Глава третья. К Рижскому заливу

Глава третья. К Рижскому заливу

Всю зиму 1944 года войска 3-й ударной армии во взаимодействии с соседями вели наступательные бои, изредка чередующиеся непродолжительными передышками. А в середине апреля вообще перешли к обороне. Настало время дать частям и соединениям возможность отдохнуть, пополниться личным составом, произвести некоторую перегруппировку сил для дальнейших боевых действий. А они обещали быть напряженными. Перед нами пролегал очередной оборонительный рубеж противника, которому фашистские генералы дали устрашающее название «Пантера». Проходил он восточнее Пскова, Идрицы и Полоцка.

Геббельсовские борзописцы в печати и по радио всячески рекламировали этот рубеж как северную часть пресловутого Восточного вала, якобы неприступного для Красной Армия. Командующий группой армий «Север» в одном из своих приказов так охарактеризовал рубеж «Пантера»: «…Враг своим превосходством вынудил нас к отступлению. Теперь мы достигли линии, на которой на подготовленных позициях устроим решающую оборону… С каждым шагом назад война на суше, в воздухе и на море переносится в Германию. Здесь, где мы стоим, надлежит вновь завоевать старую славу и показать нашу гордость и стойкость»[8].

Оборонительный рубеж «Пантера» и в самом деле являл собой крепкий орешек. Создавался он гитлеровцами заблаговременно. Сооружали его инженерные войска, а на наиболее тяжелую работу оккупанты под угрозой расстрела сгоняли из окрестных сел и деревень тысячи местных жителей.

Перед 3-й ударной армией была поставлена задача: надежно удерживая занимаемые позиции, в то же время тщательно готовить личный состав к наступательным боям. Но когда они начнутся? Верили — скоро! Красная Армия повсюду теснит врага, значит, и нам недолго стоять на месте. Однако проходили дни, недели, а приказа о наступлении все не было.

3-й ударной теперь командовал сменивший Н. Е. Чибисова генерал-лейтенант В. А. Юшкевич. Новый командарм сразу же с головой ушел в подготовку войск к будущим боям, почти все время проводил в частях и соединениях, на месте знакомился с командным и политическим составом, с бойцами и сержантами. Много внимания он уделял проведению ротных, батальонных и полковых учений, некоторыми из них руководил сам, делал обстоятельные разборы. По его указанию для учебных действий войск в тылу выбиралась, как правило, заболоченная местность, поросшая лесом. Одним словом, копия той, на которой в недалеком будущем нам предстояло вести наступление.

Наряду с обычными проводились и показные учения. Помнится, одно из них на тему «Наступление штурмового батальона на заранее подготовленную оборону противника» исключительно удачно прошло в 150-й стрелковой дивизии полковника В. М. Шатилова. По указанию командующего его итоги были всесторонне обобщены. А затем лекторы и пропагандисты политотдела армии, оперативные работники штаба, специалисты различных родов войск, выступая в частях и соединениях с докладами, наряду с пропагандой боевого опыта подробно рассказывали и об этом учении, о способах отработки важнейших тактических приемов в условиях лесисто-болотистой местности.

Правда, поначалу отдельные командиры, прошедшие школу боев при освобождении Великих Лук и Невеля, много месяцев воевавшие в лесах и болотах, несколько скептически относились к новшеству, введенному командармом В. А. Юшкевичем, к его постоянному требованию: пока есть время, настойчиво совершенствовать тактическое мастерство личного состава, всюду, где возможно, проводить ротные или батальонные учения. Мне самому не раз приходилось слышать примерно такие суждения:

— Тактические учения хороши в мирное время. А сейчас от них не так уж много пользы. В бою обстановка складывается по-разному, всего не предусмотришь. К тому же нам достаточно и того опыта, который уже приобрели.

Но подобное мнение, к счастью, бытовало недолго. Присутствуя на учениях или принимая в них непосредственное участие, те отдельные скептики вскоре воочию убедились, сколь важно еще и еще раз повторить, казалось бы, уже хорошо известные тактические приемы, вне боевой обстановки отработать каждую деталь, понять и устранить ошибки, оплошности, чтобы не повторять их в будущих боях. К тому же эти учения проводились, как правило, в тесной связи с боевым опытом и были в значительной мере рассчитаны на обучение поступавшего в войска армии новою пополнения.

О пополнении, которое мы начали получать в 1944 году, хочется сказать особо. Это в основном молодежь из тех районов, которые совсем недавно были освобождены от немецко-фашистских оккупантов. Среди новичков немало бывших партизан, людей беззаветно смелых, дерзких, отлично владеющих стрелковым оружием, готовых на подвиг. Но были и такие, которым прежде участвовать в боях не приходилось, и они, естественно, не имели достаточной военной подготовки. К тому же многие молодые бойцы длительное время находились под воздействием лживой фашистской пропаганды. Это также приходилось учитывать в процессе политико-воспитательной работы с ними.

В первой половине мая политотдел армии провел трехдневный семинар помощников начальников политорганов дивизий и бригад по комсомольской работе. На нем в числе других вопросов были всесторонне обсуждены и практические задачи организаций ВЛКСМ по воспитанию пополнения. Затем при политотделах соединений состоялись семинары комсоргов рот и батальонов, на которых также в центре внимания оказался этот вопрос. Были даны соответствующие рекомендации активу, значительно повышена его роль и ответственность во всей политико-воспитательной работе.

Мероприятия, проведенные поармом, оказались более чем своевременными. Несколько дней спустя начальник политуправления фронта генерал А. П. Пигурнов позвонил мне но ВЧ и специально предупредил, что в Главном политическом управлении готовится директива, требующая от политорганов всемерного усиления воспитательной работы в комсомольских организациях и партийного руководства ими.

