Е. Красикова О поэтике Николая Носова

Е. Красикова

О поэтике Николая Носова

Пожалуй, за редким исключением, на вопрос об авторе «Приключений Незнайки и его друзей» или «Вити Малеева в школе и дома», любой читатель ответит: Носов. Художник узнаваем по своим героям. Это уже определённая мера не только популярности, но и мастерства. Однако этим узнаваемость Носова не исчерпывается. Он не только населил детскую литературу новыми героями, в его творчестве сложилась весьма своеобразная художественная система. Вот почему, даже если убрать из его вещей хорошо знакомые имена персонажей, мы всё равно узнаем в их авторе Носова.

Несколько десятилетий писательского труда, разумеется, не оставили без изменений творческую манеру писателя. Его художественная система находилась в процессе постоянного становления и на каждом этапе творчества была отмечена сочетанием определённых черт, часть из которых впоследствии отмирала, другие же, напротив, развивались, становились преобладающими.

Особенно явно подвижность, динамичность носовской поэтики проступает в смене жанров. От маленького рассказа до объемистого романа — сказки — вот путь, который прошёл писатель. Разные жанры практически не сосуществовали в его творчестве, но они и не сменялись механически, а словно вырастали один из другого: повесть из рассказа, роман из повести,— что позволяет проследить у Носова преемственность поэтики больших и малых прозаических жанров.

Прежде всего — о чём и как писал Носов, когда он начинал писать? Что легло в основу сюжетов его рассказов и как они были построены, организованы?

Общей чертой сюжетов всех рассказов Носова является их хронологичность. Берётся некий эпизод из жизни детей, охватывающий более или менее короткий промежуток времени. Нет смещения временных планов, каждое действие вытекает из предыдущего, образуя завершённую цепочку поступков, исчерпывающих данную ситуацию. Кроме того, в основу сюжета кладётся, как правило, самое обычное, ничем не примечательное событие: поездка в лес за ёлкой, покупка игрушечного телефона, катание с ледяной горки, устройство катка. Оба эти свойства: хронологичность и обыденность — делают рассказы безыскуственными, похожими на отпечаток действительности, весьма точную имитацию жизни детей. Понятно, однако, что простая имитация реальности в художественном творчестве — задача слишком незначительная. Максимальное приближение изображения к жизни может служить лишь средством для достижения определённых целей. И вот как раз в зависимости от целей, которые ставит перед собой писатель, в его рассказах можно выделить несколько типов сюжетосложения.

Ст. Рассадин в книге «Николай Носов. Критико-биографический очерк» отмечает бессюжетность некоторых рассказов писателя, в которых функцию сюжета выполняет раскрытие и развитие характера. Действительно, основной целью Носова является изображение характера. Характер же может проявляться и развиваться двояко: или в реакции на независимо от него возникшую ситуацию («Заплатка», «Автомобиль»), или самостоятельно формируя определённую ситуацию («Ёлка», «Телефон»). Причём сами ситуации могут складываться из мелочей, внешне пустяковых, неэффектных событий, которые часто играют незаметную, но важную роль в процессе становления личности. Рассадин называет такие рассказы бессюжетными, а между тем это не совсем так. Сюжет здесь есть, только он ослаблен, вторичен по отношению к основной цели — развёртыванию характера героя. А ослаблен он в силу бесконфликтности и заурядности ситуации. В нём обычно отсутствует сюжетный центр. Действие равномерно растекается, заполняя пространство рассказа. Вместо традиционной динамики, определяемой конфликтом, здесь ряд сцепленных эпизодов, ни один из которых не выделен как главный. Движение сюжета определяется характером героя, являющимся основным импульсом развития действия. Энергия сюжета — это внутренняя энергия характера. Вовне для героев существует лишь зацепка, мгновенно рождающая мысль, которая тут же воплощается в действие. Эти соображения относятся к значительной группе рассказов Носова: «Автомобиль», «Заплатка», «Шурик у дедушки», «Мишкина каша», «Телефон», «Ёлка» и другие.

