ОТ КАВКАЗА ДО БАЛКАН

ОТ КАВКАЗА ДО БАЛКАН

Вот наш рассказ о необычных боях в горах, у самого поднебесья, о мужестве и отваге наших людей подходит к концу.

Сейчас, чтобы рассказать о дальнейшем победоносном пути наших частей и соединений, придется хотя бы коротко остановиться о намерениях врага по завоеванию Кавказа.

Летом 1942 года Гитлер рвался одновременно и к Волге, и на Кавказ.

Из директивы № 41 от 5 апреля 1942 года, составленной лично Гитлером, видно, что главной целью наступления на юге провозглашался Кавказ, в то время как основные усилия войск направлялись в сторону Сталинграда.

Общие первоначальные планы кампании на Востоке остаются в силе: главная задача состоит в том, чтобы, сохраняя положение на центральном участке, на севере взять Ленинград и установить связь на суше с финнами, а на южном фланге фронта осуществить прорыв на Кавказ”. И далее в этом же документе Гитлер приказывает:

“...В первую очередь все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет” (“Совершенно секретно! Только для командования!”. М., “Наука”, 1967, стр. 380, 381).

В дальнейшем из документов Гитлера видны его стремления и надежды:

“Неожиданно быстро и благоприятно развивающиеся операции против войск Тимошенко, – писал Гитлер в директиве ОКБ №44 от 27 июля 1942 года, – дают основания надеяться на то, что в скором времени удастся отрезать Советский Союз от Кавказа и, следовательно, от основных источников нефти...” 23 июля 1942 года Гитлер издает директиву ОКБ №45, в которой говорится:

“После уничтожения группировки противника южнее реки Дон важнейшей задачей группы армий “А” является овладение всем восточным побережьем Черного моря, в результате чего противник лишится черноморских портов и Черноморского флота...

Другая группировка, в состав которой войдут все остальные горные и егерские дивизии, имеет задачей форсировать р. Кубань и захватить возвышенную местность в районе Майкопа и Армавира.

В ходе дальнейшего продвижения этой группировки, которая должна быть своевременно усилена горными частями, в направлении на Кавказ и через его западную часть должны быть использованы все его достигнутые перевалы. Задача состоит в том, чтобы во взаимодействии с войсками 11-й армии захватить Черноморское побережье.

Одновременно группировка, имеющая в своем составе главным образом танковые и моторизированные соединения, выделив часть сил для обеспечения фланга и выдвинув их в восточном направлении, должны захватить район Грозного и частью сил перерезать Военно-Осетинскую и Военно-Грузинскую дороги по возможности на перевалах. В заключение ударом вдоль Каспийского моря овладеть районом Баку. Группе армии “А” будет передан итальянский альпийский корпус. Для этих операций группы армий “А” вводится кодированное название “Эдельвейс”. Степень секретности. Совершенно секретно. Только для командования” (“Совершенно секретно! Только для командования”, М., “Наука”, 1967, стр. 388).

Как свидетельствуют приведенные документы, штаб гитлеровской армии тщательно разрабатывал специальную операцию по завоеванию Кавказа, которая носила условное название “Эдельвейс”.

В конце июля 1942 года враг начал свой стремительный натиск на Кавказ.

Фашистское радио, захлебываясь от восторгов, изо дня в день хвастливо предвещало захват всего Кавказа.

Приказ Родины, приказ Советского Верховного Главнокомандования был предельно ясным; любой ценой остановить врага, измотать его силы, выиграть время, накопить резервы для разгрома фашистских захватчиков, вторгшихся в пределы Северного Кавказа.

В эти тревожные дни Коммунистическая партия через газету “Правда” обратилась к воинам п народам Кавказа со страстным боевым призывом.

Глубокой болью в сердце отдается каждое слово передовой статьи центрального органа партии за 2 сентября 1942 года.

“Гитлеровские разбойники ворвались на просторы Северного Кавказа. Они рвутся к горам. Враг не знает, что Кавказ был всегда страной сильных и смелых народов, что здесь в борьбе за независимость народы рождали бесстрашных борцов – джигитов, что трусость слыла всегда самым позорным преступлением.

Здесь, у подножия гор, воспитались поколения советских людей с львиным сердцем, с орлиными очами. Никогда не станут рабами гордые народы Северного Кавказа!..”

Антифашистский митинг народов Северного Кавказа обратился с призывом к жителям гор подняться на защиту родного края, стать стеной на пути врага, бить его, уничтожать неустанно и на фронте, и в тылу.

“Пусть разнесется этот пламенный призыв по всему Кавказу – от первых его отрогов до каменных громад Дагестана. Пусть стократное эхо повторит его в предгорьях Эльбруса и Кавказа. Пусть смерть станет преградой на пути гитлеровцев и в степях, и в горах!.. Пусть содрогнется враг перед ненавистью и местью воинов народов Северного Кавказа. Пусть перед их братской дружбой рассыплется фашистская разбойничья свора...

Братья! Враг должен быть остановлен и разгромлен! Пусть наполнится сердце каждого железной решимостью: не сдавать врагу ни пяди священной земли! Не отступать! Бить врага и истощать его силы!”

До глубины души каждого патриота Северного Кавказа дошли пламенные слова партии. Партийные организации Северного Кавказа и Закавказья подчинили фронту всю свою работу. По зову партии десятки тысяч людей разных возрастов и профессий, разных национальностей вышли на строительство оборонительных рубежей. Титаническая работа в дождь и в стужу, под пулями и бомбами врага не прекращалась ни днем ни ночью. Чтобы представить, какой массовый героизм был проявлен патриотами тыла, можно привести лишь несколько убедительных цифр. К осени 1942 года на Кавказе было построено около 100 тысяч оборонительных сооружений, вырыто 660 километров противотанковых рвов п 1639 километров ходов сообщений.