— Ее вы на днях получите, — сказал Афанасий Петрович, — но к реализации приступайте уже сейчас, не теряя времени.

В директиве, которую мы вскоре получили, указывалось, в частности, что политорганы и партийные организации должны рассматривать комсомольскую работу как составную часть партийно-политической. Особое внимание обращалось на необходимость улучшения идейно-политического воспитания комсомольцев и молодежи.

Сразу же во всех батальонах и ротах прошли собрания коммунистов с такой повесткой дня: «О партийном руководств комсомольскими организациями». А в некоторых соединениях этому вопросу были даже посвящены собрания партактива.

О проделанной работе по претворению в жизнь требований директивы свидетельствует и такой факт. В 379-й стрелковой дивизии состоялся однодневный семинар заместителей командиров полков и батальонов по политчасти по теме «Воспитание комсомольцев и молодежи — составная часть всей партийно-политической работы». Затем были проведены семинары парторгов и комсоргов рот. Во всех взводах 1253-го стрелкового полка и в большинстве взводов других частей были созданы комсомольские группы. Силами штатных пропагандистов поарма и политотдела дивизии для командиров, политработников, парторгов и комсоргов читались лекции и доклады о роли Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи в Великой Отечественной войне, о требованиях Устава ВКП(б) по партийному руководству комсомолом, об идейно-политическом воспитании молодежи иа фронте.

Примерно такие же мероприятия проводились и в других соединениях армии, что позволило в короткий срок резко поднять уровень политико-воспитательной работы как в самих организациях ВЛКСМ, так и среди молодых воинов, пе состоявших в комсомоле.

Огромное морально-политическое воздействие на личный состав 3-й ударной армии оказали опубликованные в те дни в печати материалы об итогах прошедших лет Великой Отечественной войны. Почти в каждом подразделении проводились их коллективные читки. Рассказывая воинам о результатах трехлетней борьбы советского народа против фашистских захватчиков, командиры и политработники, партийные и комсомольские активисты, пропагандисты и агитаторы умело подкрепляли цифры и факты правительственного сообщения примерами из боевой практики войск армии. Не оставались равнодушными и слушатели. Всякий раз между ними и пропагандистами возникал живой обмен мнениями о возросшей силе и мощи наших славных Вооруженных Сил, о беззаветном мужестве прославившихся в боях однополчан.

Поддержанию высокого боевого духа войск в первую очередь, естественно, способствовали успехи Красной Армии на фронтах Великой Отечественной войны. Но не меньший интерес проявляли бойцы и командиры и к международным событиям, к положению на других фронтах антифашистской борьбы. Так, когда б июня 1944 года наши западные союзники открыли наконец второй фронт и высадили свои войска на побережье Северо-Западной Франции, об этом событии тотчас же узнали все воины. Но, честно говоря, воспринято оно было личным составом уже без особого энтузиазма. Хорошо помню такой случай. Вместе со вторым членом Военного совета армии Петром Васильевичем Мирошниковым мы приехали как-то в один из полков 207-й стрелковой дивизии. Рассказали бойцам и командирам об открытии второго фронта, попросили их высказать свое мнение на этот счет. Вперед выступил старший сержант Разват Абилов, смуглый круглолицый здоровяк.

— Чего же это они раньше не высаживались, когда нам трудно было? — задал он вопрос скорее самому себе, нежели П. В. Мирошникову. И сам же ответил на него: — Ясное дело, хитрили, выжидали. Империалисты, они и есть империалисты, хотя и называют себя нашими союзниками. На словах — друзья, а на деле совсем другое выходит. Им, видно, чужой крови не жалко, — закончил старший сержант свою короткую речь.

— Второй фронт — это неплохо, — в тон ему продолжил разведчик Усачев. — Только поздновато что-то спохватились союзнички. Теперь-то Красная Армия и без второго фронта могла бы разделаться с фашистами.

Высказываний было много. Беседа превратилась в своеобразный митинг, участники которого с позиции хозяев положения обменивались мнениями о международных делах. В целом открытие второго фронта приветствовали. Но каждый из выступавших справедливо отмечал, что затяжка с высадкой союзных войск в Европе дорого обошлась Советским Вооруженным Силам.

Весть об открытии второго фронта не заняла сколько-нибудь существенного места и в партийно-политической работе. Личный состав армии гораздо больше интересовали радостные и волнующие события, происходившие на нашем, Восточном театре военных действий. Войска Красной Армии гнали оккупантов на запад. С каждым днем все больший размах приобретала Белорусская наступательная операция. Готовилась идти вперед и наша армия. Именно это прежде всего определяло содержание командных и партийно-политических мероприятий, проводившихся в частях и соединениях.

В первой половине июня Военный совет принял решение провести армейский слет снайперов. Ответственность за его подготовку и проведение командарм возложил на штаб и политотдел.

Подобные мероприятия мы проводили и прежде. Основное время на них, как правило, отводилось инструктивным докладам военных специалистов. В этот же раз было решено построить работу слета таким образом, чтобы творческая инициатива принадлежала прежде всего самим его участникам.

— В призывах и инструктивных докладах сейчас, пожалуй, нет никакой надобности, — сказал генерал В. А. Юшкевич, определяя задачи слета. — То, что надо активно истреблять гитлеровцев, снайперы хорошо понимают и сами. Подумайте о другом. У каждого из них за плечами богатый боевой опыт. Вот его-то и надо сделать всеобщим достоянием.

Договорились пригласить на слет 110 человек, главным образом бойцов и сержантов, хорошо известных в армии, поскольку газета «Фронтовик» ежедневно публиковала имена мастеров меткого огня.

