Эзотерическая комедия

Эзотерическая комедия

Глава первая или вторая

«Земную жизнь пройдя до половины» – эти строки могли бы стать эпиграфом к моему неземному рассказу, который позволила мне поведать вам Магистрисса ближнего круга, ведающая земными проблемами, – Луна. За пределами земной жизни это категорически запрещено, но Луна, обиженная тем, что именно в этот момент Земля затмила ее почти целиком, отступила от Закона и в темноте, под шумок, позволила мне отправить с одним из лунных лучей, не закрытых Землей, этот рассказ, чем я и воспользовался.

Вот мой рассказ.

Итак, дойдя до конца земной жизни, я и моя верная спутница, оставив на Земле все, что нам принадлежало, налегке стали подниматься в небесную высь, прекрасно понимая, что мы, словно молекулы, не имеем ни тела, ни формы, сохранив лишь великое таинство Эзотерического Пространства – сознание.

Объяснить вам, почему мы оказались вместе, очень просто. Дело в том, что мы никогда и ни в чем не привыкли уступать друг другу. И когда со мной случилось то, что должно было случиться в конце земного пребывания, то моя верная спутница, которая прожила в незавидном положении моей супруги всю сознательную земную жизнь, не захотела уступать мне и тут же отправилась следом за мной.

Подниматься ввысь было совсем не трудно, если бы не частые столкновения с такими же, как мы, субстанциями.

О том, что попадем во что-то похожее на рай, мы догадались гораздо позже, а пока возносились с чувством удовлетворения, может быть, даже чуть большего, чем на Земле.

Через некоторое время наше сознание (я говорю «наше», потому что и на Земле мы отличались единомыслием) стало интересоваться: куда это мы вздымаемся и как долго будет продолжаться наш взлет?

Впрочем, причин для неудовольствия у нас не было, и сознание наше несколько угомонилось. Оно откуда-то знало, что впереди нас ждет вечность.

Так как земных проблем у нас уже не возникало, то Магистрисса ближнего круга, ведавшая земными проблемами, – Луна перестала интересоваться нами, тем более что затмение почти миновало и она могла снова красоваться своим полнолунием.

Мы были предоставлены сами себе! И сразу же пробудился интерес к окружающему.

И кто это так стремительно рвется ввысь? И почему надо расталкивать рядом летящих, никому не мешающих молекул? И не стоит ли поприбавить скорости?

Но не тут-то было! Оказалось, что каждой субстанции задана своя скорость и у каждой молекулы свой маршрут!

Покидающих земную обитель набралось такое множество, что даже в космосе было тесно, порой и здесь возникали пробки, и тогда появлялась возможность перекинуться парой слов, мысленно, конечно.

Впрочем, здесь это было ни к чему, потому что никто почти ничего не помнил.

Однако по некоторым косвенным ощущениям можно было кое о чем догадаться.

Откуда, например, у этой молекулы такая скорость и желание всех обогнать?

А эта, необычно пятнистая, постоянно старается отстать от других, как будто знает наперед, что ждет ее наверху.

Конкретно, конечно, не скажешь, кто есть кто, но кое-какие выводы сделать можно.

– Куда вы так торопитесь? – мысленно спросили мы у молекулы, которая подпирала нас снизу, настойчиво пытаясь обогнать.

– На прием к Солнцу, понимаешь! – дала понять молекула без слов и тут же добавила: – Я вижу у вас совсем другой, более скромный маршрут, могли бы и пропустить.

До чего же сильна инерция земных отклонений от нормы!

Мы искренне удивились, зная, что эта высокопоставленная субстанция оставалась еще на Земле, когда мы отправились в путь. И вот она уже здесь.

На этом запас памяти иссяк.

На прием к Солнцу – так вот куда стремится вся эта масса молекул!

Неужели и здесь, как и на Земле… Но как было на Земле, мы уже потихоньку забывали.