Таким образом, самый тип сюжета рождает и определённый тип героя ? активного, самостоятельного, погружённого в стихию деятельности. Правда, эта деятельность, непременное желание что-то сотворить часто сопровождается неумением либо направлена не в то русло. Что ж, особенность возраста! В связи с этим у писателя появляется новая задача: подсказать юному читателю возможное полезное приложение его сил, проинформировать его о способе такого приложения. Отсюда рождается новый тип сюжета — циклический, или, как его называет Рассадин, производственный. Дело в том, что полезность для Носова связывается не с каким-либо одноразовым приложением сил и способностей, а с многоактным процессом, в миниатюре воспроизводящим трудовые процессы взрослых, а значит, требующим, помимо доброй воли, определённых навыков и умений. Циклический характер производственных процессов во многом определил построение сюжета в таких рассказах, как «Огородники», «Про репку». Отчасти они похожи на уже рассмотренный тип рассказов с ослабленным сюжетом, но есть и существенные различия. Сюжет, совпадающий с законченным, объективно существующим циклом эпизодов, почти полностью предсказуем, что неизбежно должно было бы привести к заданности, однообразию и, в конечном итоге, скуке. Но поскольку для Носова главной задачей остаётся изображение характеров, этого не происходит. Кроме того, однообразие цикла нарушается за счёт неожиданных сбоёв, забавных происшествий. Так, в рассказе «Огородники» герои, стремящиеся во что бы то ни стало выйти вперёд в соревновании отряда, ночью по ошибке вскапывают чужой участок и утром, когда это обнаруживается, оказываются в смешном положении.

Вполне понятно, что циклические сюжеты могут быть легко растянуты за счёт подробного описания отдельных процессов, входящих в цикл, введения эпизодов, косвенно связанных с циклом, который, но сути дела, является лишь сюжетной канвой.

Как уже было отмечено, сюжеты ослабленные и циклические родственны. В частности, и те и другие бесконфликтны. Но есть у Носова и целый ряд рассказов, где в основу сюжета положен именно конфликт («Саша», «Огурцы», «Карасик», «Живая шляпа», «Про Гену» и др.). Причём конфликтная ситуация, как и любая другая у Носова, не задана изначально, а вырастает из характера героя, является следствием поступка, проявляющего в ребёнке некую отрицательную черту. Соответственно и структура этих рассказов однородна: поступок, а точнее, проступок как результат недомыслия, несформированности необходимых свойств личности; далее, пока герой остаётся наедине с собой, он осознаёт порочность своего поведения, но осознаёт из страха перед разоблачением; наконец, после выявления и осуждения проступка взрослыми — осознание уже полноценное, по высоким критериям: и в заключение — мораль. Раннему творчеству Носова вообще присуща назидательность, там же, где речь идёт о недостатках, подлежащих искоренению, она выливается в форму прямого дидактизма.

Итак, герои Носова непрестанно действуют, хорошо или дурно, чаще хорошо, то есть они пребывают в состоянии вечного движения. Как правило, их действие коллективно, следовательно, они вступают в определённые отношения, обсуждают либо предстоящий, либо происходящий процесс, непременными участниками которого они являются. Эти особенности персонажей рассказов Носова и обусловили преобладание действия и диалога среди прочих средств повествования. Обычно эти приёмы используются Носовым в сочетании, но иногда рассказ представляет собой сплошной диалог («Фантазёры», «Шляпа»), причём диалогизируется даже действие («Мишкина каша»). Являясь свидетельством общительности героев, открытости их внутреннего мира, где нет потаённых уголков, где всё ясно, прозрачно, диалогизированность повествования временами становится избыточной так же, как и описания действий героев, местами излишне подробные, педантично детализированные. Эти недостатки можно бы назвать кажущимися, исходя из того, что Носов имитирует особенности детской речи и определённого типа мышления. Однако, как ни справедливо это замечание, нельзя не отметить некоторой несбалансированности в использовании художественных средств. В то время, как одни (описание действия, диалог) непомерно разрослись, другие (портрет, описание мимики, жеста, размышление) отсутствуют или сведены до минимума (пейзаж, ощущение героев, авторская характеристика). Возможно объяснить и это всё теми же особенностями психологии и мышления героев Носова. Они, скажем, небезразличны к красоте окружающего, но её восприятие не созерцательно, не выпадает как миг оцепенений из их повседневной деятельности. Поэтому, например, в рассказе «Тук-тук-тук!» ощущение красоты даётся не в описании предмета, а в беглой оценке: пионеры расставили в комнатах букеты — «Хорошо получилось!», и только. Впоследствии, как мы увидим, Носов значительно расширяет арсенал своих художественных средств, повествование становится более разнообразным и гибким.

