в) Понятие

в) Понятие

Понятие, согласно Гегелю, не есть простая форма мышления и результат абстрагирующей деятельности рассудка. Понятие есть абсолютная творческая мощь, порождающая все наличное, конкретные предметы. «…Понятие есть начало всякой жизни и, следовательно, вместе с тем всецело конкретно» (8, I, стр. 264).

Идеалистическую мистификацию, лежащую в основе гегелевской логики, в частности учения о понятии, раскрыл Маркс. Спекулятивный философ, отмечает Маркс, из многочисленных действительных явлений образует общее понятие и объявляет его субстанцией, т. е. первоосновой (например, субстанцией яблок, миндаля, груши является «плод»). Это понятие, с точки зрения Гегеля, имеет истинное, абсолютное бытие, между тем как конкретные явления — лишь видимое, несущественное. Истинным бытием обладает «плод», а не яблоки, груши, миндаль. Чтобы перейти от абстрактного представления «плод» к действительным разнообразным плодам, спекулятивный философ объявляет «плод вообще», субстанцию не мертвой, лишенной различий, покоящейся сущностью, а живой, подвижной, себя внутри себя различающей.

Таким образом, растворив все материальное бытие в общем понятии, Гегель превращает абстракцию в творческое духовное начало, порождающее все многоразличие конкретного, материального бытия. Тайна «спекулятивной конструкции» заключается в том, что понятие как форма мышления отрывается от мыслящего субъекта, от человека и от человечества, гипостазируется и объявляется основой всякого содержания и его источником.

Понятие по отношению к бытию и сущности выступает как их истина. Поступательное движение понятия больше уже не является переходом в нечто другое, как это наблюдалось в разделе о бытии, оно не есть и отражение в чем-то другом, как это было в учении о сущности, а представляет собой развитие, посредством которого возникает лишь то, что уже имеется в себе. Развитие понятия аналогично развитию растения. Подобно тому как в семени идеально уже существуют корень, стебли, листья данного растения, так и в понятии в процессе развития ничего не полагается нового по содержанию, а лишь происходит изменение формы.

Учение о понятии делится на: 1) учение о субъективном или формальном понятии (здесь Гегель рассматривает также суждение и умозаключение); 2) учение об объективности; 3) учение об идее, о субъекте-объекте, единстве понятия и объективности, абсолютной истине.

В первом разделе Гегель разбирает те вопросы, которые обычно рассматривались в традиционной формальной логике.

Моментами развития понятия, по Гегелю, являются: всеобщее, особенное, единичное. В полном согласии с духом объективного идеализма Гегель считает всеобщее творческим, исходным началом. Всеобщее понятие, по его мнению, не есть результат обобщения, оно существует самостоятельно и продуцирует особенное и единичное понятия путем саморазличения, обособления видовых отличий и т. д. Гегель, таким образом, ставит на голову действительный процесс познания, который начинается с познания единичного и идет к обобщению на разных уровнях.

Гегель рассматривает понятие только со стороны содержания, игнорируя его формальные признаки. Попытка Гегеля рассмотреть понятия по содержанию представляет огромный интерес для диалектической логики. Здесь глубоко ставится вопрос о конкретности как органическом единстве всеобщего, особенного и единичного в его развитии от всеобщего к единичному, от абстрактного к конкретному. В. И. Ленин, отмечая, что выведение особенного и единичного понятий из всеобщего понятия в высшей степени абстрактно и темно, писал, что для Гегеля здесь главное наметить переходы этих понятий. «…При известных условиях, — писал В. И. Ленин, — всеобщее есть отдельное, отдельное есть всеобщее. Не только (1) связь, и связь неразрывная, всех понятий и суждений, но (2) переходы одного в другое, и не только переходы, но и (3) тождество противоположностей — вот что для Гегеля главное» (3, 29, стр. 159).

Суждение Гегель анализирует не только со стороны содержания, но и со стороны формы. По его мнению, суждение есть развитие моментов понятия: всеобщего, особенного и единичного. Недостаток формальнологического учения о суждении заключается, по Гегелю, в том, что суждение рассматривается как соединение разнородных понятий. Получается, что предикат приписывается субъекту, в то время как предикат составляет собственное определение предмета. В суждении «эта роза есть красная» краснота не «приписывается», а является свойством розы. Недостаток формальной логики, по Гегелю, далее, состоит в том, что она не доказывает необходимый характер перехода от понятия к суждению.