Мы стали оглядываться вокруг и обнаружили, что летим среди звезд по направлению к Солнцу, что совсем не означало, что на прием. Более того, мы были уверены, что нас туда не пустят. И все-таки было приятно, что мы летим в этом направлении, потому что такая же масса молекул летела и в противоположную сторону от Солнца.

Казалось, что никто нами не интересуется и мы сами по себе летим и летим.

Но сознание на то и сознание, чтобы пытливо выискивать по мелочам любую информацию. И вскоре мы уже осознавали, что, прежде чем пробиться к Солнцу, придется пролетать мимо разных планет, а может быть, и навсегда остаться на одной из них.

В этом мире существовала своя, очень строгая Солнечная система. Чем ближе планета к Солнцу, тем значительнее ее положение, тем лучше на ней условия существования для субстанций. Оттого-то такой плотный поток молекул и стремился в этом направлении. Чем дальше от Солнца находилась планета, тем условия на ней хуже, суровее и труднее для существования. Но справедливости ради должен отметить, что и туда было не протолкнуться, так как я уже заметил вам: каждой молекуле заранее была задана своя скорость и у каждой молекулы был свой маршрут.

Как на любой дороге, здесь было очень много космической пыли, сквозь которую вся лавина вновь прибывавших проникала без труда.

Совсем другое дело – мусор, занесенный человечеством в космос и которого было не намного меньше, чем космической пыли.

Одних только спутников-шпионов, всякого рода космических зондов и прочей космической техники попадалось великое множество. То и дело мы натыкались то на банку, то на бутылку, то на пустую бочку, что доказывало – даже райские просторы можно превратить в свалку ненужного барахла.

Ощущения от таких встреч были не самыми приятными и безболезненными. Но смертельно опасным для нас было бы столкновение с огромной космической станцией, которая вопреки всем эзотерическим законам не стремилась к Солнцу и летала поперек нашего общего пути! Провидение нас миловало, и мы проскочили мимо ее орбиты, устремляясь ввысь.

В течение всего полета мы постоянно ощущали негромкий гул.

Нет, это не были голоса, это был какой-то «гур-гур»: стремящиеся к Солнцу то ли делились мыслями, то ли выясняли отношения, то ли это был звук, вызванный трением молекул друг о друга. Так или иначе, но от этого семейного гула было как-то веселее.

Первой представительной инстанцией Солнечной системы встала Магистрисса ближнего круга, ведающая земными проблемами, – Луна, которая, постоянно вертясь вокруг Земли, все-таки оставалась препятствием на нашем пути к Солнцу.

Среди молекул началось нервное брожение и пространственная растерянность.

Часть из них уверенно, сделав вираж, отклонилась в сторону Центуриона эзотерических ополчений – Марса. Другая, самая приземленная, часть недовольно осела на Луне. Третья же, самая беспокойная, неслась выше, в сторону Венеры.

Наш торопливый сосед, обойдя Луну с другой, менее известной стороны, подмигивая всем своим бесстыжим синим глазком, вырвался сразу на несколько молекул вперед, и теперь под нами оказался тот самый пятнистый, едва поспевающий за нами субстант, который мысленно бормотал про себя: «Тише едешь – дольше будешь», а рядом с ним какая-то разухабистая молекула беззвучно, но фальшиво напевала: «Долетим мы до самого Солнца и домой возвратимся скорей…»

Вот тут требуется некоторое пояснение. Забвение, о котором я говорил, касалось только того, кто ты, как тебя зовут, где ты жил, чем занимался, кто твои друзья, а кто враги и тому подобное.

Но твой эмоциональный запас, духовная наполненность и самосознание оставались с тобой.

Поэтому мы не удивлялись присутствию того же и у наших попутчиков. Оттого и ощущался этот негромкий гул.

Мы с супругой тоже обменивались мыслями.

– Как же тебе не стыдно! Уйти без меня в вечность. Ну представь, ты бы сейчас летел один среди незнакомых молекул!

