Сгущая краски

Сгущая краски

…в толпе словить посмел-таки

чужую женщину в красе

из платья и косметики.

Михаил Армалинский

Впервые опубликовано в General Erotic. 2003. № 103.

Если красота мужского лица определяется его чертами, то красота женского лица определяется косметикой. Большинство женщин, лицо которых не тронуто косметикой, выглядят непривлекательно, а часто и отталкивающе.

Особенно разительно это заметно на кинозвёздах (см. http:// stars-without-makeup.info), которые, согласно общественному мнению, являются эталоном красоты. На этом сайте даются фотографии знаменитых молодых актрис при полном параде косметики и без неё. Увидеть кинозвезду некрасивой, то есть без косметики, – это всё равно, что увидеть королеву с голым задом – невзрачность ниспровергает кинозвезду с пьедестала почёта. В данном случае понятие женской красоты подвергается сомнению – если такая красавица, думается жадно смотрящему, так безлика без косметики, то чего же стоит их красота? И вообще, что же такое красота лица?

Очевидно, что женщина может быть красивой или уродливой не только в сравнении с другими женщинами, а прежде всего по отношению к самой себе. А если единственное, что превращает женщину из непривлекательной в красавицу, – это косметика, то она хотя красотой не является, но наделяет ею. То есть красота, подобно химической реакции, возникает при соединении женского лица с косметикой. Красота – это чудо, волшебство, возникшее как результат взаимодействия живого и неживого, то есть мёртвого. Так и в сказках волшебство осуществляется совместно живой и мёртвой водой.

Волшебство это состоит в том, что женщина в собственных глазах, и в особенности для мужчин, превращается из сексуально непривлекательной в сексуально привлекательную – свидетельством чему резко возникающий огромный интерес мужчин к женщине, ставшей смотреться красивой.

Исходя из этого эффекта, сексуальную привлекательность можно с чистым сердцем отождествить с красотой.

Слово «красиво» повсеместно заменяется словом sexy, что выказывает тождественность красоты и сексуальной привлекательности. Об этом тождестве люди догадывались с давних времён с разной степенью убеждённости, которая для меня в конце концов предстала в своём абсолютном виде (см. General Erotic. 2003. № 86).

Принято говорить, что женщина использует косметику, чтобы «лучше выглядеть». Но что значит «лучше»? Лучше – это значит привлекательней, а если привлекательней, то привлекательней для ебли.

В злободневном быту мужчины и женщины не осознают, что красота и есть сексуальная привлекательность. Они убеждены, что красота – это… красота. В основе этой любимой тавтологии лежит основа жизни, построенная на бездумных инстинктах, которым люди послушно подчиняются, не задумываясь над их сутью.

Эта неосознанность по отношению к сексуальной сути красоты напоминает мне неосознанность речи, в которой человек использует слова, этимология которых ему не известна и не интересна, тогда как первоначальный смысл многих слов так изменился со временем, что многие слова стали нести прямо противоположный смысл по сравнению с первоначальным (например, слово «наверное» использовалось раньше в смысле «точно», «наверняка», тогда как сейчас оно используется в смысле «может быть»). Но человеку важно донести сиюминутный смысл своих порывов, и ему не важно, что бейсбольная бита была сделана для удара по мячу – ею же можно вполне убедительно ударить по голове.

Естественное невежество в этимологии используемых слов уподобляется невежеству людей в области истории нравов, а потому люди обречены повторять одни и те же ошибки. По-видимому, во вдохновенном повторении ошибок и кроется один из смыслов жизни, ибо знание истории обременяет человека печальным опытом и усложняет сиюминутное бытие, тогда как невежество даёт упорную иллюзию беззаботности и безнаказанности. А пребывание в этих: иллюзиях даёт человеку уже вовсе не иллюзорное, а вполне реальное ощущение счастья.

Евреям удалось разбить этот порочный круг невежества, и изучение истории своего народа и толкование смысла («этимологии») слов в Торе стало обязанностью каждого правоверного иудея. То есть евреи осознают в значительно большей степени свою историю, свою «этимологию», и в том числе тождество красоты и сексуальной привлекательности. То, что у других запрятано глубоко в бессознательное, у евреев выносится на свет сознания, анализируется и синтезируется в иное видение мира. Это «иное видение» позволяет евреям решать многие проблемы (в различных областях знаний), которые не под силу другим народам. Вот и я, еврей, пишу о том, о чём не принято было упоминать, но о том, что само собой «подразумевалось подсознанием».