Это связано отчасти с образом повествователя. Большинство рассказов и повестей написаны от первого лица, некоторые — от автора. Но и в этих, последних, повествование ведётся с точки зрения ребёнка. Отсюда и отбор художественных средств и специфика стиля, так что Рассадин совершенно верно отмечает, что стиль тех произведений Носова, где повествование ведётся от автора, «близок к первым по своей прозрачной детскости, по всем основным качествам». Какие же качества стиля находит критик у Носова? Лаконичность, «нагруженность, обязательность каждой детали», отсутствие отклонений от речевой нормы, отсутствие «резкой характерности». Эти, в основном верные, замечания требуют пояснения и дополнения. В рассказах, равно как и в повестях Носова, в силу уже рассмотренных особенностей сюжетосложения, отбора художественных средств преобладает разговорный стиль речи. А поскольку героям Носова присуща тяга к полезной деятельности, стремление быть похожими на взрослых, в их разговорах встречаются обороты, характерные как раз для взрослой речи. В то же время крайне редко употребляются детские неправильности типа: «...кажется, я немного много крупы переложил» («Мишкина каша»), «у неё нога внизу закривляется» («Ёлка»). Стиль рассказов и повестей близок к детскому речевому обиходу — в нём нет лексического богатства, насыщенности образами: если метафоры, то расхожие («Облака на небе вспыхнули красным пламенем»), если эпитеты, то традиционные («яркое солнышко», «зелёная травка») и т. д. Так, вероятно, писали бы сами ребята в своих сочинениях. Нечасто встретишь неожиданный, как бы выпадающий из общего стиля повествования образ, вроде: заплатка «торчала на штанах, словно сушёный гриб» («Заплатка»). Упрощённость языка особенно наглядно проявляется в использовании глаголов «говорения», которые по существу не варьируются, то есть постоянно встречается наиболее расхожий и стилистически нейтральный глагол «говорить». Она заметна и в речи персонажей, где практически нет синонимов, вместо них повторы одного и того же слова, делающие речь как бы захлёбывающейся: «Ну мы и второй ботинок выбросили, потому что если б первый не выбросили, то и второй бы не выбросили, а раз первый выбросили, то и второй выбросили. Так оба и выбросили» («Ёлка»). Неистощимый на выдумки Мишка, вокруг которого, кажется, воздух кипит, чрезвычайно мало значения придаёт форме (не только не владеет ею в достаточной мере в силу возраста). Для него важна суть, само дело, а не то, как оно обставлено, сама информация, а не то, как она высказана. Та самая активность героев Носова, о которой уже неоднократно упоминалось, их склонность проявлять себя не в рассуждениях, а в поступках обусловила и такую существенную черту стиля, как насыщенность речи глаголами, высокую концентрацию и доминирование их в структуре простых предложений: Шурик «подошёл ко мне, увидел, что я червей копаю, и говорит...», «Я накопал червей, сложил их в коробочку и пошёл к пруду» («Шурик у дедушки»).

Особо следует остановиться на носовских сказках («Бобик в гостях у Барбоса», «Три охотника»). В их поэтике много традиционных фольклорных элементов: зачин («жили-были»), троекратное повторение, герои — говорящие животные с характерами людей, структура предложения с опущенным или инфинитивным сказуемым («вдруг навстречу медведь», «я от него бежать»). Но фольклорные элементы остаются чисто внешними атрибутами повествования о событиях далеко не фантастических, о характерах вполне реальных. Впоследствии эта особенность обнаружилась в сказках о Незнайке.

