Глава VI На пепелище

Глава VI На пепелище

Германия капитулировала, военные действия прекратились. Аденауэр вновь обер-бургомистр Кёльна.

От процветавшего, во многом образцового города мало что осталось. Он стал первой жертвой массированных атак англо-американской авиации. Тысячи бомбардировщиков обрушили свой груз на город, оставив после себя дымящиеся развалины. После Кёльна таким же налетам подверглись другие рурские города, а также Гамбург, Лейпциг, Дрезден. Бомбардировки продолжались вплоть до вступления в них союзных войск.

Кёльнский дом Аденауэров лежал в развалинах. Вместе с женой Аденауэр поселился в уцелевшей больнице. Американцы танками расчистили узкую полосу, по которой можно было добраться до работы.

Здание ратуши подверглось общей участи. Администрация кое-как разместилась в помещении страховой фирмы «Альянс». Аденауэр проводил здесь все время — с утра и до позднего вечера. Не хватало людей. Оккупационные власти запрещали брать на работу тех, кто служил при нацистах. Тем немногим, которых удалось привлечь, обер-бургомистр не мог обещать вознаграждения. Он апеллировал к их пониманию обстановки и кёльнскому патриотизму.

Более половины зданий в Кёльне оказались полностью разрушенными, остальные — частично. Обследование показало: уцелело лишь 300 домов. Не было газа, электричества, воды. Разрушенные мосты прервали связь с правобережьем. Жители ютились в подвалах разбомбленных домов. Пищу готовили на кострах, разжигавшихся на улице. Воду брали из нескольких действовавших каким-то чудом колонок. Из почти восьмисот тысяч жителей в городе осталось немногим более тридцати тысяч. Редких прохожих можно было увидеть на улицах. Не ходили трамваи и автобусы, не ездили автомобили. Время от времени мелькали лишь военные джипы.

Американцы удивлялись: среди хаоса развалин, вблизи разрушенного вокзала и других зданий возвышался нетронутый Кёльнский собор. И только многочисленные выбоины на вечном камне его стен говорили о том, что вокруг рвались бомбы.

В первые дни Аденауэр бродил по улицам, не узнавая хорошо знакомые места. Мрачнели мысли, возникала психическая неуравновешенность. С трудом подавлял в себе раздражительность, нежелание общаться с людьми, стремление замкнуться в мире собственных переживаний.

Во время одной из прогулок он подошел к большому полуразрушенному дому на Аппельхофплац. Здесь недавно помещалось кёльнское гестапо. Пройдя по опустевшим развалинам, Аденауэр увидел в одной из комнат с выбитыми окнами и дверью медный подсвечник. Он поднял его, подумал и унес с собой. Подсвечник стал в рёндорфском доме символом — напоминанием о нацистских временах.

Ситуация в Кёльне была типичной для немецких городов в первое время после войны. Омертвели заводы и фабрики. Горожане в поисках продуктов питания потянулись в сельские районы. Но война опустошила и поля. Толпы беженцев не находили пропитания в деревнях и возвращались в города. Здесь царствовали черные рынки. Американские солдаты делали бизнес на сигаретах и тушенке. Немки шли на связь с оккупантами, чтобы хоть как-нибудь накормить изголодавшихся детей.

Население побежденной страны переживало глубокую депрессию. Людей охватили безразличие и апатия. Ими управляло первобытное чувство голода. Перестал существовать огромный, разветвленный по всей стране и четко организованный аппарат власти. Немцы, привыкшие к порядку и дисциплине, оказались предоставленными сами себе.

Американцы понимали, что без привлечения немцев к управлению они не смогут наладить общественный порядок на занятых территориях. Заранее они составили «Белый список для Германии», куда вошли известные деятели, которых следовало использовать в административных целях. Под номером один в нем значился Конрад Аденауэр.