В том, что красота в основе своей является сексуальной привлекательностью, открытия нет, но знание этого постоянно загоняется в подсознание, а я хочу вызволить его наружу, за ушко да на солнышко, чтобы фактом этим, явлением этим пользовались не только инстинктивно, а с применением мощного логического рычага. Чтобы всякую красоту использовать на полную катушку на ярком свету и при всём честном народе, по её назначению – как сексуальную привлекательность.

Одним из наглядных примеров единства красоты и сексуальной привлекательности является то, что красивая женщина, с которой мужчина живёт продолжительный срок, перестаёт восприниматься им как красивая. Её красота предстаёт ему как сама собой разумеющаяся, то есть становится незаметной, а всё потому, что сама женщина становится привычной, а значит, перестаёт быть для него сексуально привлекательной. Красота теряет свою сексуальную силу и сразу перестаёт восприниматься как красота. Мужчина может легко прельститься другой женщиной, которая формально менее красива, но которая зато из-за своей новизны более сексуально привлекательна и потому видится мужчине красивой. Новизна выступает в роли красоты, и красота изживает себя при постоянном с ней общении.

Здесь, кстати, надо заметить и справедливость обратной связи, как и в любом тождестве: всё, что красиво, – сексуально привлекательно, а что сексуально привлекательно, – красиво. «Желанье наделяет красотой», как писал я почти в детстве.

Я, например, жалею, что у красавцев Макинтошей, которых я так люблю, нет достаточно большой дырки, в которую можно было бы ихеть.

Когда женщина обнажает своё тело, то происходит резкое переключение эпицентра красоты с лица на пизду, грудь, ягодицы. Обнажение тела делает красивое лицо незаметным, неважным, третьестепенным. Нагота – истинная красота – это женский главный козырь в игре по привлечению внимания мужчины.

Красота тела по праву побеждает в конкуренции с красотой лица. Мужчина будет смотреть на голую пизду непривлекательной женщины, а не на красивое лицо рядом стоящей женщины с укрытым телом. Или в пределах одной и той же женщины с красивым лицом – стоит ей обнажить своё тело, как всё внимание переключится именно на него. До наступления оргазма красота лица меркнет перед обликом пизды.

Однако после оргазма интерес к пизде-анусу-груди исчезает и внимание снова обращается к лицу, так как оно всегда торчит перед глазами и занимается ненавязчивым (как пизда и как идея) воскрешением желания у мужчины. Таким образом, лицо и междуножье чередуются в своём эстетическом первенстве.

Так как в обществе демонстрация наготы запрещена, то женщина должна была выбрать замену своим половым органам для привлечения внимания мужчины, и лицо стало полномочным представителем междуножья. Можно было бы использовать жесты, вроде высовывания языка, подмигивания, но эта слишком активная демонстрация позволительна лишь для профессионалок. Приличная женщина не должна открыто выказывать свои желания, а потому косметика стала теми красками, которыми пишутся картины желаемого сладострастья. Ни слова, ни жесты, но ярко накрашенные губы взывают к поцелую достаточно ясно, чтобы мужчина мгновенно на них реагировал желанием.

С помощью косметики достигается приближение к таким очертаниям лица, которые воспринимаются как красивые: симметричные и ярко очерченные, полные губы, небольшой нос, крупные глаза с длинными ресницами, небольшой подбородок, высокие скулы и лоб, гладкая и нежная кожа. Принято объяснять, что именно такие черты свидетельствуют о способности женщины производить обильное и здоровое потомство и что наша подкорка умеет узнавать эту способность через такие вот черты лица. Но это, конечно, не объясняет, почему именно через такие, а не через длинный горбатый нос, тонкие губы, щёлочки глаз и морщинистый узкий лобик. Впрочем, объяснить можно, но замысел Провидения пребудет по-прежнему неизвестен.

Одно и то же лицо может представляться красивым или некрасивым в зависимости от силы сексуального желания. Известно, что при сильном голоде и объедки покажутся вкусными, а уродки – красавицами.

В европейской культуре лицо – это единственная постоянно открытая часть тела. (Недаром у мусульман женское лицо должно быть постоянно закрытым, ибо в лице они гораздо чётче видят отсвет пизды.) Ладони, которые тоже открыты, часто прячут за спину или в карманы. Только лицо всегда доступно взгляду.

Привлекательное открытое лицо является проводником к сокрытой пизде. Но если мужчина видит уродливое лицо, то он пренебрегает услугами проводника и сам идёт прямо к своей конечной цели: прикрывает женщине лицо или отводит от него глаза или ставит женщину на четвереньки.