В конце 40 — начале 50-х годов появляются повести Носова. В поэтике нового жанра, являющегося этапным и переходным в творчестве писателя, легко обнаружить уже знакомые но рассказам черты. В этом смысле повести действительно вырастают из рассказов, более того, их, пожалуй, можно назвать «выросшими рассказами», так много у них общего и так незначительны качественные различия, хотя, безусловно, они есть.

Наименьшей трансформации в повестях подверглись стиль и сюжетика. Мы уже замечали по поводу циклических сюжетов, что они могут быть значительно удлинены и расширены. Такая возможность заложена в самой природе изображаемого явления. Поскольку у Носова событие всегда вторично по отношению к характеру, а проявление характера так же, как и способность его к изменению практически безграничны, можно достраивать сюжет, присоединяя к нему эпизод за эпизодом бесконечно. Но это, так сказать, в теории. На самом деле писатель всегда концентрирует внимание на проявлении или становлении определённых свойств характера — задача, которая вполне может быть реализована в рамках закрытого сюжета.

Из четырёх повестей Носова две — «Весёлая семейка» и «Дневник Коли Синицына» — по типу сюжета относятся к циклическим, производственным. У них аналогичная структура: вначале мысль, идея, инициатива и затем последовательное и, в конечном итоге, успешное воплощение идеи в жизнь. Вторая, и основная, часть распадается на ряд эпизодов, соответствующих циклу практической деятельности. Однако ещё раз подчеркнём, что изображение практической деятельности не является для Носова самоцелью. Главное, как всегда и везде у писателя,— характеры героев. Ну, а поскольку герои не ходячие идеальные схемы, а обыкновенные мальчишки, поскольку, следовательно, неизбежны заблуждения и неудачи, в ровной цепочке «производственных» эпизодов, как это было и в рассказах, возникают разрывы, неожиданные повороты, которые оживляют действие, делают его более динамичным, напряжённым.

Две другие повести — «Приключения Толи Клюквина» и «Витя Малеев в школе и дома» — по типу сюжета связаны с рассказами «Огурцы», «Саша», «Клякса» и др. В них значительное место занимает конфликт как результат проявления отрицательных свойств личности. Суеверие, безалаберность Толи Клюквина и безволие, лень Вити Малеева и Кости Шишкина становятся причиной возникновения ряда конфликтных ситуаций. В процессе их преодоления меняется в лучшую сторону характер героев. Таким образом, единство действия в этих повестях определяется не извне, производственным циклом, как в «Веселой семейке» и «Дневнике Коли Синицына», а изнутри, закономерностями развития образа.

Герои повестей Носова, равно как и герои его рассказов, несмотря на все различия, обладают общим свойством: они деятельны и целеустремлённы. Соответственно, одним из ведущих приёмов создания образа являлось описание действия, поступка. Не отказываясь от него в повестях, Носов пользуется и совершенно новым для него приёмом: внутренним монологом-рассуждением. Особенно часто этот приём встречается в «Дневнике Коли Синицына», что, конечно, обусловлено самой формой повествования. Содержание и характер внутреннего монолога существенно меняется на разных этапах развития сюжета. Так, в состоянии праздности, когда Коля ничем не занят и мается от скуки, он размышляет о слонах, лошадях, ослах совершенно в духе рассуждений гоголевского Кифы Мокиевича на тему, почему зверь родится нагишом, а не вылупливается из яйца, как птица. Но стоит Коле включиться в коллективный трудовой процесс, как меняется и характер его размышлений. Это либо обобщение результатов практической деятельности, наблюдений над жизнью природы, либо оценка своих поступков, качеств. Внутренний монолог выявляет склонность героя к самоанализу, показывает губительность праздности и многое другое, являясь, как видим, приёмом художественно весьма плодотворным.

Как и в рассказах, в повестях много диалогов. «Весёлая семейка», например, почти полностью диалогизирована. По содержанию диалог представляет собой большей частью поиск решения, передачу информации, сомнение одного героя и убеждение его другим — словом, всё то, что сопутствует какому-то действию или его подготовке. С этим связана и форма диалога, в подавляющем большинстве случаев вопросно-ответная.

