Катастрофа

Катастрофа

Серьезные обстоятельства заключались в том, что авиационные медики запретили Водопьянову заниматься летной работой в результате недавних тяжелейших травм при катастрофе, случившейся с ним на Байкале, когда погиб его бортмеханик. И хотя Михаил Васильевич чувствовал себя уже вполне здоровым, медицина продолжала упорствовать. Действительно, совсем недавно его еле-еле «собрали» в протезном институте в Москве, где он долгое время лечился Спасло его отменное природное здоровье. И Водопьянов твердо верил, что обязательно добьется разрешения летать Это было важно для выздоровления. М. И. Шевелев, бывший начальник Управления полярной авиации, рассказывал:

«У иного человека катастрофа вовсе отбила бы охоту летать. А у него нет… Михаил Васильевич снова и снова просился в полеты. С характерной для него настойчивостью пробился через все медкомиссии, и в конце концов медицина отступила…»

А работник этого Управления, начальник технического отдела К. А Москатов. рассказал следующие подробности:

«Врачи, лечившие Водопьянова, сказали, что по оптимизму он был редчайшим человеком, многие другие от таких травм погибли бы. Оптимизм предопределил его излечение! Они также отметили, что такой человек рожден для счастья. Катастрофа на Байкале стала для него уроком на всю жизнь…»

Как же получилось, что Водопьянов оказался на краю гибели?

Это произошло зимой 1933 года. Михаилу Васильевичу поручили проверить самолет П-5 в испытательном перелете из Москвы до Петропавловска-на-Камчатке (и потом обратно) на дальность и скорость полета в тяжелых зимних условиях, чтобы определить конструктивные требования к почтовым и пассажирским самолетам, используемым в зимнее время. Надо было проложить также новую авиалинию Николаевск-на-Амуре — Петропавловск-на-Камчатке…

И нот в ночь на 10 февраля 1933 года Водопьянов с бортмехаником Серегиным стартовали из Москвы. По плану они должны были лететь по девять часов и сутки. Более чем полный рабочий день. Затем посадки, несколько часов отдыха и снова в путь.

Все системы самолета работали хорошо. Сильные воздушные потоки привычно отклоняли немного самолет от заданного курса. Опустился туман, с воздуха стели трудно различаться объекты. Показались очертания Волги. Через восемь часов они благополучно опустились на свердловском аэродроме. Начальник аэропорта, зная, что перелет скоростной, заранее все Подготовил. Через полчаса машина была заправлена. До Новосибирска решили идти без посадки.

Но план нарушился неисправностью в системе охлаждения мотора — пар вырывался оттуда, окутывал самолет облаком.

Пришлось садиться в Омске. Еще повезло, что неполадка случилась около аэродрома. Предстояло сменим. шланг, явившийся причиной неисправности, и галить воды в мотор. Но не сразу все было сделано. Вместо часа пробыли в Омске двадцать два часа.

На всем пути от Омска до Новосибирска шел обильный снег. Теперь лететь пришлось только по компасу. Но при подлете к Новосибирску снегопад внезапно прекратился, и под крылом самолета засверкали огни вечернего города…

В Новосибирске проявили максимум внимания как к экипажу, так и к самолету. Пожелание Водопьянова было таким: заправить самолет бензином, чтобы хватило его до самой Читы. Хотелось наверстать время, упущенное в Омске, и сразу перелететь в Забайкалье, минуя Иркутск.

Поспали всего несколько часов и ровно в двенадцать были на ногах. Чувствовали себя бодрыми, но состояние на самом деле обманывало, накапливалось нервное перевозбуждение.

Пришлось сделать посадку в Иркутске. В два часа ночи они стартовали. Тучи были высоко над землей, в районе Байкала, сообщил метеоролог, небо чистое.

Самый опасный участок на этом пути — озеро Байкал: берега его гористые, придется иногда идти вверх, на высоту более двух с половиной тысяч метров. В феврале Байкал покрыт толстым льдом, громадные торосы громоздятся то там, то здесь, неровностей много, при вынужденной посадке поломаешь лыжи, совсем тогда сорвется полет. Надо быть предельно внимательным.

