Глава 10

Глава 10

Одним из наиболее могущественных людей в «семье» Лючиано, который оказывал поддержку Фрэнку Костелло, был Вильям Моретти, он же Вилли Мур. Костелло и Моретти родились в соседних кварталах восточной части Гарлема и все эти годы поддерживали друг с другом близкие отношения. В тридцатые годы Моретти, став «лейтенантом», уехал из Нью-Йорка и устроил себе штаб-квартиру в северной части Нью-Джерси. Оттуда он руководил целым рядом дел, которые выросли из первоначального успеха Моретти в качестве незаконного торговца спиртным и короля «лотереи». «У Вилли было много людей, — рассказывает Валачи, — где-то пятьдесят-шестьдесят человек в Джерси, которых можно было найти по всему штату. Имелся у него кое-кто и в Нью-Йорке, но настоящим оплотом был Джерси. Большинство людей Моретти считалось членами его команды, но не все (слишком уж разветвленным был его бизнес). Так или иначе, все они работали с Вилли. Моретти как бы ни от кого не зависел. У него была своя небольшая армия. В нашей среде это служило способом самоутверждения. Такой уж у нас был образ мысли».

У Моретти, однако, имелась одна личная проблема, которая стала постепенно вызывать озабоченность у его коллег в руководстве «Коза ностры». Вилли страдал запущенной формой сифилиса, как Аль Капоне, причем болезнь уже начала поражать его мозг. Сифилис еще не полностью сломил Моретти, временами он сохранял полную ясность мысли. Но случались периоды, когда Вилли начинал болтать, как сумасшедший о том, о чем следовало держать язык за зубами. Во время таких приступов Костелло помещал его под медицинское наблюдение. Из-за рыщущего поблизости Дженовезе Фрэнк нуждался в поддержке Моретти, хотя бы символической. Эта опека Моретти достигла своего апофеоза во время слушаний о преступности, которые проводились сенатором Эстесом Кефаувером. Вызванный в суд Моретти был в неважной форме, и Костелло переправил его в сопровождении врача и санитара через сеть «Коза ностры» на западное побережье. И лишь после того, как Фрэнк убедился, что приступ позади, он позволил Моретти вернуться и отвечать на вопросы. И хотя Вилли не сказал ничего особенного, что могло бы нанести вред, он был на грани этого, когда давал свои несвязные показания у свидетельского барьера. Ситуация стала еще более серьезной во время его последующего выступления перед большим судом присяжных Нью-Джерси. Все это усугублялось возрастающей болтливостью Вилли с репортерами, так как Моретти, по-видимому, получал большое удовольствие от проявляемого к нему внимания и появившейся возможности повспоминать о «старых денечках».

Это, если верить Валачи, было хитроумно использовано Дженовезе, чтобы свалить Костелло.

Вито — настоящая лиса. Он не торопится. Он хочет, чтобы все было законно. Сначала Вито заговаривает об этом с нами, то есть командой Тони Бендера, своим ближайшим окружением. Делается это в расчете на то, что мы начнем обсуждать его идею, она будет распространяться все шире и заставит призадуматься других членов. Вито говорит, что Фрэнк Костелло во многом прав, но совершает ошибку, защищая Моретти. Еще Дженовезе говорит, что ему очень жаль Вилли. Ведь, в сущности, он ни в чем не виноват, просто у него «поехала крыша». Но если Моретти позволить болтать и дальше, он может всех нас крупно подставить.

Вот так Вито агитирует за убийство Моретти, и Фрэнк Костелло выглядит во всем этом деле далеко не лучшим образом. Как-то раз Вито встречается с нами в центре города и говорит: «Мужчины мы или трусливые крысы?» Потом начинает подводить к тому, что с Моретти не все в порядке, и его нужно убрать. «Вилли спятил, что ж жизнь есть жизнь, — говорит он, — и если завтра со мной случиться что-нибудь подобное, меня тоже нужно будет убрать. Я бы сам этого хотел, чтобы не нанести вреда нашему делу». После того, как семя посеяно, оно, естественно, прорастает. И вот на общем совете всех боссов было решено, что Вито прав.

Вопрос о том, кому поручить убийство Моретти, оставался открытым — конкретно никто из членов «Коза ностры» не получил такого задания. «Они не торопились, — объясняет Валачи, — прошла неделя, потом еще одна, а боссы так и не позаботились об этом деле. В общем, было решено, что у кого появится более или менее подходящая возможность, тот и уберет Вилли».

Случилось так, что эта возможность появилась у Джона Робилотто (Джонни Робертса), бывшего партнера Валачи по ссудному бизнесу, и работавшего теперь с Альбертом Анастазия. У Робилотто и «пары других ребят», как сообщает Валачи, была назначена встреча с Моретти в Нью-Джерси. «Встреча была не в ресторане Дьюка, — рассказывает Валачи, — а примерно на расстоянии семи домов в сторону от него, в том же квартале. Я забыл, как называлась эта забегаловка. На встрече с Джонни и другими ребятами Вилли получил свое».

Валачи узнал обо всем этом по радио. Он проспал, по своему обыкновению, до обеда, а потом отправился в «Лидо». Валачи искал новую официантку. По пути он зашел к одной девушке, чтобы спросить, не нужна ли ей работа. Она сказала, что уже нашла себе место, и Валачи собрался было уходить, когда услышал по радио сообщение об убийстве. Он сразу же вернулся и решил пока не покидать свою квартиру. «Если даже о Вилли все было условлено заранее, — вспоминает Валачи, — осторожность не мешала. Вилли все очень любили, и именно поэтому Вито потратил столько времени, чтобы протолкнуть свою идею старикам. Так что не было полной уверенности, что не начнется какая-нибудь заваруха».