Я ужаснулся, представив себе свое одиночество.

– Но это же зависело не от меня, – попытался оправдаться я.

– Это как сказать. Не надо было перед уходом злоупотреблять!

– Опять ты за свое.

И дальше все в том же духе.

Где-то позади осталась Луна, о которой мы тут же забыли, как и о Земле, потому что оборачиваться нам было некогда – очень уж велика была скорость. Того и гляди, в этой сутолоке впендюришься в какой-нибудь метеорит.

Впереди было гладкое темное море космоса и какое-то томительное ожидание покоя, которое бывает во время долгой дороги в край обетованный.

В наше сознание каким-то незаметным образом вплывали понятия и законы пребывания в этом новом, совсем незнакомом для нас мире. Словно кто-то давал нам понять: вы здесь никто и все, везде и нигде и ничто для вас все. А понятия и законы пребывания в Эзотерическом Пространстве укладывались в одну простую формулу: «не высовывайся».

И если кто-то пытался нарушить эти правила, то лишался самого главного – СОЗНАНИЯ.

Исчезновение СОЗНАНИЯ у той или иной молекулы-нарушительницы определялось едва заметной вспышкой, похожей на короткое замыкание, ведь сознание – это какая никакая, но все-таки энергия.

И как подтверждение этого, впереди и выше вспыхнула торопливая субстанция, нахально мигавшая своим синим глазком.

– Не долетел! – подумала прекрасная половина нашего сознания.

Я мысленно согласился: не уверен – не обгоняй!

А пятнистая молекула скорбно добавила:

– Тише едешь – дальше будешь!

Постепенно мы познавали, что каждому здесь предназначена своя планета.

Примитивно это выглядело так. Любвеобильным – Венера, торгашам – Меркурий, любителям повоевать – Марс и т. п.

Труднее всего было с политиками, потому что этим было свойственно все вместе.

Обладая привилегиями на Земле, они, конечно, рассчитывали на исключительность и здесь.

Но Солнечная система на то и была Солнечной, чтобы справиться и с этим.

Все они (если не нарушали законов Эзотерического Пространства и не лопались как лампочки) в порядке общей очереди, что само по себе было им невыносимо, минуя Венеру и Меркурий, оказывались в конце концов на Солнце и… плавились, оставляя на нем темные пятна.

Вот потому-то субстанция, следовавшая за нами и повторявшая «Тише едешь – дольше будешь», несомненно, была политиком и не спешила, расплавившись, увеличить собой темное пятно на Светиле.

А разухабистая субстанция, мечтавшая долететь «до самого Солнца», явно не понимала, что, долетев, ей уже никогда не возвратиться домой, в свою «родную проходную» в Охотном ряду.

Летело время, и вот уже впереди показалась «Пристань всех сексуально озабоченных» – Венера. И что же тут началось! Толпы молекул, пытавшихся обогнать своих спутников, лопались, как новогодние петарды, исчезая бесследно и навсегда.

Солнечная система, сохраняя престиж, и тут была беспощадна.

Те же, кто из последних сил выдерживал порядок, оседали на планете, становясь ее венерическими бурями мятежного оранжевого цвета. И надо сказать, бури эти и даже грозы были много страшнее, чем на Земле. Именно поэтому Венера так ярко светится на небосклоне.

Оставив Венеру позади, мы отметили, что количество субстанций сильно поубавилось, появилось ощущение индивидуального полета, хотя стремящихся в сторону Светила все еще было очень много. И чем просторнее было в космосе, тем свободнее становилось общение.

Уже можно было мысленно посудачить с соседями.

– Я вот что думаю, – промыслила соседняя молекула, которая у меня ассоциировалась с песней «Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем…», – неужели те, кто еще ходит по Земле, не понимают, что нельзя так засирать свое будущее; я вся в синяках и шишках, а мне еще хочется любить и быть любимой.

