Десадовские запреты, или золото – в говне

Десадовские запреты, или золото – в говне

Впервые опубликовано в General Erotic. 2000. № 18.

На период написания де Садом «Философии в будуаре»[50] в его «моральном кодексе», судя по им написанному, оказалось несколько запретов. Это при том, что он пропагандировал полное их уничтожение.

Примечательно, что даже самые жестокие и разрушающие устремления того или иного человека натыкаются на некую им же проведённую границу, которая для него становится если не священной, то неприступной, что позволяет ему считать себя достойным уважения. Человек обретает ценность в своих глазах не столько благодаря границам, которые он преступает, сколько благодаря границам, которые он решает не преступать. Другое дело, что выбор этих границ и сами границы могут вызывать по меньшей мере удивление у порицающего большинства. Но смысл состоит в самом их, границ, существовании, а не в том, каковы они, поскольку мы знаем, насколько все границы относительны.

Читатель «Философии в будуаре» может быть ошарашен, возмущён или восхищён десадовской способностью «извратить» все святые понятия, тщательно возведённые человеческим обществом. Всё, на что мораль ставит запрет, де Сад пропагандирует как самую предпочтительную форму поведения: ложь, предательство, причинение боли и страданий, совращение малолетних, ненависть к родителям, кровосмешение и гомосексуализм, разврат любого рода и убийство.

Будучи одержим анальным сексом, де Сад не гадает на ромашке ануса: любит – не любит, а твёрдо заключает, что самое предпочтительное общение с людьми «делается через жопу». Если бы его кто-то назвал «говном», то это было бы для де Сада не оскорблением, а комплиментом, ибо фекалии были объектом его восторженного влечения.

Но вдруг на фоне такого либерализма-либертанизма у него появляются своеобразные запреты:

Не позволяйте спускать вам в жопу нескольким мужчинам подряд: хотя в горячем воображении смешение сперм видится желанным, для здоровья оно вредно, а часто и опасно: избавляйтесь от каждого впрыскивания, прежде чем позволять новому попасть в вас (с. 78).

Никаких медицинских, этических или иных аргументов в пользу этого запрета де Сад не приводит. Можно предположить, что он опасался возникновения «гремучей смеси», которая могла произвести эффект разорвавшейся газовой бомбы.

Занимаясь активным и многократным анальным сексом, герои «Философии в будуаре» ни словом не упоминают о неизбежно (при такой активности) являющихся наружу фекалиях. Хотя в одном месте герой романа Дольмансе указывает, что наиболее приятно вводить член в наполненную ими прямую кишку. (Чтобы символически обойти этот запрет, де Сад не догадался взять одним из персонажей негра: ведь когда негр ебёт в жопу белую, то создаётся впечатление, что коричнево-чёрный член – это кусок дерьма вылезающе-влезающий.)

Даже тогда, когда один из героев романа пьёт из ануса другого впрыснутую туда сперму, никак не упоминается, с чем эта сперма неизбежно должна была смешаться и каким запахом она обладала, выходя из такого места. Обоняние у героев отсутствует полностью и даже когда происходит необходимость его использования, оно трансформируется во вкусовые ощущения: «Она пердит —…о какая вкуснота» (с. 176). Кстати, как мило смотрится слово «пердит» рядом со словом «философия».

С помощью таких вот утаек де Сад вписывается в общечеловеческую аксиому: обоняние является наиболее сокровенным чувством, оскорбить которое – самая надёжная форма для вызывания стыда или отвращения. При своём отчаянном желании унизить нравственность и преступить моральные нормы де Сад нигде в «Философии в будуаре» не упоминает запахи гениталий и экскрементов, будто описываемые оргии происходят в безвоздушном пространстве. Однако именно запах, и даже не вид фекалий, является самым сильным препятствием для интимного общения с ними, что напоминает о главенствующем месте обоняния в структуре социальных запретов. Обоняние стоит на страже приемлемости потребления – мы едим баклажанную икру и шоколад – эти продукты питания могли бы по виду сойти за экскременты. Но всякий отпрянул бы от своего любимого блюда, если бы оно запахло дерьмом.