Он попытался связаться с Тони Бендером, чтобы прояснить ситуацию. Ему это не удалось, и он оставался дома почти до полуночи, пока не дозвонился до своего «лейтенанта». «Можно ли появляться на людях?» — спросил Валачи.

«Беспокоиться не о чем, — ответил Бендер, — занимайся своими делами, как обычно». Когда Валачи добрался до ресторана, он узнал, что там его уже поджидает Робилотто.

Он попросил официанта передать мне, что пришел отпраздновать одно событие. С этим все было понятно. Джонни знал, что Вилли Моретти и я не очень-то ладили. И вот почему. Вилли выручил меня однажды с «лотереей», но в общем-то это было его долгом. Я бы заложил Моретти, поступи он иначе. Но мне было ясно, что когда мне пришлось скрываться после расправы с Маранзано, именно Вилли и его дружок Чиро Терранова имели в виду избавиться от меня. Обо всем этом я рассказывал Джонни.

Началось крупное расследование. В газетах писали, что кто-то опознал Джонни Робертса. Кроме того, в кабаке, где все это случилось, нашли пару каких-то шляп, и легавые пытались найти тех, кто их там забыл. Вскоре я узнал, что Джонни взяли. Потом мне позвонил этот детектив из Бронкса, из участка на Двести четвертой, и спросил, не могу ли я его навестить, потому что меня желают видеть два сыскаря из Джерси. «Конечно, — ответил я, — почему бы нет?»

Приезжаю, и они первым делом меня спрашивают, где я был такого-то числа (даты сейчас не помню, но это был день, когда застрелили Вилли). Я им отвечаю. Потом они показывают мне фотографию Джонни Робертса и одного из его парней, спрашивают, знаю ли я их.

Они начинают ржать, когда слышат «нет».

— Да ладно, — говорят, — нам известно, что ты знаком с Джонни.

— Вот что, — заявляю я, — вы задали вопрос. Я ответил. Что вы еще хотите знать?

— Мы хотим, чтобы ты прокатился с нами до Джерси.

— Это что, — спрашиваю, — арест?

— Нет, — отвечают они, — мы просто не прочь с тобой еще побеседовать.

— В Джерси я не поеду, — говорю я, — а если вы хотите меня туда увезти, то вам придется связаться с моим адвокатом.

Я объяснил этим ребятам, что прибыл единственно из уважения к этому бронксовскому детективу и что с меня довольно. Они заявляют, что, возможно, я им еще понадоблюсь. «Пожалуйста, — говорю, — вы знаете, как меня найти». Больше я этих парней не видел.

С Джонни я повстречался через несколько дней. Уже не помню, выпустили ли его под залог, да это и неважно. Ведь неприятностей потом не было и, конечно, спрашивать его напрямую я бы не стал. Джонни мне не обязан ничего рассказывать, да и мне не стоит болтать лишнего, чтобы его как-нибудь не подставить. «Жаль, что мы разминулись тогда в ресторане», — говорю я Джонни. «Да, — отвечает он, — мы могли бы здорово повеселиться».

В то время все еще много говорили о шляпах, которые нашли в забегаловке и которые вроде бы могут принадлежать таким-то и таким-то ребятам. Я спросил об этом Джонни. «Не переживай, — говорит он, — мою шляпу там не нашли».

Что ж, Вилли Моретти похоронили с размахом. Было море автомобилей и цветов. Обычно, когда подобное случается с кем-то из авторитетов, такими, как, например, Маранзано или Альберт Анастазия (о нем я еще расскажу), все от них отворачиваются, и даже на кладбище почти никто не приходит. Но от Вилли не отвернулись. Это было, как у нас говорят, убийство из милосердия, ведь он страдал от страшной болезни.

После того, как все закончилось, Вито Дженовезе сказал даже: «Господи, упокой его душу». Но я-то, конечно, понимал, что к чему. «Ну, вот, — сказал я себе, — Вито нашел лазейку и пролез через нее. Теперь его не ухватишь».

(В соответствии с архивами полиции Нью-Джерси, Моретти был найден мертвым, с двумя пулевыми ранениями в голову, в ресторане «У Джо» на Пэлисейдз авеню, 793, в Клиффсайд-парке, примерно в 11.00, 4 октября 1951 года. В ресторане были посетители, трое белых мужчин, один из них сидел у стойки бара, двое других — за расположенным рядом столиком. Человек у стойки, по описанию предположительно Джон Робилотто (он же Джонни Робертс), вышел из ресторана и сразу же вернулся в сопровождении Моретти, которого он представил двум другим посетителям. На месте происшествия, кроме жены владельца заведения и официантки, больше никого не было. Когда обе женщины вышли на кухню, они услышали выстрелы. Вернувшись, женщины обнаружили, что в ресторане никого нет, за исключением лежащего на полу Моретти. Предварительное опознание Робилотто произведено официанткой, хотя она не уверена, что это был именно он. Кроме того, на месте происшествия были найдены две мужские фетровые шляпы, на одной из которых имеется метка прачечной, расположенной на авеню Америкас. Данная информация, однако, была преждевременно передана прессе, и к тому времени, когда следователи прибыли в прачечную, соответствующая квитанция уже отсутствовала. В июне 1952 года Робилотто было предъявлено обвинение в убийстве. 14 октября детективами полиции Нью-Джерси, наряду с другими свидетелями по этому делу, был допрошен некто Джозеф Валачи. Он отрицал знакомство с Робилотто и другим подозреваемым. Обвинения против Робилотто впоследствии были сняты за недостаточностью улик).