– Оставалась бы на Венере, там только этим и занимаются, – включилась в мысленный диалог артистического вида субстанция, которая буквально вчера, купаясь в овациях, отметила свой юбилей, нагрузилась на банкете и скоропостижно, ни с кем не прощаясь…

– Я бы с удовольствием – но маршрут выбираю не я, хотя у меня есть маленькая, но лично моя звездочка.

Налево от нас внезапно появилась субстанция интеллигентного вида, но явно казарменного воспитания, которая, не дожив до солидного возраста, в результате авиакатастрофы сначала недолго летела вниз, потом тут же взлетела вверх в нашу компанию, так что полет для нее как бы и не прерывался.

– Быстрая пересадка! Вот только мой багаж и мое верхнее платье, – подумала она и вздохнула.

– Мы все здесь без фраков, – мысленно успокоил я нашего соседа.

А прекрасная половина нашего сознания мудро добавила:

– Вам ведь не на прием.

– Как знать, – загадочно промыслил новенький. – Я как раз летел на прием к этому, как его…

– К Солнцу? – удивилась моя половина.

– Да нет. Впрочем, это уже не важно. А вы давно летите?

– Не очень. Вам повезло. Остались позади Луна и Венера, – поделился я мысленной информацией, а другая половина тотчас добавила: – Толчея была ужасная, сейчас гораздо просторней.

– Везде одно и то же! Ну что же, посмотрим, куда нас поместят.

Мимо стремительно пролетали метеориты. Звездная пыль, словно туман, окутывала нас.

Венера становилась все меньше и меньше, впереди был еще долгий путь.

– Странно, что меня не затянуло на Венеру, – подумал я про себя и тут же осознал свою ошибку, но было уже поздно.

– Я так и знала! – прозвенело в моем сознании. – Мнишь себя Казановой, а на деле… тебе самое место на Нептуне, я слышала, там снаружи замерзший метан, а внутри сероводород!

– Как хорошо было на Земле, думай что хочешь, никто не мешает, – помыслил я и снова попал впросак.

– Тебе это только казалось! – возвестила нежная половина нашего сознания. – Я видела тебя насквозь, да все прощала, потому что любила.

Я сник и старался больше ни о чем не думать.

Стало бы совсем грустно, если бы не наш новенький (жертва авиакатастрофы), который, как мне показалось, с отвращением промыслил: до чего же дурно пахнет от некоторых!

Наше сознание солидарно возмутилось, так как оно было не просто чисто, а стерильно чисто!

– Да я не о вас! Я так вообще, чутье у меня профессиональное! А талант ведь не пропьешь.

Мы догадались, с кем имеем дело, и тут же отогнали эту мысль. Но было уже поздно.

– Да вы не бойтесь. Все, кроме обоняния, осталось там, – промыслила молекула и утихла.

Долго мы летели молча. Но меня тревожила мысль: почему же мы не чувствуем никакого запаха?

– Все очень просто, – отозвалась субстанция, – ведь вы правильно подумали обо мне: мое чутье – мое богатство. Я чувствую не только запахи, но даже следовые признаки, которые остаются на молекулярном уровне, так что я и здесь чую, кто был кто. К сожалению, по роду своего ремесла я не могу называть ни имен, ни бывших профессий.

– Ага, – подумал я, – может, и у меня есть какое-нибудь гипертрофированное чувство, благодаря которому и я смогу отличать, кто есть кто.

– Конечно, – мысленно подключилась другая половина нашего сознания. – У тебя же абсолютный музыкальный слух! Вот и слушай!

Но, к сожалению, ничего нового я не услышал. Мне это показалось очень обидным.

Ведь не назовешь же пение разухабистой молекулы, у которой мать была русской, а отец юристом, музыкальной характеристикой, по которой можно определить, кто эта субстанция?!

Внутри нашего общего сознания было довольно уютно, но несколько напряженно.

Единомыслие единомыслием, но кое-какие противоречия или несогласия все-таки были.