Края, области и автономные республики Северного Кавказа, республики Закавказья – Грузия, Армения, Азербайджан были превращены в единый боевой лагерь, который обеспечивал фронт всем необходимым.

На всей территории Северного Кавказа действовали партизанские отряды, которые ни днем ни ночью не давали покоя врагу. На территории Краснодарского края было создано 86 партизанских отрядов. В Ставропольском крае в тылу врага действовали сводные партизанские отряды четырех основных баз: северо-восточной, восточной, южной и западной. Успешно громил немецких егерей в горах Карачаево-Черкесии партизанский отряд “Мститель”. Партизанское движение на Ставрополье возглавлял первый секретарь крайкома партии, член ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов.

Партизаны изматывали врага, наносили ему огромный урон. Боевыми действиями партизан только одного Ставрополья истреблено 4293 и ранено 4270 гитлеровцев, выведено из строя огромное количество различной военной техники, отбито у врага 82 435 голов крупного рогатого скота, 411420 овец и 5883 лошади.

Героический подвиг при обороне Кавказа совершили трудящиеся Грузии. Они обеспечивали фронт продовольствием, снаряжением и боеприпасами. Рабочие Тбилиси день и ночь трудились, чтобы дать фронту минометы и автоматы. В Абхазии в предельно короткий срок были созданы транспортно-гужевые (ишачьи) обозы, которые обеспечивали доставку продовольствия и боеприпасов к месту боев, на недоступные горные перевалы. Кроме того, были организованы добровольческие рабочие команды, которые в невероятно суровых условиях гор, по труднопроходимым тропам доставляли грузы на себе. Неоценимую помощь войскам оказали сотни опытных проводников, которые хорошо знали каждую тропинку в горах. И там, где мог пройти проводник, проходили батальоны и полки.

Гневом и ненавистью были переполнены сердца народов Кавказа и Закавказья.

Вот что писали тогда старики Кабардино-Балкарии в Чечено-Ингушетии в своем обращении к народам Северного Кавказа:

“Фашистские агенты и провокаторы распространяй” слухи о якобы хорошем отношении немцев к горским народностям. Ложь, наглая ложь! Гитлеровцы одинаково ненавидят все народы Советского Союза – и кабардинцев, русских, и чеченцев, и ингушей, и украинцев, и белорусов. Всех нас, советских людей, гитлеровские разбойники считают низшей расой, всем нам они несут смерть, нищету и рабство. Истреблению и уничтожению подвергаются одинаково и русские станицы, и кабардинские селения, и украинские города, и белорусские деревни.

Мы спрашиваем вас: можем ли мы допустить, чтобы немецкие разбойники грабили наши селения, убивали наших стариков и детей, насиловали и убивали наших женщин, поработили наши свободолюбивые народы? Как горные реки не потекут вспять, как прекрасное солнце не перестанет светить над нашей землей, так и черные тучи фашизма никогда не покроют наши Кавказские горы. Не бывать фашистам хозяевами над нашим Кавказом, над нашей Советской страной... Верьте, победа будет за нами. Мы знаем, что наша сила в неразрывной дружбе между собой, в братской помощи нам со стороны великого русского народа”.

С чистым сердцем, с открытой душой выполняли свой гражданский долг бойцы. Здесь крепла и закалялась в боях истинная дружба народов. Бывший командующий Закавказским фронтом генерал армии И. В. Тюленев вспоминает один из эпизодов исключительной смелости наших воинов.

...Немецкий пулемет, притаившийся в расщелине скалы, стал препятствием для продвижения нашего подразделения. Обледенелая тропа, податься некуда. Одним прыжком очутился красноармеец Натрошвили возле вражеского пулеметчика, который укрылся за камнями – лишь ствол выглядывал. На него и навалился Натрошвили. Ошеломленный немец высунулся из-за укрытия. Мертвой хваткой боец из последних сил вцепился ему в горло. Умирая сам, задушил врага...

...Стрелковый батальон попал в окружение в узком ущелье. Все выходы из ущелий наглухо закрыты врагом. К соседней части, которая могла прийти на помощь окруженным, вела лишь одна тропа через отвесные скалы над бездонной пропастью. Чтобы не рисковать многими, комбат решил послать к соседям одного бойца.

Объяснив задачу, комбат сказал:

– Кто пойдет добровольно?

Желающих нашлось много. Но особенно убедительным было заявление Нурди Курчалова:

– Никто не знает мои родные горы так хорошо, как Нурди, сын старого охотника Сланбека. Никто не любит землю своих отцов и дедов так крепко и горячо, как младший из Курчаловых. Поэтому, товарищ командир, разрешите мне выполнить этот приказ.

Рискуя жизнью, Нурди Курчалов образцово выполнил приказ. Соседи, получив данные о противнике, стремительным ударом разгромили врага и выручили из смертельного кольца окружения наш батальон.

Поблагодарив отважного горца, комбат спросил:

– Что помогло тебе выполнить невозможное? Немного помолчав, как бы обдумывая ответ на неожиданный вопрос, Нурди ответил:

– Честь горца, святое чувство товарищества, дружба народов...

Моральный дух наших бойцов и командиров был высокий, они верили в свою победу. Это можно было видеть и по письмам, которые воины писали семьям. Вот что сообщал домой жене и сыну за несколько дней до своей гибели майор Стрельцов, оборонявший Клухорскпй перевал:

“Здравствуй, Миля и Ваня! Жив, здоров, чего и вам желаем. Миля! Буду совершенно краток... Новостей особых нет. Выполняем честно и добросовестно свой долг перед Родиной. Немцы бомбят. Но наша сталь сильнее и крепче.

Такая сталь, о которую Гитлер со своей свитой скоро расшибет свою бестолковую бандитскую голову. До свиданья! Обо мне не беспокойся. Победим Гитлера – увидимся. Крепко, крепко целую. Стрельцов”.