В начале сентября 1952 года Тони Бендер вызвал Валачи. Результатом их разговора стало получение Валачи его самого важного задания в «Коза ностре». Они встретились в Гринвич-виллидж, за ужином в ресторане «У Рокко». После нескольких минут беседы на отвлеченные темы Бендер заговорил о деле. Выяснилось, что «солдат» из «семьи» Томаса Люччезе, Эугенио Джианнини, является информатором Бюро по борьбе с наркотиками. «Джин встречается с легавыми из бюро по наркоте, — сказал Бендер. — Старику (Дженовезе) об этом стало известно лично от Счастливчика Чарли. Он говорит, что Джин самый хитрый стукач, который когда-либо ходил по этой земле. Он встречается с фараонами уже много лет. Его надо убрать. Его и всех, кто с ним заодно».

Новости о Джианнини соответствовали действительности. Он являлся информатором Бюро по борьбе с наркотиками. В 1942 году его взяли по обвинению в торговле героином, и он отсидел 15 месяцев. Позже, как и многие другие осведомители, которых использовало Бюро по борьбе с наркотиками, ФБР и другие подобные ведомства, Джианнини начал вести двойную жизнь, продолжая свою незаконную деятельность и время от времени передавая полиции пикантную информацию о своих коллегах. Более того, как и любой информатор до Валачи, он обсуждал с детективами только конкретных людей и конкретные преступления, но никогда не говорил о «Коза ностре», как таковой. При этом Джианнини исходил из того, что если он попадется на одной из своих противозаконных операций, всегда можно будет заявить, что он просто выполняет задание полиции по сбору интересующей ее информации. Кроме того, чтобы избежать ответственности, Джианнини в случае нужды имел возможность сослаться на свое прошлое сотрудничество с блюстителями закона и пользу, которую он еще мог бы принести в будущем.

Использование осведомителей, подобных Джианнини, постоянно ставит правоохранительные ведомства перед дилеммой — стоит ли предоставляемая ими информация того, чтобы закрывать глаза на их делишки?

В 1950 году Джианнини уехал в Европу для осуществления сразу двух своих проектов. Первый был связан с контрабандой американских медикаментов (сульфамидные препараты и пенициллин) в Италию, где экономика еще не оправилась после войны и сохранялся высокий спрос на лекарства. Не меньшим спросом в то время, как в Италии, так и во Франции, пользовались доллары. Джианнини не жалел сил, чтобы удовлетворить его при помощи фальшивых банкнот, конечно. Он намеревался пустить часть доходов от этих операций на закупку героина для дальнейшего сбыта последнего в США, что принесло бы еще большую прибыль. Во время своего пребывания в Европе, где Джианнини жил в окружении многочисленных любовниц, в Неаполе он вступил в контакт с Лючиано и начал подкармливать Бюро по борьбе с наркотиками информацией о различных аспектах наркобизнеса, который практиковал депортированный мафиози. Тем временем у начальника европейского филиала Бюро Чарльза Сирагусы при помощи других источников начала складываться картина, касающаяся замысловатых контрабандистских планов самого Джианнини. Назревала необходимость решать, что же делать с этим образцовым информатором.

Затем случилось неожиданное. Итальянская полиция вдруг арестовала Джианнини по обвинению в операциях с фальшивыми долларами и посадила в тюрьму, где он должен был дожидаться суда.

Джианнини ухитрился послать оттуда Сирагусе весточку, в которой живописал грязь, духоту, мух, клопов и другие особенности своего нового окружения, а также требовал, чтобы Бюро по борьбе с наркотиками организовало его освобождение. Но в это же время выяснилось, что Джианнини из своей камеры пытается устроить переправку в Штаты по крайней мере 10 килограммов героина. Поэтому Бюро решило не спешить с освобождением Джианнини и тем самым заставить его несколько поумерить свой пыл. В отчаянии Джианнини написал еще одно письмо Сирагусе, где он особенно упорно ссылался на переданные им сведения о Счастливчике Чарли. Хотя Валачи не знает, как именно Лючиано узнал о его сотрудничестве с полицией, следует помнить, что у «Козы ностры» тоже были источники разведывательной информации. Вероятно, упомянутое письмо Сирагусе и выдало Джианнини.

В конце концов, он предстал перед судом, но после того, как главный свидетель по делу о фальшивой валюте внезапно отказался от данных им показаний, Джианнини был освобожден за недостаточностью доказательств его вины. Джианнини вылетел в Нью-Йорк, где Бюро по борьбе с наркотиками сразу же установило за ним плотное наблюдение.

Между этими событиями и встречей Валачи с Бендером прошло не так уж много времени. В обычных условиях проблема Джианнини должна была бы решаться «семьей» Люччезе, но в рамках кампании Дженовезе по укреплению своих позиций он, как выразился Бендер в разговоре с Валачи, «хотел нанести первый удар». Тот факт, что потерпевший стороной являлся Лючиано, давал Дженовезе прекрасную возможность.

Валачи знал Джианнини много лет. Собственно говоря, Джианнини занял у него деньги как раз перед своей поездкой в Европу. Как выяснилось впоследствии, именно этот долг стал причиной того, что для убийства Джианнини был выбран Валачи. Когда Бендер сказал ему, что Джианнини необходимо уничтожить, Валачи заметил:

— Тут небольшая проблема. Он мне должен пару тысяч.

— Да, — сказал Бендер, — я слышал, что примерно так оно и есть. Ты знаешь, Джин вернулся из Италии и болтается где-то здесь, но, похоже, нам не удастся его найти. Если ты узнаешь что-нибудь о Джине, дай мне знать. И я бы на твоем месте не стал пытаться вернуть свои деньги.