Наши внутренние беседы не проникали наружу, они проходили на внутренней волне и никем не фиксировались. Это было удобно, можно было не стесняться.

– Сколько же молекул окружают нас, – посетовала моя половина. – Как бы не заразиться чем нибудь.

– Не думаю, – помыслил я, – здесь такая радиация, что ни одна бактерия не выживет, да и заразные-то все на Венере остались.

– Ты только такие болезни и знаешь.

– Зато ты у меня – «облико морале»!

На том и поладили. Звезды становились все крупнее, молекулы рассасывались по разным направлениям, потихоньку приближался Меркурий – пристанище артистов, врачей, торговцев, служителей Фемиды, спортсменов и прочей предприимчивой публики.

Но до него было еще очень далеко, а по дороге все чаще попадались то ли метеориты, то ли совсем маленькие планетки, отдаленные спутники Меркурия, и на них текла привычная жизнь субстанций, обретших здесь свое пристанище.

Кому же стали домом эти крошечные планеты? И кто те избранные, что живут на них, словно олигархи на экзотических островах?

Но справедливость Солнечной системы сказывалась и тут.

Вот где понадобился мой абсолютный музыкальный слух.

Пролетая мимо такого метеорита, я напряг свой слух и окунулся в мир волшебной музыки Моцарта, Баха, Бетховена, Грига. И хотя все звучало одновременно, это не было какофонией, но воспринималось как великий поток музыкального абсолюта, вызывая восторг и восхищение!

– Что с тобой? – удивилась милая половина нашего сознания.

«Проехали», – с грустью подумал я и домыслил:

– Мне кажется, я понял. На этих крошечных метеоритах живут гении. Их так мало, что им не нужны огромные планеты, и они прекрасно уживаются на этих карликах, оставаясь великанами своего призвания.

– А как же Моцарт и Сальери? На Земле ведь они не ужились.

– Не знаю, но здесь за музыкой Моцарта Сальери я просто не услышал.

– Как жаль, что у меня нет какого-нибудь гипертрофированного качества, а то бы и я пронюхала или услышала что-нибудь! – обратилась добрая половина нашего сознания к «катастрофической» молекуле.

– Не расстраивайтесь. Это довольно противно – обонять все бывшие «прелести» большинства наших попутчиков. Я, например, до сих пор припахиваю полонием.

Моя половинка боязливо притихла и мысленно принялась вязать для меня теплый свитер.

А вокруг кипели нешуточные страсти, производившие тот самый гул, о котором я упоминал раньше. Начинались волнения, выливавшиеся в тревожные мысли по поводу того, например, почему нас не оставили на Луне. Все-таки это рядом с Землей…

Или. Как же так? Грешил, грешил, а на Венеру не попал…

Или. Я же гениален! А лечу в этой давке вместе со всякой…

Но все это превращалось в тот самый гул, от которого было ни жарко ни холодно.

Жаль, что за всем этим многие не замечали красоты Эзотерического Пространства, по которому они летели к своему пределу, уготованному им Солнечной системой.

А посмотреть было на что: Большая Медведица была здесь просто огромна, Кассиопея покоряла своим изяществом, Млечный Путь был виден до каждой молочной капельки, а в созвездии Гончих Псов можно было различить каждую собаку! И все эти созвездия сверкали и переливались, словно бриллианты. И все это было Великим Мирозданием, существовавшим вне времени и пространства, по которому текли ничтожно малые частицы, отжившие свой век на одной из песчинок под названием Земля.

До Меркурия было все ближе, и волнение все возрастало: выпадем в осадок или туда же, куда и политики?

– Жаль, что у Меркурия нет спутников, – промыслила жертва авиакатастрофы, – все-таки какой-то суверенитет.

– Что вы, что вы! – поразилась признанная на Земле молекула. – Хотя у меня и есть моя крошечная звездочка, без поездок по провинциям я долго не выдержу!