Военные власти в Кёльне с уважением относились к обер-бургомистру и помогали ему. В город постепенно стали возвращаться бежавшие жители. Шли пешком, использовали случайный транспорт, товарные поезда. По просьбе Аденауэра американцы выделили для вернувшихся некоторое количество продовольствия. Своим распоряжением обер-бургомистр конфисковал имевшиеся в городе автомобили и отправил их в сельские районы за зерном, мясом, овощами. Оккупационная администрация вернула немцам городские автобусы. Аденауэр послал их в Бухенвальд, Дахау и Терезиенштадт, чтобы привезти кёльнцев — узников концентрационных лагерей.

Кроме продовольствия, нужны были жилье и работа. Аденауэр и его немногочисленные помощники взялись за налаживание торговли, восстановление городского транспорта, оживление уцелевших предприятий. Людей занимали на строительстве временных бараков для жилья, на разборке развалин и восстановлении того, что представлялось возможным восстановить. С помощью американцев на рурских заводах удалось достать значительное количество стальных конструкций и приступить к восстановлению мостов через Рейн. Город постепенно оживал. По указанию обер-бургомистра архитекторы начали разрабатывать план строительства нового Кёльна.

В это время Аденауэр решил еще одну проблему. Он получил информацию о месте хранения в Южной Германии картин из кёльнских музеев. Если о них узнают военные власти, последует немедленная конфискация. За картинами отправили похоронную машину, которая и доставила их благополучно в Кёльн. Полотна спрятали в подвале одного из домов, где священники оборудовали молельню. Расчет оказался правильным: подвал не подвергся обыску, а картины — конфискации.

Выбрав удобный момент, Аденауэр предъявил картины оккупационным властям и доказал, что они принадлежат городским музеям и не относятся к ценностям, награбленным во время войны нацистами. Американцы разрешили оставить их в Кёльне.

В июне 1945 года Аденауэр направил верховному главнокомандующему западными союзными войсками генералу Эйзенхауэру записку, в которой изложил соображения об использовании немцев, служивших в нацистских учреждениях. Он писал, что закрыть им возможность работать означает исключить их из процесса становления новой жизни и освобождения сознания от национал-социализма. Большинство из них, считал Аденауэр, сотрудничали с нацистами не по убеждению, а из страха подвергнуться репрессиям. Таково тоталитарное общество. Люди сначала боятся диктатора, потом свыкаются с жестким режимом и вживаются в него. Они не становятся его безусловными апологетами, но тем не менее идут вместе с властями, находят свое место в созданной системе. После ее слома люди какое-то время неизбежно находятся под воздействием старых идей и сожалеют о крушении того, к чему привыкли. Если им не дать возможность вписаться в новые структуры, не привить свежие идеи, они еще долго не смогут освободиться от национал-социализма и будут являть собой питательную среду для его возрождения в том или ином виде. А страна окажется разделенной на два лагеря: большинство — запятнанных, меньшинство — чистых.

В заключение Аденауэр предлагал провести быструю проверку немцев, работавших в нацистских учреждениях, и при отсутствии отягчающих обстоятельств допускать их к работе.

Соображения Аденауэра совпали с намерениями американцев. Денацификацию они провели таким образом, что большинству немцев она позволила вернуться к нормальной жизни. В американской зоне оккупации при населении 15,5 миллиона человек заполнили анкеты 12 миллионов. Виновными в сознательной нацистской деятельности признали 0,1 процента. Остальные получили справки о прохождении денацификации и возможность спокойно жить и работать.

Особенно внимательно оккупационные власти наблюдали за ходом денацификации на промышленных предприятиях. Они не допускали увольнения рабочих за их членство в НСДАП. Любое увольнение руководителей предприятий, служащих и рабочих по политическим мотивам могло состояться только с согласия военной администрации.

Случались и курьезы. Бывший нацистский полицай-президент Любека, служивший также гитлеровским наместником в Латвии и активно участвовавший в репрессиях против еврейского населения, обергруппенфюрер СС Вальтер Шрёдер также получил справку о денацификации. Через некоторое время он предъявил требование компенсировать ему имущество, которое конфисковали оккупационные власти. Среди вещей Шрёдер перечислил винные бокалы и рюмки, вазы для цветов, пивную кружку и метлу.