Защитники перевалов получали много коллективных писем от трудящихся Закавказских республик. Вот одно из них:

“Здравствуйте дорогие сыны народа, бесстрашные бойцы и командиры! Весь армянский народ посылает вам имеете с этим письмом свой сердечный привет. Дорогие, бесценные наши воины – наши сердца и наши мысли всегда были с вами. Каждый совершенный вами подвиг наполнял ликованием паши сердца, придавал нам новые силы для неустанной, самоотверженной работы в тылу”.

Вера в победу, морально-политическое единство братских народов окрыляли наших бойцов, и они делали чудеса.

А в душах фашистов поселились страх и уныние. У хваленых альпийских стрелков генерала Конрада изо дня в день падала вера в успех боев в горах Кавказа.

Эти настроения проникали в письма, которые они писали домой. Обер-фельдфебель Георг Шустер сообщал своей жене в Дюссельдорф:

“Мы находимся среди дремучих лесов Кавказа. Селений здесь очень мало. Тут идут тяжелые бон. Драться приходится за каждую тропу, буквально за каждый камень. Солдаты, которые были в России в прошлом году, говорят, что тогда было много легче, чем теперь... Эх, дорогая Хилли, я мечтаю сейчас только о глотке воды! Один глоток, маленький глоточек воды, пусть даже грязной, даже зловонной! На этой отверженной богом высоте нас изнуряет смертельная жажда. Внизу, в долине, воды сколько угодно, даже больше, чем нужно, но увы!—там сидят русские солдаты, обозленные, упрямые как черти...”

Еще более откровенно писал солдат первой роты запасного батальона дивизии “Эдельвейс” Макс Шеунберг: “Настроение в роте пасмурное, ничего веселого. В горле сидела война. Каждый ругался, как мог. Черт побрал бы войну. Хотим домой”.

В бессильной злобе, чуя неизбежную гибель, враг зверствовал.

О зверствах фашистов на Кавказе рассказывает генерал армии Тюленев:

...Разведчик Адамян попал в плен. Пытаясь узнать у него сведения о советских частях, фашисты подвергли его нечеловеческим пыткам: выжгли на лбу звезду, отрубили пальцы, но он молчал. Улучив удобный момент, когда немцы считали его уже мертвым, Адамян с цепями на руках, с кровоточащими ранами уполз из фашистского застенка и вернулся в свою часть...

Государственная комиссия, обследовавшая Марухский ледник, констатировала в акте, что на перевале были обнаружены химические снаряды. Этот факт говорит о многом. Обреченный на гибель, враг намеревался пойти на самую крайнюю меру – применение химических средств войны, запрещенных международным правом. Но применить их помешало наступление наших войск. И куда только девались прежняя заносчивость и бравый вид эдельвейсовцев! Они слагали теперь в горах и пели заунывные песни:

Там, где летчики кружатся над горами,

Где чернеют хижины среди камней и льдов,

Там, где холод, голод, вши, смертная тоска

Гнут и корежат тело человека,

– Там поют альпийские стрелки:

– О, верните нас домой, в Германию!

И когда пришла на перевалы осень,

Альпийские стрелки лежали среди скал,

Жуя заплесневелый хлеб

И вместо папирос куря тоскливо горький чай.

Теперь они уже не пели, а шептали:

– О, верните нас домой, в Германию!

А когда зима дохнула свежей стужей,

В горах навек застыли трупы

Обледенелых альпийских стрелков,

И уже никто из них не мог разжать рот,

Чтобы сказать об их последней воле:

– О, верните нас домой, в Германию!

Не лучше было в это время настроение и в ставке Гитлера.

Еще в сентябре, когда план “Эдельвейс” стал трещать по швам, Гитлер сместил командующего группой армий “А” генерал-фельдмаршала Листа и сам временно принялся управлять боевыми действиями на Кавказе.

10 сентября 1942 года он издал приказ, в котором сказано: “17-й армии немедленно по овладении Шаумяном продвинуться на Туапсе, чтобы захватить Черноморское побережье и создать тем самым предпосылки для занятия района между Новороссийском и Туапсе и для дальнейшего наступления вдоль побережья на Сухуми” (“Совершенно секретно! Только для командования!” М., “Наука”, стр. 375—376).

Но даже самому Гитлеру, принявшему на себя командование группой армий “А”, не удалось осуществить этот приказ.

Во время сталинградского “котла” положение немецких войск, действовавших на Кавказе, еще больше усугубилось.

Цейтцлер в конце ноября внес предложение Гитлеру – вывести группу армий “А” с Кавказа. Однако Гитлер выразил категорический протест. Цейтцлер еще несколько раз ставил перед Гитлером этот вопрос, но он никак не мог смириться с мыслью, что его грезы о Кавказе оказались несбыточными.

В ночь с 27 на 28 декабря 1942 года Цейтцлер вновь доложил Гитлеру о чрезвычайно критическом положении всей кавказской группировки.

“Если Вы сейчас не прикажете отвести войска с Кавказа,– заявил он,– там возникнет новый Сталинград”. Только это, наконец, возымело свое действие на Гитлера. Ему было уже не до политического престижа и богатств Кавказа – надо было предотвращать новую катастрофу.

И на второй день 29 декабря Гитлер издал “Оперативный приказ №2 (док. №70), в котором писал: “Моим намерением, как и прежде, остается удержать 6-ю армию в ее крепости и создать предпосылки для ее освобождения. Вместе с тем следует избегать новых котлов, которые могут возникнуть вследствие отхода союзных войск, образования выступов фронта, обороняемых собственными слабыми частями, или создания противником на отдельных участках большого превосходства” (“Совершенно секретно! Только для командования!” М., “Наука”, стр. 427). И в этом же приказе перед группой армий “А” ставилась задача – постепенно отводить войска с Кавказа, с использованием промежуточных рубежей.

Но и после этого Гитлер еще не мог расстаться с идеей потери Северного Кавказа и приказывал закрепиться на Кубани, на Таманском полуострове и на других рубежах, лелея надежду на новое наступление на Кавказ.