– Нет, нет! Только Меркурий! – домыслил юбиляр. – Там будет кому меня поздравить!

– Судя по запаху, вы еще от вчерашнего не отошли, – заметила обонятельная наша знакомая.

– Два Штирлица на одном квадратном сантиметре космоса – это нонсенс! – огрызнулся юбиляр.

– Мне бы хотелось туда, где попрохладней. – Это промыслила моя половинка.

– А мне бы – где пожарче! – подумал я.

Планета артистов, врачей, судей и адвокатов, субстанций умственного, спортивного труда и прочей разношерстной молекулярной смеси, стремительно приближалась.

Последнее, что мы увидели, опускаясь на поверхность Меркурия, это был полет к Солнцу тех, для кого стремление к Светилу было сильнее чувства самосохранения!

– Жаль Солнца! – подумал я.

– А мне их жаль, – отозвалась моя половина.

На этом послание прервалось.

Глава вторая или наоборот – первая

Был день как день, обычный во всем, кроме разве неполного лунного затмения, да и оно продолжалось недолго, оставив все-таки на душе какое-то беспокойство. Я возвращался домой.

Когда я подошел к почтовому ящику, первое, что бросилось мне в глаза, был свет, какой-то мерцающий лунный свет, исходящий из отверстий самого ящика. Я даже подумал: может, кто-то прислал световое письмо, такие теперь делают из светящихся красок для праздничных поздравлений, – и даже не удивился. Открыв дверцу ящика, я достал конверт, который оказался чем-то вроде пленки прозрачного голубовато-серебристого цвета, а в конверте лежало что-то похожее на дискету, тоже прозрачную и какую-то неземную.

Что-то подсказывало мне, что я должен прочесть ее с помощью компьютера, который подарил мне мой самый близкий друг, недавно ушедший в мир иной почти одновременно вместе со своей супругой.

Положив дискету в карман, я стал не спеша подниматься на свой этаж, встретив по пути соседа с собачкой. Мы раскланялись, как обычно, я хотел потрепать собачку по голове, но пес задрожал и, встав на задние лапы и поскуливая, стал обнюхивать мой карман. Сосед грубовато одернул собачку и, не глядя на меня, стал спускаться. Я посмотрел на свой карман – и увидел, что из кармана, так же как и из почтового ящика, струился голубовато-серебристый свет. Чертовщина какая-то, подумал я и пошел к своей двери.

Удивительно, но в окно моей студии светила полная Луна, как будто никакого затмения и не было. И то ли от испарений, восходящих от Земли, то ли из-за чего-то другого, но Луна была красной, словно провинившийся ребенок.

Я вставил серебристую дискету в компьютер и запустил запись.

Это было невероятно, но факт! На экране монитора появились строки послания моего друга оттуда, откуда еще никто и никогда не говорил с нами.

Я с волнением проглатывал каждую строчку, пытаясь понять: правда это или розыгрыш?

На всякий случай я нажал на кнопку «копировать», что оказалось совсем не напрасно, и продолжал читать.

Луна за окном просветлела, как-то по-новому для меня засветили звезды, и нет-нет, но я пытался высмотреть в небе дорогих моему сердцу друзей.

Незаметно рассказ моего друга подошел к концу, и я, выключив компьютер, снова посмотрел в окно. Луна уже спряталась за облака, может быть боясь наказания.

Зазвенели ключи в двери – это пришла жена с работы.

Я рассказал ей обо всем. Она, конечно, не поверила, так что пришлось снова включать компьютер. Но послания как не бывало. Я попытался вынуть дискету, но ее тоже не оказалось на месте.

– Ну что? Где же это твое послание? Думаю, что нам пора подлечиться, да и воздерживаться тебе было бы неплохо!

Дрожащими руками я отыскал кнопку «копия» и нажал «Пуск».

