ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ
Охотское море расположено между Камчаткой и Сахалином. Здесь действительно царство китов. И самые рыбные в мире места. И вот удивительное дело: остров Сахалин по форме напоминает чудовищную рыбу, а полуостров Камчатка — кита. Они плывут встречным курсом, "Сахалинская рыбина" выныривает из Японских вод. А "Камчатский кит", изогнувшись, погружается в волны Тихого океана.
Под самым носом его рассыпались — словно мелкая рыбешка — Курильские острова. И похоже, что «кит» гонится за ними…
Мы проскочили мимо Курил ночью. И с первыми проблесками зари перед нами распахнулась белесая водная равнина. Обычно бурное, беспокойное Охотское море выглядело сейчас на редкость тихим и ласковым. Его засевали солнечные блики. Над ним, в безоблачной синеве, клубились и реяли сотни птиц. И стоял полнейший штиль!
— Ну, наконец-то! — сказал, улыбаясь, боцман, — погодка — прямо по заказу! Теперь мы отыграемся, возьмем свое… Уж теперь-то — точно!
Сверху, из "вороньего гнезда", раздался крик марсового:
— Вижу фонтаны! Прямо по курсу!
— Сколько? — спросил с мостика капитан.
— Штук восемь…
— Полный вперед, — прорычал в переговорную трубку капитан, — самый полный!
Шхуна шла на всех парах, и команда ликовала. «Вегетарианцы» были верной добычей! И с каждой минутой расстояние между ними и китобойцем сокращалось… Но внезапно с юго-востока надвинулся туман.
Мы увидели его не сразу; мы ведь смотрели вперед — на китов!
Киты играли. Знаете, как резвятся эти гиганты? Они прыгают по воде, словно дети — по тротуару…
Хвостовые лопасти у них устроены не так, как у рыб, а — горизонтально, и обладают, в связи с этим, редкостной мощью. И прыжки китов, сопровождаются всегда пушечным гулом. Но все равно в их играх есть что-то трогательное, инфантильное.
А туман, между тем, наползал! Первым его углядел марсовой и прокричал тревогу… Но что же тут можно было поделать? «Скиталец» и так шел полным ходом — не шел, летел. Но туман двигался быстрее. Повторялась, в сущности, та же история, что и с Чукотской грозой. И в обоих случаях мы были обречены, оказывались в проигрыше.
Вскоре туман навалился на шхуну — и поглотил корму. Я покосился туда, и увидел плотную, тяжело колышущуюся, стену. Обвел взглядом море — но и оно уже тоже затмилось, помрачнело…
А затем меня с головы до ног окутали, обволокли густые лиловые клубы… Не стало ни мачт, ни палубы. Я словно погрузился вместе с кораблем в мутную жидкость — невесомую, неосязаемую, пахнущую йодом и гнилыми водорослями.
Ощутимыми, отчетливыми в ней были только звуки.
Где-то очень близко слышался сочный плеск, раздавались гулкие хлопки по воде — это играли киты. Они резвились с прежней беззаботностью.
Люди же чувствовали себя потерянными, полуослепшими. Когда-то я говорил об обских туманах… Они там действительно, сильны. Но такого страшного, как этот — я еще никогда не встречал! Впрочем, здешний край в этом смысле прославлен. И моряки не зря называют Камчатку "дьявольской кухней туманов".
Простерев беспомощно руки, я двинулся по палубе ощупью, робко отыскивая дорогу к кубрику.
И вдруг услышал голоса.
Разговаривали сгрудившиеся у рубки моряки. Шел типичный мужской треп… Треп бездомных, изголодавшихся людей — о любви, о сексе, о всяких пикантных деталях.
Таких разговорчиков я наслушался за жизнь немало. И в казармах, и в тюремных камерах, и на кораблях — везде преобладал один, традиционный сюжет.
И сейчас толковали о том же, — но не о людях, а о моллюсках.
— У них, не так, как у всех прочих, — повествовал бойкий тенорок. — У них это делается по-простому, по-пролетарскому! Вот, скажем, кальмар… Он подплывает к какой-нибудь дамочке, протягивает ей — своим щупальцем — пакет со спермой. И та берет, ни слова не говоря, и кидает себе прямо в матку.
— Врешь! — усомнился кто-то, — неужто, у них так?
— Все точно, ребята, — подтвердил хриплый голос (и я сразу узнал краснолицего моряка). — Есть и другая порода — называется «аргонавты». Так у тех — еще проще… У спрута, у мужика, щупальце со спермой отрывается и плывет — навроде рыбы — ищет самку! А как найдет, само к ней в нутро заползает.
Она, дура, вообще ни о чем не знает… Спит, к примеру, видит сны, а сперма-то уже — промеж ног!
— Промеж щупальцев, — поправили его с хохотом.