Гегель правильно замечает, что в суждении мысль относится не к понятиям самим по себе, а к связям вещей и их свойств, выражаемым этими понятиями. Он различает четыре вида суждений: наличного бытия, рефлексии, необходимости и понятия. Первое суждение соответствует бытию, второе и третье — сущности, четвертое — понятию.

Разделение суждений основывается у Гегеля не на сопоставлении их видов, а на движении суждений к своей цели, к своей идее. Стало быть, гегелевская классификация суждений основана не на координации суждений, как это имеет место в формальной логике; суждения он рассматривает в порядке возрастания их познавательной ценности. Тем самым Гегель пытается ввести момент движения в логику.

Суждение наличного бытия является непосредственным суждением, опирающимся на восприятия чувственных качеств. Выражением положительного суждения наличного бытия служит предложение: «единичное есть всеобщее» (например, «Кай учен», «роза благоуханна»). Здесь в субъекте предикат как всеобщее положен непосредственно. Чтобы удостовериться, что роза благоуханна, достаточно простого чувственного восприятия. Положительное суждение наличного бытия, таким образом, состоит в утверждении, что некоторая единичная вещь есть общее. Но предикат, например понятие учености, здесь не исчерпывает всего содержания субъекта. Кай обладает рядом других свойств. С другой стороны, предикат — «ученый» может быть присущ и другим живым существам, а не только Каю как человеку. Субъект и предикат, таким образом, соприкасаются друг с другом лишь в одной точке, но не покрывают друг друга. Поскольку в положительном суждении наличного бытия нет соответствия формы и содержания, то оно неистинно. Субъект и предикат не покрывают друг друга и в отрицательном суждении наличного бытия: например, «Кай не учен», но Кай обладает каким-либо другим свойством.

От отрицательного суждения наличного бытия Гегель отличает бесконечно отрицательное суждение. Здесь между субъектом и предикатом полное несоответствие. Примерами таких суждений могут служить предложения: «дух не есть слон», «лев не есть стол». По форме эти предложения правильные, но по существу бессмысленные. Итак, непосредственное суждение наличного бытия, по Гегелю, не содержит в себе истины. Оно может лишь считаться правильным. Истина как соответствие понятия и реальности не дана в непосредственных суждениях. Здесь сказывается ограниченность трактовки этого вопроса Гегелем. Как идеалист он всячески третирует те формы мышления, которые обнаруживают свою зависимость от чувственных данных.

Более высоким типом суждения (в смысле значения его для познания) является суждение рефлексии. В формальной логике эти суждения называются суждениями количества (сюда относятся общие, частные и единичные суждения). Рефлективное суждение отличается от качественного (т. е. утвердительного или отрицательного) суждения тем, что его предикат не есть некоторое непосредственное абстрактное качество, но есть такого рода суждение, благодаря которому обнаруживается, что субъект соотносится с чем-то другим. Если мы говорим: «Это растение целебно», то мы выходим за пределы непосредственной единичности. Субъект («растение») через свой предикат («целебность») соотносится с другим (с болезнью, которая может быть излечена этим растением).

Сингулярное суждение рефлексии имеет такой вид: «Единичное есть общее». Например, «это растение целебно». Если субъект выходит за пределы единичного и возникает суждение типа «многие или несколько растений целебны», то это уже партикулярное суждение рефлексии. Партикулярное суждение столь же положительно, как и отрицательно. Если некоторые растения целебны, то остальные нецелебны. Неопределенность партикулярного суждения приводит, по Гегелю, к дальнейшему движению, к переходу к универсальному суждению рефлексии. Для примера можно указать такие суждения: «Все люди смертны», «все металлы электропроводны». Их Гегель называет суждениями всякости (Allheit). Здесь предикат полностью покрывает субъект.