И сразу же отлегло от сердца. Перед моими глазами, а главное, перед глазами жены побежали знакомые мне строчки оттуда: «Итак, дойдя до конца земной жизни, я и моя верная спутница, оставив на Земле все, что нам принадлежало, налегке стали подниматься в небесную высь…»

Супруга внимательно читала послание, недоверчиво поглядывая на меня, как бы ища подвоха и одновременно осознавая, что все это как будто написано про нее, да и про меня тоже, только написано это было не сегодня, а… завтра. Завтра, которое еще не наступило, но непременно наступит!

Послание подошло к концу. Я смотрел на жену и искоса поглядывал на Луну, которая едва виднелась из-за облаков и, кажется, ждала момента, чтобы стянуть и «копию» послания.

Резюме супруги было предполагаемым:

– Все это – чушь собачья! Те же люди, те же проблемы и полное незнание космоса! Мог бы почитать что-нибудь, хотя бы астрономический справочник, а так… очень слабо, даже не похоже на него. Все! Пойду ужин готовить.

Она встала и пошла на кухню. А я, недоверчиво глядя на Луну, снова отыскал кнопку «копия» и нажал «Пуск»; компьютер лаконично ответил: «Вставьте диск!»

Я понял – концы обрублены! Луна все-таки свистнула послание обратно туда, к себе, откуда еще никто и никогда не возвращался, и смело вылезла из за туч, нахально сияя своим круглым золотым диском.

Я выключил уже никому не нужный компьютер и пошел на кухню ужинать.

Жена выглядела чуть серьезнее обычного и тоже нет-нет да и поглядывала в окно, на огромную, во все окошко, Луну.

– Ну что, молекула, котлеты будешь?

– И сто грамм тоже.

– Как хочешь, только мне бы хотелось поговорить с тобой на трезвую голову.

– Говори.

– Я не беру под сомнение то, что произошло, но и поверить не могу!

– Парадокс.

– И почему в этом случае – как бы это поточней сказать? – я смущаюсь, ведь он пишет так, будто слазил в мою голову и выложил все напоказ! Нет, конечно, в моем представлении «это» выглядит несколько иначе, но по сути где-то совсем рядом! А главное, не такая уж я безликая!

– А при чем здесь ты? Ее уже нет. А ты еще есть!

– Пока. Все мы под Богом ходим.

– Кстати, ты заметила, религии он не касается. А ведь он не был атеистом.

– Мне он казался верующим. Вроде тебя, очень любил ходить в храм.

– Да я то хожу, то не очень. Боюсь зависимости.

– Вот и будешь молекулой или субстанцией!

– Все может быть.

– А поскольку ты очень торопливый, обязательно лопнешь, как лампочка, и все!

– И ты останешься одна.

– Нет, я буду держаться за тебя руками и ногами…

– Какие руки, какие ноги?

– Тогда я стану одной молекулой с тобой! Как они.

– Для этого нужно, как минимум, умереть вместе со мной, а это, при твоем отменном здоровье, тебе не светит.

Она отвернулась от окна, склонила голову, и на сковороде зашипели несколько слезинок, которые она не успела смахнуть с лица.

– Вот видишь. Значит, я буду тянуть до последнего и постараюсь дожить до твоей глубокой старости. Кстати, я так и не понял, кто эта молекула, которая могла по нюху определить, кто есть кто.

– Зато я сразу догадалась, кто был этой субстанцией с мигалкой.

Мы поужинали, посмотрели что-то по телевизору и улеглись спать. Голова ее лежала у меня на плече, от нее пахло чем-то родным, привычным.

Засыпая, мы думали об одном и том же. Неужели после ночи наступит завтра?!

В открытое окно врывалось синее звездное небо, словно огромный океан, в котором кипели и взрывались неземные страсти миллионов микроскопических частиц, которые испокон веков населяли Землю и, дойдя до предела, оставив по себе великую или дурную славу, взлетали в это синее звездное небо или тонули в этом огромном океане, который там у них зовется Эзотерическим пространством, а здесь у нас – Вселенной!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.