Глава XII. У датских берегов

Глава XII. У датских берегов

5 октября. Ночью был шторм со шквалами и проходящими дождями, а сегодня утром, как часто случается в Балтике в это время года, установилась ясная и тихая погода. Прозрачное, зеленоватое море еле колышется. Берег острова Лангеланд, казавшийся вчера сквозь туман безлюдной пустыней, вдруг ожил и под яркими лучами осеннего солнца расцветился всеми красками. Открылись интересные подробности: виден мыс с маяком Факкебиерг, лужайки с пасущимися стадами коров, небольшие группы ферм с красными черепичными крышами, желто-зеленые квадратики полей и огородов, а за ближайшей рощей возвышается, как мачта, остроконечная колокольня. Иногда с легким ветерком доносится звон церковного колокола, бубенчиков коров и лай собак.

Такой мирной и уютной страной я и представлял себе Данию, уже давно сменившую «мечи завоевателей-викингов на орудий земледельцев». Но близость к морю и зависимость от него наложили своеобразный колорит на эту маленькую страну.

Мы продолжаем стоять на якоре. Утром пришел «Ермак» и в 12 часов ушел в море вместе с «Роландом» для траления фарватера. «Орел» с утра занят погрузкой угля с немецкого угольщика до полного запаса.

Флегматичные немецкие моряки собрались на мостике парохода, попыхивают своими трубками и развлекаются созерцанием хода работ по перегрузке угля на броненосец.

В авральной работе участвуют все офицеры и механики. Мичманы сами подтаскивают кули с углем, работают на оттяжках стрел, подбадривая команду. Механики, как кроты, роются в трюмах угольщика или следят за переброской угля в глубине ям броненосца, так как только при самом аккуратном заполнении всех закоулков и промежутков под бимсами может поместиться предписанный адмиралом максимальный запас топлива. Трудно было бы в грязных, оборванных офицерах в рабочем матросском платье, с лицами негров и подведенными въевшейся черной угольной пылью глазами узнать прежних галантных кавалеров, блиставших на петербургских балах.

К вечеру до спуска флага было принято по подсчету мешков 384 тонны угля, ямы заполнены до отказа и угольщик отошел. Капитан немецкого угольщика предложил приобрести у него ящик прекрасного гамбургского пива. Предложение, конечно, с благодарностью было принято, и ящик перекочевал в наш буфет. За ужином его пустили в ход, и через час пива не стало.

Сегодня я не покидал весь день кормового мостика, сначала работая на лебедке, а затем ведя учет принимаемого угля и следя за всеми этапами авральной погрузки. Небольшой немецкий пароход прислонился борт о борт к могучему броненосцу. На правом срезе отдраены все горловины верхних запасных угольных ям. У каждого угольного рукава по два матроса в прочном парусиновом рабочем платье, сапогах, с чехлом от фуражки на голове. Работа с 11 часов утра до спуска флага идет без перерыва всей командой на одну вахту.

Люди, сброшенные стрелой на срез, мешки, мигом опрокидывают в открытые горловины рукавов, из которых взвивается, подобно дыму, обратный столб тончайшей пыли, подхваченной сжатым воздухом. Пустые мешки летят через борт в трюм угольщика, где другая партия матросов их снова наполняет, цепляя тем временем на строп новый букет уже ранее наполненных мешков.

Невидимые, как углекопы в шахтах, роются две сотни матросов в глубине 24-х угольных ям броненосца, задыхаясь в жаре от угольной пыли и ежеминутно харкая плотными черными плевками. Чтобы не забивать легкие, опытные матросы заполняют себе рот паклей.

Трещат лебедки, плещется волна, грохочет уголь по рукавам и при ударе мешков, спускаемых на палубу, в воздухе висят выкрики команды «майна», «вира»; неестественно весело в общий гам врываются голоса мичманов, подбадривающих команду. После каждого подъема мешков клубы отработанного пара скверной лебедки угольщика заволакивают весь борт броненосца, и на мгновение исчезает срез корабля со всеми копошащимися на нем людьми. А кругом — ласковое солнце, нежное море, живительный прозрачный воздух.

7 октября. Утро. Вчера весь день я так был занят текущими корабельными делами, что не нашлось свободной минуты занести хоть несколько слов в мой походный дневник.

Наша стоянка у датского берега затянулась. Эскадра на этой первой остановке пробыла лишний день, так как адмирал перед вступлением в район датских проливов ждал важных сообщений с берега.

Вчера ночью мне удалось провести интересный опыт определения походной остойчивости «Орла». Средняя осадка в нагруженном состоянии при всех заполненных угольных ямах получилась 28 футов 10 дюймов, т. е. на 2 фута 10 дюймов больше проектной. Водоизмещение корабля при этой осадке — 15300 тонн, следовательно, перегрузка определилась в 1780 тонн, или 12% от нормального водоизмещения. Заметив, что броненосец получает ощутимый крен в момент подъема большого 40-футового минного катера, я решил воспользоваться этим обстоятельством для определения положения центра тяжести броненосца по высоте, что необходимо для вычисления начальной метацентрической высоты.