В японской литературе, где свои, национальные, герои занимаются поеданием экскрементов, имеются описания приёмов отбивания их запахов: один хитрец вставлял в нос сильнопахнущие травы, а другие умельцы кормили женщину, выдававшую продукт на-гора, набором трав и снадобий, уничтожавших его отвратительный запах[51].

Можно предложить самый эффективный метод диеты для жаждущих: похудеть, заимствованный у мистически одержимой Антуанетты Бувиньон де ла Порт, которая с целью умерщвления плоти примешивала к своей пище фекальные массы[52]. Эх, не знала она спасительной русской поговорки: «Не манер говном щи белить, на то сметана есть».

Ну да ейный Бог с ней.

Другим умолчанием в «Философии в будуаре«, намекающим на существование какого-то запрета, является эпизод, когда двое мужчин удаляются из будуара, чтобы совершить нечто таинственное: «Нет, есть вещи, которые обязательно нужно скрывать» (с. 177).

А когда одна из участниц оргии предлагает им подсобить, они отвечают: «Нет-нет, это дело чести, и оно должно происходить только между мужчинами» (с. 177).

Чем бы это могло быть, если не забывать, что до сего заявления все анально-оральные комбинации были уже в тексте опробованы. Быть может, де Сад, пользуясь приёмами детективного жанра, решил держать читателя в напряжённом подозрении о состоявшейся копрофагии?

В «Ста двадцати днях Содома», написанных в 1785 году, за десять лет до «Философии в будуаре», разглядывание, ощупывание и поедание кала занимает значительное место, тогда как о запахах даже там говорится весьма вскользь. Создаётся впечатление, что после написания «Ста двадцати дней Содома» – своего акме, с точки зрения неприемлемости для общества, де Сад решил сделать смягчённый вариант описаний своих сексуальных фантазий, годящийся для широкого потребления, и дать им философское обоснование-оправдание, что воплотилось в «Философию в будуаре».

Главным методом достижения широкой приемлемости текста было изъятие экскрементов и упоминание об их запахах.

Так сказать, философское объяснение де Сада тяги к анальному отверстию выглядит весьма поверхностно: мол, круглое сечение прямой кишки значительно более способствует наслаждению, чем овальное сечение влагалища:

ДОЛЬМАНСЕ. – …Мой дорогой шевалье, если ты тщательно исследуешь веления Природы, она не укажет тебе иного алтаря для наших воздаяний, нежели дырка жопы. И она приказывает выполнение последнего. О боже, если бы она не предназначала жопу для ебли, разве бы она стала делать отверстие в ней точно соответствующим нашему члену? Ведь оно круглое, как и наше орудие. Почему? Даже человек, лишённый здравого смысла, не сможет представить, что овальное отверстие было создано для наших цилиндрических хуёв. Задумайтесь над этим изъяном, и вы тотчас поймёте намерения Природы (с. 94–95).

Если исходить из таких механистических обоснований, то де Саду следовало бы упомянуть наличие сфинктера, который, являясь кольцевидной мышцей, сладостно сжимает член как ни одно другое отверстие в теле. Не обратил внимания де Сад (а я-то здесь на что?) на существенный аргумент в пользу анального секса, льстящий мужественности: каждое отверстие требует разную степень затвердения для проникновения в него: для рта эрекция вообще не нужна, в пизду можно запихать полувставший, а вот для ануса хуй должен стоять хорошо, ибо твёрдость становится необходима для проникновения сквозь сфинктер. Можно было бы развить и такую футуристическую идею: ебя в жопу или в рот, можно проникать предельно глубоко, ибо это два сквозных, соединяющихся отверстия: одно кончается другим. Тогда как, ебя в пизду, ебёшь тупик, но сквозь который рождается будущее. Таким образом, анальное и оральное совокупление – это общение с настоящим, а вагинальное – это общение с будущим. (Результат «сквозистости» рта и ануса отражён и в следующем наблюдении: описывая свои ощущения, когда её ебут в жопу, одна женщина сообщала, что испытывает лёгкое чувство тошноты. Ещё бы – то, что должно выйти, запихивается обратно, в сторону рта.)