Ангару едва было видно сквозь пелену тумана, но, несмотря на это, так и пришлось ориентироваться по темной полосе реки. Летчик сверил направление по компасу, начал перелет Байкала. Вскоре самолет качнуло — значит, недалеко берег. И летчик почувствовал какую-то расслабленность тела, стал куда-то проваливаться, засыпать…

Много позже Водопьянов рассказывал: «Очевидно, во время полета над Байкалом сказалось мое сильное переутомление, и я на мгновение забылся. Неуправляемый самолет перешел в пологий штопор, вывести из которого не хватило высоты».

Очнулся он, когда увидел, что стремительно идет к земле. Стал выводить самолет в горизонтальное положение, но было уже поздно. Самолет ударился об лед лыжами и пропеллером, затем «пропахал» еще метров двадцать, оставив след. От сильного удара Михаила Васильевича выбросило из кабины на громоздившиеся торосы. Лицо обдало липкой парной теплотой. Он был в шоке долгие часы. Не осознавая происшедшего, как бы не веря ему, он все-таки встал, двигался… Появилась только странная апатия. Бессмысленно бродил он у разбитого самолета, который Представлял теперь груду обломков. Из-под них он вытащил своего бортмеханика Серегина. Был ли он жив? Он оттащил его в сторону. Мороз крепчал. Руки у Михаила Васильевича были обморожены. Лицо в крови. Он все продолжал ходить вокруг самолета. Сознание окутано туманом. Казалось, что происшедшее — прости недоразумение, которое вскоре можно будет исправить, в крайнем случае заменить самолет и опять лететь.

Благодаря работникам железнодорожной службы, увидевшим наутро со станции Мысовая ходившего около самолета человека, удалось спасти Водопьянова. Они прибыли на место катастрофы, а потом доставили Водопьянова в Верхнеудинскую железнодорожную больницу. Он еще долго оставался в бессознательном Состоянии. У него оказалось сильнейшее сотрясение мозга, была разбита голова в нескольких местах — перелом нижней челюсти, много выбитых зубов, глухие раны на подбородке, переносице, рассечены надбровные дуги — тридцать шесть швов наложили на голову. Бортмеханик Серегин скончался еще у самолета. Но его смерть долго скрывали от Водопьянова, чтобы не расстраивать.

Хотя сознание было отключено, желание выполнять задание по-прежнему жило в летчике. Руки и ноги Продолжали действовать, как если бы он сидел за штурвалом во время полета. Не открывая глаз и не помня себя, он продиктовал тем не менее медсестре телеграмму в Москву: «Потерпел аварию на Байкале. Получил незначительные ранения. Прошу дать распоряжение Иркутскому управлению о выделении мне самолета П-5 для продолжения перелета на Камчатку»;

Конечно, такую телеграмму никто послать не мог, хотя медсестра и аккуратно записала текст, продиктованный Водопьяновым…

Осталась фотография, относящаяся к 16 февраля 1933 года, третьему дню после катастрофы. Палата Верхнеудинской больницы. Железная койка у окна, рядом тумбочка. На койке лежит, недавно придя в себя, с забинтованной головой, бледный, сильно похудевший летчик Водопьянов. Над ним склонился доктор…

…Михаил Васильевич, чувствуя свою природную силу, хотя и недавно травмированный, не мог допустить каких-либо ограничений в своих действиях, не мог смириться с тем, что ему придется в летной работе, когда уже приобретено столько навыков, пребывать на каких-то вспомогательных ролях. Прибыв после лечения в свой летный отряд, он каким-то образом скрыл от руководства, что ему предписаны ограничения. («Пришлось обмануть, — рассказывал он, — для пользы дела».) Он был послан сразу в дальний перелет до Иркутска.(перегонял он туда самолет «Сталь-2» советского производства, конструкции А. И. Путилова, каркас которого впервые в практике был изготовлен из нержавеющей стали). Полет этот для него имел колоссальное значение — надо было проверить себя, выдержит ли? Он выдержал, тяжести не ощущал. Это вселяло радость и уверенность в своих силах. Медики повторно его обследовали и пришли к выводу, что он вполне здоров, годен к летной работе без ограничения. Водопьянов вздохнул с облегчением…