Глава X МОИ УЧЕНИКИ

Глава X

МОИ УЧЕНИКИ

Пока Славка а Николаи Сырокваша работали в мастерской у Бороды, я кончил школу летчиков. Теперь я уже мог самостоятельно водить самолет и делать в воздухе некоторые фигуры. Понятно, этого еще очень мало, чтобы считать себя хорошим летчиком. Однако мне выдали удостоверение, в котором говорилось, что «пилот Головин имеет право водить учебные машины».

Наконец-то я стал летчиком! Но вы думаете, я успокоился? Нет!

Я сразу все спросил сам себя: ну, а дальше что?

Теперь моей профессией стало «летать». Из меня не получилось инженера, архитектора… Я бросил техникум, много терпел, много работал, старался — и все ради того, чтобы научиться летать.

Я вам уже рассказал, сколько обид пришлось мне перетерпеть, чтобы добиться своего. И я добился… «Кто ищет, тот всегда найдет!» — так поется в песне.

Я стал летчиком. Но мне этого показалось мало. Я должен стать хорошим летчиком. Очень хорошим! А для этого нужно было учиться еще и еще…

Однако по-моему не вышло. Имеете того чтобы учиться, я сам оказался учителем.

После окончания школы меня вызвал к себе начальник и предложил стать инструктором и учить летать других. Я согласился с радостью.

Явившись на аэродром уже не учеником, а инструктором, я спросил, кто же будет моими учениками. Мне показали две фигуры в ватных пиджаках в смешных ушастых шапках. И очень смутился, узнав в этих фигурах… кого, вы думаете?.. моих старых приятелей — Славку Рахенбаха в Николая Сыроквашу.

Удивляться было некогда. Увидев меня, ребята подошли, вытянулись, приложили ладони к шапкам, отдавая приветствие, и отрекомендовались:

— Товарищ инструктор, явились в ваше распоряжение!

Я тоже очень важно поднес руку к козырьку и чуть было не рассмеялся, глянув на плутовские липа моих приятелей. Смешно стало, когда подумал, что я теперь для них «начальство». С нынешнего дня они должны называть меня обязательно на «вы» и «товарищ инструктор».

Если они провинятся, я должен их наказать. Того же Славку, например, могу послать, как Борода, «вне очереди за керосином». Ничего не поделаешь — дисциплина. Я теперь начальник, а они мои подчиненные. И я теперь не могу сказать моему приятелю:

— Славка, подтяни пояс потуже. Холодно!

Это будет по-товарищески, но совсем не по форме. Я должен сделать строгое лицо и сказать, чеканя снова:

— Курсант Рахенбах! Извольте подтянуть пояс… Вы совсем распустились! Что вы стоите передо мной, как мешок? Уберите ваш живот! Вот так… Здесь аэродром, а не баня. Распоясались!..

Это будет по форме, хотя и не совсем приятно для моих друзей.

Понятно, что такие отношения между нами были только во время занятий. За воротами аэродрома я для моих приятелей был тем же Пашкой Медведем, как и раньше, в те времена, когда мы вместе учились летать на планере.

Дружно взявшись под руки, мы ходили по улицам, толкалось, смеялись, шалили.

Иногда всей компанией отправлялись в кино. Иногда затевали игру в снежки, и мои «подчиненные» с особенным удовольствием старались напихать мне за шиворот побольше снегу.

Но на аэродроме все опять менялось. Дисциплина вступала в свои права.

— Курсант Рахенбах! Приготовьте машину к старту!

— Есть приготовить машину к старту!

Я очень долго не мог привыкнуть к таким строгостям. Мои ребята — тоже. Помню, когда нам дали самолет, Славка очень обрадовался. Забылся — ударил меня ладонью по плечу и заорал:

— Ну, теперь, Медведь, полетаем!..

Вот ляпнул! Тут был еще кое-кто из курсантов да Борода в придачу. Славка опомнился, оглянулся — ехидный Борода теребил свою бороденку.

— Тэ-э-эк-с…

Приятель мой покраснел, растерялся и, виновато приложив ладонь к козырьку, пролепетал:

— Виноват, то… товарищ Медведь!