Разумеется, при такой беглой проверке многие нацистские преступники смогли избежать наказания. Главное, однако, заключалось в ином: немцы ощутили готовность союзников отнестись к ним по-человечески, исключить массовые репрессии, дать возможность заново осмыслить прошлое.

В большинстве своем немцы лишь после войны и далеко не сразу осознали преступный характер деяний национал-социализма, его стремление к уничтожению и порабощению иных народов. Шел Нюрнбергский процесс. И хотя все в мире понимали, что судят подлинных преступников, большинство немцев рассматривали процесс как акт мести, а не заслуженного возмездия.

Аденауэр улавливал эти настроения. Он сам пострадал от национал-социализма и тем не менее считал, что не следует увлекаться наказанием, что главное — создание условий, при которых преступные идеи больше не смогут воплотиться в жизнь. Особое внимание при этом необходимо было обратить на молодежь, ибо ей предстояло строить новую Германию.

21 июня 1945 года американскую военную администрацию в Кёльне сменила английская. В соответствии с ранее принятыми договоренностями области Северного Рейна, рурский район, Кёльн и Бонн вошли в английскую зону оккупации.

Новые власти сформировали муниципальный Совет из 24 членов. Выступая перед Советом, Аденауэр определил первоочередные задачи: жилищное строительство и ремонт тех домов, которые можно восстановить, обеспечение населения питанием и топливом, создание сети здравоохранения. Он не скрывал трудностей при решении насущных проблем, призвал членов Совета к энергичной работе, высказал надежду на помощь и поддержку оккупационных органов.

Общего языка с англичанами Аденауэр, однако, не нашел. К серьезному столкновению привело распоряжение военных властей вырубить на топливо деревья зеленого пояса Кёльна. Обер-бургомистр отказался выполнять распоряжение — он не забыл, сколько усилий потребовалось в 20-е годы, чтобы такой пояс создать и как кёльнцы гордились им. Аденауэр предложил взамен разморозить немалые запасы угля в рурском районе и пустить их на отопление домов.

Английский комендант вел жесткую линию по отношению к населению. Военнослужащим запрещались всякие контакты с немцами. Английского офицера, тайно женившегося на немке, уволили из армии и отправили домой. Денежным штрафом каралась даже передача немецким детям хлеба или сладостей.

В первом же интервью для печати Аденауэр призвал английские власти пересмотреть отношение к немецкому населению, что вызвало в комендатуре открытое недовольство.

Обер-бургомистр и его сотрудники разработали план развития города на ближайшие десять лет. Английская администрация даже не стала его рассматривать и потребовала заниматься расчисткой завалов и решением других насущных проблем, не тратя время на ненужное прожектерство.

Против Аденауэра действовали и социал-демократы, которые начали борьбу за ведущие позиции в Кёльне. Его заместитель социал-демократический бургомистр Гёрлингер направил в английскую службу безопасности письмо-донос на своего обер-бургомистра. Он писал, что Аденауэр — выходец из партии Центра, которая не боролась против национал-социализма. Как католик-центрист Аденауэр не в состоянии сплотить вокруг себя представителей других партий и прежде всего социал-демократов и коммунистов. И наконец, обер-бургомистр пытается привлечь к работе людей, которые служили при национал-социалистах.

Донос нашел положительный отклик. В Англии пришло к власти лейбористское правительство. Оно сделало ставку на немецких социал-демократов, видя в них наиболее влиятельную силу в Германии, близкую по своим взглядам к британским лейбористам. К тому же наметилось некоторое соперничество между английскими и американскими оккупационными властями. А Аденауэра поставили управлять городом американцы.

Против обер-бургомистра сработало также его интервью корреспонденту «Ньюс кроникл» и «Ассошиэйтед Пресс».

Журналиста интересовал лишь один вопрос: как складываются отношения Аденауэра с английскими властями?

— Говорят, вы не ладите с военными? — спросил он.