Для Валачи уже все было ясно, но он решил продолжить игру.

— Вам не удается его найти? — повторил он за Бендером.

— Вот именно. Возможно, у Джина есть что-то на уме.

— Что ж, я его смогу найти. Вам это подходит?

— Мне надо переговорить со стариком.

Следующим вечером Бендер сообщил Валачи, что Дженовезе понравилось его предложение. «Найти» Джианнини в состоявшемся накануне обмене полунамеками означало «убить».

«У меня не было выбора, — объяснил мне Валачи, — мне пришлось выступить в качестве добровольца. Если бы я это не сделал, а у них потом что-нибудь сорвалось, меня бы обвинили в том, что я предупредил Джина, чтобы вернуть себе долг. Вот почему я сказал Тони то, что сказал. Мол, если вы не можете найти Джина, то это сделаю я. Вы же знаете, какие порядки в «Коза ностре».

Следующим шагом Валачи было выяснить, где находится Джианнини. Как он и подозревал, это оказалось не слишком трудным делом. Он просто позвонил ему примерно в 10 часов вечера. Согласно расчетам Валачи, Джианнини должен был подумать, что он звонит по поводу долга. Поэтому Валачи просто сказал несколько фраз, достаточных, чтобы жертва узнала его голос, и предложил встретиться «на углу».

Под «углом» подразумевалось пересечение Касл-хилл и Вестчестер-авеню в Бронксе, рядом с «Лидс». Для Джианнини, видимо, не составляло труда определить, о каком именно «угле» идет речь, и он сказал, что будет там через 20 минут.

Валачи ожидал Джианнини, стоя в тени подъезда, и видел, как подъехала его машина. Затем он заметил еще один автомобиль, остановившийся в конце улицы. Только Джианнини заговорил о том, что вернет долг сразу же, как у него будут наличные, Валачи прервал его и потащил в бар, расположенный на углу.

— Забудь о деньгах, — сказал он, — по-моему, за тобой хвост. Ты что, под колпаком у легавых?

— Черт, это, наверное за тобой следят.

— Может быть, и за мной, — дипломатично согласился Валачи. — На сегодня хватит. Я перезвоню тебе через пару дней.

Джианнини покинул бар через ту же дверь, в которую они оба вошли. Валачи подождал минуту и воспользовался боковым выходом. Стоя в темноте, он утвердился в своих подозрениях. Как только Джианнини отъехал, вторая машина тоже тронулась с места.

Убийство Джианнини является классическим примером того, как верхушка «Коза ностры» уклоняется от непосредственного участия в преступлении. Толчок к убийству исходил от Лючиано, который, конечно, оставался все это время в Италии. Дженовезе распорядился о его исполнении, но был вдали от места преступления, когда оно произошло. То же касается и Тони Бендера, который передал команду. Даже Валачи, ответственный за ее реализацию, не должен был физически присутствовать при убийстве. Как и кому предстояло это сделать, было исключительно его заботой. Для осуществления операции Валачи подобрал в восточной части Гарлема троих «ребятишек». Это были начинающие жлобы, которые ожидали принятия в «семью» Дженовезе — братья Джозеф и Паскуале (Пэт) Пагано и собственный племянник Валачи, сын одной из его сестер, Фиоре Сиано (Бешеный).

Присутствие сотрудников Бюро по борьбе с наркотиками, традиционно самый трудный элемент в делах такого рода, заставляло Валачи проявлять максимальную осторожность. Через несколько дней после неудавшейся встречи с Джианнини Валачи позвонил ему снова и назначил свидание в баре «Казбах», расположенном неподалеку от «Лидо». На встречу Валачи привел одного из своих «ребятишек», Джозефа Пагано. Тем самым, по своему собственному выражению, он хотел одним выстрелом убить двух зайцев: во-первых, дать Пагано хорошенько рассмотреть свою будущую жертву и, во-вторых, избежать нервозности со стороны Джианнини, когда тот встретиться с Пагано в следующий раз. Была и третья причина. Валачи намеренно не предложил «Лидо» в качестве Места встречи, потому что он хотел выяснить, был ли за Джианнини по-прежнему хвост. Валачи ждал, стоя с Пагано на противоположной стороне улицы, и когда Джианнини вошел в бар, снова обнаружил за ним слежку. Валачи и Пагано зашли внутрь отдельно друг от друга. После того, как Пагано был представлен Джианнини, Валачи заметил:

— Слушай, Джин, как с тобой не встречусь, всегда ты с хвостом.

Джианнини выразил изумление и сказал:

— Хорошо, что ты предупредил меня. Я не понимаю, что происходит.

Они поболтали несколько минут, Валачи расспросил Джианнини о его жизни в Европе. Вдруг Джианнини сказал:

— Боже мой, я чуть не умер сегодня ночью от страха.

— Что такое? — поинтересовался Валачи.

— Сам не пойму. Это трудно объяснить. Мне кажется, что меня должны убить.

— О чем это ты? — быстро спросил его Валачи. — Зачем говорить подобные вещи?

— Просто у меня такое чувство.

Чтобы вывести разговор из грустного русла, Валачи подозвал работающую в баре девицу, которая раньше была его официанткой в «Лидо». Он представил ей Джианнини, как своего старинного приятеля, и заказал еще по стаканчику. Потом Валачи притянул Джианнини к себе и сказал:

— Слушай, ты должен встряхнуться. Почему бы тебе не пойти с ней и не повеселиться как следует?

— Джо, я слегка на мели. Поэтому я тебе еще и не заплатил. У меня сейчас в проработке большие дела, но в данный момент я без гроша.