У раннего Горького есть рассказ, где не шибко красивая проститутка, желая отблагодарить мужчину, предлагает ему себя. Заметив, что он без вдохновения смотрит на неё, она предлагает: «Хочешь, я лицо прикрою?» Помню, в отрочестве, когда я прочёл об этом предложении, меня осенило, что лицо, на которое мы поначалу обращаем такое грандиозное внимание, становится совершенно неважным в буквально жизнеопределяющие моменты человеческой жизни.

Практика восприятия доказывает, что существенная разница между красотой и невзрачностью состоит в цвете: без косметики – серость, а значит, безликость – то есть отсутствие лица. Недаром же, когда говорят о непривлекательном лице, его называют бесцветным. Косметика занимается тем, что располагает по лицу яркие цвета и придаёт лицу резко контрастное изображение – красоту называют яркой.

Итак, косметика делает женское лицо красивым, то есть сексуально привлекательным, и в конечном итоге сулит ей еблю. Женщина чувствует или знает об этом и использует косметику для того, чтобы объявить миру о своей доступности, о своём желании.

Но если женщина стесняется объявлять о своей доступности, она не станет пользоваться косметикой. Причём это стеснение чаще всего неосознанно и основано на женской неуверенности в себе, забитости моралью или на прямых запретах, существующих в том или ином обществе.

В некоторых ситуациях женщина умышленно не хочет привлекать к себе сексуальное внимание и тогда умышленно не пользуется косметикой. Крайний пример – монашки, статус которых полностью асексуальный, а потому косметика для них неприемлема.

Когда у женщины возникает желание и она решает помастурбировать, она не станет перед этим красить губы и подводить глаза. Ей не надо объявлять самой себе о своём желании – она прекрасно знает, где и как его удовлетворить. Косметика нужна ей лишь для общества, из которого женщина выудит себе сексуального партнёра с помощью своего открытого сияющего лица, а, увы, не открытого розовеющего клитора.

Но если женщина хочет партнёра и, следовательно, жаждет привлечь внимание, тогда она раскрашивает себе лицо. Потому мужчины, завидев женщину в косметике, понимают, что она не пассивно ищет партнёра, а активно объявляет об этом.

Женщина в косметике представляется мужчине красивой, другими словами, мужское желание возникает как реакция на женскую демонстрацию желания.

Женщина, намазанная косметикой, уподобляется сучке в состоянии течки. Как кобели несутся за сукой, почуяв её запах, так мужчины бросаются вслед за намазанной женщиной (сделавшей себя красивой, то есть доступной).

Женское лицо в косметике как способ провозглашения желания уподобляется по откровенности и действенности её раздвинутым ногам – вид пизды сразу вызывает желание, вид лица, ставшего от косметики красивым, тоже сразу начинает вызывать желание.

Общество запрещает женщине в открытую демонстрировать свою доступность – раздвигать ноги и показывать пизду, и потому женщина выбрала символический метод манифестации своей доступности – раскрашивание лица.

Конечно, помимо косметики, у желающей женщины возникает особая мимика, блеск глаз, что тоже воспринимается как красота. Таким образом, красота исходит из женского желания, которое воплощается прежде всего в облике всегда готовых к совокуплению гениталий, а потом распространяется на раскрашенное лицо, которое подтверждает не только физиологическую готовность женщины, но и психическую. Раскраска лица имитирует физиологические симптомы похоти: блеск глаз с помощью очерчивания их, пухлость и полураскрытость губ с помощью увеличения их поверхности помадой, порозовение кожи благодаря специальным кремам.

Многие мужчины боятся красивых женщин так же, как боятся вида пизды. Красота страшит, ибо требует обладания собой, требует действий, на которые многие мужчины неспособны. Красота есть не что иное, как манифестация доступности. Поэтому, борясь с яркостью красоты, на самом деле борются с доступностью. Именно потому маленьким девочкам родители запрещают пользоваться косметикой, так как это делает их по-женски красивыми, а значит, доступными, что непозволительно в юном возрасте, с точки зрения морали.

Битов в «Пушкинском доме» повторял за кем-то, что всё самое прекрасное в жизни дано нам бесплатно. Бесплатно, то есть доступно. Потому красота природы, красота здоровья определяются их доступностью.

Вот оно, долгожданное определение! – Наслаждение, сулимое доступностью, есть красота.