3290 истребленных гитлеровцев — таков был общий боевой счет снайперов, участников слета. Из них на долю девушек (их на слете присутствовало 29) приходилось 1440 выведенных из строя вражеских солдат и офицеров.

В первый день со снайперами были проведены учебные занятия по огневой подготовке и практические стрельбы по мишеням. Остальные два посвящались обмену опытом по темам: «Выбор огневой позиции и ее маскировка», «Наблюдение, выбор целей, поражение врага», «Работа снайперской пары», «Опыт ведения снайперского огня ночью», «О роли снайперов в наступательном бою», «Уход за снайперской винтовкой и ее сбережение», «Опыт обучения молодых снайперов».

Одним из первых, помнится, выступил двадцатисемилетний капитан М. А. Ивасик, на боевом счету которого к тому времени значилось около 300 уничтоженных оккупантов. За годы войны он был несколько раз ранен, имел три боевых ордена и медаль «За отвагу». Великолепный воспитатель, Михаил Адамович обучил мастерству меткого огня 25 своих сослуживцев.

С интересом был выслушан рассказ прославленного снайпера сержанта Т. Г. Бондаренко, истребившего 155 фашистских захватчиков и подготовившего 86 новых снайперов из молодых бойцов и сержантов. Коренной сибиряк, потомственный охотник, Трофим Герасимович зарекомендовал себя и отличным наставником.

Поделились своим боевым опытом и девушки-снайперы К. Ф. Маринкина, Н. Д. Сорокина, Н. П. Белоброва, Н. А. Лобковская, Л. М. Макарова. Их умение по-женски терпеливо выслеживать гитлеровцев, а затем с первого выстрела уничтожать было высоко оценено участниками слета.

В работе снайперского слета активное участие приняли руководящие работники армии, в том числе командующий, члены Военного совета, начальник штаба, командующие родами войск. Они присутствовали на учебных занятиях, на практических стрельбах, беседовали с мастерами меткого огня, внимательно слушали их выступления. В ходе обмена мнениями возникла идея — к началу нового наступления иметь в каждом стрелковом полку не менее 80 — 100 снайперов. Выдвинул ее командарм, а участники слета единодушно поддержали.

Завершилось это нужное и важное мероприятие врученном многим мастерам меткого огня высоких государственных наград. Ордена Красного Знамени удостоились, в частности, Т. Г. Бондаренко, А. И. Дубровин и В. А. Орлов.

Итоги слета широко обсуждались в войсках. Все его участники, а также командиры и политработники активно включились в работу по подготовке нового отряда сверхметких стрелков.

14 июня Военный совет и политуправление фронта провели объединенный слет передовых разведчиков двух армий — нашей и 22-й. В его работе принял участие командующий фронтом генерал А. И. Еременко. Это был несколько необычный слет. Правда, в своих выступлениях разведчики делились и боевым опытом. Но прежде всего рассказывали о том, что каждый из них знал о противнике. Командованию, видимо, важно было выслушать сообщения тех, кто неоднократно бывал в расположении немецко-фашистских войск, обобщить их выводы и впечатления, чтобы больше знать о противостоящих силах врага, его огневой системе на переднем крае и в глубине, об инженерных сооружениях и заграждениях.

Проводилось немало и других массовых мероприятий, преследовавших одну главную цель — обеспечение высокой подготовки войск к предстоящему наступлению.

Серьезной проверкой такой готовности стали бои местного значения, проведенные в июне частями 207-й и 150-й стрелковых дивизий. В их задачу входило овладение важными в тактическом отношении высотами Лысая гора и Заозерная.

Несмотря на отчаянное сопротивление противника, обе эти высоты наши части и подразделения захватили довольно быстро. Основные бои развернулись за их удержание. Гитлеровцы нередко по 5–6 раз в сутки предпринимали яростные контратаки силами пехоты и танков, бомбили Лысую гору и Заозерную с воздуха, но так и не смогли вернуть утраченных позиций. Смело и решительно при отражении вражеских контратак действовали не только бывалые, закаленные в боях воины, но и недавно прибывшие на фронт бойцы пополнения.

В дни сражения за Лысую гору, которое вели части и подразделения 207-й стрелковой дивизии, мне посчастливилось ближе познакомиться со смелым и мужественным человеком — ее командиром полковником Иваном Петровичем Микулей. В нашу армию он прибыл в конце мая. Его правый глаз плотно прикрывала черная повязка.

— А что у вас с глазом? Почему носите повязку? — задал я вопрос комдиву.

— Да так, ничего особенного. Немного не долечился после ранения. В дивизии долечусь, — махнул он рукой, будто речь шла о каком-то пустяке.

19 августа 1944 года в бою на подступах к реке Огре полковник И. П. Микуля был смертельно ранен и с воинскими почестями похоронен в только что освобожденном тогда от фашистских оккупантов городе Резекне. Случилось это через два с лишним месяца после нашего знакомства.

…Взятием и последующим удержанием Лысой горы он руководил блестяще, как подлинный знаток своего дела. Несколько раз мне довелось присутствовать на его наблюдательном пункте и во время других боев. Великолепный тактик, смелый в принятии четких и точных боевых решении, он умел побеждать врага малой кровью, с любовью и уважением относился к своим подчиненным. И они отвечали ему тем же.

В последних числах июня командарм В. А. Юшкевич получил указание приступить к непосредственной разработке плана действий армии в Режицко-Двинской наступательной операции. 6 июля такой план был всесторонне отработан и утвержден командованием фронта. Определился и срок начала наступления — 12 июля 1944 года.