Час от часу не легче! Дался ему этот «Медведь»! На языке у него, что ли, застрял? Мне и смеяться хотелось, и зло брало. Главное, Борода тут торчит. А он дисциплину знает, как свои пять пальцев, «Хорош, — скажет, — инструктор, если его курсанты «Медведем» дразнят!» Пришлось мне огорчить Славку.

— Курсант Рахенбах, вы не выспались? — спросил я. — Перед вами стоит инструктор, а не какой-то там «Медведь»! А чтобы вы в следующий раз не спали на занятиях, я вам объявляю выговор в приказываю вне очереди очистить от снега площадку перед палаткой! Вы на аэродроме, а не у себя на кровати!..

Борода одобрительно закивал головой, а Славка молча взял лопату и пошел чистить снег… Мне было очень жалко приятеля, но что же делать? Дисциплина прежде всего. Он никогда не должен забывать, что во время занятии я для него не «Медведь», а начальник.

Самолет моей группе дали самый старый из всех, какие были в школе. Кое-как починили его, и я стал учить своих курсантов летать.

Они оказались очень способными ребятами. Это и понятно. Кто выучился хорошо летать на планере, тому нетрудно научиться водить самолет. А мои ученики, как вы знаете, были очень хорошими планеристами. Словом, я был очень доволен своими учениками. Довольны ли они были иной, не знаю точно. Кажется, им больше всего во мне не нравилось, что я не позволял им вольничать, требовал, чтобы они точно подчинялись приказу.

Перед каждым полетом инструктор дает курсанту задание сделать то-то и то-то: взлететь на такую-то высоту, сделать тогда-то разворот… Это и есть приказ. Выполнить его нужно точно — ничего больше и ничего меньше.

Моим ученикам это очень не нравилось. Хочется полетать еще, а приказ дан садиться. Обидно! Хочется взлететь повыше, а приказ дан — выше нельзя. «Что ему, жалко, что ли?» ворчали они на меня.

Дело не в том, жалко или нет. Летчик обязан точно выполнять приказы.

Когда я еще учился, был такой случай. Я только что взлетел, как у моего самолета сломался мотор. Нужно сейчас же садиться. На такой случай летчикам дается такой приказ: садиться прямо, как летишь, никуда не сворачивая. Дело в том, что на небольшой высоте наворачивать самолет в воздухе нельзя. Это очень опасно, и можно разбиться.

Когда у меня сломался мотор, я был очень низко. Посмотрел вперед: куда садиться? Впереди шоссе, а немного в стороне — крыши деревни.

Как ни садись, все равно рискуешь сломать машину. Жалко!

Тогда, недолго думая, я круто повернул самолет обратно. Это называется «разворот на 180 градусов». Я нарушил приказ, повернув самолет в воздухе на очень малой высоте.

Я рисковал, потому что при повороте едва не зацепил крылом за землю. Если бы это случилось, то и я и самолет разбились бы…

Однако все обошлось благополучно.

Самолет сел, и я ожидал себе похвалы за то, что спас машину, не дал ей сломаться… Но вместо похвалы мой инструктор дал мне строгий выговор… Я ничего не понимал. Как же так? Ведь я спас машину?!

— Да, — сказал инструктор, — вы спасли машину. Но вас, в свою очередь, спас счастливый случай. Поворачивать машину на такой малой высоте — значит рисковать. Вы могли разбиться. Просто случайность, что вы уцелели…

— Однакоже я цел?

— А если бы разбились? Кто за ото должен отвечать? Я — ваш начальник и отвечаю за вашу жизнь… Если бы вы разбились, то это значило бы, что я — ваш инструктор — не сумел научить вас точно исполнять приказы.

Этот случай научил меня слушаться приказов. Этому же я хотел научить и моих приятелей.

Однажды я простудился. Заболело горло, я охрип и мог разговаривать только топотом. Это очень досадно, потому что известная пословица говорит: «Доказано опытом, что нельзя командовать шопотом».

Я командовал шопотом, а мои ученики издевалось надо мной, пользуясь моей беспомощностью.