— Я полностью выполняю их предписания, — ответил Аденауэр. Он проявлял осторожность. Но и решил использовать предоставленную возможность для нажима на оккупационную администрацию. — Победители взяли на себя управление — это законно. Но они несут и ответственность за тех, кем управляют. Октябрь — преддверие зимы. А военные власти оставляют население без топлива.

Корреспондент затронул другую тему:

— Генерал де Голль заявил недавно о необходимости примирения между французами и немцами. Как вы относитесь к этому?

— В заявлении генерала речь идет о том, чтобы подвести черту под прошлым и сделать так, чтобы оба народа почувствовали себя европейцами. Я полностью согласен с ним. — Аденауэр подумал и добавил: — Мне хотелось, чтобы кто-либо из государственных деятелей Великобритании высказался о немцах как о европейцах.

Слова его прозвучали довольно резко. Так они и были переданы корреспондентом.

Интервью вызвало возмущение у англичан. На следующий день после его опубликования Аденауэра вызвали в канцелярию и вручили письмо за подписью военного губернатора провинции Северный Рейн бригадира Бараклафа. В нем указывалось, что оккупационные власти недовольны ходом восстановительных работ, расчисткой улиц от развалин и подготовкой города к зиме. Аденауэру вменялось в вину, что он не сумел преодолеть трудности и не исполнил свой долг перед населением. Поэтому он увольняется с поста обер-бургомистра.

Губернатор предписывал Аденауэру незамедлительно покинуть Кёльн. Отныне ему запрещается принимать участие в общественной жизни, служить в администрации Кёльна и других городов северорейнской провинции, а также прямо или косвенно участвовать в политической деятельности. При невыполнении этого распоряжения Аденауэру грозил военный суд.

Смещенному обер-бургомистру предложили расписаться на оригинале письма и спросили, есть ли у него какие-либо вопросы или замечания. Аденауэр твердо ответил «нет» и спокойно вышел из помещения. Когда он покидал Кёльн, никто из сотрудников не пришел проститься. Вокруг была пустота, похожая на ту, что создалась в свое время при увольнении его нацистами. Лишь его секретарша попыталась убедить англичан, что Аденауэр — ценный руководитель, что он, не жалея сил, делает все возможное для города. В результате ее тоже уволили и запретили поступать на работу в какие-либо городские службы.

В кёльнской больнице лежала жена Аденауэра. Он обратился к англичанам с настойчивой просьбой разрешить навещать ее. Согласие дали. Посещать Гусей он мог два раза в неделю и быть у нее не более часа. Определили время посещений и маршрут следования до больницы.

Бараклаф, которого работавшие с ним характеризовали как грубияна и солдафона, продолжал увольнять немцев, назначенных на те или иные посты американцами. Также действовали английские военные власти в Дюссельдорфе, Бохуме и других городах. С поста президента кёльнской промышленной и торговой палаты уволили банкира Пфердменгеса, занявшего его при американцах.

Однако некоторые служащие английской администрации уважительно относились к Аденауэру и ценили его опыт. Однажды в Рёндорф приехал полковник из оккупационной штаб-квартиры и попросил совета в решении некоторых городских проблем.

Аденауэр сказал:

— Для такого разговора нам надо переехать во французскую зону, ибо в английской мне запрещена общественная и политическая деятельность.

Полковник удивился. Через два дня Аденауэру официально сообщили, что запрет на политическую деятельность отменен.

Много лет спустя к Аденауэру во время его визита в Великобританию на одном из приемов подошел Бараклаф с бокалом вина. Генерал без всякого смущения спросил, как он воспринял тогда увольнение с поста обер-бургомистра Кёльна.

Аденауэр внимательно посмотрел на улыбающегося Бараклафа и ответил:

— У меня дома хранится папка с материалами, озаглавленная: «Увольнение нацистами». Пришлось завести еще одну — «Увольнение освободителями».

Бараклаф ухмыльнулся и сказал:

— Не сделай я тогда этого, вы бы остались градоначальником и не стали канцлером.

Отстраненный от каждодневной работы, требовавшей максимума сил и внимания, Аденауэр занялся любимыми розами в саду рёндорфского дома. В кабинете просматривал накопившиеся материалы и размышлял о причинах деградации Германии и ее возможном будущем.