В полосе предстоящих действий войск 3-й ударной армии немецко-фашистское командование располагало довольно крупными силами. Оборону здесь держали 15-я дивизия СС, сформированная фашистами из айсаргов — кулацко-нацистского отребья на территории Латвии, и две пехотные дивизии — 23-я и 329-я, усиленные танками и артиллерией. Противник имел три промежуточные оборонительные полосы, уходившие в глубину почти на 50 километров — до рубежа Опочка, Себеж, Освея.

Войскам нашей и соседних армий — 10-й гвардейской справа и 22-й слева — предстояло, как прежде, наступать по лесисто-болотистой местности, форсировать много водных преград.

3-й ударной ставилась задача: нанести удар по вражеской обороне своим правым флангом, прорвать ее, уничтожить противостоящего противника, а затем овладеть городами Идрица и Себеж. Для действий в этих населенных пунктах создавались три подвижные группы, в состав которых наряду с танковыми, самоходно-артиллерийскими, артиллерийскими, минометными, инженерно-саперными, зенитно-артиллерийскими частями и подразделениями входили также стрелковые соединения. Их, исходя из опыта Невельской операции, предусматривалось моторизовать, то есть посадить на автомашины.

Самой мощной подвижной группой была армейская, состоявшая из 207-й стрелковой дивизии, 29-й гвардейской танковой бригады, 389-го танкового полка, 1539-го саперного батальона, 163-го гвардейского истребительно-противотанкового артиллерийского полка, 93-го гвардейского минометного полка «катюш», 1622-го зенитно-артиллерийского полка и 194-го инженерно-саперного батальона. Она должна была войти в прорыв вслед за 219-й стрелковой дивизией и по двум маршрутам следовать в направлении Себежа с задачей овладеть городом в первый же день наступления.

Подвижная группа 79-го стрелкового корпуса состояла из 713-го стрелкового полка, 223-го танкового полка, дивизиона 310-го гвардейского механизированного полка, трех батарей 318-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка, саперной роты. Ввод корпусной подвижной группы в прорыв предусматривалось осуществить в районе боевых действий 171-й стрелковой дивизии — в направлении города Идрица.

Существовала, как уже говорилось, и третья подвижная группа, созданная на базе 150-й стрелковой дивизии и имевшая в своем составе один стрелковый штурмовой батальон, усиленный 991-м самоходно-артиллерийским полком. Дивизионная подвижная группа, согласно плану операции, вводилась в прорыв в направлении Идрицы с такой задачей: ударом с севера содействовать корпусной группе в овладении городом.

Руководствуясь планом операции, мы в поарме также составили свой план партийно-политической работы на период ее подготовки и проведения. Основное внимание решили сосредоточить на подвижных группах, так как общий успех, несомненно, будет во многом определяться стремительностью их действий, высокими темпами наступления. Учитывая, что группы будут сформированы из разных частей, ранее друг с другом не взаимодействовавших, политотдел армии заранее позаботился об их слаженности. С этой целью в каждую из них мы направили по нескольку инспекторов и инструкторов. Им поручалось оказать посильную помощь командирам и партийно-политическому аппарату в работе с личным составом, в перераспределении и расстановке партийно-комсомольского актива, в налаживании агитационно-пропагандистской работы. Предусматривалось также проведение дружеских встреч между воинами различных родов войск. Одновременно на представителей поарма возлагалось обеспечение строгого контроля за работой тылов, транспортных подразделений, чтобы добиться бесперебойного обеспечения подвижных групп боеприпасами и продовольствием, горячей пищей.

Кроме того, в частях по нашему указанию политорганы проводили собрания личного состава и митинги, посвященные блестящим победам Красной Армии на земле Белоруссии. Отделение пропаганды и агитации поарма даже разработало специальную тематику бесед с бойцами и младшими командирами о бдительности и строгом соблюдении военной тайны, о взаимопомощи в бою. Был издан большим тиражом и разослан в войска целый ряд листовок-памяток по таким, например, темам: «В атаке ближе прижимайся к разрывам своих снарядов и мин», «Охраняй и защищай командира в бою», «Как надо преодолевать проволочные заграждения и минные поля», «Умело используй в бою стрелковое оружие и гранаты», «Быстро и умело закрепляйся на занятых рубежах», «Будь стоек и смел при отражении вражеских контратак». При этом повседневно популяризировался опыт наступательных действий, накопленный в предшествовавших боях.

В результате проведенного в частях перераспределения партийных сил были значительно укреплены ротные и батарейные парторганизации. К началу боевых действий в каждом из таких подразделений имелось не менее 5–7 членов ВКП(б) и несколько кандидатов в члены партии. При первичных парторганизациях мы, кроме того, создали резерв парторгов и комсоргов — по 8—10 человек на батальон.

Таким образом, подготовка к наступлению шла по всем линиям, хотя в целях сохранения военной тайны проводимые мероприятия выдавались за чисто учебные. А если говорить точнее, то таковыми они в основном и были вплоть до начала боевых действий.

Наступление, как уже отмечалось выше, предполагалось начать утром 12 июля. Но имелось опасение, что в связи с успешным продвижением 1-го Прибалтийского фронта гитлеровское командование заранее отведет свои войска на тыловую оборонительную полосу. В этом случае армейская операция оказалась бы малоэффективной. Поэтому командующий фронтом генерал А. И. Еременко несколько раз по ВЧ предупреждал В. А. Юшкевича — не прозевайте момента возможного отвода противником своих частей.

Чтобы окончательно убедиться, на месте ли противостоящие нам немецко-фашистские войска, командование фронта отдало приказ: утром 10 июля нашей и соседней, 10-й гвардейской армии провести одновременно на нескольких участках разведку боем. Причем сделать это небольшими силами. В каждом отдельном случае задействовать лишь взвод или роту.