— Ну, правильно, — согласился краснолицый, — да какая разница? Главное, что — тама! И без хлопот!.. Я как-то в порту с одной девчонкой познакомился. Конечно — выпили, поболтали. Ну, потом я и говорю: "Ладно, короче… Ложись!" А она мне: "Ты что, мол, хочешь, — как кальмар? Сунул пакет со спермой и все дела? Нет, я все-таки человек. Ты свое щупальце пока не протягивай… Сначала — поухаживай за мной, понравься мне!"
— Эх, девочки, — вздохнул первый, — цыпочки-курочки! У меня тоже в Петропавловске осталась одна. И еще — в Усть-Камчатске. Но теперь, когда я их увижу? План не выполнен, фарту нет. А наш капитан с пустыми руками не привык возвращаться… Верно говорю, ребята, загорать нам в море — до осени!
— Да, не везет, — послышался новый голос, — в который уж раз упускаем добычу! То дождь, то туман… И все как-то исподволь, исподтишка! Вот же, подлость какая! С чего? Почему?
— Так бывает, братишки, когда на борту — баба, сказал из тумана Авдеич. И все на минуту примолкли, слушая затейливый его мат.
— Или когда — неудачник… Истинный неудачник! добавил затем Краснолицый. — Но кто бы это?
Раньше таких у нас, вроде, не было…
Я находился уже поблизости от них — в двух шагах. Но услышав эти слова, дальше не пошел. Замер, не дыша. И слегка попятился.
Ребята недоумевали, терялись в догадках, но мне-то все сразу стало ясно! Я прекрасно понимал, кто здесь истинный неудачник…
И баба, — подумал я затем, — она ведь тоже имеется! Лежит в моем мешке, плывет на этой шхуне. Правда, она — резиновая, надувная… Но кто знает, какие у фортуны прихоти? На что она обращает внимание? Может быть, для нее вполне достаточно того, что есть?
* * *
Заблудившаяся в тумане, шхуна стала на прикол. И простояла так сутки. А когда немного развиднелось — завернула в ближайшую удобную бухту.
И там я ушел с корабля. Я решил это сделать сам, не дожидаясь осложнений…
Никто из команды, собственно, не бросил мне ни малейшего упрека. И Маркони с Авдеичем провожали меня, как друзья. Но все же я видел, с каким огромным облегчением восприняли все мой уход!
Я как бы притащил на шхуну бедственную свою участь — и ребята стали угадывать это. Я не принес им добра! Наоборот… И в общем — я понимал это отчетливо — китобой из меня не вышел, не получился.
Да и вообще, какой из меня моряк? — думал я, сидя в береговой пивной, за бутылкой водки. — Это все началось случайно… И протекало нелепо… И пора мне уже с этим кончать. Пора возвращаться на материк, прибиваться к какому-нибудь берегу!
Да, но к какому? — тут же спросил я себя. Куда? Куда?
И, не найдя ответа, потянулся к бутылке…
За соседним столиком сидел какой-то рослый парень — в форменном кителе, в фуражке с морским «крабом». Мы постепенно разговорились. Он оказался вторым помощником капитана, с плавучей фабрики «Алеут», являющейся базой местной краболовной флотилии.
Этот корабль я видел на рейде. Он был огромен, многоэтажен, ярко освещен. Оттуда слышалась музыка и долетали женские голоса…
Водочка сближает людей быстро, легко. И спустя час мы были уже — лучшими друзьями! Я поинтересовался: куда база держит путь? И выяснил, что — к Сахалину и дальше… Конечный пункт: Бухта Ольга, в Японском море.
— Ольга? — наморщился я. — Она, по-моему, недалеко от Владивостока?
— Рядом. Милях в двухстах всего…
— Слушай, друг, — сказал я, — возьми меня на судно, а? Согласен на любую должность!
— Не знаю, — замялся Костя (так звали нового моего друга), — вряд ли это возможно. База набита битком, все укомплектовано полностью… А чего ты так рвешься-то?
— Хочу — на материк.
— Зачем?
— Долго объяснять, — махнул я рукой.
Но все-таки — объяснил… И незаметно увлекшись, рассказал ему о своих скитаниях.
Повествование длилось долго. За это время мы успели опорожнить еще одну бутылочку. И я, в заключение, проговорил, развязывая дорожный свой мешок:
— Вот все, что осталось от прежнего богатства… Три шкурки — но зато какие! Голубой песец! Знаешь, сколько он стоит? Две с половиной тысячи! В «Ольге» я одну шкурку загоню и расплачусь по-честному. Или — вместе пропьем!
И я потряс перед его взором пушистым, шелково переливающимся мехом. Но Костя смотрел не на песцов, а на раскрытый мешок. Оттуда высовывалась белокурая прядка женских волос.