Но всеобщность универсальных суждений не является истинной. Здесь за всеобщность принимается то, что по существу есть лишь множество. Но множество, как бы оно ни было велико, предполагает и всегда остается партикулярностью и не есть подлинная всеобщность. За основу здесь также берется единичное, всеобщее представляется в виде механического агрегата единичных. Гегель критикует эмпирический характер этой всеобщности. По Гегелю же, основой должно быть не единичное, а общее, ибо оно является демиургом и сущностью единичного.

Подлинная универсальность достигается в суждениях необходимости. Здесь «все люди» означают «человек», род. Суждения необходимости делятся на категорические, гипотетические и разделительные. Субъект и предикат в суждениях необходимости связаны необходимым образом.

«Роза — растение» есть непосредственное суждение необходимости. Оно содержит в предикате отчасти род, отчасти вид и является примером категорического суждения необходимости. Но и это суждение не истинное, ибо здесь мы исходим не из рода, а из вида. Более высоким типом суждения необходимости является гипотетическое суждение: «если есть А, то есть и Б». Например: «Если есть растение, то есть и роза», т. е. если есть род, то есть и вид. Род как бы является причиной существования вида. В гипотетическом суждении всеобщее еще не дифференцировалось на множество. Лишь в разделительном суждении необходимости раскрываются все моменты понятия: всеобщность, особенность, единичность. Разделительное суждение необходимости имеет следующий вид: «А есть или Б, или С, или Д», например: «Поэтическое произведение искусства или лирично, или эпично, или драматично». Поэтическое произведение как род распадается на виды, оно есть целостность своих видов, в свою очередь совокупность видов есть род. Такое единство всеобщего и особенного есть понятие. Так возникает наивысший тип суждений — суждения понятия. Лишь в этом суждении, согласно Гегелю, имеется соответствие предмета с понятием. В суждениях понятия устанавливается, соответствует ли предмет своему понятию или нет. Когда говорят «истинный», «хороший», «правильный», то предполагается, что к предметам прикладывается масштаб их всеобщего понятия. «В этом суждении, — говорит Гегель, — понятие положено в основание, и так как оно находится в соотношении с предметом, то оно положено в основание как некоторое долженствование, которому реальность может соответствовать или не соответствовать» (8, VI, стр. 98). Лишь такое суждение содержит в себе истину, а не только правильность. Суждения понятия делятся на ассерторические, проблематические и аподиктические. Примером ассерторического суждения понятия может служить предложение: «Это действие хорошо». Это суждение базируется на простом уверении в том, что образ действия соответствует понятию хорошего поступка. Предложение: «Действие может быть хорошим, а может быть плохим» — является примером проблематического суждения понятия. И в первой форме суждения, и во второй не дается обоснования утверждения. Когда же мы обосновываем суждение, то получаем аподиктическое суждение понятия, например: «Поступок, носящий такой-то характер, справедлив». Последний вид суждения есть наиболее совершенное суждение и служит переходом к умозаключению.

Итак, по Гегелю, суждение не субъективная форма мышления, оно имеет объективный характер. Развитие действительности есть развитие понятия, суждения. Подменяя развитие природы и истории развитием логических категорий, Гегель ставит развитие действительности на голову. Но в теории суждений Гегеля есть и рациональные мысли. Давая свою схему развития суждения, Гегель использует традиционное формальнологическое деление суждений по количеству, качеству, отношению и модальности. В то же время Гегель, опираясь на классификацию, которая сложилась со времен Аристотеля и затем Канта, старается придать уже описанным формам суждения «текучий» характер, сообщить им движение и изобразить их в состоянии саморазвития. В каждом суждении, по Гегелю, постепенно самораскрываются противоречия, и через преодоление этих противоречий реализуется переход от низших форм суждения к высшим. В таком способе рассмотрения выявляется внутренняя противоречивость самого процесса познания. Здесь, несмотря на туманную форму изложения, Гегель угадывает реальное движение человеческого познания — от единичного через особенное к всеобщему. Глубоко верная мысль Гегеля заключается в том, что формы человеческого мышления необходимо рассматривать в связи с историей познания. Заслуга Гегеля, далее, состоит в том, что к самой структуре суждений он пытается подойти с точки зрения не формального отношения между субъектом и предикатом, а с точки зрения содержания познания. Однако Гегель только поставил вопрос, а не решил его.