Аденауэр не был склонен объяснять приход к власти национал-социалистов только лишь действиями политиков и военных. Нацисты нашли благодатную почву для посева своих идей в широких народных массах. После победы в войне 1870–1871 годов и создания империи государство превратилось для немцев в идола. Они уверовали в приоритет государства, в том числе и перед важными человеческими ценностями. Крестьяне, средние слои, рабочие, интеллигенция готовы были принести в жертву этому идолу достоинство и честь индивидуальности. Роль человеческой личности, духовных и этических категорий падала. Материалистические догмы марксизма, получившие широкое распространение в конце XIX века, способствовали централизации власти в руках государства. Теория классовой борьбы подавляла свободу личности и расчищала путь к диктатуре.

Национал-социалисты довольно быстро создали культ власти, вытекающий из материалистического мировоззрения. Они внушили немцам веру в тоталитарное государство и его способность вести массы. А затем заставили поверить и в расовую теорию: собственная арийская раса — это раса господ, собственный народ — это народ-господин. Другие народы подлежат порабощению или уничтожению в силу их неполноценности.

Глубоко верующий Аденауэр в своих размышлениях отталкивался от духовных ценностей, проповедуемых христианством. Материалистическое мировоззрение пагубно, ибо делает человека безликим, мелкой деталью в огромном чудовищном механизме классового государства. Достоинство, свобода и самостоятельность личности должны установить предел государственной власти. Государство по отношению к личности выполняет лишь служебную функцию. Но свобода не означает своеволие и произвол. Человек не должен забывать об ответственности перед ближними и всем обществом.

Немецкий народ, возрождая Германию, должен воспитать в себе ответственность, выработать умение самостоятельного политического мышления. Аденауэр не сомневался в том, что будущая германская государственность, если ей суждено восстановиться, должна покоиться на приоритете личности, ее прав и свобод и объединять различные интересы, мировоззрения и мнения. В основу воспитания молодежи необходимо положить христианские и демократические принципы. Надо укреплять в народе идеи демократии, прививать политическую сознательность и ответственность индивидуума перед обществом.

Мысли о демократии вновь и вновь приводили к выводу, что она — нечто большее, чем парламентская форма правления. Это — мировоззрение, которое покоится на признании достоинства и ценности личности, прав каждого отдельного человека — не только декларированных, но и реально обеспеченных общественным устройством и гарантированных государственной властью. Мыслить демократически — значит уважать других, их честные желания и стремления.

До реализации таких идей было далеко. Ведь позади — война, необычная не только по масштабу втянутых в нее человеческих и материальных ресурсов, по количеству жертв и разрушений, но и в силу того, что произошло столкновение не только государственных интересов, но и идеологических принципов. Западные демократии вступили в схватку с тоталитарными фашистскими государствами. А немецкие нацисты, переоценив силы Германии и ее союзников, развязали битву против другого тоталитарного государства — Советского Союза. Фашистская угроза объединила демократические государства с коммунистической страной, которая идеологически являлась их антиподом.

Окончание войны привело к созданию разграничительной черты. В первое время она была мало заметна. Но интересы недавних союзников начали быстро расходиться. Граница между двумя мирами стала обозначаться более отчетливо. Постепенно она превратилась в «железный занавес». Он завис над центральной частью поверженной Германии. Предсказать будущее немецкого народа и его государства представлялось невозможным. Ялтинские и Потсдамские соглашения определили границы, наметили зоны оккупации, поставили задачу искоренения национал-социализма. Но они не предусмотрели, да и не могли предусмотреть послевоенной глобальной идеологической схватки демократии и тоталитаризма, в эпицентре которой оказалась проблема будущего Германии.

Западные лидеры еще в ходе войны думали о расчленении Германии после победы над ней. Американский государственный департамент разработал несколько вариантов раскола Германии и создания на ее территории трех, пяти и даже семи отдельных государств. На встречах Рузвельта с Черчиллем и Иденом мнение оказалось единым: Германия должна прекратить существование как целостное государство.