Взаимосвязь рта и ануса в Италии являет себя благодаря популярному приёму лекарств анально, а не орально – множество лекарств, изготовляемых в других странах в виде таблеток, в Италии изготовляется в виде анальных свечей. (Так, во всяком случае, было вплоть до конца 1970-х.)

Как влагалище влечёт, потому что в конечном итоге оно есть орган, из которого выходит жизнь, так анус, быть может, влечёт именно потому, что из него выходит говно. Это подобие отражается в поговорке: «Срать всё равно что рожать». Так что можно смело сказать, что испражнение – это процесс творческий. Посему вовсе не удивительно, что предмет величайшего презрения и стыда становится для некоторых объектом любви и восторга.

Если нас мораль стращает и стыдит совокуплением, а потом оказывается, что ебля – самая прекрасная вещь на свете, то не может ли оказаться, что дерьмо – символ ненужности и омерзения – становится для кого-то предметом первой необходимости и восхищения. Слияние этих противоположностей наблюдается на лингвистическом уровне. Слово «золотарь» имеет два чуть ли не взаимоисключающих значения: золотых дел мастер и чистильщик выгребных ям. А всё потому, что само слово «золото» имеет второе значение: навоз, человеческий помёт. Слово «золотник» – это также и анус, задний проход.

«Золото и на воде всплывает», – ласкает золото поговорка за его ценность, но в то же время «дерьмо не тонет», «плавает как дерьма кусок» согласно словарю Даля.

Фанатичное поклонение народа перед знаменитыми музыкантами и актёрами вполне может распространиться и на испражнения своего идола. Можно себе легко представить, как красавицы кинозвёзды продают свой кал поклонникам и почитателям, которые будут с восторгом не только разглядывать и нюхать, но и съедать частицу своей великой мечты. Их кал будет цениться на вес золота, тем самым к нему приравниваясь. Да здравствует новая сказка – не Спящая, а Срущая Красавица (Shitting Beauty)!

В Японии пользуются большим спросом бутылочки с калом не кинозвёзд, а обыкновенных привлекательных женщин. Причём на бутылочке наклеивается этикетка с фотографией женщины-производительницы.

В фильме Романа Полански «Горькая луна» (Bitter Moon) показывается страсть парижской парочки. Садомазохизму там отдана мелкая дань, а потом, как о последнем пределе разврата, повествуется, что любовник наслаждался, когда ему на лицо мочилась его возлюбленная. Но на этом потоке ставится стоп-кран: говорить о следующем логическом шаге – дефекации на лицо возлюбленного и поедании оказавшегося на лице – Поланский не решился. Или ему не дали решиться цензоры.

Есть мужчины, которые страшатся анального секса, впадая в панику от возможности соприкосновения с фекалиями. Женщина предстаёт для них угрозой оскорбления (покроет дерьмом, обосрёт). Подобный страх удерживал моего знакомого, красивого мужчину средних лет, от анального секса в своих многочисленных похождениях. Когда он всё-таки решился впервые углубиться в женщину с непривычной стороны и после завершения путешествия в её недра вытащил хуй, он был поражён, что его «путешественник» не покрыт дерьмом, как он ожидал. Знать бы ему, что есть женщины, у которых в прямой кишке всегда остаётся кал даже после полного опорожнения, а есть женщины, у которых после дефекации прямая кишка полностью очищается. Вот такие пироги.

Я здесь не касаюсь практических применений экскрементов, а лишь мусолю сексуальное к ним влечение. Известно, что для крестьян, имеющих дело с необходимостью удобрения, дерьмо становится весьма драгоценным материалом и «городского» отвращения к нему они не испытывают.