Степень провозглашаемой доступности определяется степенью яркости косметики. Самая яркая используется проститутками, также женщинами, решившими утолить свою похоть, отправляющимися в места, где происходят случки (дансинги, бары). Потому яркая косметика для «приличной» женщины неприемлема. Если рассматривать красоту как знак сексуальной готовности, то максимальная красота вызывается наиболее яркой косметикой.

Терпимость нынешнего общества к сексуальным проявлениям выражается в том, что обыкновенным женщинам позволяется выглядеть так, как некоторое время назад могли выглядеть только проститутки. То есть женщинам позволяется более открыто выказывать свою готовность с помощью яркой косметики, мини-юбок, декольте и пр. Всё это подаётся как женская красота, которая, подобно ярлыку, навешивается на сексуальную доступность, которая тем самым легализируется этически благодаря её эстетической интерпретации.

Ранним утром на работу приходят женщины серые, невзрачные, потом удаляются в туалет и выходят оттуда красавицами – намазанными изощрённо и вызывающе.

Женщина, которая считает себя некрасивой, будет сторониться, а часто даже отшатываться от косметики, чтобы не входить в противоречие с убеждённостью в своей сексуальной непривлекательности. Но нередко она меняет мнение о себе, благодаря той же косметике, которая, как она в какой-то момент заметит, украшает её, и тогда женщина ухватывается за эту косметику обеими руками.

Женщина скрывает некрасивое тело под одеждой, а при сексе прячет его в темноте под предлогом стыдливости. Но лицо спрятать невозможно – по нему встречают. Поэтому во что бы то ни стало его нужно делать красивым – уподобить его всегда красивой пизде.

Женщины любят косметику за то, что она делает их уверенными в себе. Вера в свою сексуальную привлекательность есть основа женской уверенности. Использование косметики делает женщин психически устойчивыми. Косметика (а значит, красота) лечит (а значит, спасает) мир (женщины).

Зрение – это лишь средство для торжества осязания. Женщины знают, что зрение – это основа возбуждения мужчины. Увы, общество с помощью стыда и отвращения заблокировало мужской нюх по отношению к женской сладчайшей вони. Но так как тело женщины сокрыто одеждой, а совокупление производить полагалось в темноте, то всё зрительное внимание мужчины сконцентрировалось на лице, причём с особой силой в мусульманских странах, где лицо как символ пизды стало более важным, чем сама пизда, что нередко происходит с любыми символами. Так, флаг как символ страны становится чаще более важным для народа, чем сама страна, пребывающая в разрухе.

Потому-то женское лицо и стало полем битвы, плацдармом для соблазнения мужчин.

Когда мужчины добираются до осязания – главного чувства совокупления, тогда главенство зрения замещается главенством осязания и лицо становится безразличным, особенно в позиции на четвереньках, когда его просто не видно, а также в любой позиции, если глаза закрываются, для того чтобы полностью отдаться осязанию и обонянию.

Анатомия женщины делает их слепыми во время совокупления. Слепыми к зрелищу «in and out»[58]. Женщина, если не прилагает специальных усилий, не видит хуя, движущегося в её пизде и тем более движущегося в её прямой кишке. В лучшем случае она видит хуй, когда играет с ним руками или берёт его в рот.

Даже мастурбируя, она не может видеть своей пизды без специального (зеркального) усилия, которого она, как правило, не делает.

А вот мужчина, дроча, всегда видит хуй, видит семяизвержение. Не говоря уже, что женское междуножье всегда у него на виду. У женщины все сексуальные ощущения сконцентрированы на осязании, обонянии и слухе, которые перенимают те 99 процентов информации, которую поставляет человеку зрение во внесексуальных отношениях. Потому-то порнография нужна женщине значительно больше, чем мужчине, чтобы она прозрела и увидела чудо ебли. Она, конечно, может её узреть при групповой ебле, что ей тоже зрительно необходимо. Таким образом, порнография делает женщину зрячей. Именно этого чуда женского прозрения и страшится общество, ибо порнография прежде всего преображает женское восприятие секса. Порнография в той же мере возбуждающе образовательна для женщины, как украшенная косметикой женщина – для мужчины.

Женщина обмазывается косметикой для мужских глаз, забрызгивается дезодорантами для мужского носа, стерилизуется с помощью противозачаточных средств всё для его же хуя, – теперь она в полной готовности, чтобы ловить ёбарей.