— Что это? — спросил он, пригибаясь. — Ты, может, женские скальпы коллекционируешь?
— Да нет, это так, игрушка, — пробормотал я, — надувная…
— А ну, покажи!
Осторожно, медленно — хоронясь от сторонних глаз — я достал Красотку и развернул ее. И выслушав все мои комментарии, Костя пришел в восторг.
— Но это же гениально, — смеясь сказал он, — значит, что же: как понадобилась — надул! А надоела — выпустил воздух и спрятал! Какая выдумка, какая выдумка! Решение всех проблем… Вот что, — песцов ты своих спрячь. А лучше подари-ка эту красоточку.
— Но ты обещаешь?..
— Ради такого дела — в лепешку расшибусь! Не беспокойся. Пойдем прямо сейчас.
Когда мы уж поднялись из-за стола, я спросил:
— Сколько у вас на базе женщин?
— Ох, много, — отозвался он. — Работают в цехах, и в столовой, и в прачечной — повсюду. Сплошное бабье царство!
— Но зачем же тогда тебе — эта красотка?
— А вот именно поэтому… Устал, надоело! Хочу покоя! Хватит с меня истерик и всяких фокусов…
И он добавил, усмехнувшись:
— Вот появишься там — все сам поймешь!
* * *
Поздней осенью пятьдесят четвертого года я вышел из ворот Владивостокского порта. На мне был все тот же потрепанный морской бушлат. Тяжелые обитые сапоги. И мешок за спиной болтался — совсем уже легонький, плоский.
День был пасмурный, мглистый. Моросил мелкий дождичек — сек лицо и полз за воротник. Пройдя несколько улиц, я огляделся, ища укрытия. Увидел вывеску пивной. А на противоположной стороне улицы — массивное здание библиотеки.
С минуту я стоял, колеблясь, не зная, куда повернуть. Пивная манила — но идти туда было боязно… Денег оставалось немного, их следовало беречь!
И шлепая по лужам, я пошагал — через улицу.
В библиотеке было тихо, чисто, тепло, и пахло старыми книгами, особым неповторимым запахом, всегда напоминающим мне детство… Я сразу как-то обмяк, расслабился, отогрелся. Лениво подошел к столу, на котором — тяжелой грудой — лежали подшивки сибирских газет. Стал их небрежно перебирать. И вдруг увидел подшивку газеты "Советская Хакассия".
Это была та самая газета, в которой я безуспешно пробовал начать… И где оставил, уходя, все свои рукописи.
Теперь я с интересом ее просматривал: я как бы встретился со старым знакомым…
Наконец-то я узнал, что делается в мире и в нашей стране. В ней, судя по всему, начинались немалые перемены! Сталинский ставленник — Берия — был разоблачен и расстрелян. «Коллективное» руководство скончалось. Ко власти пришел Никита Хрущев. Имени его раньше я никогда не слыхивал — и одно это уже было признаком неплохим, обнадеживающим.
Ну, а что же творится в самой Хакассии? — Я склонился над подшивкой. И с маху перелистнул несколько номеров.
И отшатнулся. И на мгновение даже зажмурился.
С помятой, захватанной газетной страницы на меня в упор смотрело мое собственное имя: "Михаил Демин". И пониже — жирным курсивом — значилось: "Лирический Цикл".
Цикл был довольно большой, и подобран неплохо. И здесь же, в редакционной заметке, сообщалось, что газета представляет читателю нового, молодого (!) начинающего автора.
Заинтересовавшись, я торопливо начал рыться в пропущенных экземплярах. И обнаружил там еще две поэтических подборки, а также — большой, во весь разворот, художественный очерк о природе Южной Сибири.
Значит, час мой пришел, — подумал я, — все-таки я дождался…
И странное дело — я подумал об этом с облегчением, с радостью, но уже без того пылкого юношеского восторга, который охватывал меня раньше при мысли о такой удаче… Я больше не бурлил и не пенился.
Ну что ж, вот и окончилась моя одиссея! Продолжалась она почти два года — но за это время я как бы прожил целую жизнь. Было все в ней: и голод, и безумие, и страх… И трубил надо мной ветер странствий — ветер многих морей. И встречались на пути моем Сирены, и попадались чудовища. И приходилось мне проскальзывать между Сциллой и Харибдой. И сталкиваться с гигантским Циклопом (правда, уже утомленным, дряхлеющим, но все еще по-своему — грозным!) Я несколько раз уходил у него из-под рук, спасался от заточения… Но давалось мне это нелегкой ценой.
Теперь это все позади. Зигзаги кончились. Начинается новый, обратный путь. Мне предстоит вернуться туда, откуда я бежал когда-то, и где сейчас — призывно и гулко — ударили колокола судьбы!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.