоторые слова говорит неправильно. Это еще больше нас к нему расположило.

И все же больше всех мне понравился будущий член Политбюро Александр Николаевич Яковлев. О том, как мы с ним разговаривали, я уже писал. Что мне больше всего поразило? Он разговаривал со мной на равных. Рассказал о себе, как читал лекции на английском языке, как встречался с работниками телевидения, какие у него планы на перестройку всей системы радио и телевидения. Жаль, что впоследствии у него не получилось так, как он задумывал!

Резким контрастом была встреча с Петром Ниловичем Демичевым. Будущий кандидат в члены Политбюро был тогда первым секретарем Московского горкома партии и вызвал Мушникова (главного редактора Московской редакции) и меня (зав. отделом «Московских новостей») для постановки задач перед редакцией.

Мы вошли, как первоклассники к директору школы. Не поднимая головы от каких-то бумаг, Демичев не сразу предложил нам сесть. Говорил тихим (по-моему, нарочито тихим) голосом, не глядя в глаза, по-прежнему уставившись в стол.

Что он говорил, я тогда не запомнил.

Еще более грустное впечатление оставил Юрий Чурбанов, зять Л.И. Брежнева. Он с большой свитой генералов и полковников МВД (Чурбанов тогда был зам. министра МВД Щелокова) приезжал к нам в подмосковный дом отдыха «Софрино», где проходила ежегодная учеба партийного и творческого актива Гостелерадио СССР.

Я тогда был зам. секретаря парткома Гостелерадио СССР по идеологии и сидел в президиуме вместе с нашим начальством и руководством парткома. Лапин и Мамедов не приехали, и правильно сделали.

Что прежде всего поразило — лицо у Чурбанова было нарисовано. Толстый слой грима, черненые брови. Видимо, он был с большого перепоя и пытался это скрыть.

Говорил одни банальности. На острые вопросы, на которые были мастаки наши теле- и радиожурналисты, отвечал плоскими шуточками. На все это зал реагировал молча, никто не смеялся. Поэтому после встречи он спросил у нашего руководства, какое он произвел впечатление. Кто-то то ли из вежливости, то ли из подхалимства, ответил, что все довольны его выступлением. Но мы еще раз убедились в беспомощности дряхлеющей власти.

Много еще можно рассказывать о телевидении, но, пожалуй, хватит. Работникам нового телевидения все это покажется временем юрского периода, а действующие лица — вымершими ящерами. Но это наша история. В ней было и много хорошего. И те, кто думает, что на все прошлое надо наплевать и забыть, сильно ошибаются. Сейчас не стесняются брать за пример обветшалые передачи западного телевидения, которое в те времена было хуже нашего (об этом говорили работники телевидения западных стран, устно и печатно).

О нарушение всех моральных принципов в некоторых нынешних передачах я уже и не говорю.

Мне кажется, что если бы новые руководители всех телевизионных каналов поизучали историю советского телевидения (а настоящих, серьезных книг и передач в Телерадиофонде достаточно), то нашли бы там много полезного.