Женщина радуется, глядя на своё прекрасное преображение, когда показывают её фото до и после нанесения косметики – и впрямь, гадкий утёнок превратился в лебедя. А на самом-то деле – это ведь оскорбление, обман в обнимку с самообманом: смотри, какая ты была уродливая в естественном состоянии, и смотри, какая ты стала красивая в противоестественном. И все восхищаются этим искусным мошенничеством. Тогда как лишь одно достойно истинного восхищения – когда лицо женщины красиво (желанно) настолько, что «до и после» практически не могут ничего изменить. Но такое невозможно, как невозможно для пизды быть одинаково прекрасной для мужчины «до и после» оргазма. Для одного мужчины. Однако если есть череда мужчин, то женщина, переставшая быть красивой для одного, продолжает оставаться красавицей для другого, ещё не достигшего оргазма. Таким образом, доступность женщины – это не что иное, как способ продления её красоты с помощью множества партнёров. Будь её красота обусловлена лишь одним мужчиной, она была бы скоротечна, как и его желание. Ложь косметики привлекает к истинной красоте пизды. Красота, которая длится тем дольше, чем больше голодных мужчин на неё взирают.

Нередко жена думает, что если она будет «следить за собой», то она тем самым будет оставаться сексуально привлекательной для мужа. Но мужчина реагирует на новизну и со страстью бросится на свеженькую замарашку, а не на ухоженную, но вдоль и поперёк исхоженную жену. Кроме того, прихорашивания жены ничтожны по своей сути, ведь она спит с мужем в разобранном состоянии, и он видит её всякой. Уж не думает ли жена, что муж забудет, какой он её видел час назад, и купится на её намазанность теперь. Тут вполне вызывают логическое уважение дуры, подобные Tammy Bakker, которые утверждали, что не позволяют мужу увидеть себя в разобранном состоянии и ложатся в постель в косметике, а утром встают раньше мужа и сразу снова намазываются, чтобы он, проснувшись, опять увидел «красотку». Но несмотря даже на эти героические жертвы, её муженёк, как мы знаем, переспал с молоденькой секретаршей, которая его потом подставила. Но речь не о подставке, а о поставке свежатины.

Когда у Магу Кау умерла мать, она решила, что последнюю услугу, которую она сможет сделать для матери, – это наложить на её лицо косметику. И она сделала это. Последнее доброе дело, которое она могла сделать для женщины – сделать её сексуально привлекательной. Для некрофилов.

Алхимия, сумевшая создать не золото, а лишь позолоту косметики.

У косметики упаковка часто стоит дороже, чем само изделие. Так и у женщин, которые с помощью косметики, туалетов и прочих ухищрений становятся значительно красивей, желанней, то есть стоят значительно дороже, чем на самом деле. Мужчина платит за облик женщины огромные деньги – если бы он покупал голую пизду, то стоимость была бы значительно ниже.

Конкурсы красоты должны проводиться при условии, что претендентки выходят голые и без всякой косметики – только тогда будет выбираться истинная красавица.

У пизды собственная косметика – освежающий сок, покраснение и разбухание губ, провалившийся носик клитора вылезает курносым красавцем.

Чем ярче косметика, тем притяжение лица по силе приближается к притяжению от вида пизды.

Сентиментальный рынок косметики

Когда женщина использует косметику, то результат – налицо.

У Бидструпа есть такой рассказ в рисунках: мужчина следует за женщиной с роскошной фигурой, в сладких мечтах проникнуть в неё. Но когда она оборачивается, лицо у неё оказывается как у ведьмы, и всё желание мужчины бесследно улетучивается, и он убегает. Непривлекательность лица перечеркнула привлекательность тела. Если субординация именно такова, то есть если лицо имеет власть, значительно превышающую власть тела, то почему тогда при совокуплении – а именно к нему в итоге стремится мужчина – лицо перестаёт играть главенствующую роль? Это можно объяснить тем, что лицо – это полномочный представитель междуножья, и когда посредничество исчерпано и стороны (хуй с пиздой) начинают общаться напрямую, лично, то нужда в посреднике исчезает.

Нередко оказывается, что лицо, в силу разных обстоятельств, не в состоянии передать прелести того, что оно призвано представлять, а потому косметика становится средством, с помощью которого лицо подгоняется под безусловную красоту, которую оно отображает.

Если бы в иллюстрированном рассказе Бидструпа женщина с красивой фигурой шла обнажённой, то на преследующего мужчину её лицо не произвело бы столь сильного впечатления, потому что взгляд его был бы устремлён женщине между ног.