Разведка боем началась в 11.30. На армейском НП, как всегда в подобных случаях, царило оживление. Непрестанно зуммерили полевые телефоны. Из соединений и частей поступали пока еще обычные, не сулящие каких-либо крупных успехов донесения. Выслушивая их, генерал Юшкевич, не повышая голоса, отвечал примерно одними и теми же словами: «Хорошо. Понятно. Продолжайте атаковать. Пленных немедленно доставляйте ко мне».

Часа через два на армейский наблюдательный пункт прибыл командующий фронтом генерал Еременко.

— Как идут дела? — спросил он командарма. Юшкевич доложил:

— Пока все нормально. Разведка боем ведется по всему фронту. Захвачены первые пленные. Противник упорно обороняется. Значит, все еще на месте.

Между тем на участках, намеченных для прорыва вражеской обороны, накал боя час от часу нарастал. И с нашей стороны и со стороны противника в него вступали новые и новые силы. Стремясь закрепить успех, достигнутый в ходе разведки, командиры некоторых наших соединений и частей вынуждены были вносить коррективы в ранее намеченные планы.

В 16.00 из 171-й и 150-й стрелковых дивизий поступили сообщения: противник выбит из первой линии траншей, разведгруппой 150-й дивизии захвачены в плен 22 гитлеровца из 34-го полка 15-й пехотной дивизии СС.

— Вводите в бой штурмовые батальоны, Василий Александрович, — приказал Еременко командарму. — Самое время, пока гитлеровцы не опомнились и не перегруппировали свои силы.

Незамедлительно последовало распоряжение генерала Юшкевича. В бой вступили два штурмовых батальона 219-й стрелковой дивизии и по одному батальону из 150-й и 171-й дивизий.

Часом позже стало известно, что все они успешно продвигаются вперед, уже овладели несколькими населенными пунктами и важной в тактическом отношении высотой, захватили несколько десятков пленных.

…Из 150-й стрелковой дивизии инспектор политотдела армии майор Плахотин вскоре доложил по телефону о первых героях и боевых подвигах. Серьезного успеха добилось подразделение лейтенанта Адаева. В первые же два часа боя оно истребило до взвода вражеской пехоты, далеко продвинулось вперед, захватило пленных. Комсорг батальона младший лейтенант Глинский тут же выпустил об этом листок-молнию, пустил его по цепи. В нем говорилось, что коммунист Адаев лично уничтожил в бою 15 и взял в плен 7 фашистов. За героический подвиг оп представлен командованием к награждению орденом Красного Знамени. Заканчивался листок-молния следующим призывом: «Воины! Бейте гитлеровцев так же умело и самоотверженно, как бьет их наш герой лейтенант Адаев!»

Из 171-й дивизии инспектор поарма майор Тимошкин сообщил: части этого соединения выбили фашистов из сел Хвойно и Михеево. Рота автоматчиков, приданная штурмовому батальону 380-го стрелкового полка, при овладении высотой 211,0 уничтожила до 80 вражеских солдат и офицеров, а 42 взяла в плен. Пленные гитлеровцы показывают, что о наступлении русских на этом участке фронта они даже и не подозревали.

Потом мне позвонил начальник политотдела 219-й стрелковой дивизии подполковник П. И. Доставалов. Два штурмовых батальона из этого соединения, овладев населенными пунктами Алексейково и Сукино, фактически прорвали оборонительный рубеж противника. В своем сообщении подполковник Доставалов рассказал о некоторых воинах, отличившихся во время разведки боем. Так, во время атаки сильно укрепленной, превращенной противником в опорный пункт обороны высоты смело и решительно действовал взвод под командованием старшего сержанта Хакима Ахметгалина. Несмотря на ураганный огонь, бойцы этого подразделения быстро преодолели проволочные заграждения в три кола и спирали Брупо, ворвались во вражеские траншеи, уничтожили расчеты двух станковых пулеметов, открыв путь для продвижения вперед всему штурмовому батальону. Затем, преследуя отступавших с первой линии обороны гитлеровцев, взвод Ахметгалина в составе 13 человек вступил в бой с большой группой вражеских солдат и офицеров и одержал новую замечательную победу: более 20 фашистов бойцы старшего сержанта уничтожили, а 18 взяли в плен.

Добрые вести поступали и из других соединений. Разведка боем оправдала себя в полной мере: было установлено, что немецко-фашистское командование действительно готовило отвод своих войск в ночь на 11 июля. Однако начатые 10 июля нашими частями и соединениями боевые действия сорвали этот замысел врага. Более того, успех, достигнутый штурмовыми батальонами, позволил командарму генерал-лейтенанту В. А. Юшкевичу принять решение о досрочном переходе в общее наступление войск 93-го и 79-го стрелковых корпусов.

Оно началось в 19.10 после кратковременной артиллерийской подготовки. А в 20.00 в прорыв на участках 379-й и 219-й дивизий по двум маршрутам была введена армейская подвижная группа. Кстати, незадолго до этого в ней побывал командующий фронтом генерал А. И. Еременко, беседовал с командирами и политработниками, ориентировал их на быстрейший вывод группы в район Идрица, Себеж.

К 23.00 оборонительный рубеж противника с грозным названием «Пантера» был окончательно прорван — по фронту на 15 километров и на глубину 7 километров. Армейская подвижная группа продвинулась еще дальше.

Утром 11 июля вместе с работниками поарма П. С. Петровым и А. Я. Раскиным я выехал в ее части. Держим направление на запад, в сторону Себежа. Дорога совершенно разбита. Водитель виртуозно лавирует среди многочисленных воронок от бомб и снарядов. На обочинах — закопченные коробки сожженных вражеских танков, остовы автомашин и другой уничтоженной техники.