Тщетны были усилия. Знаменитые гитлеровские горные дивизии были изгнаны с Кавказа. Вздохнули седые горы, расправили плечи свободолюбивые горцы. Снова над снежными громадами висело чистое небо.

Белоснежные хребты и перевалы Кавказа остались позади, но впереди было еще два с половиной года тяжелой войны. Славным полкам 394-й дивизии пришлось преодолеть еще много трудностей и суровых испытаний, прежде чем засверкала над миром заря нашей великой победы.

Бои на Кубани. Враг, потеряв свои прежние позиции на перевалах, под Орджоникидзе и Нальчиком, любой ценой стремился удержать низовье Кубани. Сюда и пришла 394-я стрелковая дивизия. 810-й и 808-й полки вели ожесточенные бои за станицу Абинскую, хутора Береговой, Культурный, Новый Сад.

Время было очень напряженное. Начальник штаба 810-го полка Ф. 3. Коваленко вспоминает один эпизод боев за станицу Абинскую.

– Полк получил ответственную задачу – закрыть “брешь”, образовавшуюся на стыках двух армий, а затем овладеть железной дорогой у станицы Абинская. Чтобы добраться до места назначения, надо было под покровом ночи расстояние в десять километров пройти по топким плавням. Весь полк, как и на перевалах, шел “цепочкой”, в один след, барахтаясь в болоте.

Глубокой ночью полк добрался к месту, где должна быть ночевка. Расположились, расставили дозоры, и утомленные бойцы заснули. И вот здесь произошло неожиданное. Событие, в известной мере напоминающее трагическое событие в Чапаевской дивизии. Крупный немецкий отряд, видимо, заранее подготовленный, совершил дерзкий ночной налет.

Завязался бой в кромешной темноте. Некоторым подразделениям полка пришлось отступить в плавни. По пояс в ледяной воде находились бойцы и офицеры. Заняли круговую оборону. В конце концов положение было восстановлено,

Стойкость повторил 810-й полк при завоевании важного плацдарма на Кубани у хутора Береговой. Враг в своей обороне использовал плавни, а на реке Абинке укрепил оборону подвижной группой танков, создал большую плотность огня. И все же хутор Береговой был освобожден, При этом на реке Абинка был уничтожен полностью немецкий батальон.

Противник яростно атаковал, пытаясь возвратить важные позиции. Но полк стоял насмерть.

В это время заместитель командира дивизии подполковник Филатов приказал Титову оценить обстановку, и тот, взвешивая каждое слово, сказал:

– Решил прочно удерживать занимаемый рубеж. Противник пройдет только по нашим костям.

Находясь в полном окружении, полк пять суток держался, не отступив нп на шаг. И лишь получив приказ, прорвал вражеское кольцо и в полном составе соединился с дивизией.

В тяжелых боях на Кубани полк потерял тех офицеров, которые сражались на перевалах. Погиб замполит полка майор Кузнецов, командир третьего батальона капитан Федоренко, тяжелые ранения получили зам. командира полка по тылу майор Вышинский, зам. командира полка по строевой части майор Заргарьян. Трагически погиб адъютант командира полка лейтенант Лепихов. Однажды, еще в окружении, Лепихов шел рядом с Титовым. Впереди, в нескольких метрах от них разорвался снаряд. Осколком, словно бритвой, срезало Лепихову голову...

Как ни огрызался, как ни упорствовал враг на Кубани, но ему пришлось пятиться назад, все дальше и дальше на запад.

394-я дивизия и ее славные полки вели наступательные операции на Дону и Северном Донце, в Донбассе, южнее Харькова и, наконец, достигли Днепра.

Здесь, севернее города Днепропетровска полки вели особенно тяжелые бои.

Первым поручено было форсировать реку ротам старших лейтенантов Секретнюка (И. С. Секретнюк проживает ныне в селе Любомировка Снигиревского района Николаевской области) и Головко. В начале был взят остров, а затем несмотря на сильный огонь противника наши бойцы переправились на правый берег в районе села Карнаузовка, с задачей захватить плацдарм и удержать его до переправы третьего батальона 810-го полка. Но не так легко было удержать плацдарм. Немцы со стороны Днепропетровска бросили танки и самоходные пушки, автоматчиков, пытаясь любой ценой недопустить переправы наших войск на правый берег и взятие плацдарма. Бои шли жестокие и нередко переходили в рукопашные схватки. Об одной такой схватке вспоминает Иван Николаевич Рогачев. Он был тогда начальником штурмовой группы по форсированию Днепра. Эта группа состояла из 75 человек: отделение саперов, взвод автоматчиков, два связиста. Ординарцем у Рогачева был юный боец Коля Полянский. В 1942 году ему едва исполнилось 16 лет. Рогачеву запомнилось только, что родом он из Воронежской области. Отец его в первые дни войны погиб па фронте, а вскоре умерла и мать. Из родственников была тогда у него только сестра Вера. Когда в 1942 году наши войска отходили, Коля с одной из частей пришел в Сухуми. В составе 808-го полка он подобно Васе Нарчуку участвовал в боях на Марухском перевале. Неоднократно рисковал жизнью, доставляя с группой бойцов боеприпасы и продовольствие непосредственно в роты. Однажды сорвался он со скалы, но чудом уцелел. Много раз ходил он в атаку в боях на Кубани, в Донбассе.

И вот теперь под покровом ночи на рыбацких лодках переправились через Днепр и бойцы с криками “Ура!”, “За Родину!” бросились в атаку. В немецких траншеях завязалась рукопашная. Этот бои был последним для Коли Полянского. Во вражеской траншее он находился рядом с капитаном Рогачевым. Вдруг он увидел, как один гитлеровец бросился с бруствера и хотел нанести штыковой удар в спину Рогачеву. В одно мгновение ординарец, как кошка, вцепился руками в горло врага. Но силы были неравны: Коля маленький, щупленький, а гитлеровец был ростом до двух метров... И когда Рогачев увидел этот поединок, спасти юношу уже не удалось. Немец с яростью вонзил штык в живот Коли, но тут же и сам рухнул замертво от пули Рогачева.

