Введение. «Смеяться над философией — значит истинно философствовать»

Введение. «Смеяться над философией — значит истинно философствовать»

Паскаль был представителем раннебуржуазного общества, которое породило, согласно Ф. Энгельсу, «титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были всем чем угодно, но только не людьми буржуазно-ограниченными» (1, 20, 346).

Поэты и писатели любят обращаться к образу «бездны Паскаля» и к теме «мыслящего тростника», каковым он считал человека. Среди ученых и философов в XVII в. становится популярным афоризм Паскаля: «Что превышает геометрию, то превосходит и нас» (14, 349). А его убеждение в том, что «все достоинство человека заключено в мысли», составляет кредо новой философии и основу гуманистической культуры Нового времени с ее культом разума и верой в бесконечный его прогресс.

Философы и писатели, озабоченные «вечными проблемами» человеческого бытия, обращаются к «Мыслям» Паскаля как источнику выстраданных и тонких рассуждений о смысле жизни, природе человека, его счастье и высшем благе. Недаром Лев Николаевич Толстой относил Паскаля к «учителям человечества» наряду с Сократом, Платоном, Спинозой, Руссо, Кантом, Фейербахом и др. и включил его высказывания в «Круг чтения на каждый день», сборники «мыслей мудрых людей», которые он издавал в 1903–1910 гг. (см. 53). С одобрения и при содействии Толстого в 1889 г. вышла книга «Французский ученый Влас Паскаль. Его жизнь и труды» (см. 49).

Прижизненная слава Паскаля связана с его научными открытиями, вызывавшими восхищение у X. Гюйгенса и Лейбница, а у осторожного и сдержанного Декарта — несомненный интерес.

Сам Паскаль считал себя ученым и скептически относился к существующей философии. Но немного найдется таких ученых, которые бы оставили столь глубокий след в философии, как этот «отшельник из Пор-Рояля». Некоторые диалектические идеи Лейбница, скептицизм и вольнодумство П. Бейля, антиклерикализм Вольтера, деизм чувства Ж. Ж. Руссо концепция воспитания Гельвеция, философия чувства И. Якоби, «теория» житейской мудрости Шопенгауэра, философия человека Фейербаха, антисциентизм и парадоксализм Ницше, интуитивизм Бергсона, концепция человеческого существования экзистенциалистов «диалектическая теология» Р. Нибура и П. Тиллиха — таков очень неполный перечень тех разнообразных философских течений, которые в большей или меньшей степени имели своим истоком идеи, содержащиеся в «Мыслях» Паскаля. Его хвалили, одобряли, возвеличивали называя «мудрецом», «святым», французским Архимедом; его опровергали, обличали, обвиняли, но умолчать о нем не могли во все времена: «Одобряемый или порицаемый, Паскаль остается живым» (59, 234). До сих пор он волнует, вызывает споры, желание вступить с ним в диалог, не оставляя равнодушным пытливое человечество.

Но время от времени паскалеведы ставили вопрос: «Философ ли Паскаль?» Одни ссылались на отрицательное отношение мыслителя к философии вообще и на его многочисленные критические высказывания о различных «философских сектах» его времени, усматривая окончательный приговор философии в его известном афоризме: «Философия не стоит и часа труда» (14, 510, фр. 84). Здесь можно вспомнить и другой очень характерный фрагмент из «Мыслей», в котором он говорит о «суетности разных видов философской жизни, в частности пирронизма и стоицизма» (там же, 591, фр. 694).

Другие резонно указывали на тот факт, что Паскаль не создал ничего хотя бы отдаленно напоминающего целостную философскую систему, которые были традиционными в философии и до и после Паскаля. Более того, Паскаль — сознательный враг какой бы то ни было замкнутой философской системы, убежденный в том, что ни одна из них не может охватить бесконечного многообразия действительности. Как считает исследовательница философии Паскаля, Флорика Нэго, в те далекие времена «ему и в голову не могло прийти, что может быть другая философия, помимо догматической и систематической. Именно поэтому Паскаль, который имел абсолютное призвание к философии, устранился от нее, убежденный в том, что она может быть только догматической» (93, 146). Лишь спустя 200 лет появятся философы, которые сознательно и с вызовом для всей предшествующей философской традиции заявят о том, что философия не только может, но и должна быть несистематической, если она «хочет» быть ближе к жизни и человеку (С. Киркегор, Ф. Ницше, Л. Шестов, современные экзистенциалисты).