Валачи сразу же вытащил сотни долларов и дал их Джианнини.

— Иди, развлекись.

Они выпили еще по одной, прежде чем Валачи шепнул Пагано, что пора уходить. Джианнини остался с девушкой. Валачи шел с Пагано к машине, когда тот сказал: «Не могу забыть, как Джин говорил, что его убьют. Что ж, наверное, он и впрямь чувствует. Но надо же, это уже ваша вторая встреча и каждый раз за ним хвост».

После того, как Валачи убедился, что за ними все чисто, он высадил Пагано в восточной части Гарлема. На следующий день он поговорил с девицей, с которой остался Джианнини, и выяснил, что тот занимался какой-то «игрой» в Гарлеме. Валачи передал это Сиано и братьям Пагано. Через несколько дней один из них, кажется Джозеф Пагано, доложил, что Джианнини работает «на стрелке» для игроков в кости на Второй авеню, за углом 112-й улицы. «Работа на «стрелке», — поясняет Валачи, — заключается вот в чем. Игроки в кости собираются на месте, называемом «стрелкой», прежде чем идти играть. Другими словами, сама игра ведется где-нибудь на соседних улицах. Человек, который работает на «стрелке», убеждается, что среди игроков нет подозрительных типов, и только после этого ведет их по известному ему адресу, в такой-то номер такой-то гостиницы».

Получив эту информацию, Валачи сразу же поинтересовался, не было ли за Джианнини слежки. «Мы никого не заметили, — был ответ, — может быть, он оформил жалобу, а может еще что». «Хорошо, — сказал Валачи, — главное мы узнали».

Скоро, однако, возникли новые трудности. Валачи обнаружил, что эта игра в кости организована «Коза нострой», и верховодит ею член «семьи» Люччезе Пол Корреале (Окорок Поли). Валачи уже послал Пагано в Гринвич-виллидж за пистолетами, но теперь пришлось утрясать проблему с местом операции. Он нашел своего «лейтенанта» поздно вечером в клубе «Гоулд Ки», который был расположен в центре Манхэттэна и, если верить Валачи, принадлежал Бендеру. Клуб часто находился под наблюдением полиции, поэтому Валачи предпринял обычные для него предосторожности, прежде чем войти внутрь. Чтобы не «светить» номера своего автомобиля, он запарковал его на другой улице и взял такси.

Бендер набросился на него, прежде чем Валачи успел открыть рот:

— В чем, черт побери, дело? Чего ты тянешь? С этим пора заканчивать. Надеюсь, ты не стараешься получить с него долг?

— Тони, выслушай меня, — запротестовал Валачи. — Вокруг этого парня все время крутились легавые.

Затем он поднял проблему «стрелки».

— Игра принадлежит Окороку Поли, — сказал он. — Хорошо ли будет, если мы займемся Джином у него?

— Ладно, ты прав. Придется обсудить это со стариком. Я все узнаю. Позвони сюда завтра вечером. Приходить не надо. Просто позвони и получишь ответ.

Валачи так и сделал. Бендер сказал ему, что проблем не будет.

Несмотря на все махинации Валачи, время Джианнини истекало. Но все же он получил еще одну маленькую отсрочку. План операции, который разработал Валачи, сводился к следующему. Один человек должен был ждать в машине на 111-й улице, в соседнем от места игры квартале. Предполагалось, что двое других после выполнения задания пройдут через многоквартирный дом на 112-й улице, пересекут двор, выйдут из здания на 111-й и сядут в машину. Вечером 18 сентября 1952 года Валачи приехал с Сиано и братьями Пагано на место предстоящей операции, чтобы хорошенько его осмотреть. Все вроде было готово. Джианнини стоял на тротуаре у «стрелки». Агентство полиции в непосредственной близости видно не было. Валачи хотел было уже распрощаться со своими ребятами, когда решил спросить, проверили ли они, что все двери на их пути к машине не заперты. Он поинтересовался об этом у Пэта Пагано.

— Нет, мы…

— Все ясно, — сердито прервал его Валачи. — Идите по домам и выспитесь. Проверите подъезды завтра. Да что с вами, ребята? С ума сошли? Ничего нельзя делать, пока мы не будем уверены на все сто. Я за это дело отвечаю.

На следующий день, после того, как Валачи убедился, что все меры предосторожности приняты, он дал добро на начало операции. Валачи сказал Сиано, что будет ждать известий в ресторане на углу 114-й улицы и Второй авеню. В телефонном разговоре с ним Джианнини должен был называться «девочкой». Он также напомнил Сиано, что после того, как все будет кончено, пистолеты должны быть выброшены в Ист-ривер с моста Третьей авеню.

Чтобы обеспечить себе алиби, Валачи организовал в ресторане ужин с тремя своими приятелями. Около полуночи позвонил Сиано: «Девочка еще не появлялась». Валачи ответил: «Ладно, я буду в своем заведении».

После этого он попросил своих собутыльников отвезти его в «Лидо». Около 4 часов ему снова позвонили. Дело было сделано. «Мы ее видели, — сообщил Сиано. — Уезжаем на пару дней».

«Отлично», — сказал Валачи и поехал домой отсыпаться.

(В соответствии с архивами нью-йоркской полиции, в 6 часов утра 20 сентября 1952 года в сточной канаве напротив дома 221 на 107-й улице было найдено тело Эугенио Джианнини, 42 лет, проживавшего по адресу 234-я улица, 282. Причиной смерти явились пулевые ранения в голову, нанесенные неизвестными лицами. В ходе дальнейшего расследования обнаружилось, что само преступление произошло на Второй авеню, рядом со 112-й улицей. Убитый ранее арестовывался за операции с наркотиками, противоречащие как законам штата, так и федеральным законам. По конфиденциальным каналам стало также известно, что он являлся информатором Бюро по борьбе с наркотиками).

