3. «Сердце чувствует бога, а не разум»
3. «Сердце чувствует бога, а не разум»
Всеобщее поклонение разуму как в науке и философии, так и в искусстве XVII в. отразилось также и на религиозном сознании служителей культа, в сфере которого стал оживать своеобразный «рационализм». Этот последний, как мы видели, нашел свое выражение — в уродливой и гротескной форме — в религиозной доктрине иезуитов, что и повлекло за собой резкую оппозицию ей со стороны янсенистов. Но были в те времена и другие формы рационализма в теологии, составившие разновидность христианского «модернизма» в XVII в. и тем не менее восходящие, как иезуитизм, к учению Фомы Аквинского.
Одним из представителей этого «модернизма» был уже известный нам Сент-Анж, против которого выступил Паскаль в период своего «первого обращения». Этот теолог был сторонником гармонии веры и разума, но — в отличие от Аквината — с идеей преобладания разума над верой. Сент-Анж не придавал особого значения Священному преданию и видел свою заслугу в том, чтобы отделить разум от авторитета. С помощью своего «нового метода непрерывного рассуждения о главных таинствах религии» (цит. по: 79, 38) он дал «рационалистическое объяснение» таким «таинствам» христианства, как «единосущность» бога в троице, воплощение, воскресение, преемственность первородного греха и другие, которые по традиции считались «сверхразумными». Все эти «объяснения» были полны ловких спекуляций, логических ухищрений и надуманных конструкций в духе иезуитской казуистики. Сент-Анж создал «гиперрационалистическую теологию» в противовес теологии откровения, опиравшейся на божественную благодать, Священное писание и церковную традицию, восходящую к Августину.
Под влиянием янсенизма Паскаль был приверженцем теологии откровения и считал, что «гиперрационализм» Сент-Анжа и его вольное обращение с церковной традицией приводят к религиозному нечестию, формальной и внешней набожности, не затрагивающей сердце человека, и нравственной распущенности в духе пробабилистской доктрины иезуитов. Против этого религиозного «оппортунизма» и направлена авторитарная теология откровения янсенистов, в принципе исключающая возможность религиозного рационализма и разводящая философию и теологию в разные стороны. Все логические доказательства бытия бога, согласно янсенистам, не могут заменить веры в бога и любви к нему.
Против «нечистой религиозной совести» Паскаль хочет утвердить искреннюю веру в бога, которая коренится не в хитром и ловком разуме, но в самом сердце человека. Вот почему лейтмотивом через его «Мысли» проходит идея: «Именно сердце чувствует бога, а не разум. Вот что такое вера» (14, 552, фр. 424). Вся сущность христианского учения, согласно Паскалю, состоит в этом, поэтому христианам нет надобности доказывать разумом, есть ли бог. Отсюда: «Как далеко от познания бога до любви к нему» (там же, 546, фр. 377). Любовь выше познания. Экзистенциально-внутреннее общение с богом на уровне «глубинного Я» человека, а также понимание бога как Иисуса Христа, принявшего участие в судьбах людей и заслуживающего безусловного доверия их учителя и друга, сближает позицию Паскаля с протестантской трактовкой бога. В этой связи становится ясным одно из возражений Паскаля Декарту, о котором нам сообщает Маргарита Перье: «Не могу извинить Декарта: он очень хотел бы в своей философии обойтись без бога; но это не помешало ему использовать бога для того, чтобы дать миру первощелчок (chiquenaude), приведя его в движение, после чего бог больше ему не нужен» (там же, 640, фр. 1001). Обязанность любить бога, испытывать к нему сердечную привязанность, т. е. обязанность быть искренним, Паскаль относит к требованиям «истинной религии», каковой он считает христианство. Согласно Паскалю, «история церкви должна быть названа собственно историей истины» (там же, 599, фр. 776). И тут Паскаль противоречит сам себе, ибо инквизиция и общество иезуитов, которые неотделимы от истории церкви, были для него «двумя бичами истины». Строгий математический ум Паскаля начинает «вилять», когда речь идет о вопросах религии, и часто ему приходится выдавать желаемое за действительное.
Гуманистическое истолкование христианской религии, которое Паскаль стремится представить в качестве единственно возможной ее интерпретации, не согласуется ни с ее истоком и фундаментом — Священным писанием, ни тем более с историей христианства, наполненной самыми противоречивыми его толкованиями, кровавыми войнами «во имя спасителя» и «чистоты» вероучения и беспощадным истреблением «еретиков».
«Христианский гуманизм» всегда зависел от вполне земных интересов церкви и верующих и служил господствующим классам, оправдывая и античное рабство, и средневековое крепостничество, и эксплуатацию пролетариата, оборачиваясь антигуманизмом по отношению к угнетенным классам. «Социальные принципы христианства, — отмечает Маркс, — объявляют все гнусности, чинимые угнетателями по отношению к угнетенным, либо справедливым наказанием за первородный и другие грехи, либо испытанием, которое господь в своей бесконечной мудрости ниспосылает людям во искупление их грехов» (1, 4, 204).
Данный текст является ознакомительным фрагментом.