Силлогизм Гегель рассматривает как единство понятия и суждения. Здесь он также пытается дать свою классификацию умозаключений. В действительности же Гегель берет традиционную классификацию и приспособляет ее к своей схеме, пытаясь указать на возрастающую познавательную ценность следующих трех типов умозаключений: наличного бытия, рефлексии и необходимости. Виды умозаключений Гегель различает в зависимости от степени общности средней посылки.

Рассматривая различные типы умозаключений, Гегель формулирует следующую мысль: «Все вещи суть умозаключение, некоторое всеобщее, сомкнутое через особенность с единичностью; но, конечно, они не суть состоящее из трех предложений целое» (8, VI, стр. 112). Здесь в идеалистической форме высказана правильная мысль о том, что в самих вещах некоторое общее связывается через особенное с единичным и эта связь находит свое отражение в умозаключениях. Объективный идеализм состоит здесь в отождествлении вещей с формами мысли. В. И. Ленин после приведенных слов Гегеля делает следующее замечание: «Очень хорошо! Самые обычные логические „фигуры“ —… суть школьно размазанные, sit venia verbo[2], самые обычные отношения вещей» (3, 29, стр. 159). Рациональный смысл гегелевского учения об умозаключении состоит главным образом в том, что формы мышления рассматриваются как выражение реальных отношений между предметами.

Несмотря на вышеприведенный общий вывод, по Гегелю, не каждый силлогизм представляет собой вещь. Так, умозаключение наличного бытия есть только умозаключение рассудка, поскольку здесь единичность, особенность и всеобщность противостоят друг другу совершенно абстрактно. В силлогизме «Эта роза красна, красное есть цвет, следовательно, роза обладает цветом» единичное смыкается со всеобщим посредством особенного. Недостаток этого умозаключения, по Гегелю, состоит в том, что средний термин здесь представляет случайную определенность субъекта. В качестве среднего термина можно взять и любой другой признак, поскольку роза обладает бесконечным количеством свойств.

«Справедливо считается, — говорит Гегель, — что ничто не является столь недостаточным, как такого рода формальное умозаключение, ибо оно покоится на случае или произвольном выборе того или иного среднего термина» (8, VI, стр. 114).

Следующим видом умозаключения является умозаключение рефлексии. Оно отличается тем, что средним термином здесь служит не абстрактная особенность, как это было в умозаключении наличного бытия, а тотальность, полнота определений. Средний термин умозаключения рефлексии, по Гегелю, содержит в себе конкретную единичность, но понимаемую как все единичности, т. е. расширенную до всеобщности, и всеобщность, которая соединяет в себе единичность и род. Например, в том силлогизме, который приведен ниже, средний термин «Кай — человек» соединяет в себе единичность (Кай) с человеческим родом, к которому Кай принадлежит.

Гегель рассматривает три типа умозаключений рефлексии: всякости, индукции и аналогии. Анализируя первый тип умозаключения, Гегель показывает, что большая посылка, которая должна быть исходным пунктом развертывания этого силлогизма, оказывается правильной лишь тогда, когда оказывается правильным заключение. Например:

«Все люди смертны,

Кай — человек, следовательно, он смертен»

(8, VI, стр. 112).

Умозаключение всякости Гегель называет «пустой видимостью заключения», так как он считает, что в выводе нет нового по сравнению с тем, что есть в посылках. Умозаключение всякости опирается на индукцию, которая базируется на восприятии единичных эмпирических фактов. В качестве примера индуктивного умозаключения Гегель берет следующее:

«Золото есть металл, серебро есть металл, свинец есть металл.

Все эти тела проводники электричества, следовательно, все металлы суть проводники электричества».

Вывод в этом силлогизме может быть верным только при условии, если в большой посылке будут перечислены все металлы, что зачастую невозможно сделать. Стало быть, полнота эмпирических наблюдений остается своего рода неразрешимой задачей. Всякая индукция неполна, а потому выводы индукции всегда проблематичны.