На Тегеранской конференции американцы при поддержке англичан предложили создать в Германии пять следующих автономных государственных образований: 1) Пруссия, 2) Ганновер и Северная Германия, 3) Саксония и район Лейпцига, 4) Гессен-Дармштадт, Гессен-Кассель и район Южного Рейна, 5) Бавария, Баден и Вюртемберг. В особые территории предполагалось выделить районы Кильского канала и Гамбурга, Рурскую и Саарскую области, поставив их под контроль четырех держав или международной организации.

Сталин это предложение не принял. И не только потому, что расчленение американцы произвели сугубо произвольно, показав весьма посредственные знания европейской географии. У него зрели иные соображения.

В Соединенных Штатах идею расчленения не оставили. В сентябре 1944 года опубликовал свой план Г. Моргентау, занимавший в правительстве Рузвельта один из министерских постов. Он предлагал отдать Польше ту часть Восточной Пруссии, которая не отходит к СССР, а также южную часть Силезии. К Франции присоединить Саар и соседние территории Рейнско-Мозельского района. В Рурской области и примыкающих к ней промышленных районах образовать особую зону под международным контролем. Оставшуюся часть Германии разделить на два автономных независимых государства: Южногерманское, включающее Баварию, Вюртемберг и Баден, и Северогерманское, составленное из территорий Пруссии, Саксонии и Тюрингии.

Советская сторона не приняла и план Моргентау. В Потсдамском соглашении было зафиксировано намерение победителей оставить Германию единым государством, развивающимся на демократической и миролюбивой основе.

Ратуя за расчленение Германии, западные страны стремились ликвидировать очаг агрессии и войн, а также избавиться от торгово-промышленного конкурента. Вскоре, однако, у них определилось и другое стремление — овладеть как можно большей частью Германии и превратить ее в передовой заслон против экспансии коммунизма.

Сталин никогда не высказывал намерений лишить Германию государственности и расчленить ее. Советские войска далеко продвинулись на Запад, в том числе и на немецких землях. Страны, освобожденные Красной Армией, Сталин включал в зону своего активного влияния в политическом и идеологическом плане: в них должна была восторжествовать демократия советского образца при правлении коммунистических партий и быть избран путь социалистического развития с планово-распределительной государственной экономикой. Он верил в то, что, установив такой порядок в оккупированных советскими войсками немецких землях, можно будет, используя возросший в ходе войны авторитет Советского Союза, распространить его на всю Германию и таким образом создать благоприятные позиции для дальнейшего наступления на Западную Европу.

Трудно сказать, думал ли Сталин о силовом воздействии на западных союзников. Идеологическое же наступление принимало в его мыслях реальное очертание с учетом возросшего во многих европейских странах влияния коммунистических партий, полностью подчинявшихся Москве.

В рёндорфской тиши у Аденауэра было много времени для размышлений, но мало информации для углубленного и точного анализа складывающейся обстановки. Он видел неизбежность противоборства с коммунизмом. Исходя из этого ставил под сомнение способность четырех держав совместно управлять побежденной Германией как единым целым. Различие принципиальных ценностей вызывало и различие политических задач. Союзники не могли совместно осуществлять общественные преобразования, ибо по-разному понимали суть демократии: западные деятели — как всеобщую категорию, а коммунисты — как классовое явление. Сотрудничество во время войны неизбежно должно было смениться конфронтацией в мирное время.

Аденауэр в тот период недооценивал фактор американского присутствия в Европе, значимость и влияние Соединенных Штатов на мировые и европейские дела. Он размышлял о необходимости сплочения западных европейских стран под руководством Англии и Франции, кооперации экономик Германии, Франции, Бельгии, Люксембурга, Голландии.

Вновь и вновь возвращался Аденауэр к истории франко-германских отношений, к тем бедам, какие принесла обоим народам вековая вражда. Напрашивался очевидный вывод: необходимы примирение и сотрудничество немцев и французов. Без них не бывать спокойной жизни в Европе.