В то время Бюро по борьбе с наркотиками полагало, что причиной убийства Джианнини было не его стукачество, а то, что он пытался обмануть своих сообщников и подгрести под себя большую часть прибыли от контрабанды упоминавшегося выше героина. Тому были некоторые основания. По имевшейся в Бюро информации, всего в проводившейся тогда операции фигурировало десять килограммов наркотика. Но в ходе расследования работавшие под прикрытием агенты обнаружили, что Джианнини тайком послал в Италию своего шурина, чтобы он добавил к переправляемому героину еще шесть «персональных» килограммов. Все это примерно за месяц до убийства кончилось арестом шурина, которого взяли в Салерно вместе с героином.

Когда выяснилось, что труп Джианнини был перевезен на 107-ю улицу, в Бюро по борьбе с наркотиками это расценили всего лишь как тонкий символический жест. До того, как Валачи внес ясность в организацию «Коза ностры», «семья» Люччезе называлась просто «бандой со Сто седьмой улицы».

Тот факт, что тело было увезено с места убийства, заинтересовал Валачи не меньше, чем полицию. Впервые он узнал об этом по радио, когда проснулся.

— Ребята, которые организовали игру, — сказал ему через несколько дней Дженовезе, — утверждают, что были вынуждены увезти тело, чтобы сохранить свое место. Вообще они очень разозлились. Говорят, что пришлось заплатить легавым десять тысяч за то, чтобы им не мешали там играть.

Валачи было подумал, что Бендер так и не согласовал места операции. Но Дженовезе заверил, что дал ему согласие по этому вопросу. «Интересно, — сказал он, — в чем же здесь дело. Выясни-ка, пожалуйста».

Когда Валачи докладывал Дженовезе о результатах своего расследования, он был полон благородного негодования:

— Вы знаете тех парней, которые сказали, что увезли Джина для того, чтобы отвести полицию от игры? Так вот, они врут.

— То есть?

— Там была пара ребят, которые работали вместе с Джином на «стрелке». Когда эти парни нашли Джина, они решили, что у него есть шанс выжить. И они повезли его в госпиталь.

— А место, в котором его нашли, находится по пути в госпиталь?

— Конечно, — сказал Валачи. — Я этот район хорошо знаю. Джина везли в госпиталь на Пятой авеню. Им надо было проехать вниз по Второй авеню и повернуть на 107-ю улицу, так как она идет на запад и выходит прямо к госпиталю. Но по пути до этих ребят все же дошло, что Джин уже мертвец, и они его выбросили. А теперь пытаются представить это дело так, как будто Джин был мертв с самого начала и им пришлось пойти на риск быть пойманными потому, что было необходимо отвезти тело подальше от своей паршивой игры. Так я этому и поверил! Надо же, всякий раз, когда мне поручают какое-нибудь дело, получается одно дерьмо. И я оказываюсь в нем прямо по уши.

— Откуда ты все это узнал?

— От своих ребят, Фиоре и братьев Пагано.

— Ладно. Не беспокойся, я сам обо всем позабочусь.

Но старое чувство недоверия к Дженовезе вновь одолевало Валачи, и он решил подстраховаться. Вскоре, на праздновании в «честь» Джианнини Томаса Люччезе и сказал ему:

— Томми, многие из твоих молодцов на меня обиделись. На них мне наплевать, но мы с тобой знаем друг друга уже много лет. И мне интересно знать, как ты сам относишься к этому делу. Неужели ты думаешь, что я настолько сумасшедший, чтобы пойти на него, не получив приказа?

— Забудь об этом, — ответил Люччезе. — Все в порядке. Тебя винить не в чем. Этот парень получил то, что заслужил.

(Один из троих людей, которых Валачи использовал в убийстве Джианнини, его племянник Фиоре Сиано, пропал через девять месяцев после того, как впервые стало известно, что у него не очень-то держится язык за зубами. По сведениям, которыми располагает нью-йоркская полиция, «Сиано исчез в конце апреля — начале мая 1964 года, когда трое неизвестных мужчин вывели его из пиццерии «У Пэтси» (Первая авеню, 2287). После этого Сиано уже не видели. Считается, что он мертв. По слухам, от тела избавились таким образом, что его обнаружение стало невозможным». Сиано любил играть в биллиард, и у меня был разговор с одним из участников его, по-видимому, последней игры. По словам этого игрока, Фиоре выглядел угрюмым, казалось, его что-то тяготило. Один из братьев Пагано, Джозеф, получил в 1965 году пять лет за то, что было впоследствии названо «классическим случаем проникновения «Коза ностры» в легальный бизнес»; Паскуале Пагано, охарактеризованный Бюро по борьбе с наркотиками как «перспективная» фигура преступного мира, тоже отсидел срок и находится в настоящее время на свободе. Показания Валачи против этих людей, не подкрепленные какими-либо дополнительными фактами, являются с юридической точки зрения недостаточными. Вообще, убийство Джианнини иллюстрирует почти полную невозможность уголовного преследования за внутримафиозные разборки. Полиция была вызвана немедленно после того, как стрельба закончилась, однако не нашла ни одного свидетеля. Когда следователи спросили пожилого дворника, подметающего тротуар на месте преступления, откуда там взялась кровь, он удивленно спросил: «Какая кровь?»)