В деревне Выплаха ненадолго задерживаемся в 598-м стрелковом полку майора А. Д. Плеходапова. На окраине горят обнесенные колючей проволокой лагерные бараки.

— Когда мы завязали бой за деревню, они уже горели, — докладывает Плеходанов. — Видно, фашисты подожгли их заранее, чтобы замести следы своих преступлений. Да не вышло. На территории лагеря нами обнаружено несколько трупов зверски замученных пленных красноармейцев. Я приказал похоронить их вместе с павшими в бою за деревню воинами полка, в одной братской могиле.

Во время его доклада к нам подошел начальник политотдела дивизии полковник К. Н. Косяков, сообщил, что после освобождения Выплахи в подразделениях полка состоялись митинги. Личный состав нацелен на форсирование реки Алоля.

Во второй половине дня часть Плеходапова первой преодолела Алолю и захватила плацдарм на ее противоположном берегу. А к исходу 11 июля эту водную преграду форсировали все части 93-го стрелкового корпуса.

Почти одновременно на западный берег Алоли переправился и 79-й стрелковый корпус, действовавший на левом фланге армии. Попытка врага задержать продвижение наших войск на водном рубеже была сорвана. Но чтобы достигнуть Идрицы, а затем выйти на рубеж Опочки, Себежа и Освеи, необходимо было форсировать еще и реку Великая, более полноводную и глубокую, нежели Алоля.

Вернувшись поздно вечером в штаб армии, я доложил Юшкевичу и Литвинову о настроении личного состава, о партийно-политической работе, проводившейся в войсках в ходе наступления, об отличившихся в боях частях и подразделениях, а также о подвигах некоторых бойцов и командиров.

— Пока все идет хорошо. Настрой в войсках боевой, это известно, — заметил командарм, выслушав мой доклад. — Но главное впереди. Форсировать Великую гораздо сложнее, чем Алолю. Очень важно разъяснить это личному составу.

— Может, подготовить обращение Военного совета, Василий Александрович? — включился в разговор Литвинов. — Отметим в нем отличившиеся части и подразделения, назовем фамилии героев первых двух дней наступления, сориентируем войска на форсирование Великой. Думаю, польза будет.

Командующий согласился с этим предложением. Договорились: сразу же садимся за разработку обращения, ночью печатаем его в типографии, а на рассвете с нарочными доставляем в части и подразделения. Так и было сделано: в 7 часов утра 12 июля листовку с обращением Военного совета и поарма уже читали в войсках.

В ней, в частности, сообщалось, что сильно укрепленная вражеская оборона прорвана, войска армии к исходу 11 июля продвинулись вперед на 40 километров, освободили от немецко-фашистских захватчиков более 300 населенных пунктов. В боях уничтожено около 2500 гитлеровцев, 265 захвачено в плен. Листовка рассказала о героических подвигах, совершенных старшим лейтенантом Рафиковым, младшим лейтенантом Скуповым, сержантами Столбовым, Мелосиным, Прямовым, воинами частей и подразделений Плеходанова, Глушкова, Елизарова, Лобанова, Сидоренко.

«Дорогие товарищи! — указывалось в обращении. — Трижды презренные гитлеровцы под ударами наших войск в панике бегут, сжигая на своем пути наши города и села. Вот что пишет один из фашистских палачей — командир 23-й пехотной дивизии де Болье в своем приказе: «При отходе сжигать все населенные пункты. Необходимо угонять из деревень мужское население, скот и лошадей. Гражданских лиц, встреченных в населенных пунктах и заподозренных в сношениях с бандитами (партизанами), немедленно расстреливать».

Неустанно преследуйте раненого фашистского зверя, наращивайте и удесятеряйте свои удары по врагу. Не давайте подлым убийцам и факельщикам покоя ни днем ни ночью!..»

В заключение Военный совет и политотдел армии обращались к войскам с призывом:

«Настало время расплаты. Родина приказывает нам идти вперед, на запад, и добить фашистского зверя в его логове в Германии… Громите гитлеровцев так, как громят их наши воины на полях Белоруссии и Литвы!.. От вашего натиска, стремительности и храбрости зависит успех победы над врагом…»

В войсках обращение было встречено с огромным воодушевлением. Читая и обсуждая его, бойцы и командиры получали новый заряд боевой энергии. Всюду гордо звучало слово «Вперед!». В тех подразделениях, где имелась возможность, проводились митинги.

Вместе с листовкой в части и соединения был доставлен очередной номер армейской газеты «Фронтовик». В опубликованных на ее страницах корреспонденциях более обстоятельно рассказывалось о боевых подвигах воинов, фамилии которых были названы в обращении. О командире танкового взвода старшем лейтенанте Исмаиле Рафикове газета писала: «На головном танке он первым ворвался в расположение врага, уничтожил более десятка гитлеровцев и одержал победу в единоборстве с вражеской самоходкой «фердинанд». А в другой корреспонденции рассказывалось о том, как майор Плеходанов перехитрил врага при форсировании реки Алоля: одной ротой завязал бой, отвлек внимание противника, а в это время основные силы полка преодолели водный рубеж на другом участке, где гитлеровцы не ожидали переправы.

Были напечатаны также заметки о подвигах старшего сержанта Сидоренко, сержанта Прямова и других. Газета как бы дополняла обращение. В этом тоже проявилось своеобразное взаимодействие форм пропаганды и агитации.

Но плану операции города Идрица и Себеж предполагалось освободить уже в первый день наступления. Однако упорное сопротивление противника на рубежах рек Алоля и Великая заставило внести в него определенные коррективы.

