III

III

Набоков собирался еще раз приехать в Англию в апреле после выхода «Отчаяния», а пока ему удалось получить для себя и жены разрешение на пребывание во Франции. Решено было, что Вера с Дмитрием поедут в Чехословакию, а в мае присоединятся к Набокову на юге Франции. Вера уже рассталась с квартирой на Несторштрассе, сдала кое-какие вещи — бумаги, книги, детские игрушки — на хранение и, переехав вместе с Анной Фейгиной на временную квартиру, ожидала чешской визы23.

Жизнь Набокова в Париже была бурной. Сегодня он обедал по-русски с Марком Алдановым, бывшим лидером кадетов Василием Маклаковым, Александром Керенским, историком Георгием Вернадским и Ильей Фондаминским, завтра — ? la fran?aise[140]— с писателями Жаном Поланом, Жюлем Сюпервьелем, Шарлем-Альбертом Сангрия и Анри Мишо, послезавтра — American-style[141] — с Генри Черчем и Сильвией Бич. В письме Вере Набоков сообщил, что продал «Обиду» для майского номера «Mesures»24. Рассказ так и не был напечатан, однако сохранилась фотография, сделанная на память об обеде в середине апреля под Парижем на вилле Генри Черча, американского писателя и миллионера, финансировавшего «Mesures». После обеда за каменным столом в саду собралась редакция журнала — чета Черчей, чета Поланов, друзья Джойса, в том числе Адриенна Монье и Сильвия Бич (с которой Набоков очень подружился), — событие, запечатленное фотографом Жизель Фрейнд. На фотографии Набоков, которого впоследствии приняли за Жака Одиберти, стоит, опустив голову и глядя на что-то белое в правой руке. Хотя белое расплывчатое пятнышко на фоне темного свитера трудно разглядеть, это, скорее всего, бабочка25.

Набоков писал Вере: «Я поправился, загорел, сменил кожу, но испытываю постоянное раздражение, потому что работать негде и некогда». Солнечные ванны, а также сеансы физиотерапии, которые ему бесплатно устроила милая Елизавета Коган-Бернштейн, лечившая его от псориаза, несомненно, пошли ему на пользу26. Тем не менее одна из причин болезни, как, впрочем, и нехватки времени, осталась — Ирина Гуаданини. Набоков не принадлежал к тем людям, которые легко относятся к любовным связям, да и сама ситуация, естественно, усиливала их влечение друг к другу: ведь они были избавлены от тех бесчисленных мелких трений, которыми чревата совместная будничная жизнь, их любовь только начиналась, и они боялись ее потерять.

В конце апреля Вера с Дмитрием выехала в Прагу и с облегчением вздохнула, когда их поезд пересек немецкую границу. Поскольку было решено, что Набоков тоже приедет в Прагу, как только получит чешскую визу, ему не было смысла возвращаться в Англию. Срок действия его нансеновского паспорта истек, и продлить его можно было только в Берлине[142].

К зубной боли и исправлению выполненного Денисом Рошем французского перевода стилистически сложной «Весны в Фиальте» прибавилась еще одна пытка — получение нового нансеновского паспорта во Франции27. В префектуре какой-то чиновник спокойно сообщил Набокову, что он потерял все бумаги, которые были поданы ему для оформления документов. Взяв паспорт Набокова, превратившийся в мятую зеленую бумажку, он сделал вид, что собирается выбросить его из окна: «Зачем вам этот клочок старой бумаги?»28

Наконец Набоков получил новый паспорт, и соответствующие инстанции в Праге направили в соответствующие инстанции в Париже его чешскую визу, которая и была ему выдана французскими чиновниками. Он немедленно, 20 мая, выехал из Парижа. Поскольку Вера настаивала, чтобы он держался подальше от Германии и Таборицкого, Набоков поехал на поезде через Швейцарию и Австрию. Маршрут был хотя и утомительным, но живописным: Альпы, горы, водопады, запах снега29.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.