Приведенная здесь критика Гегелем индукции в известной мере справедлива. Однако в этом пункте обнаруживается предвзятая точка зрения. Как правило, рационалист Гегель пренебрежительно относится к тем формам мышления, которые явственно обнаруживают опытное происхождение. Поэтому умозаключения аналогии Гегель совершенно несправедливо ставит выше индукции: «Истиной индуктивного умозаключения служит такое умозаключение, которое имеет средним термином такую единичность, которая непосредственно в самой себе есть всеобщность; это — умозаключение по аналогии» (8, VI, стр. 140). Правда, он указывает на ограниченность умозаключения аналогии, делает выпады против натурфилософии, которая, как он отмечает, состоит в большей своей части в праздной игре пустыми, внешними аналогиями. Игра в пустые, внешние аналогии, как известно, не чужда и самому Гегелю. Поэтому в высшей степени справедливым является остроумное замечание В. И. Ленина, сделанное по поводу только что приведенной мысли Гегеля: «Против себя!» (3, 29, стр. 165). В предпочтении аналогии перед индукцией проявляется отрицательное отношение Гегеля к опытному знанию, к эмпирии, а в конечном счете к материализму.

Истинное и самое совершенное умозаключение, по Гегелю, есть умозаключение необходимости. Это умозаключение может быть или категорическим, или гипотетическим, или разделительным. На ступени разделительного умозаключения Гегель переходит к объективности — к категории (противоположной субъективности), в которой понятие само себя реализует и тем самым порождает объект. В заключениях необходимости средним термином является не расширенная до всеобщности единичность и не всеобщность, которая соединяет в себе единичность и род, как это было в умозаключении рефлексии, а всеобщее как род или субстанция.

В среднем термине умозаключения необходимости субъект смыкается с предикатом через свою субстанцию. Например, в категорическом умозаключении необходимости «мул есть животное, животное есть организм, следовательно, мул есть организм», в среднем термине — «животное есть организм» субъект (животное) связывается с предикатом, который является по отношению к субъекту родом, субстанцией. Гипотетическое умозаключение необходимости отличается от категорического тем, что здесь всеобщее или род выступает как основание, порождающее особенности. Формула этого силлогизма: «Если есть А, то есть В, но А есть, следовательно, есть В». Например: «Если есть организм, то есть и животное, но организм есть, следовательно, есть животное» (если есть род, то есть и вид). Недостаток этого силлогизма заключается в том, что род здесь не полагается во всех видах.

Высшей формой умозаключения необходимости является разделительное умозаключение. Его формула такова: «А есть или В, или С, или Д, но А есть В, следовательно, А не есть ни С, ни Д», или также: «А есть или В, или С, или Д, но А не есть ни С, ни Д, следовательно, оно есть В». В этом силлогизме, согласно Гегелю, средний термин достиг высшей степени общности. Здесь из совокупности видов выбирается один, в котором конкретизируется род. Род, стало быть, в данном случае получает наибольшую конкретизацию. «Тем самым, — говорит Гегель, — понятие вообще реализовалось; выражаясь определеннее, оно приобрело такую реальность, которая есть объективность» (8, VI, стр. 154).

Вся классификация умозаключений Гегеля очень искусственна и надуманна. Но идея, положенная в основу ее, та же, которая принята при классификации суждений, — классифицировать силлогизмы в зависимости от их познавательной ценности, по степени их общности, эта идея в общей форме заслуживает серьезного обсуждения. Переход от субъективности, от умозаключения к объекту (объективности) у Гегеля в высшей степени искусствен. Не случайно он сам отказывается сделать этот переход понятным «для представления».

Смысл перехода от субъективного понятия к объекту состоит в том, что Гегель объявляет понятие и сущностью, и творцом мира. Субъективное понятие, согласно Гегелю, имманентно становится объектом, порождает объект. Объект, согласно Гегелю, проходит три ступени развития: механизм, химизм, телеологизм. Разделы о механизме, химизме В. И. Ленин считает сугубо темными. «Рассуждения о „механизме“… — говорит Ленин, — сугубо abstrus и едва ли не сплошная чушь» (3, 29, стр. 167).