Третьи в этой связи обращают внимание на отсутствие в творческом наследии Паскаля хотя бы одного специального философского трактата. Напротив, Паскаль язвительно высмеивает известные тогда их названия: «О природе вещей», «Начала философии», «Обо всем познаваемом» и др. Главное произведение самого Паскаля, названное Вольтером просто «Мысли», осталось незавершенным и состоит из тысячи фрагментов, отчасти «тематизированных» им и его издателями, отчасти выпадающих из общего плана задуманной им «Апологии христианской религии».

Наконец, четвертые напоминают, что Паскаль (в отличие, скажем, от Декарта) не выступал от имени какой-либо философии. Ф. Нэго называет поэтому Паскаля «философом, который не придавал большого значения философии» (там же, 143). И в этом есть значительная доля правды, но не вся. Дело в том, что Паскаль от природы обладал глубокой философской интуицией, благодаря которой он подчас безошибочно нащупывал область проблематического и вечно проблематического в философии. Он никогда не был узким ученым-специалистом, просто экспериментатором, просто писателем или даже просто верующим, потому что умел ставить проблемы с поразительной философской глубиной, истинно теоретическим размахом, неустанным стремлением к всеобщему знанию в изучении природы, в науке, в сфере нравственности и т. д. Его вечно ищущий и кипучий ум всю жизнь терзался проблемами «предельных оснований» бытия и познания, истины и лжи, добра и зла, счастья и долга человека, эмпирической реальности и нравственного идеала и многих других проблем философии. Каких бы вопросов ни касался Паскаль, они неизбежно получали философский резонанс.

Кроме того, если у Паскаля и нет законченной философской системы, то концепция у него несомненно есть, а значит, есть определенная система идей, взглядов. Поэтому нельзя согласиться, например, с мнением Прево-Парадоля (автора вступительной статьи к «Мыслям»), который усматривал в незавершенных главах «Мыслей» «изящные портики без выхода и гордо поднимающиеся ступени, которые, однако, никуда не ведут…» (6, 11). Нет, в «Мыслях» есть и «порядок» (ordre), о котором говорит сам Паскаль (см. 14, 501–502) и который отличается от «порядка» традиционной философии, есть в них и логика, и последовательность в развитии тем и решении проблем, и, наконец, концепция, правда, в целом религиозная.

Что же касается существующей философии, то он проницательно видит недостатки, ограниченность, односторонность всех ему известных «философских сект» и не приемлет ни одной из них. Он критикует стоиков за преувеличенную оценку достоинства человека и неумение видеть его «ничтожество», пирронистов (скептиков), напротив, — за недооценку «величия» человека, рационалистов (Декарта и др.) — за абсолютизацию разума и недооценку других познавательных способностей человека, а также за априоризм и некоторые рискованные гипотезы («тончайшей материи» в физике или «наименьшего расстояния» в диоптрике) и т. д. Весьма показательно то, что Паскаль чутко улавливает общую тенденцию той или иной школы в философии, умеет проследить ее до логического конца и вскрыть ее «уязвимые и горящие точки», как он это блестяще сделал в отношении пирронизма или рационализма (см. ниже, гл. III).

При этом он прекрасно понимает их одностороннюю силу и убедительность, относительную их правоту и привлекательность для различного типа людей: пирронизм «угождает» вольнодумцам, рационализм — догматикам и т. д. Противоположные течения — догматизм и пирронизм, рационализм и эмпиризм, атеизм и религиозное суеверие (отличаемое им от религиозной веры) — существуют, по мысли Паскаля, «во славу друг друга», ибо взаимно питаются слабостями и ограниченностью друг друга. Но и все вместе взятые «философские секты», считает Паскаль, в лице их самых блестящих представителей не в состоянии решить насущные и животрепещущие проблемы человеческого бытия. Скажем, только по вопросу о «высшем благе» философы предложили 288 различных решений, что является ярким свидетельством незнания ими того, что есть истинное благо. Но точно так же обстоит дело и со всеми другими проблемами, которых касались философы. Как сторонник «единственной и непреходящей истины». Паскаль отвернулся от существующей философии, но… не от философии вообще, провозгласив: «Смеяться над философией — значит истинно философствовать» (14, 576, фр. 513). Но, оказавшись вне рамок традиционной философии и философии своего времени, Паскаль имел возможность — редкую для философа! — взглянуть на нее «со стороны» и сумел поднять ряд таких философских проблем, которые выходили за пределы тогдашней философии и получили актуальное звучание лишь в последующие времена и в наши дни: антиномия сциентизма и гуманизма, ограниченность механистической методологии в науке о живом и о человеке, невозможность сведения высшего к низшему, человеческой деятельности к «гносеологическому функционированию», выявление реальных (социальных, психологических, исторических) условий познания, односторонность рационализма и др. Вместе с тем, будучи мыслителем своего времени, Паскаль, конечно, не был и не мог быть чужд исканиям тогдашней философии и затронул чуть ли не все ее главнейшие проблемы: отношения к схоластической науке и философии, истинно научного и универсального метода познания, взаимосвязи философии, опыта и эксперимента, соотношения веры и знания, критерия истинности познания, причин человеческих заблуждений, смысла и счастья жизни и многие другие.