В течение года Валачи вместе с Пэтом Пагано и Фиоре осуществил еще одну подобную операцию. В этот раз контракт на убийство поступил от самого Вито Дженовезе. Восхождение Дженовезе на вершину власти было прервано самым досадным образом в декабре 1952 года, когда его жена Анна уехала из их дома в Нью-Джерси и подала на развод. В качестве причины была названа жестокость мужа, которая угрожала ее здоровью и сделала совместную жизнь невыносимой. Миссис Дженовезе, мягко выражаясь, не была типичной женой гангстера. Выступая на суде, она не стеснялась в выражениях, живописуя своего мужа как главаря отъявленных головорезов с громадными незаконными доходами. И она не только указала местонахождение различных тайников в США и Европе, где Дженовезе хранил свою наличность, но и рассказала в деталях о получаемых им прибылях от игрового бизнеса, содержания ночных клубов, ростовщичества и профсоюзного рэкета. Согласно ее показаниям, Дженовезе зарабатывал 20–30 тысяч долларов в неделю только на так называемой «итальянской лотерее». «Об «итальянской лотерее» — заявила она, — я знаю особенно много потому, что сама занималась ее организацией».

Известно, что вся «Коза ностра» не могла прийти в себя от изумления, когда выяснилось, что Дженовезе, несмотря на все это, решил ее пощадить. Но если любовь к своей жене и остановила его безжалостную руку, он не проявил подобной доброты к некоему Стиву Франсу. Этот человек вначале был партнером Дженовезе по одному из ночных клубов, а потом стал работать с его супругой в районе Гринвич-виллидж, в клубах, которые она контролировала лично и которые, по ее словам, не являлись частью «синдиката».

Дженовезе чувствовал, что жена охладела к нему во время его долгого отсутствия, и винил в этом Франса, который за ней недостаточно добросовестно приглядывал. И вот в начале июня за обедом в итальянском ресторане Бендер сообщает Валачи, что Франса надо убить. Он не стал упоминать семейные проблемы Дженовезе в качестве причины, а употребил вместо этого обычное и всеобъемлющее выражение, обосновав необходимость убийства тем, что Франс был «сукой». Хотя Франс был знаком с Валачи еще с тридцатых годов, он не разу не был у него в «Лидо». Это и должно было стать уловкой для заманивания намеченной жертвы в ловушку. «Оставайся в ресторане каждый вечер после закрытия и жди моего звонка, — проинструктировал Бендер Валачи. — Если я скажу «иди домой», отправляйся спать. Если я скажу «жди», оставайся на месте».

Убийство Франса, по свидетельству Валачи, отличалось жестокостью.

Каждый вечер, кажется, шестнадцать дней подряд, мне звонил Тони и говорил: «Иди домой». И вот однажды я снимаю трубку и слышу: «Жди!»

Я хорошенько все запер, зашторил окна, сел и стал ждать. В пятом часу в дверь постучали. Открываю и вижу перед собой Пэта Пагано и Фиоре. С ними — Стив Франс. «Привет, Джо, — говорит Пэт. — Мы вот решили показать Стиву твою забегаловку».

Я наливаю выпить, какое-то время мы говорим о том, как идут дела в «Лидо». Потом мы прогулялись по залу и пошли на кухню. Там-то все и случилось. Стив был невысокого роста, а Пэт, наоборот, очень здоровым. Пэт, стоя сзади, обхватил его за шею и начал душить, а другой парень, Фиоре, принялся лупить его по лицу и животу. Не то чтобы сильно, а так, больше для унижения. У нас это называется «кормить гречкой». Я в это время стоял на шухере у двери на кухне.

Вскоре Пэт отпустил потерявшего сознание Стива, и он упал на спину. Потом ребята взяли цепь и обмотали ее вокруг шеи Стива. Тот начал было трепыхаться, и Пэт наступил ему на горло, чтобы он не смог встать. Через несколько минут все было кончено.

Подождав примерно полчаса, Валачи выглянул из ресторана и внимательно осмотрел улицу. Поблизости никого не было. Он залез в машину Франса и, пошарив у колонки рулевого управления, включил зажигание. Звук работающего двигателя был сигналом. Пагано и Сиано вышли из «Лидо», держа под руки мертвого Франса так, чтобы складывалось впечатление, что они волокут в стельку пьяного человека. Труп положили на заднее сидение. Затем Валачи вышел из машины, а Пагано и Сиано уехали вместе с телом куда-то в сторону Манхэттэна.

(В соответствии с архивами нью-йоркской полиции, тело Стивена Франса, белого мужчины 48 лет, было найдено в г. Нью-Йорке 19 июня 1953 года, в 9.55, на заднем сидении его собственного автомобиля, запаркованного напротив дома 164 по 37-й улице. Причина смерти: удушение руками, на лице и теле имеются следы ушибов и многочисленные ссадины, обнаружен перелом левого ребра).

Результатом давления со стороны Бюро по борьбе с наркотиками стало возникновение в «Коза ностре» атмосферы страха и взаимного недоверия. Именно в этой обстановке Валачи получил ошеломившие его новости о старом приятеле и наставнике Доминике Петрилли, известного под кличкой Редкозубый. После того, как он отсидел полученный им в 1942 году срок за наркотики, Петрилли, пренебрегший в свое время американским гражданством, был депортирован в Италию. Валачи его с тех пор не видел.

Примерно в середине ноября 1953 года Тони Бендер сказал Валачи:

— Редкозубый вернулся. В Италии его взяли на каком-то деле, но он договорился с легавыми, которые занимаются наркотой. Вот они и отпустили его сюда, чтобы он нас всех подставил.