В машинной вентиляционной шахте, идущей со спардека до нижней броневой палубы, я укрепил весок с длиной нити 20 футов от подвески до качающегося грузила, а внизу под веском укрепил шкалу с делениями. Дождавшись в полночь подъема минного катера при совершенно спокойном состоянии моря, я следил за отклонением веска, а мой вестовой Емельянов был у меня на посылках и бегал наверх следить за моментами подъема катера. Когда лебедка выбрала подъемный шкентель и катер, оторвавшись от воды, повис в воздухе на стреле, Емельянов прибежал к шахте и крикнул мне вниз: «Катер поднят!» Я в этот момент отметил отклонение веска от первоначального положения. Отклонение получилось 5 1/2 дюймов. Остальная работа свелась к вычислениям. Я заранее по чертежу катера и его осадке наплаву перед подъемом точно установил его водоизмещение и вес, который оказался равным 23 тоннам. Взяв с чертежа корабля плечо кренящей пары, я нашел момент и, получив угол крена по отклонению веска, определил по формуле начальной остойчивости величину метацентрической высоты. Через полчаса я уже знал, что «Орел» обладает начальной метацентрической высотой в 2 фута 9 дюймов, т. е. несколько большей, чем «Бородино» по вычислениям Шангина, но на 1 фут 3 дюйма меньше, чем было запроектировано при нормальной осадке броненосца в 26 футов.

О результатах произведенного наблюдения сегодня утром я доложил командиру и сообщил, что для плавания при обычной свежей погоде такая остойчивость вполне достаточна, но при штормовом состоянии моря желательно заливать водой кормовое междудонное отделение под 12-дюймовой башней, вмещающее 250 тонн, чтобы уничтожить некоторый дифферент на нос и улучшить устойчивость на курсе. Командир поручил мне сообщить обо всем рапортом через него флагманскому корабельному инженеру, что я и успел сделать на стоянке у Лангеланда.

Вчера в 10 часов утра вся эскадра одновременно снялась со своей стоянки и направилась к северной оконечности Ютландского полуострова — Скаген. Но как только корабли заняли предписанные им места в походном строю, опять начались неожиданные аварии.

В 11 1/2 часов дня, когда колонна проходила повышенным ходом самый узкий участок пролива, руль на «Орле», положенный на борт при повороте, вдруг заел в крайнем положении и не пожелал идти обратно. «Орел» выкатился из колонны влево, и, так как корабль продолжал описывать циркуляцию, командир, чтобы не спутать строй следовавших сзади кораблей, отдал якорь и дал полный задний ход, подняв сигнал: «Не могу управляться».

Адмирал на этот раз не стал задерживать всю эскадру из-за одного неисправного корабля, прислав к «Орлу» для связи буксир «Роланд».

Командир вызвал меня на ходовой мостик и поручил немедленно найти причину порчи рулевого устройства. В помещении рулевой машины я выяснил, что руль работает, машина в исправности, но перестал действовать валиковый привод с ходового мостика к золотнику паровой рулевой машины. Переведя управление на запасной (электрический) привод и восстановив возможность пользования рулем, я систематически обследовал валик начиная с мостика. Его вертикальная часть в броневой трубе до центрального поста оказалась исправной, следовательно, оставалось искать повреждения на всем протяжении горизонтального участка под нижней броневой палубой в кубриках, котельных отделениях и в машине. Во второй кочегарке я обнаружил в полумраке, что в одном месте, где валик был у подволоки близко прижат к горячим паровым трубам, на него намотались матросские рабочие штаны из крепкой парусины, что и застопорило вращение валика. Вероятно, еще на стоянке у Лангеланда какой-то кочегар после погрузки выстирал свое рабочее платье и повесил его сушиться на паровых трубах, не обратив внимания на валик. Шпильки, торчавшие на соединительной муфте валика, намотали на него штаны и прочно связали валик с трубами, вследствие чего он перестал проворачиваться от штурвала в ходовой рубке.

С помощью рулевого Копылова я освободил валик и затем без труда соединил муфту на валике и привел в порядок всю передачу с мостика до рулевой машины. Управление кораблем было восстановлено, и после вынужденной часовой стоянки на якоре «Орел» снова мог сняться и идти догонять эскадру, которая за это время ушла далеко вперед.

Всю ночь «Орел», сопровождаемый «Роландом», шел один. Я остался наверху следить за правильностью работы рулевых приводов. Корабль шел ходом около 14 узлов, и за кормой пенилась зыбкая полоса попутного следа, взмученная ударами лопастей винта. На мостике было так хорошо, что не хотелось уходить к себе в каюту. Приятно было среди ночного спокойствия перенестись в родные края, оставшиеся далеко позади. Луна гарантировала нам полную безопасность от всяких покушений. В такую ночь даже малое суденышко видно на громадном расстоянии и атака миноносцев невозможна. Но на всякий случай батарея была в готовности, комендоры спали у орудий.