Анализируя категорию механизма, под которым Гегель, по-видимому, имеет в виду механическую форму движения, он снова возвращается к критике метафизического материализма, указывая, что явления органического мира (рост, питание, ощущение и т. д.) не могут быть объяснены чисто механически (посредством давления, толчка, перемещения частей и т. д.).

Истиной механизма и химизма является телеология. В телеологии понятие выступает как цель, к которой стремится объект. По Гегелю, «внутренняя цель» не привносится в природу намеренно действующими посторонними элементами, например мудростью провидения, она заложена в необходимости самого предмета. Но «даже такое применение понятия цели, — говорит Энгельс, — постоянно приводит людей, не прошедших основательной философской школы, к бессмысленному подсовыванию природе сознательных и намеренных действий» (1, 20, стр. 67). Уступки Гегеля телеологическому взгляду отчасти обусловлены недостаточным развитием естествознания его эпохи.

Несмотря на идеалистический характер, гегелевское учение о целесообразности имеет ряд положительных сторон. Истолковывая цель как внутреннюю закономерность предмета, Гегель тем самым отметает антинаучные представления вольфианцев о том, что провидение намеренно привносит цели в природу. Особенно плодотворны соображения Гегеля о целях человеческой деятельности.

Цель, указывает Гегель, реализуется через средство. Для того чтобы предмет мог служить средством, его нужно подвергнуть изменению, т. е. осуществить в нем цель. Предмет, в котором воплощена цель, сам становится средством при осуществлении другой цели и т. д. Конечная цель, по Гегелю, имеет конечное содержание, поэтому не представляет собой нечто безоговорочно разумное. В средстве же цель не только переходит во что-то внешнее, но и сохраняется. «Постольку средство, — делает глубокое замечание Гегель, — есть нечто более высокое, чем конечные цели внешней целесообразности; плуг почтеннее, чем непосредственно те наслаждения, которые подготовляются им и являются целями. Орудие сохраняется, между тем как непосредственные наслаждения проходят и забываются. В своих орудиях человек обладает властью над внешней природой, хотя по своим целям он скорее подчинен ей» (8, VI, стр. 205). Здесь Гегель непосредственно подходит к материалистическому пониманию истории, усматривая в производстве орудий основу человеческой истории.

В учении о телеологии есть еще один пункт, который был отмечен В. И. Лениным. Целесообразную деятельность человека Гегель все время подводит под категории логики, называя, например, средство средним термином. «…ЭТО НЕ ТОЛЬКО НАТЯЖКА, НЕ ТОЛЬКО ИГРА, — говорит Ленин. — ТУТ ЕСТЬ ОЧЕНЬ ГЛУБОКОЕ СОДЕРЖАНИЕ, ЧИСТО МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЕ. НАДО ПЕРЕВЕРНУТЬ: ПРАКТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА МИЛЛИАРДЫ РАЗ ДОЛЖНА БЫЛА ПРИВОДИТЬ СОЗНАНИЕ ЧЕЛОВЕКА К ПОВТОРЕНИЮ РАЗНЫХ ЛОГИЧЕСКИХ ФИГУР, ДАБЫ ЭТИ ФИГУРЫ МОГЛИ ПОЛУЧИТЬ ЗНАЧЕНИЕ АКСИОМ» (3, 29, стр. 172).

Отмеченная Гегелем бесконечность цели и средства упраздняется тем, что цель выступает не только как субъективная, но и как объективная цель, поскольку понятие, воплощаясь в объекте, тем самым становится идеей. Понятие как внутренняя цель есть идея. Она есть абсолютное единство понятия и объективности, объективная истина, как таковая.

В этом переходе к идее В. И. Ленин усматривает глубокий смысл: «Замечательно: к „идее“ как совпадению понятия с объектом, к идее как истине, Гегель подходит через практическую, целесообразную деятельность человека. Вплотную подход к тому, что практикой своей доказывает человек объективную правильность своих идей, понятий, знаний, науки» (3, 29, стр. 173).

Идея проходит три ступени развития: идея как жизнь, как познание и как абсолютная идея. Ближайшим образом она выступает как непосредственная идея, как жизнь. Попытка включить жизнь в логику продиктована идеалистическими предпосылками философии Гегеля, его желанием как-то подготовить переход к природе.