— Эта река, конечно, не Днепр, по все же преграда серьезная. С ходу через нее не перемахнешь. А мосты гитлеровцы заминировали, в любой момент могут взорвать, — сказал начальник инженерной службы армии генерал-майор Н. В. Крисанов, когда вечером 11 июля при встрече с ним я поинтересовался, какие меры предпринимаются для форсирования Великой.

И тут же добавил, что имеется, дескать, одна задумка: командир саперного батальона из 79-го корпуса майор Харченко предлагает внезапно атаковать охрану самого большого моста на Великой силами танкового десанта. Но очень уж рискованное это дело.

По телефону я связался с начальником политотдела 79-го корпуса полковником И. С. Крыловым. На вопрос, что он думает о предложении майора Харченко, Иван Сергееевич ответил:

— Предложение дельное. Готовим его выполнение. Люди подобраны, в основном коммунисты и комсомольцы. С каждым лично поговорил. Верю в успех. Ребята отличные, справятся.

Осуществление плана захвата моста командование корпуса поручило группе саперов во главе с командиром саперной роты капитаном Дмитрием Каракулиным, комсомольцем, членом бюро ВЛКСМ батальона.

На рассвете следующего дня один наш танк с саперами на броне на высокой скорости ринулся к мосту и с ходу проскочил через него. Десантники, что называется, застали гитлеровцев, готовившихся взорвать мост, врасплох, быстро уничтожили охрану и нескольких подрывников, а 8 вражеских солдат взяли в плен. При непосредственной поддержке пехотинцев и пулеметчиков из полка майора Тарасеико саперы успели предотвратить подрыв и второго моста — железнодорожного.

Подвижная группа корпуса немедленно воспользовалась создавшимся положением, перебросила часть своих сил через реку, с боями овладела населенным пунктом Гужово. А вскоре по захваченным саперами роты капитана Каракулина мостам переправились через Великую и остальные полки и батальоны группы.

Хорошо обстояли дела и на других участках. Действовавшие левее 150-я и 171-я стрелковые дивизии успешно форсировали реку Алоля; дивизия Шатилова в районе населенных пунктов Мясово, Алоля, а дивизия Негоды у Ночлегово вышли на Ленинградское шоссе. В десятом часу утра они достигли предместья Идрицы, завязали уличные бои.

Позже станет известно, что на подступах к реке Великая и у Идрицы 15-я и 23-я пехотные дивизии противника только убитыми потеряли свыше четырех тысяч солдат и офицеров, то есть, по существу, были наголову разгромлены. Их остатки мелкими группами отошли в окрестные леса, частично сдались в плен.

К 13.00 12 июля город и железнодорожный узел Идрица были полностью очищены от гитлеровцев.

— Теперь на Себеж! — сказал комкор генерал С. Н. Переверткин, когда во втором часу дня я с работниками поарма майорами Плахотиным и Ковтуном зашел к нему на командный пункт. Хотя успех был налицо, Переверткин оставался озабоченным, сурово хмурил брови.

— Идрица освобождена, а настроение у вас, Семен Никифорович, почему-то не победное, — заметил я.

— Идрица-то освобождена, это верно. Положили мы тут фашистов немало. Но вот заботы… — с задумчивой серьезностью произнес командир корпуса. — Тревожит меня недостаток боеприпасов. Мало осталось и горючего. А подвоз затруднен, не хватает транспорта. Подвижную-то группу мы всем необходимым обеспечили, а вот в остальных частях запасов совсем маловато.

— Командарму об этом известно?

— Известно. Но у него лишних машин тоже нет. Вот если бы фронт помог.

О разговоре с С. Н. Переверткиным я сразу же доложил по телефону А. И. Литвинову. Он связался по ВЧ с членом Военного совета фронта генералом В. Н. Богаткиным, попросил оказать помощь. И меры были приняты. Уже на следующий день 79-й корпус получил все необходимое для дальнейшего наступления.

Вечером в одном из помещений, занимаемых штабом армии, мы собрались послушать по радио поздравительный приказ Верховного в связи с овладением городом и крупным железнодорожным узлом Идрица. В числе отличившихся в приказе были названы войска генералов Юшкевича, Переверткина, Вахрамеева и других. 150, 171, 219-я стрелковые дивизии, 29-я танковая бригада, 991-й и 1539-й самоходно-артиллерийские полки и 1385-й зенитно-артиллерийский полк получили почетное наименование Идрицких. В тот же день Указом Президиума Верховного Совета СССР 163-й истребительно-противотанковый артиллерийский и 239-й танковый полки были награждены орденом Красного Знамени.

Если дивизии 79-го стрелкового корпуса и поддерживавшие их части переправились на западный берег Великой по мостам, то на правом фланге армии, где действовали войска 93-го стрелкового корпуса и армейской подвижной группы, обстановка оказалась гораздо сложнее. Фашисты там успели взорвать мосты и теперь держали реку под плотным артиллерийским и пулеметным огнем.

Именно в такой сложной ситуации комкор генерал П. П. Вахрамеев и командир подвижной группы полковник И. П. Микуля приняли решение форсировать реку Великая на подручных средствах. Первым получил приказ начать нероправу 597-й стрелковый полк из 207-й дивизии, которым командовал майор И. Д. Ковязин, в прошлом политработник, в период боев в Подмосковье военком лыжного батальона. От политотдела армии в этой части работал мой помощник по комсомолу майор С. В. Игнатов. Вместе с Ковязиным они до деталей продумали весь план предстоящей операции. Коммунисты Хочемазов, Балясников и Ермухамедов по их заданию провели разведку участка реки, отведенного полку для переправы. А в это время остальные бойцы сооружали плоты, приводили в порядок раздобытые у местных рыбаков лодки.