Нет сомнений, что если вглядываться в пизду так же пристально, как вглядываются в лица или даже в ладони в поисках судьбы, то в пизде тоже нашли бы выражение черт характера и гадали бы по ней о прошлом и будущем.

Лицу придаётся такое вынужденно огромное значение, потому что гениталии скрыты общественными приличиями, а то бы мы начинали знакомство с разглядывания гениталий. Нужда в косметике исчезла бы полностью.

Так как тело скрыто одеждой и половые органы недоступны взгляду, то всё внимание проецируется на лицо как на их полномочного представителя, которое сияет косметикой. На оргии, где все раздеты, акценты возвращаются на своё исконное место – к гениталиям. Если ты входишь в комнату, где ебутся, и видишь женщину, стоящую на четвереньках и сосущую чей-то хуй, причём видишь её с зада и не видишь лица, а коль увидишь, то черты его искажены хуем, заполнившим рот, то ты не заходишь спереди, чтобы заглянуть ей в лицо, а всё внимание устремляется на её зад – ты пристраиваешься и любуешься именно им, а не отстранённым лицом, которое в данной позе вообще вне поля зрения. Ты заполняешь её пизду или зад и восторгаешься принявшей тебя плотью с нахлынувшими на тебя ощущениями, никак не зависящими от лица женщины.

Потому-то «собачья» поза – это идеальная для любой женщины, где лицо никакой роли не играет и всё сводится к сути – пизде, анусу и зрелищу ебли. А для женщины всё сводится к слепому ощущению. На одной из вечеринок я и ещё двое ублажали жадную до хуёв женщину. В процессе последовательного совокупления один из мужчин вытер с её губ оставшуюся помаду, чтобы уберечь себя от отпечатка женственного облика, столь ему чуждого. Когда все кончили, но не раньше, женщина побежала в ванну и вышла вновь намазанная, через некоторое время мы снова оживились и пошли по второму кругу. И опять тот же мужчина вытер ей с губ помаду и женщина не возражала. Но после второго круга она снова «привела себя в порядок», и лицо её оказалось укрыто косметикой. Тогда я особо не задумывался над этим циклическим возрождением красоты лица, теперь же становится понятно, что в процессе истинного контакта лицо роли не играло, но, как только изливался последний мужчина, женщина понимала, что её нагота перестала возбуждать и переключалась на лицо, которое вдохновляло возрождающееся в мужчинах желание на новое совокупление, в процессе которого косметика и лицо переставали что-либо значить.

Косметика может считаться порнографией, раз она уподобляет лицо – пизде.

Риторическая заявка Заболоцкого:

…что есть красота…

Сосуд она, в котором пустота

Или огонь, мерцающий в сосуде?[59] —

с виду глубокомысленная и асексуальная, объясняется весьма практически. Красота – это не поверхность внешности, а глубина пизды с нутром, которое всегда мерцает огнём.

Косметика – это маяк, на который плывут корабли, но не потому, что их привлекает свет сам по себе, а потому, что маяк стоит на земле, а именно земля и нужна кораблю.

Многие женщины с горделивым ужасом заявляют, что никогда не выходят на улицу без косметики. Быть сексуально непривлекательной – самое оскорбительное для женщины.

Раньше я говорил, что женщины, нанося косметику, стараются выглядеть красивее, чем они есть на самом деле. Догадавшись, что косметика используется лишь для женской манифестации своей доступности, теперь я говорю, что женщины стараются выглядеть доступнее, чем они есть на самом деле. Однако их доступность лимитирована не только психологически, но и физиологически – красавица вызывает желание у тысяч мужчин, а если она знаменита, то и у миллионов. Каждая женщина так жадна на «внимание», как они называют мужское желание их выеть, что жадность эта может напомнить ситуацию с Мидасом – к чему красавица ни прикоснётся, всё превращается в стоячий хуй, что может превратиться в групповое наслаждение, причём такое групповое, что пожадничавшая женщина проклянёт свою привлекательность.

С помощью виагры и прочих её всесильных родственников решена проблема норовистого хуя – он теперь по заданию стоит по стойке «смирно» часами. Следующим шагом должна быть снята проблема женской строптивости – будет изобретено нечто, с помощью чего женщина станет абсолютно и мгновенно доступна. Таким образом, будет разрешена древняя антиномия, когда мужчина всегда хотел, но не всегда мог и когда женщина всегда могла, но не всегда хотела. Состоится рай: мужчина и женщина – всегда хотят и всегда могут. В этой ситуации косметика станет всегда безошибочной сводней.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.