– За четыре года войны, – с глубокой болью говорит Иван Николаевич, – я часто хоронил боевых товарищей, нередко они умирали у меня на руках, но смерть Коли я перенес особенно тяжело. У меня и сейчас, спустя двадцать с лишним лет, стоит перед глазами этот юноша с милым, по-детски нежным лицом. Он хранил в сердце страшную ненависть к врагу и вместе с тем он”был человеком безумной храбрости... Я продолжал воевать, и живу на свете сейчас только потому, что Коля без раздумья отдал за меня свою жизнь. Я и сейчас не могу без слез вспомнить этого юного советского солдата.

И на этом рубеже враг долго не удержался. Дивизия, развивая наступление, устремилась к городу Кривой Рог. Большой бой был за станцию Депладово, где героически погиб начальник штаба 808-го полка майор М. А. Окунев, бывший на Марухе ПНШ-1 810-го полка. Начальником штаба 808-го полка стал майор Павел Степанович Вершинин (Отечественную войну встретил на границе в первый день. Пережил горечь отступления и окружения. Пять раз бежал из немецкого лагеря, однажды выпрыгнул на ходу с поезда и получил тяжелое увечье. В ноябре 1941 года перешел линию фронта и продолжал сражаться до конца войны. Сейчас П. С. Вершинин живет в г. Кирове).

Огромные надежды враг возлагал на Кривой Рог, который был сильно укреплен, а также на реку Ингулец.

Некоторые подробности о боях на подходе к Кривому Рогу рассказал нам Яхья Магометович Нахушев – командир взвода связи 808-го полка.

Когда на горизонте в огромной котловине показался Кривой Рог, с неба валил снег, непроглядная тьма окутала войска. Третий батальон находился у села Свистуново. Солдаты лежали прямо на спегу, так как в промерзшей земле окопаться было невозможно. Сильная вьюга заносила все вокруг.

Временно исполнявший обязанности командира 808-го полка майор Алексей Васильевич Промский (В марте 1944 года А. В. Промский сдал 808-й стрелковый полк майору Николаю Тихоновичу Смирнову, который пришел в полисе должности начальника оперативного отдела штаба дивизий. Сейчас Н. Т. Смирнов – полковник в отставке) вызвал на КП командиров:

– Надо во что бы то ни стало захватить село, – сказал он. – Не захватим – солдаты замерзнут, как на Марухском леднике.

Во второй половине дня 18 февраля рота лейтенанта Васильева незаметно подошла к селу. В небо взвились ракеты, и сразу же ударила артиллерия. Немцы в страшной панике начали бежать. Село было взято.

– На второй день, – продолжал Нахушев, – вновь завязался горячий бой за небольшую высоту. В это время мне доложили, что большая группа немцев предприняла контратаку на стыке 808-го и 810-го полков и зашла в тыл 1-го батальона, прервав связь. Я послал телефониста Жихарева восстановить линию, но он не возвратился. Тогда я сам взял телефонный аппарат, кабель и побежал по линии. Спустился в балку, увидел: из снега торчит конец проволоки. Ищу другой конец и вдруг услышал за спиной:

– Хенде хох!

Обернулся: на меня направлено дуло автомата. В это мгновение раздался выстрел, и немец упал, раскинув руки... Весь в снегу, ко мне подбежал Жихарев, улыбается, держа второй конец кабеля.

– Метко выстрелил, – сказал я Жихареву.

– В таких случаях опасно мазать, товарищ лейтенант...

Много эпизодов из этих боев помнит и разведчик 810-го полка Иван Романенко. На Марухском перевале од получил медаль “За боевые заслуги”.

– Медаль, полученная на Марухе,– говорит Романенко,– спасла мне жизнь под Кривым Рогом. А дело было так. Командир нашего полка подполковник Титов послал взвод разведки в сторону совхоза № 20, неподалеку от Кривого Рога. Командир взвода Александр Мастикин повел бойцов вдоль неглубокой балки за селом Николаевкой, занятым нашим полком. Пройдя балку, разведчики напоролись на немецкую оборону, тщательно замаскированную. Фашисты тотчас же открыли огонь из пулеметов. Разведчики залегли. Тогда фрицы начали корректировать орудийный огонь. Вблизи Романенко грохнул снаряд. Осколки разорвали ватные брюки, шинель и телогрейку, не повредив тела. Один осколок угодил в медаль, висевшую на гимнастерке, отбив кусочек от нее – и застрял в груди...

Более подробные и последовательные сведения об этих боях мы получили от Ильи Самсоновича Титова, который в те дни еще командовал 810-м стрелковым полком.

– Решением командующего 46-й армией генерал-полковника Глаголева, – рассказывает Илья Самсонович, – 34-й стрелковый корпус, куда входила и наша дивизия, получил задачу: выйти на левый фланг армии в район Свистуново и Маринфельд, сменить там части, которые уже дрались в этом районе, прорвать оборону противника и овладеть городом Кривой Рог. Тем самым мы отрезали путь к отступлению гитлеровским войскам, оборонявшимся у Пятихатки.

Девяносто километров мы прошли по бездорожью, в распутицу. Причем марш пришлось совершать только в ночное время, чтобы не выдать врагу замысла командующего. И мы совершили его в течение двух ночей. В это время нас поливал сильный дождь, и мы на ходу переодели весь личный состав из валенок – в сапоги, из полушубков – в шинели.