То же самое и для медицинских работников, делающих анализы безличного кала, и др. Профессий, с ним связанных, – они ведь зарабатывают деньги на возне с экскрементами. Это для меня неинтересно, потому что деловой подход всегда основан на обрубании эмоций. Но исключительно интересно, что сильное сексуальное желание делает для некоторых людей привлекательными экскременты вместе с их запахами. Одна из особенностей сексуального желания состоит в наслаждении, получаемом обуянному этим желанием при преступании социальных запретов одного за другим, начиная с наготы и кончая запахом экскрементов.

Но чуть желание исчезает – все запреты магически восстанавливаются с помощью возникшего безразличия, а подчас и отвращения.

Вот ещё одна история по теме. В одном из крупных городов Америки полиция стала находить женщин в бессознательном состоянии, измазанных собственными фекалиями. Когда жертвы приходили в себя, они ничего вспомнить не могли. Общим для этих находок было и то, что женщины оказывались в таких пикантных ситуациях ранним утром или после посещения ресторана. Находили их в самых неожиданных местах – в парках и садах, на строительных площадках, в проездах между домами, в заброшенных зданиях, и многие были найдены в своих же постелях. Характерно было и то, что все пробуждались с чётким ощущением, что в их анусе кто-то основательно поблудил. Эксперты находили там сперму, однако не находили следов насилия.

Преступник, как всегда, попался на мелочи, выдававшую его одержимость. Одна из жертв, очнувшись в собственном дерьме с явно натруженным анусом, в процессе обмывания заметила, что в него что-то вставлено – она вытащила это нечто, оказавшееся свёрнутой в трубочку бумажкой. Сначала она хотела в отвращении выбросить её, но потом любопытство оказалось сильнее брезгливости. Аккуратно отмыв трубочку, она развернула её – на ней было написано красными чернилами: «Особая благодарность Джени Ней!»

– Джени Ней, – в смятении повторила жертва, размышляя, откуда ей так знакомо это имя. И вдруг память выложила перед ошеломлённым сознанием – это имя их преподавательницы на курсе «Как предотвратить изнасилование».

Полиция вскоре выяснила, что все женщины, обнаруженные в таком нечистом состоянии, в то или иное время посещали эти курсы. Загадка состояла в том, как женщины, специально проходящие курсы по предохранению от изнасилования, прежде всего и оказывались его жертвами? Следователь выяснил, что курсы эти посещали в основном одинокие женщины, в силу разных причин панически боявшиеся быть изнасилованными. После тщательного изучения программы курсов следователь обратил внимание, что среди многочисленных способов противостоять насильнику, которым обучали на курсах, имеются побег, вопли, физические приёмы, вроде удара в пах, а также заведение разговоров для отвлечения насильника от его цели и много других.

Но среди всех этих приёмов выделялся самый экстравагантный: когда женщине уже никуда не деться, ноги её разведены нараспашку силком, хуй вот-вот осквернит её глубины, – и тут преподавательница Джени Ней рассказывала о последнем выходе, – женщина должна громко выпустить газы, а чтобы они не представлялись насильнику воздушными замками, выложить осязаемую постройку экскрементов. Предполагалось, что нюх и зрение насильника так оскорбятся и отвратятся от женщины, что ему станет не до половых экскурсов и бросится он, зажав нос и сломя голову, подальше от этой грязнюхи. Торжествующая женщина, победно отряхнув с себя дерьмо, радостно отправится, вся верная, домой к своему мужу, любовнику или к вибратору. Или ко всем троим.

Следователю стало очевидно, что все женщины-жертвы прибегали к этому крайнему средству в борьбе с насильником. Было также ясно, что это «заднее» средство совершенно не помогало. А быть может, помогало, но не женщинам, а насильнику?

Полиция начала исследовать эту вонючую записку. Её изучали на наличие отпечатков пальцев, делали графологический анализ текста, анализировали чернила и происхождение бумаги. В результате расследование вышло на мужа одной из учениц Дженн Ней.