7 октября. В ожидании атаки. В полдень 7-го пришли к Скагену, где стояла в сборе вся эскадра двумя параллельными колоннами в строе фронта. «Орел» занял оставленное ему место на правом фланге и немедленно приступил к догрузке угля.

Я с утра был занят в назначенной приказом адмирала комиссии по обследованию состояния рулевых устройств «Орла». С «Суворова» прибыл флагманский инженер-механик Обнорский, а из судового состава «Орла» были назначены старший механик Парфенов, старший минный офицер Никонов и я.

Внезапно, в самый разгар погрузки угля, последовал сигнал адмирала: «Прекратить все работы, быть готовыми к немедленной съемке с якоря».

Обнорский срочно вернулся на «Суворов». Я побежал на мостик узнать, что произошло. Вахтенный начальник Славинский сообщил мне последние новости. Днем прибыл к Скагену наш транспорт «Бакан», возвращавшийся из полярного плавания и Белого моря. Он донес адмиралу, что ночью накануне прихода к Скагену в Немецком море он встретил четыре миноносца неизвестной национальности. С берега же от датского консула получено сообщение о присутствии у шведских берегов нескольких подозрительных шхун, не показывающих своего флага. Адмирал, не желая подвергать эскадру опасности ночной атаки на якорной стоянке, решил немедленно покинуть Скаген и выйти в открытое море до наступления ночи.

Первыми снялись около 3 часов дня наши миноносцы и транспорты в сопровождении легких крейсеров. За ними ушел 2-й отряд броненосцев под флагом Фелькерзама, вторая группа транспортов с крейсерами и, наконец, уже около 8 часов вечера тронулись наши 4 броненосца в сопровождении огромного вооруженного транспорта «Анадырь». «Ермак» со стоянки отделился от эскадры и пошел обратно в Россию, взяв на буксир миноносец «Прозорливый», получивший тяжелое повреждение холодильника. После ремонта в Либаве он должен был присоединиться к отряду запаздывающих крейсеров.

В момент съемки с якоря «Наварин» донес, что видит два воздушных шара. Мы усмотреть их не могли, но это сообщение еще усилило общее нервное напряжение.

На кораблях пробита боевая тревога. Все готово к отражению атаки неприятеля. Непроницаемые двери и горловины задраены, паровые помпы работают малым ходом, снаряды поданы к орудиям.

Свободные от вахты офицеры собрались на мостиках. Каждый выслеживает на горизонте едва заметный огонек, ищет на фоне освещенного неба признаков подозрительных судов. А море так тихо и безмятежно, как будто хочет убаюкать внимание. Но наша верная союзница луна далеко впереди освещает нам путь.

Я долго гулял по юту, разговаривая вполголоса с Гирсом. Он не только прекрасный, опытный моряк, знающий свое дело, но и человек с чуткой, отзывчивой душой.

Уже далеко за полночь я спустился в свою каюту и присел к письменному столу отметить впечатления прожитого дня, но напряженность ожидания мешала сосредоточиться. Не находя себе места, снова поднялся наверх и еще час простоял на крыле среднего мостика у прожектора.

В кильватерной колонне видно всего пять кораблей, остальные отряды скрылись из глаз и идут по заданному курсу на много миль впереди нас. «Суворов» то и дело мигает семеновскими красными и белыми фонарями на грот-мачте. Остальные корабли колонны репетуют его сигналы. Вот с головного корабля на момент метнулся луч прожектора, озарил густую тень, которая легла по воде от полосы дыма, стелящегося по правому борту, пошарил в потемках и затух. Дежурный прожектор с нашего носового мостика повторил тот же прием.

В 4 часа утра луна должна скрыться за горизонтом, и тогда наступит самый опасный предрассветный период, благоприятный для атаки под покровом темноты. Но в ясную ночь даже свет звезд дает достаточный рефлекс на воде для внимательного глаза.

Ночью я еще раз выбегал на палубу посмотреть на зарево от горящего судна за горизонтом. Причина пожара нам осталась неизвестной, и на мостик никаких тревожных сведений не поступало.

8 октября. 6 час. утра. Прилег на койку, на всякий случай не раздеваясь.

Проснулся от неожиданного отчаянного воя нашей сирены. Чтобы выяснить причину, поднялся на спардек и поразился, как изменилась окружающая обстановка. Луна скрылась, и все кругом утонуло в непроницаемом молочном тумане. Наши корабли нельзя было рассмотреть, и они по очереди подавали гудки. Для безопасности колонна значительно растянулась. Прожекторы бессильны преодолеть сырую мглу, и мы идем ощупью, как слепые.

Казалось, именно теперь мы беспомощны против внезапной атаки, потому что миноносцы могут вдруг вынырнуть из-за завесы тумана прямо у самого борта. Но зато и нападающий не имеет возможности разыскать эскадру в тумане, если только случайно не наткнется на нее. Смена атмосферных условий на рассвете скорее служит нам защитой, чем увеличивает опасность атаки.