«И мы пришли»
«И мы пришли»
К началу октября 1811 года все в Лицее было готово для приема воспитанников. Здание внутри перестроено и заново отделано. Старая мебель приведена в порядок, изготовлена и приобретена кой-какая новая. Для воспитанников, профессоров, служителей сшита форменная одежда; закуплены книги и учебные пособия.
В первом этаже бывшего дворцового флигеля разместилось хозяйственное управление Лицея, квартиры инспектора и гувернеров; во втором этаже — гардеробная, столовая, буфетная, больница с аптекой, малый конференц-зал, канцелярия; в третьем этаже — большой зал, классы, физический кабинет, Газетная комната, в галерее — библиотека; в четвертом этаже — комнаты-спальни воспитанников.
Большой дворец и Лицей. Литография А. Тона. 1822 год.
Четвертый этаж по проекту Стасова подвергся самой основательной переделке. Втиснуть в один этаж полсотни спален оказалось нелегко. Для этого ранее существовавшие внутренние стены были разобраны, двери заделаны. На месте их возвели шесть поперечных капитальных стен с проходами-арками. Арки образовали сквозной коридор. И по обе стороны коридора появились пятьдесят две крохотные комнатки-спальни с оштукатуренными дощатыми стенами. Эти стены-перегородки делили окна пополам так, что в большинстве спален было по половине окна. Для «чистоты комнатного воздуха» перегородки не доходили до потолка. Для этой же цели потолок всего этажа был приподнят на один аршин. В каждую комнату вела из коридора небольшая дверь, окрашенная желтой масляной краской «под дуб». В верху каждой двери — «для сообщения воздуха и света» — находилось окошечко с железной сеткой. Полы были дощатые, а не паркетные. Над каждой дверью висела черная дощечка с номером комнаты и фамилией воспитанника.
Музей Лицей. Коридор четвертого этажа и спальни лицеистов. Фотография.
Лицейские гувернеры и некоторые профессора заранее переселились в Царское Село в специально отведенные для них квартиры.
Директору предоставлен был стоящий через переулок против Лицея двухэтажный каменный дом.
Два каменных строения по Певческому переулку, рядом с домом директора, тоже были переданы Лицею. Там разместились кухня, прачечная, баня, погреба.
В ожидании прибытия воспитанников в лицейской кухне уже хозяйничали повар Иван Веригин и смотрительница над кухней и съестными припасами «майорская дочь» София Скалой.
В гардеробной наводила порядок кастелянша — «жена отставного придворного скорохода» — Надежда Матвеева.
В помощь служителям-дядькам еще в августе прислана была «инвалидная команда» — унтер-офицер и шесть солдат-инвалидов.
В. Ф. Малиновский. Портрет работы неизвестного художника.
Директор Лицея Василий Федорович Малиновский отдавал последние распоряжения эконому Эйлеру и надзирателю по учебной и нравственной части Пилецкому.
И вот с утра 9 октября 1811 года возле директорского дома началось оживление. Казалось, хозяин принимает гостей. Со стуком подъезжали кареты, из которых степенно выходили подростки-мальчики в сопровождении родных. Но лица детей были грустны и растерянны, а лица взрослых торжественно серьезны. Они приехали не в гости. Это начали съезжаться воспитанники, принятые в Царскосельский Лицей.
Кто привез Александра Пушкина, неизвестно. Возможно, дядя Василий Львович. А может быть, давний друг семьи Пушкиных, добрейший Александр Иванович Тургенев, благодаря влиянию которого и удалось поместить двенадцатилетнего Александра во вновь открываемое учебное заведение.
Встречал приезжающих сам хозяин дома — Василий Федорович Малиновский. Было ему уже за сорок. Его открытое лицо с благородными чертами говорило об уме и доброте. Держался он скромно, просто, приветливо. Он прекрасно понимал, что творилось в душе привезенных к нему мальчиков, и старался их ободрить, успокоить, рассеять.
«Новобранцы» прибывали по одному. Отобедали тут же у директора. Сопровождающие не задерживались, не желая продлевать тягостные минуты расставания и памятуя пословицу: «Долгие проводы — лишние слезы».
Родные уехали, и воспитанники остались одни с гувернерами и инспектором.
После вечернего чая всех повели переодеваться. В несколько минут мальчики преобразились. Сброшены неказистые домашние курточки, панталоны, башмаки. На каждом синий двубортный сюртук со стоячим красным воротником, с красным кантом на манжетах, блестящими гладкими пуговицами, синий суконный жилет, длинные прямые панталоны синего сукна, полусапожки…
Мальчики бросились к зеркалу, разглядывали друг друга, вертелись. Одни уже воображали себя министрами, другие сенаторами, третьи просто наслаждались своим парадным видом.
Довольны были все.
Время близилось к десяти. Пора и на покой. Поднялись на четвертый этаж и по длинному полутемному коридору разошлись по своим комнаткам, где удушливо пахло непросохшей краской. «Новобранцы» осмотрелись. Тускло освещала свеча скромное убранство: узкая железная кровать с бумазейным одеялом, конторка, стул, умывальный столик с зеркалом, комод. За окном непроглядная осенняя ночь, ветер, шум деревьев в роще. И не у одного будущего сенатора и министра вдруг почему-то защипало в горле и потекли по щекам непрошеные слезы.
Музей Лицей. Комната № 14 — спальня Пушкина. Фотография.
Александру Пушкину досталась комната под номером 14. Над дверью уже висела дощечка с его фамилией. Оставшись наедине, он не заплакал. Он не был особенно привязан к родителям, которые не понимали да и не старались понять странного на их взгляд, порывистого, шаловливого ребенка. Он привык к тому, что он сам по себе. Привык к независимости, и потому отъезд из родного дома не явился для него столь тягостным испытанием, как для многих его товарищей. И в этих казенных стенах он не заплакал. Он давно уже не плакал. Последний раз, пожалуй, лил слезы тогда, когда гувернантка сестры схватила его тетрадку с начатой поэмой и отдала гувернеру Шеделю: «Посмотрите, каким вздором занимается Александр вместо того, чтобы готовить уроки». Шедель начал читать и захохотал. И тут Пушкин заплакал. Он вырвал тетрадку и швырнул ее в печь. С тех пор он не плакал.
Пушкин оглядел свою комнатку. Убогость обстановки не тревожила его. Он не был избалован. Приметил все: в дверях окошко с сеткой, мерные шаги дежурного дядьки в коридоре — и подумал с усмешкой: «Решетка, часовой… Будто в тюрьме».
9 октября в Лицей кроме Пушкина приехали Кюхельбекер, Вольховский, Илличевский, Ломоносов, Ржевский, Матюшкин, Брольо, Корсаков, Гурьев. На другой день привезли еще четверых. А 13 октября директор Лицея сообщил министру просвещения графу Разумовскому, что все воспитанники уже съехались, все они довольны своим содержанием и веселы, все уже одеты в казенные мундиры и снабжены обувью, «потому что многие из них приличной одежды не имели».
В Лицей приняли тридцать человек. Царских братьев среди них не числилось. Назревали грозные политические события — война с Наполеоном, царю было не до братьев. К тому же не понравился «императорской фамилии» состав воспитанников Лицея. Были они в большинстве детьми незнатных, небогатых и нечиновных родителей — неподходящая компания для великих князей.