Мы специально обращаем внимание на совокупность тех вопросов и проблем, которыми тогда занималась светская философия и которые нашли свое отражение в идейном наследии Паскаля, ибо не всегда это содержание его творчества оценивалось по достоинству. Начиная с XVII в. и кончая современностью как некоторые представители церкви, так и ее идейные противники видели в Паскале только религиозного мыслителя, теолога, мистика, чуждого духу светской философии. При этом они не без основания опирались на «Апологию христианской религии» и другие религиозные произведения Паскаля: «Письма к провинциалу», «Сочинения о благодати», «Краткое описание жизни Иисуса Христа», «Об обращении грешника», «Сочинения парижских кюре», «Сравнение первых христиан с нынешними», «Молитва к богу об обращении во благо болезней». Так, неокантианец В. Виндельбанд в своей «Истории новой философии» излагает взгляды Паскаля на нескольких страничках в разделе «Мистицизм» и выносит о его «Мыслях» следующее суждение: это произведение «привлекает не как философия, а как личная исповедь и производит впечатление не великой работы мысли, а великой личности…» (28, 297). В самом деле, несмотря на разноголосицу многочисленных оценок идейного наследия Паскаля, никто и никогда не отрицал величия его личности. Правильно подметил Виндельбанд и форму главного произведения Паскаля — «личная исповедь». Да, Паскаль умел «писать кровью своего сердца», как говорил о нем Л. Толстой. Но в остальном — едва ли для нас не самом главном — Виндельбанд не прав, обедняя образ Паскаля-мыслителя.

«Мысли» — это дневник идейных исканий Паскаля, которые отнюдь не сводились только к религиозным размышлениям и тем более к апологии христианства; это дневник философский, в котором как бы «в разрезе» прослеживается напряженная работа ума и сердца ученого и философа. Пытливость и взыскательность, самоотверженная любовь к истине и стремление к всеобщему синтезу знания увлекли Паскаля на путь «вечных» вопросов, которыми испокон веков занималась философия. «Мысли» — оригинальнейшее произведение в истории европейской философии и культуры вообще, в котором взлеты и падения человеческого разума вычертили сложную траекторию тернистого пути познания истины. К «Мыслям» примыкает ряд других философских работ Паскаля: «О геометрическом уме и об искусстве убеждать», «Разговор с де Саси об Эпиктете и Монтене», «Предисловие к трактату о пустоте», «Три рассуждения о положении великих». Кроме того, значительным источником для характеристики мировоззрения Паскаля являются его научные трактаты (особенно о пустоте) и переписка (с отцом Ноэлем, де Рибейром, Пьером Ферма, Христиной Шведской и др.).

Философскую значимость творческого наследия Паскаля давно оценили историки философии; они обогатили паскалеведение десятками и сотнями исследований — больших и малых — по философии Паскаля. Литература о нем составила бы не одну библиотеку. В 1925–1927 гг. почетный библиотекарь Сорбонны Альбер Мэр издал пять пухлых томов «Общей библиографии трудов о Б. Паскале» (см. 89). С тех пор и вплоть до настоящего времени поток исследований о замечательном французском мыслителе не уменьшается, пополняясь каждый год целой серией книг и статей о нем. Из новейших книг следует отметить интересные монографии М. Легерна (85. 86), П. Маняра (88), Л. Марэна (90), Ж. Менара (92). В 1971 г. в нашей стране вышла весьма информативная книга Е. М. Кляуса, И. Б. Погребысского и У. И. Франкфурта «Паскаль» (42).

У Паскаля есть ряд преданных исследователей, посвятивших ему не одну монографию: Ш. Сент-Бёв, Л. Бреншвиг, Ж. Гиттон, Л. Лафюма, Ж, Менар и др. Вот уже более 300 лет паскалеведение почти не знает резких спадов и подъемов, ибо стойкий интерес к творчеству Паскаля сопутствует его посмертной славе. Не слишком большое по объему, но очень емкое по содержанию творческое наследие Паскаля является поистине неисчерпаемым.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.