15 февраля дивизия сосредоточилась в районе Свистуново и Маринфельд, которые, как находившиеся непосредственно под городом, также были сильно укреплены немцами. Когда мы приступили к смене тех частей, что по малочисленности своей и боевой усталости уже не способны были вести наступательные бои, разразился сильный буран со снегом и холодным дождем, температура воздуха резко упала. Чтобы сохранить солдат, которые теперь были под угрозой обморожения, ибо перед этим сильно промокли под дождем, и чтобы спасти оружие, которое тоже могло обледенеть, я вынужден был пойти на рискованное решение: батальоном марухчанина майора Дудина атаковать противника в ночь, не дожидаясь утра – времени, официалыно назначенного для атаки – и в случае успеха наступать па Кривой Рог, а на рассвете овладеть им. Батальону капитана Стефапчука приказал обойти с запада хутор Маринфельд, перерезать дорогу, ведущую в Кривой Рог и помочь Дудину...

Глубокой ночью батальон Дудина начал атаку. Она настолько ошеломила гитлеровцев, что они не успели произвести ни одного выстрела и опомнились лишь тогда, когда бой завязался в домах, где спали солдаты. Началась рукопашная. Немцы бросились бежать к городу, но дорога уже была перерезана, и губительный огонь батальона Стефанчука принудил фашистов сдаться. Батальон 15-й немецкой дивизии только убитыми потерял более двухсот человек.

После прорыва обороны противника у хутора Маринфельд, 810-й полк успешно развил наступление и на рассвете атаковал село Ивановку и Новый Кривой Рог. Располагавшийся там артиллерийский полк той же 15-й немецкой пехотной дивизии был также застигнут врасплох и разгромлен, а орудия, многочисленные боеприпасы и лошади, в которых наш полк чрезвычайно нуждался ввиду весенней распутицы, достались нам.

В течение следующих трех дней полк в основном отражал контратаки опомнившихся гитлеровцев. Тут очень помогли и немецкие орудия, которые нашими бойцами были быстро освоены. Впрочем, эти контратаки не помешали Титову и другим командирам готовить воинов к уличным боям в условиях города. Политработники дивизии в беседах с солдатами говорили, что не плохо бы ко дню Советской Армии преподнести Родине подарок – освободить Кривой Рог.

– Об этом не беспокойтесь, – отвечали бойцы. – Пусть только командиры прикажут. Отступать мы отвыкли... И вот наступило 20 февраля. 810-й полк получил задание: овладеть станцией Червленной и наступать в направлении стадиона и дальше – к центру города, где и водрузить красный флаг на здании городского Совета. Уже к исходу этого дня штрафная рота полка под командованием майора Кривошеева взяла станцию. Потом завязались кровопролитные бои за стадион и город. Ожесточенная, безуступная борьба шла за каждый дом, улицу, квартал. В эту борьбу включились и жители Кривого Рога, и партизаны, вошедшие в город одновременно с войсками. Они из автоматов, ручных пулеметов, гранатами били по немцам из окон и с чердаков, а другие в это время помогали нашим саперам наводить переправу через реку Ингул.

В день Советской Армии Родина получила подарок, обещанный ей бойцами 394-й дивизии. И за это Родина салютовала ей, и присвоила ей звание “Криворожская”, а также наградила орденом Красного Знамени.

Но многих наших замечательных бойцов уже не было в живых. Погиб прекрасный человек, любимец солдат, начальник политотдела дивизии полковник Кольцов. Вместе с другими воинами он захоронен на центральной площади города.

Коротким был праздник, а потом полки снова пошли вперед, теперь уже к берегам Днестра. Много на этом пути было боев – больших и малых. В полки приходило новое пополнение. И молодым солдатам политработники всегда рассказывали о боевом пути дивизии, получившей свое первое боевое крещение на перевалах Кавказа.

Знакомили их с людьми, ветеранами, героями горных боев, которые и на равнине воевали прекрасно. “Марухских” и “клухорских” солдат и офицеров в полках оставалось немного, но те, кто остались, всегда показывали пример мужества и отваги. Особенным авторитетом пользовался, по всеобщему признанию, “дудинский батальон” и сам комбат Авдей Андреевич Дудин, тот, который командовал ротой автоматчиков на Марухском перевале. Бойцы, как говорится, души в нем не чаяли, уважали и гордились им. Очень любили солдаты одну песню, о которой сами говорили, что она написана об их комбате:

На опушке леса старый дуб стоит.

А под тем под дубом партизан лежит.

Он лежит не дышит, он как будто спит,

Золотые кудри ветер шевелит.

Перед ним – старушка мать его стоит.

Слезы вытирает, сыну говорит;

– Ты тогда родился – батько немцев бил,

Где-то под Одессой голову сложил.

Я вдовой осталась: пятеро детей,

Ты был самый младший, милый мой Авдей...

Слова этой песни и на самого Дудина производили сильное впечатление, он становился еще более беспощадным к врагу и устраивал ему сюрприз за сюрпризом. Трижды раненный в боях, он каждый раз после выздоровления снова возвращался в родной полк. Здесь всегда радовались его возвращению, ибо был он командир опытный и смелый, человек прекрасных волевых качеств, доброжелательный к людям.

– Одним словом, настоящий сибиряк, – улыбается Илья Самсоновпч Титов. – Ведь родом он из Красноярского края, хоть и поселился после войны в Тирасполе.

За операцию под хутором Маринфельд и за то, что первым ворвался в город, Дудин был награжден орденом Красного Знамени.

Или вот другой офицер, агитатор 810-го полка Давид Арефеевич Коваль. Во время боя за центр города он, как и положено агитатору, находился в боевых порядках подразделений, а потом лично ворвался в здание горсовета и водрузил над ним красный флаг.

Храбрым, исключительно волевым командиром был и капитан Стефанчук. Во время одной xi3 атак в Новом Кривом Роге он увидел, как на паше орудие, расчет которого был выведен из строя, ползет немецкий танк. Капитан сам бросился к орудию и выстрелом из него подбил танк. В бою за стадной его контузило, но поля боя он не покинул и продолжал командовать батальоном до освобождения города. Как и Дудин, капитан Стефанчук был награжден орденом Красного Знамени. Как скорбили в полку, когда позже, на Заднестровском плацдарме, он был смертельно ранен...