Идея как жизнь раскрывается: а) в живом индивидууме; б) в процессе жизни; в) в процессе рода. Гегель искусственно подводит под логические категории процессы органической жизни. Соответственно логическим моментам понятия — всеобщему, особенному и единичному — и живой индивидуум проходит три этапа развития: чувствительность, раздражимость и воспроизведение. Это фантастическое построение Гегеля В. И. Ленин справедливо называет «пустой игрой». Три этапа, которые проходит живой индивидуум, направлены к поддержанию цельности организма. Процесс жизни состоит в том, что живое существо вступает в отношения с неорганической природой, которую оно ассимилирует, добиваясь господства над ней. Основой господства живого существа над природой является то, что природа есть лишь в себе, она чужда понятию, а живое существо одушевлено понятием.

В непрерывном процессе жизни живое существо осуществляет и поддерживает род, но, поддерживая его, оно никогда не достигает полного единства с родом. Живое существо есть противоречие: «…в себе оно есть всеобщее, род, и, однако, непосредственно оно существует лишь как единичное. В смерти род показывает себя силой, властвующей над непосредственно единичным» (8, I, стр. 329). Жизнь, стало быть, есть дурной бесконечный прогресс, бесконечное повторение рождения и смерти. Истинной бесконечности идея достигает в познании. «Смерть лишь непосредственной единичной жизненности есть рождение духа» (8, I, стр. 329).

В познании как второй ступени развития идеи последняя существует для себя, потому что не только в ее стихии, в ее основе есть всеобщность (это было уже в живом существе как носителе рода), но она и осознает себя индивидуально, в самом субъекте, как всеобщее, как понятие. Единство общего и единичного, которого не могла достичь идея на ступени жизни, достигается в познании. Каждое суждение есть это единство. В познании предполагается субъект и внешний мир. Задача познания состоит в снятии «односторонности» объективного и субъективного, т. е. того, что присуще предмету и субъекту познания. Это упразднение односторонностей мыслится в форме двоякой деятельности: теоретической и практической.

Теоретическая деятельность, по Гегелю, стремится «снять односторонность субъективности идеи посредством восприятия сущего мира внутрь себя и наполнить таким образом абстрактную уверенность в себе этою признаваемою истинною объективностью как содержанием» (8, I, стр. 331). Воля, практическая деятельность, напротив, стремится снять, преодолеть односторонность объективно-предметного мира и внедрить в случайность его явлений разумную необходимость и разумную определенность, свойственные внутреннему содержанию субъективности. «Очень хорош § 225 Энциклопедии, — говорит об этом Ленин, — где „познание“ („теоретическое“) и „воля“, „практическая деятельность“ изображены как две стороны, два метода, два средства уничтожения „односторонности“ и субъективности и объективности» (3, 29, стр. 190).

Познание сначала выступает как пассивное, рассудочное познание, субъект здесь уподобляется «чистой доске», а объект противостоит субъекту как преднайденный. Деятельность познания сводится к пассивному отображению объекта. Субъект, обращаясь к предметному миру, разлагает конкретный объект, обособляет различия и сообщает им абстрактную всеобщность, т. е. определяет виды, роды, законы, силы. Это аналитический метод познания. Но аналитическое (эмпирическое) познание страдает внутренним противоречием, а именно, стремясь познать объект таким, каков он есть, оно расщепляет объект на части и изучает их изолированно. Химик сначала разлагает кусок мяса, а потом говорит, что он нашел, что этот кусок состоит из кислорода, углерода. Но эти изолированные элементы, говорит Гегель, уже не суть мясо. Таким образом, здесь Гегель дает критику односторонности аналитического метода Гоббса и Локка.