Муж, врач-нарколог, давно перестал воспринимать свою жену как женщину, и вследствие того она постоянно пребывала в голоде. Вот она и возмечтала, чтобы её изнасиловали. Подсознательно подавляя это желание, она бросилась на курсы по предотвращению изнасилования, испытывая оргазм каждый раз, когда какая-либо ученица, подвергнувшаяся в прошлом изнасилованию, рассказывала о своём приключении, разбавляя смачные детали горючими слезами.

Неудовлетворённая жена в качестве скрытой жалобы рассказала своему неудовлетворяющему мужу о крайней мере самосохранения, а муж как раз и стремился к общению с женскими фекалиями, хотя тщательно скрывал это от своей жены, ибо она его отвращала после долгих: лет сожительства не только дерьмом, но обыкновенным своим обликом. Муж ученицы взял эту информацию на заметку, поскольку ему было весьма тяжело добиваться от своих: любовниц того, чего ему хотелось больше всего: ебать женщину, стоящую на четвереньках, и смотреть в её анус, из которого начинает медленно выходить дерьмо. Выпустив первую порцию, раздавленную и размазанную по заду женщины и своему низу живота, вытащить из пизды член и запихать выходящую вторую порцию хуем обратно в прямую кишку и покупать в ней хуй. (Купание красного коня.)

Муж выслеживал выходящих из школы женщин, выяснял, где они живут, и наносил им утренний визит или выжидал, чтобы они хорошо поели, чтобы им было чем «сопротивляться». Он увлекал или затаскивал их в уединённые места. Там он удовлетворял свою страсть и делал укол, усыпляющий её и стирающий из памяти случившееся с ней. Были, конечно, и провалы, когда женщины не применяли крайней меры, считая, что всё не так уж плохо, стыдясь своих фекалий больше, чем совокупления с незнакомцем. Но было и много удач, когда женщины выдавали защиту в полном объёме.

Нашли преступника по запаху дерьма, который от него исходил после очередного мероприятия, поскольку он не мог сразу вымыться, а те дезодоранты, которыми он себя прыскал, оказались недостаточно сильными.

Таким образом, роковой запах фекалий, являясь самым сильным запретом, стал самой сильной уликой для поимки преступника.

Золото и говно – как страшно взаимоисключающе это звучит. Однако реальность походя примиряет бескомпромиссность нашего мышления. Вот простой пример. Когда лижешь женщине клитор, правой рукой высвобождаешь его из капюшона, а левой рукой заполняешь отверстия женщины: указательный и средний пальцы направляются во влагалище и там ласкают стенки да шейку матки, а безымянный палец, на котором красуется золотое кольцо, вместе с мизинцем углубляются в анус. Нередко при движении пальцев туда-обратно кольцо оказывается покрытым коричневым слоем. Так страсть уравнивает золото и говно.

Крайности соединяются, а значит, для того чтобы сойтись в одно, необходимо быть крайностями. Копрофаг относится к дерьму как к золоту, а за золото он покупает дерьмо. Взаимопревращение дерьма и золота предстают незамеченными, тогда как ежедневно являются перед нашими глазами: так алхимия женской косметики сплошь и рядом делает золото из дерьма.

В детстве мы рассказывали друг дружке анекдот, который звался самым грязным:

На самой-самой грязной помойке лежит грязнющая-грязнющая баба, а над ней грязнющий мужик и срёт ей в рот. Серанул он раз, тужится, больше не может. А баба из-под его жопы голову вытащила и спрашивает:

– Ты что, меня больше не любишь?

В те годы это было непостижимым и абсолютно надуманным.

А что же следующее после поедания кала, ведь похоть постоянно должна питаться новыми ощущениями? – подсказывает практика порнозвёзд, прошедших все варианты и комбинации, причём в большом количестве – многие из них, судя по интервью, мечтают о романтической любви, детях и семейной жизни. (Как волка ни корми – всё равно в лес смотрит.) В мечтах круг замыкается, в жизни – далеко не всегда.

Это глубокомысленное заключение надо бы олегкомыслить напутствием, почерпнутым из того же бездонного кладезя народной мудрости: «Поиграл говном – да за щеку».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.