Вылетит кто-нибудь из них в полет со мной и начинает возить меня по воздуху, как вздумается. От шума мотора слов не слышно. Из моей кабины к ученику проведен телефон. Я шопотом ругаюсь в телефон, а ученик хоть бы что! Возит и возит.

Когда наконец садимся, я спрашиваю:

— Почему моих приказаний не выполняли?

А Славка — руку к козырьку и почтительно докладывает:

— Извиняюсь, товарищ инструктор! Честное слово, не слышал вашей команды. В телефон хрипит кто-то, а никак не разберешь!

Несколько дней я хрипел, и все это время они меня мучили. Отвели душу!

Наконец стал поправляться. Подхожу как-то утром к палатке, где стоял наш самолет. Вижу — снег расчищен, значит мои ребята тут. А мне давно хотелось послушать, что они между собой обо мне говорят. Подошел незаметно к палатке, остановился, будто папироску докурить, в стал слушать.

— Где же наш Медведь пропал?

Славка фыркнул:

— Горло, небось, прочищает! Да, брат Николаша, кончились наши завидные денёчки! Как было хорошо, когда у нашего Медведя горло сломалось! Свобода! Летай, как хочешь!

— Да, — вздохнул Николай, — не мешали бы ему еще поболеть недельку!

— Нет, брат, теперь — ау! Вчера уже орать начал, а сегодня, глядишь, и совсем по-настоящему заревет Медведь. Опять начнет дисциплину показывать!..

Я стоял у палатки и злился. Ах вы, такие-сякие! Вот вы как!

Вскочил в палатку и в самом деле заревел:

— Что за разговоры во время занятии? Рахенбах!

— Я, товарищ инструктор!

— Немедленно отправляйтесь вне очереди за керосином!

— Есть, товарищ инструктор! — весело крикнул Славка, хватаясь за бидон и украдкой подмигивая товарищу.

После занятий, когда мы были уже на улице. Славка сказал мне с укоризною:

— А все-таки нехорошо. Медведь, подслушивать чужие разговоры!

Я промолчал. Мне и в самом деле было неловко…

Через несколько месяцев мои ученики выучились летать.

Наступило время выпускать их в самостоятельный полет.

Для меня это было большим праздником. Еще бы! Первые мои ученики.

Смотреть на эта полеты собрались все курсанты. Приехало начальство школы.

Борода, как обычно, хотел было напугать моих ребят. Не удалось!

Мои ребята мастерски сделали свои первые самостоятельные полеты.

Все любовались ими.

Но на другой же день Славка испортил все дело.

Он поднялся в воздух, а через несколько минут я вдруг заметил, что его самолет падает… Спустя минуту он скрылся внизу, за деревней. Неужели случилось несчастье?

Я побежал к другому самолету, стоявшему невдалеке, взвился в воздух и полетел туда, где скрылся самолет Рахенбаха.

Подлетая, я увидел внизу любопытную картину. Самолет стоял посреди деревенской улицы — целый и невредимый. Около него копошился Славка. Должно быть, что-то случилось с мотором, и моему приятелю пришлось сесть. Я медленно кружился над ним, выбирая место для посадки своего самолета.

Славка тем временем исправил мотор и приготовился взлететь.

Один, без посторонней помощи!

Он запустил мотор, и самолет побежал ни земле все быстрее и быстрее. Славка на ходу вскочил в него, как вскакивает казак на седло или велосипедист на свой велосипед, и поднялся вверх.

Он проделал это так красиво и ловко, что я залюбовался, наблюдая за ним сверху.

Но когда Славка вернулся на аэродром, пришлось строго наказать его.

В самом деле, если бы Славка не успел на ходу вскочить в самолет, что бы получилось?

Самолет взлетел бы и, никем не управляемый, свалился бы опять на землю и разбился.

Рисковать так нельзя. Пришлось мне сказать Славке:

— Курсант Рахенбах! Вы, кажется, забыли, что здесь аэродром, а не конские бега? Нельзя прыгать на самолет, как на лошадь, на всем ходу! Подумаешь, какой наездник!..

Еще через месяц мои приятели благополучно окончили школу, и их, как хороших летчиков, тоже сделали инструкторами.