С наступлением темноты 7-я рота полка в полной тишине двинулась к западному берегу. Гитлеровцы обнаружили ее лишь тогда, когда первые плоты ткнулись в песок. Спохватившись, открыли бешеный огонь, но было уже поздно. В жаркой схватке бойцы роты оттеснили гитлеровцев от берега. При этом особенно отличился молодой пулеметчик, узбек по национальности, комсомолец младший сержант Иям Кутлиев. Меткими очередями он разил фашистов, не давая им возможности сбросить наше подразделение в воду.

Захваченный 7-й ротой плацдарм позволил быстро, примерно в течение часа, преодолеть реку и всему 597-му полку. Одновременно несколько левее Великую форсировала и часть подполковника М. Б. Рязанова (379-я стрелковая дивизия). Высадившись на западный берег, этот полк с ходу занял три небольших прибрежных населенных пункта.

В течение всего дня 13 июля бойцам Ковязина и Рязанова пришлось отбивать яростные контратаки противника. Полк Рязанова только за пять часов отразил семь из них, причем поддержанных самоходными артиллерийскими установками и танками.

Несмотря на трудности, плацдармы на западном берегу реки все-таки были удержаны. А в ночь на 14 июля сюда переправились все части подвижной группы и 93-го стрелкового корпуса, а также танковые и артиллерийские полки.

Теперь задача состояла в том, чтобы прорвать вторую (тыловую) оборонительную полосу обороны врага и освободить Себеж. Соседу справа — 10-й гвардейской армии и соседу слева — 22-й армии предстояло взять Опочку и Освею.

Вторая полоса обороны противника представляла собой не менее трудный рубеж, нежели «Пантера»: доты, дзоты, многочисленные опорные пункты, развернутая система траншей, минные поля, особенно на танкоопасных направлениях. Хватало тут и болот, и озер, которые фашисты, безусловно, имели в виду при строительстве обороны. Нелегкими были и подступы к Себежу, расположенному между двух озер — Себежское и Ороно.

В полосе наступления нашей армии противник все еще располагал довольно значительными силами. По сведениям разведок, на второй оборонительной полосе им были сосредоточены остатки 15-й и 23-й пехотных дивизий, в полном составе 229-я и 263-я пехотные дивизии, несколько охранных батальонов, много танков и артиллерии. Поэтому командование 3-й ударной не рассчитывало на быстрый и легкий успех. Оно отлично понимало, что за Себежем начинается Латвия, ворота к балтийским портам, крайне необходимым гитлеровцам.

— Наступая, мы должны быть в постоянной готовности к оборонительным боям, к отражению сильных вражеских контратак, — такой вывод сделал командарм перед прорывом второй оборонительной полосы противника.

По указанию Военного совета в полках, бригадах и дивизиях армии была проведена необходимая разъяснительная работа. Смысл ее заключался в том, чтобы нацелить войска на преодоление неизбежных трудностей. В течение всего дня 14 июля почти в каждом боевом донесении, поступавшем из частей и соединений на армейский НП, сообщалось, что фашисты отчаянно сопротивляются, а на многих участках даже предпринимают контратаки крупными силами пехоты и танков. И тем не менее продвижение наших войск продолжалось. Например, части 93-го стрелкового корпуса при поддержке танков и артиллерии в этот день освободили от врага 60 населенных пунктов.

Наибольшего успеха добились части и подразделения 171-й Идрицкой стрелковой дивизии полковника Л. И. Негоды. К полудню 15 июля ее 525-й полк вышел на северную окраину Себежа, зацепился за одну из улиц. Но дальнейшее его продвижение застопорилось, так как не было должной поддержки артиллерии.

Обо всем этом командир полка обстоятельно доложил командиру дивизии. В корпус было послано донесение: «525-й стрелковый полк ворвался в Себеж». А уже из корпуса в штаб армии сообщили: «Себеж освобожден».

— Что-то тут не так, — выразил сомнение командарм, прочтя донесение. — Поезжайте в сто семьдесят первую, ознакомьтесь с обстановкой на месте, — приказал он начальнику оперативного отдела полковнику Г. Г. Семенову.

От поарма в дивизию выехал мой заместитель полковник И. В. Алексеев.

Когда по возвращении они доложили генералам Юшкевичу и Литвинову о действительном положении дел в районе Себежа, командарм тут же отдал распоряжение о строгом наказании виновных, сообщивших неверные сведения. Одновременно еще раз предупредил всех командиров соединений и начальников политорганов, что необъективность в докладах и боевых донесениях впредь будет рассматриваться как воинское преступление.

В тот же день Военный совет и поарм направили в войска шифровку, в которой резко осуждались случаи неправдивого информирования командования. Политорганам рекомендовалось провести в штабах партийные собрания на эту тему, пресекать случаи дезинформации.

Это напоминание было своевременным и нужным. Особенно тем командирам, а порой и политработникам, которые подчас без достаточных на то оснований стремились приукрасить начальные успехи.

Утром 16 июля мне позвонил из 79-го стрелкового корпуса мой помощник по комсомольской работе майор Игнатов. Доложил, что противник вытеснил подразделения 525-го стрелкового полка с окраины Себежа. Получив это тревожное сообщение, я зашел к генералу Юшкевичу, чтобы доложить ему о случившемся.

— Мне только что сообщили, что обстановка под Себежем ухудшилась, товарищ командующий, — начал было я.

— Знаю, знаю, — нетерпеливо махнул рукой командарм. — Полк Горохова выбит с окраины города. Об этом вы хотели сказать?

— Да, товарищ командующий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.