В действие включены, конечно же, не только люди, но и предметы и явления окружающей действительности. Мы уже говорили, что описание трудового процесса со всеми его атрибутами, безусловно, не есть для Носова самоцель, но это и не просто одно из средств создания образа. Такого рода описания являются для писателя отдельной, самостоятельной задачей, может быть, более локальной, менее значимой, чем показ становления личности, но тем не менее чрезвычайно важной. Именно поэтому повести да и романы Носова в высшей степени информативны, насыщенны, а порою и перегружены сведениями, фактами. И именно поэтому некоторые произведения, особенно «Дневник Коли Синицына», местами напоминают научно-популярную брошюру. Чтобы передать такую информацию, писатель прибегает к детальному описанию трудовых процессов (постройка улья, инкубатора), предметов, включённых в этот процесс, природных явлений, имеющих к нему отношение. Понятно, что эти описания достаточно статичны и могут отрицательно сказаться на развитии действия, при условии, если не будут соблюдены необходимые пропорции, которые должны быть подсказаны чутьём художника. Пока, в повестях, статичные описания, на наш взгляд, существенно не вредят сюжету. Но далее, в романах, как мы увидим, познавательность произведения иногда усиливается за счёт его художественности.

Цикл о Незнайке из трёх книг охватывает более десятилетия творческой биографии Николая Носова. Жанр всех трёх произведений определяется как роман-сказка[5]. Правда, сказочность здесь совершенно особая. Как и в небольших по объёму сказках «Три охотника», «Бобик в гостях у Барбоса», в романах присутствуют некоторые традиционные фольклорные элементы: герои — маленькие человечки-коротышки, мудрый волшебник и волшебная палочка. Но таких элементов довольно мало. Фантазия писателя не отталкивается от действительности, чтобы перенести читателя в другой, совершенно непохожий на окружающий, мир. Она как бы развивает, трансформирует то, что заложено в самой действительности. Поэтому романы Носова, пожалуй, ближе к научной фантастике, чем к тому, что мы привыкли по традиции называть сказкой. И недаром последний, самый большой четырёхчастный роман почти целиком посвящён путешествию коротышек на Луну.

Вообще в сюжете всех трёх романов путешествие занимает большую часть. Это и понятно. Форма путешествия, во время которого герои сталкиваются с новыми для них явлениями, обычаями, отношениями, как никакая другая, способствует насыщению произведения информацией, увеличивает его познавательность. И если в рассказах и повестях событие, действие отходило на второй план, развивалось из характера, то в романах оно зачастую приобретает самодовлеющее значение.

По времени написания и по особенностям сюжетосложения наиболее близка к рассказам и повестям первая книга романа «Приключения Незнайки и его друзей». Она также состоит из ряда отдельных эпизодов, как в главах, предшествующих путешествию, так и со времени самого путешествия, где связующим звеном и импульсом развития действия является характер Незнайки. Конфликты, как и прежде, рождаются из отрицательных свойств личности, носят локальный характер. В результате их преодоления создаются предпосылки для нравственного роста личности героя. Но уже здесь, особенно в главах, рисующих жизнь коротышек в Зелёном городе, появляются отдельные эпизоды, из которых главный герой полностью или частично выключен (поездка Винтика и Шпунтика в Змеевку, создание портретной галереи девочек коротышек) и которые развиваются по своим собственным законам. Кстати, именно в этих эпизодах появляются элементы сатиры. А это говорит, в частности, о том, что у Носова возникает новая цель, расширяется круг явлений, попадающих в поле зрения писателя.

Характер Незнайки играет не последнюю роль и в развитии сюжета «Незнайки в Солнечном городе». Будучи первопричиной многих событий, Незнайка тем не менее иногда надолго исчезает со страниц книги. Он то отдаляется, то приближается к сюжетной оси. Изображение отдельного характера начинает уступать место изображению многочисленных сфер жизни, связанных и с производством, и с нравственностью, и с эстетикой. Причём Носов стремится показать и положительные и отрицательные стороны разнообразных явлений. Всё это, безусловно, расширяет и укрупняет проблематику произведения. Но с другой стороны, длинные экскурсы, скажем, в историю архитектуры Солнечного города или знакомство Незнайки и его друзей с сельскохозяйственным и промышленным производством, по форме своей представляющие статичные описания, на мой взгляд, утяжеляют сюжет, замедляют развитие действия. Приобретая самодовлеющую ценность и занимая значительное художественное пространство, они временами рвут нить сюжета.