Синтетический метод движется в обратном направлении, т. е. от общего к частному. Исходным пунктом для синтетического метода является общее. Это дедуктивный метод. Всеобщим здесь является определение, особенным — разделение, единичным — теорема. Гегель подвергает критике формальнологическое учение об определении понятий и их делении. В критике дефиниций и разделений он заходит так далеко, что вообще подвергает сомнению целесообразность этих операций. Рассматривая последний момент синтетического метода — теорему, Гегель показывает, что в доказательстве теоремы субъективная идея имеет дело уже не с преднайденным объектом, т. е. находящимся вне познающего субъекта, а имманентным познанию объектом. В доказательстве субъект сам собой определяет данный предмет. Вначале субъект выступал в виде пассивного зеркала, отражающего предмет, теперь, напротив, он оказывается деятельным, творческим, определяющим предмет. В этом состоит переход от идеи познания к идее воления. Воля, по Гегелю, ставит своей задачей определить пред-найденный мир согласно своей цели. В основании воли лежит уверенность в ничтожности мира и его пассивности, податливости воздействиям субъекта. Но воля, будучи ограниченной, предполагает цель — добро чем-то субъективным, а мир — независимым и самостоятельным. Поэтому осуществление добра принимает вид бесконечного долженствования. Это точка зрения кантовской и фихтевской философии. Она противоречива. Воля должна осуществить добро. Если она этого достигнет, то отпадет деятельность воли как лишняя.

Истина познания состоит в объединении теоретической и практической деятельности. Это достигается в абсолютной идее. В связи с исследованием идеи познания Гегель дает глубокую критику созерцательности старого материализма, недостаток которого Маркс видел в том, что в нем «предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно» (1, 3, стр. 1).

Гегель пытается преодолеть этот недостаток метафизического материализма. «…Несомненно, — пишет В. И. Ленин, — практика стоит у Гегеля, как звено, в анализе процесса познания и именно как переход к объективной („абсолютной“, по Гегелю) истине» (3, 29, стр. 193). Но вопрос о деятельной стороне познания, о практике, Гегель извратил, ибо, как правильно отмечал Маркс, «идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой» (1, 3, стр. 1). По Гегелю выходит, что мир творится в процессе деятельности мышления. Под практикой он понимает лишь теоретическую деятельность. По словам Маркса, «Гегель знает и признаёт только один вид труда, именно абстрактно-духовный труд» (2, стр. 627). Таким образом, Гегель не смог преодолеть созерцательности старого материализма. Не случайно вопрос о практике он включил в гносеологию, рассматривая ее как один из моментов познания, ибо освоение мира, по Гегелю, возможно лишь в форме познания.

Абсолютная идея есть единство практической и теоретической деятельности и, следовательно, вместе с тем единство идеи жизни и идеи познания. Абсолютная идея — это чистая форма понятия, которая созерцает свое содержание как саму себя. «В качестве формы, — говорит Гегель, — на долю идеи ничего не остается, кроме метода этого содержания, — определенного знания достоинства ее моментов» (8, I, стр. 340). В абсолютной идее все предшествующие моменты развития находятся в снятом виде. По этому поводу Гегель говорит, что «истинным содержанием идеи является… не что иное, как вся система, развитие которой мы проследили доселе» (8, I, стр. 340). Интерес, стало быть, не в достигнутом результате, а в движении, взятом как целое. Все содержание, которое развернулось перед нами, и есть содержание абсолютной идеи. «Каждая из рассмотренных до сих пор ступеней, — пишет Гегель, — есть образ абсолютного, но вначале абсолютное выступает в этих ступенях лишь ограниченным образом, и поэтому оно заставляет себя двигаться дальше к целому, раскрытие которого есть то, что мы называем методом» (8, I, стр. 341).

Метод, по Гегелю, не есть внешняя форма, а душа содержания. Здесь Гегель дает характеристику диалектического метода. Он, например, говорит, что диалектический метод столь же аналитический, сколь синтетический, говорит, как нужно понимать диалектику, и т. д. Однако действительная характеристика метода идеалистической диалектики дана не в конце, а на всем протяжении изложения процесса саморазвития категорий.

Диалектический метод, разработанный Гегелем, не является подлинно научным. Материалистическая диалектика как могущественное орудие познания и преобразования мира была создана основоположниками марксизма. Они при этом опирались на рациональное содержание гегелевской идеалистической диалектики. В истории диалектики Гегель, бесспорно, занимает одно из почетных мест. Но спасти рациональное зерно гегелевской диалектики можно было лишь на путях ее материалистической переработки, которая осуществлена К. Марксом, Ф. Энгельсом, В. И. Лениным.