Петрилли был из «семьи» Люччезе, и Валачи сразу прервал Бендера:

— Мне наплевать, чем занимается Редкозубый. Не впутывай меня в это дело. Пусть его люди с ним сами разбираются. Я не собираюсь снова попадать в какую-нибудь заваруху, как это случилось, когда я занимался Джином.

— Тебя никто и не подписывает на убийство. Но Редкозубый обязательно с тобой встретится. Просто дай мне знать, когда он соберется это сделать. Редкозубый начнет тебе заливать, что в Италии тайком пролез на корабль, идущий в Штаты, и прямо из порта пришел к тебе. В разговоре с ним будь осторожен. У него в кармане может лежать диктофон.

Предупреждение Бендера сильно расстроило Валачи. Вспоминая свое настроение в то время, он сказал мне: «Казалось, что с возвращением Вито все пошло кувырком. По крайней мере, при Фрэнке Костелло жизнь была приятной и спокойной. А тут началось: сначала один слух, потом другой. Теперь вот начали говорить, что Редкозубый оказался сукой. По правде говоря, я даже не хотел ни с кем разговаривать — боялся услышать какую-нибудь новость, которую лучше вообще не знать, чтобы не нажить себе неприятностей».

Поздним вечером, недели через три после беседы Валачи с Бендером, в «Лидо» приехал Петрилли. Он или был действительно пьян, или искусно притворялся. Оглушительно взревев, он заключил Валачи в свои объятия.

Валачи, старательно скрывая свою радость и удивление, поинтересовался, как это Петрилли не боится в открытую ходить по улицам.

— А я не хожу по улицам, — сказал Петрилли. — Я, понимаешь ли, только что с парохода. И сразу к тебе. Решил, что нужно повидаться. Ты ведь мой друг, так? Не мог я больше находиться в этой Италии. Пришлось сматывать удочки. Двадцать семь дней я парился в каком-то чертовом трюме. Двадцать семь! Ты представить себе не можешь, каково мне там было. Да еще пришлось отдать за это три тысячи долларов.

Затем Петрилли попросил Валачи организовать встречу с Винсентом Мауро и другим «солдатом» из команды Бендера по имени Паскуале Моччио (Пэдди Размазня).

— Я собираюсь вас озолотить, — прошептал он. — У меня на крючке целая тонна порошка. Нам с тобой надо только будет съездить на Кубу и забрать его.

Валачи выслушал все это молча. Затем, чтобы убедиться, что у Петрилли нет с собой диктофона, он распахнул его пальто и воскликнул: «Ого, да ты похудел!» Удостоверившись, что диктофона за пазухой у Петрилли нет, Валачи продолжил вполголоса: «Ты здесь в опасности. Если и впрямь собираешься на Кубу, уезжай прямо сейчас. Не трать времени».

По Петрилли было невозможно понять, дошли ли до него слова Валачи. Никак не прореагировав на предупреждение, он крикнул, чтобы ему налили еще выпить. Опрокинув стаканчик, Петрилли поспешил к выходу со словами: «В общем, организуй эту встречу. Я с тобой свяжусь через пару дней».

Валачи с час подождал, затем позвонил Бендеру:

— Он был здесь.

— Уже ушел? Почему ты не позвонил, пока он был у тебя?

— Я же сказал, что не хочу ввязываться в это дело.

— Он сказал, куда пошел?

— Нет.

— Ну, и какие у тебя впечатления?

— Что ж, он сказал именно то, что ты предсказывал.

Больше Валачи никогда не видел Петрилли. Одним декабрьским вечером в «Лидо» не было посетителей, поэтому Валачи закрыл ресторан раньше обычного и поехал домой. Где-то в половине шестого его разбудила Милдред. Рядом с ней стояли два детектива. Один из них сказал:

— Твоя жена говорит, что ты приходишь домой только к трем утра. Почему ты вчера был дома так рано?

— Посетителей не было. А в чем дело?

— Только что убили твоего дружка Петрилли. Тебе что-нибудь известно?

(Согласно архивам нью-йоркской полиции 9 декабря 1953 года, примерно в 3.50, трое неизвестных белых мужчин в солнцезащитных очках вошли в гриль-бар, расположенный в доме 634 (183-я улица, Бронкс, владелец Альберт Мауриелло). Они произвели несколько выстрелов по находившемуся там Доминику Петрилли, белый, пятидесяти лет, кличка Редкозубый. Петрилли скончался на месте. Следствие продолжается).

После этого Валачи допрашивали еще раз, но он упорно утверждал, что ему ничего не известно об убийстве. На самом деле Валачи удалось выяснить кое-что у человека, присутствовавшего в баре во время убийства («Я не назову его имени, этот парень не член мафии, просто посторонний, так зачем навлекать на него неприятности»). Редкозубый играл в карты в баре, который принадлежал брату известного в свое время претендента на звание чемпиона по боксу в тяжелом весе Тони Мауриелло. По словам свидетеля, Петрилли выиграл уже 1300 долларов к тому моменту, когда в бар вошли три «солдата» из «семьи» Люччезе. Увидев их, Петрилли бросился в мужской туалет. Он пытался вылезти через окно, но не успел, и «ему вышибли мозга». Свидетель сообщил еще одну любопытную подробность. Игроков как ветром сдуло, лишь только началась стрельба. Один из них, однако, позже вернулся и до приезда полиции умудрился очистить карманы убитого.

«Даже если бы я был уверен, что Петрилли стукач, — говорит Валачи, — я бы все равно ничего плохого ему не сделал. Я не могу забыть, как он отвез меня в Бруклин и уберег от беды во время разборки с мистером Маранзано. Я очень расстроился, когда узнал, что Редкозубого больше нет. Поганое это было Рождество. Если честно, я крепко тогда надрался».