В этом смысле более цельным кажется роман «Незнайка на Луне». В нём меньше подробных описаний машин, технологии производства и прочего. В основу сюжета положен острый социальный конфликт, вытекающий уже не из особенностей отдельной личности, а из объективно существующего положения вещей. Изображение характера отходит на второй план. Незнайка становится одним из многочисленных действующих лиц, втянутых в этот конфликт. Надо, однако, заметить, что хотя сюжетно роман построен точнее, самые перипетии действия не содержат в себе новизны, равно как и характеры лишаются объёмности, превращаются в маски с резкой социальной заострённостью. Впрочем, возможно, это оправдано особенностями читательской аудитории, которой ещё надо познать азы.

От произведения к произведению расширяется диапазон средств повествования, приёмов создания образов. Повествование становится более раскованным, исчезает однотонность изложения, присущая некоторым рассказам и повестям. Наряду с уже привычными, освоенными Носовым средствами: диалогом, описанием действий и предметов, внутренним монологом — появляются описание костюмов, привычек героев, интерьера, пейзажа, «говорящие» имена (Скрягинс, Знайка, Пончик), пространные монологи, реакции героев на события, в текст включаются отрывки, стилизованные под статьи из газет, объявления. Значительное место занимает авторская характеристика, что связано с изменением типа повествователя. Раньше он как бы сливался с главным героем, теперь же выделился в самостоятельный образ со своей точкой зрения на происходящее, со своим отношением к героям. И дело не в том, что выросло художественное мастерство Носова — разнообразия художественных средств требует разросшийся жизненный материал, лежащий в основе произведений, постановка новых проблем.

Более разнообразным по своей стилистике становится язык. Появляются гиперболы, персонификация, образное сравнение. Усложняется синтаксическая структура предложения. Богаче лексика. Например, вместо однообразного «говорит» и «сказал» — «удивился», «замялся», «погрозила» и т. д. Иногда используется пародия — стихотворения поэтессы Самоцветик, каждое из которых заканчивается моралью, не имеющей ничего общего с его содержанием. Временами стиль Носова обретает в общем-то несвойственную ему поэтичность: «Тысячи солнечных зайчиков, отразившись от поверхности воды, плясали на огуречных листьях, освещая их снизу каким-то таинственным светом. От этого казалось, что воздух под листьями... тоже волнуется и трепещет, словно машет бесчисленными невидимыми крылышками». И надо отдать справедливость, эти поэтические «включения» не являются инородным телом, они всегда на месте, всегда функциональны. В данном случае удачно передаётся настроение Незнайки и Кнопочки, увлечённых сказочным миром.

Более индивидуализированной становится речь персонажей. В одном из писем Носов говорит: «Малютки эти, которых я назвал коротышками, были удобны тем, что я мог не развивать и не углублять их характеры... а снабжать их отдельными чёрточками, отражать какую-нибудь одну сторону характера»[6]. Вот эта самая одноплановость характера, построенного на одной черте, адекватно проявилась в речи персонажей. Так, простодушный, не очень-то воспитанный, любящий покомандовать Незнайка изъясняется в основном императивами: «Хватайте это яблоко, катите его! Осади назад, чтоб вы лопнули... А вы там, сверху, предупреждайте». Граничащая с занудливостью педантичность профессора Звёздочкина рождает такой оборот: «...мы не выполнили того, что было намечено, а раз не выполнили того, что было намечено, то надо будет всё-таки выполнить, а раз надо будет выполнить, то придется всё-таки выполнить и подвергнуть рассмотрению». Усиление индивидуализации речи объясняется ещё и тем, что изменился состав героев Носова. Раньше это были, главным образом, школьники 4—5 классов, теперь это люди разных возрастов, сословий, профессий.

Классиком делает писателя время и люди. Вот уже пятое десятилетие читаются и переиздаются книги Николая Носова. Они жили с ним и пережили его. И это случилось во многом благодаря постоянному поиску новых тем, героев и, конечно же, новых форм художественного отражения действительности.