А начальник связи полка, капитан Антон Яковлевич Подопригора, всегда обеспечивал бесперебойную связь. Одно время стал широко известной личностью и уж во всяком случае человеком, которого знала вся страна. Илья Самсонович рассказывал нам, что характера он был твердого и решительного, и пулям не кланялся. В том же Кривом Роге, во время уличных боев, одни из вражеских снарядов попал в здание, где находились связисты с телефонами и радисты. Восемь человек были убиты. Титов, начальник разведки полка майор Орехов и Подопригора находились рядом, но отделались контузиями. Начальник связи, видя, что подчиненные его погибли, не покинул поле боя, как того требовал врач, а сам наладил нарушенную связь и во время боя поддерживал ее.

Стране же стал оп известен по другому поводу. Ранней весной 1944 года в газете “Известия” промелькнула маленькая заметка о шестилетней девочке-сироте, родителей которой замучили немцы. Газета писала, что девочка помещена в детский дом. Прочитав эту заметку, капитан Подопригора выслал девочке свой воинский аттестат не то на пятьсот, не то на тысячу рублей в месяц. И газета поместила сообщение об этом. Вот тогда и посыпались письма в адрес капитана Подопригоры. Со всех концов страны к нему стекалось столько тепла и благодарности, что он сам того никак не ожидал. Полковой почтальон Штанько доставлял письма в землянку капитана мешками. Целая рота отвечала на эти взволнованные письма...

Весной 1944 года 394-я Криворожская Краснознаменная стрелковая дивизия вела наступательные бои в направлении Новая Одесса, Яновка, станция Кучерган. 810-й полк в ночь на девятое апреля, находясь в первом эшелоне дивизии, овладел селом Незавертайловка и вплотную подошел к реке Днестр.

В этой операции вновь отличился батальон Дудина – испытанный уже ночной атакой, он атаковал немцев, несмотря на то, что батальон был измотан дневными боями за станцию Кучерган. Тут важна была именно внезапность, и майор это сознавал. Расчет полностью оправдался: бойцы Дудина без потерь заняли Незавертайловку.

В ночь на 12 апреля полк получил задание форсировать Днестр, захватить плацдарм и обеспечить переправу другим частям и соединениям 46-й армии. Как видно, командование оказывало огромное доверие бойцам, испытанным в горных и других сражениях.

Район форсирования был выбран в изгибе Днестра, у пограничной будки. Кроме основного района, создавались и ложные переправы, имевшие целью отвлечь немцев, дезориентировать их.

В штабе полка разработали подробный план самого форсирования и последующего захвата передних траншей противника. Для выполнения этой задачи был создан десантный отряд из разведчиков и автоматчиков и командование им поручили опытному “марухчанину” майору Орехову.

В час ночи начали действовать ложные переправы. Немцы бросили туда – в несколько пунктов – многие свои подразделения с участка, избранного для настоящего форсирования. Этого только и ожидал отряд Орехова. В два часа ночи он форсировал Днестр и завязал жестокий бой в траншеях врага, который не выдержал рукопашной и, побросав траншеи, отступил. Но этот бой стоил полку жизни майора Орехова, ветерана полка, героя ледовых битв. Тело его переправили на левый берег Днестра и захоронили в селе Незавертайловка.

Утром, как и следовало ожидать, немцы начали контратаки. Но слишком много уже наших войск успело переправиться, чтобы мы могли сомневаться в исходе сражения. Бой длился весь день и в ходе его был смертельно ранен комбат Стефанчук. Сначала его ранило в грудь, но он продолжал руководить боем. Вторая пуля попала в живот, а третья в позвоночник. Когда Титов прибыл на его наблюдательный пункт, Стефанчук умирал. Слабеющими губами он что-то шептал, и, наклонившись к нему, Титов расслышал только:

– Жалко... жалко...

Могила капитана Гавриила Федосеевича Стефанчука также находится в Незавертайловке.

Фашисты, естественно, не смирились с потерей своих позиций на Днестре, и оборона тут продолжалась более четырех месяцев. Особенно яростными стали атаки немцев, когда разлился Днестр, который в это время года имеет ширину в несколько километров. Расчет у врага тут был простой: подвоз боеприпасов и продовольствия нашим войскам был сильно затруднен, подвозить их можно было только в ночное время на лодках, однако немцы чуть ли не ежеминутно пускали над рекой осветительные ракеты, а заметив лодки, начинали мощный обстрел их из минометов и орудий.

Но недаром ведь полк воевал на перевалах, где нехватка продовольствия и патронов была обычным делом. Бойцы экономили патроны, стреляли только по цели, которую можно было сразить наверняка, а пищу...

– Тоже экономили, – как бы в недоумении разводит руками Титов. – Ив самом деле, много лет спустя после тех событий можно прийти в недоумение: как все-таки при нехватке буквально всего держались и выстояли наши солдаты! И немалая доля в этом понятии “выстояли!” принадлежит жителям левобережных наших сел, Незавертайловкп и Коротного, которые, собрав в окрестности все мало-мальски годные лодки, садились на них в качестве добровольных гребцов, везли на плацдарм продовольствие, а с плацдарма увозили раненых бойцов и офицеров...

Много было попыток у немецкого командования за четыре с лишним месяца сбросить наши части и подразделения с плацдарма, все и перечислить трудно, но одна запомнилась особо: пятого мая 1944 года фашисты решили не только сбросить, но и утопить в днестровском разливе советских воинов.

Это началось тихим теплым утром. Примерно в шесть часов утра в небе послышался нарастающий гул моторов. Потом из облаков прямо над нашими позициями вынырнули шестьдесят немецких самолетов-бомбардировщиков. Они дружно развернулись и один за другим начали сбрасывать смертоносный груз на боевые порядки подразделений, удерживающих плацдарм. Немцы рассчитывали, что такой массированный удар с воздуха если и не уничтожит начисто оборону десантников, то деморализует их и дальше пойдет легче. Но бомбежка особого вреда не принесла: воины укрылись в подготовленных к тому времени окопах полного профиля. Правда, нарушилась связь, но вскоре была восстановлена ротой Подопригоры. Как только самолеты ушли, начался ураганный артиллерийско-минометный обстрел, продолжавшийся минут тридцать пять – сорок. А потом в атаку пошла вражеская пехота при поддержке тридцати танков.

И снова враг просчитался: оборона наша к тому времени была основательно укреплена развитой сетью траншей. Хорошо оборудованный передний край немцы приняли за настоящий и именно его поливали артогнем.

Когда в атаку пошли танки, наши пехотинцы пропустили их к ложному переднему краю, где начала работать противотанковая артиллерия, а сами встретили наступающую вслед за танками вражескую пехоту автоматным и пулеметным огнем и отрезали ее от танков, а потом уничтожили. Узнав о намечающемся прорыве, командующий 46-й армией генерал-полковник Глаголев и командир 34-го корпуса генерал Кособуцкий, бросили в помощь полку штурмовую авиацию, а тяжелая артиллерия отрезала подход резервов немецких войск. Бой длился до позднего вечера и закончился полной победой защитников плацдарма.

– Запомнилась мне в тот день наша отважная санинструктор Марфа Рой,– рассказывает Илья Самсонович. – Она обслуживала тогда позиции первого батальона. И вот когда тяжело ранило одного командира роты, фамилию которого я, к сожалению, не запомнил, она совершила удивительный поступок, потрясший своим мужеством не только наших бойцов, но и, по-моему, немцев.

Командир роты упал на нейтральной полосе, как условно называется на фронте пространство, отделяющее позиции воюющих сторон. Увидев, что офицер еще жив, Марфа Рой решила спасти его ценой собственной жизни. Она повязала голову красной косынкой, взяла в руки плащ-палатку и, выпрямившись во весь рост, спокойно пошла к раненому командиру. Был разгар нелегкого боя, по тут он прекратился, как по команде. Подойдя к раненому, Марфа уложила его на плащ-палатку и, так же, не пригибаясь, потащила его в нашу сторону. И только когда уже вышла в тыл своих подразделений и была в безопасности, бой разгорелся с новым ожесточением.

Когда некоторое время спустя отважной санитарке вручали медаль “За отвагу”, она неожиданно разрыдалась.

– Это еще что такое, – опешили мы, – чего ты плачешь?

– Мне только сейчас стало страшно, – призналась Марфа, улыбаясь сквозь слезы...

Так проходили дни в непрерывных и тяжелых боях, а когда бои утихали, начиналась подготовка к ним. Именно непрестанная боевая учеба, как свидетельствует Титов, помогла нам каждый раз одерживать победу. Взаимодействие всех родов войск к тому времени было отработано так четко, что позволяло нашим пехотинцам захватывать немецкие позиции порой почти бескровно. Вот что говорил, например, взятый в плен командир батальона немецкой 9-й пехотной дивизии Ганс Либши о силе артиллерийского и авиационного удара во время подготовки к атаке:

“Когда ваша пехота и танки появились чуть ли не в расположении моего батальона, я отдал приказ об отходе. Но ваша авиация не позволила нам поднять головы, она с бреющего полета добивала все живое, Батальон уничтожен почти полностью...”

5 сентября 1944 года дивизия вышла на румыно-болгарскую границу. Правящая монархо-фашистская клика Болгарии не соблюдала условия нейтралитета в отношении Советского Союза, помогала гитлеровской Германии. Она готова была заменить германскую оккупацию страны оккупацией англо-американской и даже турецкой. Кстати, Турция подвинула к болгарской границе те свои дивизии, которые в 1942 году по договору с Гитлером готовы были вторгнуться на Кавказ.

5 сентября в газетах напечатана нота СССР царскому правительству Болгарии. Вся Болгария была охвачена восстанием против монархо-фашистской диктатуры.

394-я дивизия получила приказ для наступления. В передовой отряд вошел 810-й полк и приданные ому противотанковые и артиллерийские подразделения. Отряд возглавлял теперь уже зам. командира дивизии подполковник Титов.

– 7 сентября, когда мы проводили рекогносцировку,– вспоминает Титов, – на той стороне границы появилась большая толпа болгарских граждан с красными знаменами. От них отделилось три человека: майор болгарских пограничных войск, священник и женщина с ребенком на руках.

У них были взволнованные лица, но глаза светились радостью. Они повторяли одни и те же слова:

– Братушки, братушки!

– Вечна та дружба с Россией!

Затем они обратились с просьбой от имени болгарского парода: не открывать огонь. Они заверили, что на территории Болгарии не будет произведено ни одного выстрела по Красной Армии, что болгарский народ никогда не поднимет руку против братского русского народа.

– Болгария с радостью ждет Красную Армию как свою освободительницу, – сказали они в заключение.

7 сентября был проведен митинг, на котором было разъяснено бойцам о той высокой и благородной освободительной миссии, которую им надлежит завтра выполнить на болгарской земле.

8 10.00 8 сентября передовой отряд перешел румыно-болгарскую границу и на автомашинах устремился в глубь страны в направлении Добромир, Дулово, Разград. Первая задача была выполнена: болгарские части царского правительства, находящиеся в городах Тырнове и Шумен, были разоружены. Во взаимодействии с народно-освободительной повстанческой армией Болгарии наши войска двинулись через знаменитый Шипкинский перевал на Софию.

На всем пути болгарское население оказывало неизменно радушную встречу советским воинам.

Сержант Николай Долголенко, тот самый, который на Марухском перевале получил прозвище “Подснежник”, так записал в своем дневнике в сентябре 1944 года: