Глава четвертая. Портрет критикуемого основателя

Глава четвертая. Портрет критикуемого основателя

При написании портрета пятидесятилетнего Фрейда я опирался на все упоминавшиеся выше биографии, монографии и мемуары, на опубликованную и неопубликованную переписку, на письма Анны Фрейд к Эрнесту Джонсу (Jones papers, Archives of the British Psycho-Analytical Society, London), а также на неопубликованные воспоминания пациента Фрейда Людвига Йекельса (Siegfried Bernfeld papers, container 17, LC). Незаменимыми были книги Джонса, Шура, Закса и, прежде всего, Мартина Фрейда. Для описания квартиры Фрейда очень пригодились фотографии из книги Edmund Engelman in Berggasse 19: Sigmund Freud’s Home and Offices, Vienna 1938 (1976). На этих снимках, сделанных в мае 1938 года, в кабинете для приема пациентов сделана перестановка после того, как Фрейд оглох на одно ухо. См. также мое введение к этому сборнику, «Freud: For the Marble Tablet», 13–54, и исправленную версию, «Sigmund Freud: A German and His Discontents», in Freud, Jews and Other Germans: Masters and Victims in Modernist Culture (1978), 29–92. Подписи к фотографиям Энгельмана, автором которых была Рита Ранскхофф, помогают лишь отчасти; недостает профессионального каталога вещей Фрейда, особенно древностей. См. также глубокие комментарии друга Фрейда Макса Графа, Max Graf, «Reminiscences of Professor Sigmund Freud», Psychoanalytic Quarterly, XI (1942), 465–477, Эрнста Уолдингера, Ernst Waldinger, «My Uncle Sigmund Freud», Books Abroad, XV (Winter 1941), 3–10; и интервью Ричарда Дика с другим племянником Фрейда, Гарри Фрейдом: «Mein Onkel Sigmund», Aufbau (New York), May 11, 1956, 3–4. Короткая статья Bruno Goetz, «Erinnerungen an Sigmund Freud», Neue Schweizer Rundschau, XX (May 1952), 3–11, очаровательна и трогательна. Выдержки из этих и многих других воспоминаний старательно собраны в объемной антологии Freud As We Knew Him, ed. Hendrik M. Ruitenbeek (1973). Для описания контекста музыкальных вкусов Фрейда (особенно оперы) я использовал большое количество литературы, среди которой можно выделить увлекательную и убедительную книгу Paul Robinson, Opera and Ideas from Mozart to Strauss (1985), в которой утверждается, что музыка способна передавать идеи. Сведения о Карле Краусе можно найти в Edward Timms, Karl Kraus, Apocalyptic Satirist: Culture and Catastrophe in Habsburg Vienna (1986), научной биографии, которая тщательно исправляет широко распространенные неверные толкования отношений Фрейда с самым известным литературным критиком Вены.

О первых сторонниках Фрейда можно узнать в Franz Alexander, Samuel Eisenstein, and Martin Grotjahn, eds., Psychoanalytic Pioneers (1966), богатой, но неровной антологии, содержащей материал, которого нет в других источниках. Биографические комментарии в четырех томах Protokolle Венского психоаналитического общества, касающиеся близкого круга Фрейда, довольно информативны, но отличаются излишней краткостью. Работа Lou Andreas-Salom?, In der Schule bei Freud. Tagebuch eines Jahres, 1912/1913, ed. Ernst Pfeiffer (1958), энергична и проницательна. Одной из самых ярких фигур среди венских психоаналитиков, Отто Ранку, посвящена достойная восхищения биография, Jesse Taft, Otto Rank (1958), а также глубокое исследование, E. James Lieberman, Acts of Will: The Life and Work of Otto Rank (1985), в котором акценты расставлены несколько иначе, чем у меня в этой и последующих главах. О начале психоаналитического движения в Вене и других местах см. Ernest Jones, Free Associations: Memories of a Psycho-Analyst (1959), краткую, самоуверенную и информативную автобиографию.

«Иностранцы» могли бы удостоиться большего внимания, чем они до сих пор получали. Нет биографии Пфистера, но хорошей отправной точкой могут послужить его автобиографические заметки, «Oskar Pfister», in Die P?dagogik der Cegenwart in Selbstdarstellungen, ed. Erich Hahn, 2 vols. (1926–1927), II, 161–207. Почти полная переписка Пфистера с Фрейдом хранится в Sigmund Freud Copyrights, и вместе с бумагами Пфистера в центральной библиотеке Цюриха она может составить основу для его биографии. См. также некролог Пфистера, составленный Вилли Хоффером, Int. J. Psycho-Anal., XXXIX (1958), 615–616, и работу Gay, A Godless Jew, ch. 3. Биография Карла Абрахама, написанная его дочерью, Hilda Abraham, Karl Abraham: An Unfinished Biography (1974), – это первая отважная попытка, однако эта работа неполная (немецкая версия, Karl Abraham. Sein Leben f?r die Psychoanalyse, tr. into German by Hans-Horst Henschen, 1976, содержит насколько важных писем Абрахама, приведенных в оригинале) и требует существенных дополнений. Очаровательная и хорошо задокументированная фигура Эрнеста Джонса заслуживает лучшего, чем Vincent Brome, Ernest Jones: Freud’s Alter Ego (English ed., 1982; American ed., 1983); основное достоинство книги составляют рассказы об интервью с Джонсом и многочисленные цитаты из архивных документов, однако в ней отсутствует критический подход, и она очень небрежна. Статьи, опубликованные к столетию со дня рождения Джонса в Int. J. Psycho-Anal., LX (1979), ожидаемо хвалебные, но содержат крупицы ценных сведений: Katharine Jones, «A Sketch of E. J.’s Personality», 171–173; William Gillespie, «Ernest Jones: The Bonny Fighter», 273–279; Pearl King, «The Contributions of Ernest Jones to the British Psycho-Analytical Society», 280–287; и Arcangelo R. T. D’Amore, «Ernest Jones: Founder of the American Psychoanalytic Association», 287–290. Выше уже упоминалась книга Binswanger, Erinnerungen, в которой цитируется много писем Фрейда, а также ответов самого Бинсвангера. Слишком мало написано о красивой, элегантной и блистательной Джоан Ривьер, но у нас есть два трогательных некролога, Джеймса Стрейчи и Паулы Хейманн, в Int. J. Psycho-Anal, XLIV (1963), 228–230, 230–233. Возможно, самый серьезный пробел – это отсутствие полной биографии Ференци (или, если уж на то пошло, Будапештского института). В настоящее время лучшие источники – это Michael Balint «Einleitung des Herausgebers», в S?ndor Ferenczi, Schriften zur Psychoanalyse, ed. Balint, 2 vols. (1970), I, IX–XXII; и Ilse Grubrich-Simitis, «Six Letters of Sigmund Freud and S?ndor Ferenczi on the Interrelationship of Psychoanalytic Theory and Technique», Int. Rev. Psycho-Anal., XIII (1986), 259–277, с подробными аннотациями и комментариями.

Монографию Hannah S. Decker, Freud in Germany: Revolution and Reaction in Science, 1893–1907 (1977) можно считать образцом исследования о первой реакции на идеи Фрейда в Германии; она пересматривает упрощенный взгляд Фрейда и Джонса на эту реакцию, избегая ловушки ревизионизма ради ревизионизма. Было бы желательно иметь подобные монографии о восприятии теорий Фрейда в других странах.

Что касается Отто Вейнингера, о котором собрана обширная библиография, особенно полезным мне показались: памфлет Hans Kohn Karl Kraus. Arthur Schnitzler. Otto Weininger. Aus dem j?dischen Wien der Jahrhundertwende (1962), соответствующие страницы в Johnston, The Austrian Mind, esp. 158–162; Paul Biro, Die Sittlichkeitsmetaphysik Otto Weininger. Eine geistesgeschichtliche Studie (1927), и Emil Lucka, Otto Weininger, sein Werk und seine Pers?nlichkeit (1905; 2d ed. 1921).

По поводу Эйтингона: 24 января в New York Times Book Review была опубликована статья Стивена Шварца, названного «сотрудником Института современных исследований в Сан-Франциско», в которой содержались серьезные обвинения в адрес Макса Эйтингона. Шварц связывает Эйтингона с международной сетью людей творческих профессий и интеллектуалов, которая – главным образом в 1930-х годах – служила проводником жестокой политики Сталина на Западе, во Франции, в Испании, Соединенных Штатах, Мексике и помогала организовывать или непосредственно участвовала в похищениях и убийствах людей, которых хотел устранить Сталин или его спецслужбы. Эти заявления появились в крайне неподходящее для меня время. Я никогда не слышал ни о чем подобном в отношении Эйтингона, а основной материал моей книги уже прошел страничную корректуру; возможность для комментариев оставалась только в библиографическом очерке. Я полагал, что достаточно много узнал об Эйтингоне в процессе работы над книгой, и утверждение, что он мог быть среди тех, кто был готов отбросить свою независимость и гуманность, чтобы помочь сталинской машине убийств, казалось мне абсурдным. Однако я не стал отмахиваться от обвинений Шварца, даже несмотря на то, что в отношении Эйтингона они звучали неубедительно. (Помимо других неточностей, Шварц пишет, что Эйтингон «с 1925 по 1937 год» был для Фрейда «главным помощником и защитой от внешнего мира. Абрахам умер, Ранк поссорился с мэтром, а Закс и Джонс не подходили для той роли, которую так хорошо исполнял Эйтингон, который неизменно проявлял доброту к больному Фрейду. Он в буквальном смысле был для старика секретарем по протокольным вопросам». Читатели написанной мной биографии понимают, что это нелепость: за эти годы Эйтингон виделся с Фрейдом лишь несколько раз, во время своих редких визитов в Вену или еще более редких визитов Фрейда в Берлин. Как свидетельствует Chronik Фрейда, после эмиграции Эйтингона в Палестину в 1933 году он появлялся в доме на Берггассе, 19, один раз в год.

Тем не менее, каким бы неинформированным ни был Шварц или его ассистент относительно жизни психоаналитического сообщества, это незнание само по себе не опровергает его утверждения. И хотя в письмах Эйтингона к Фрейду не было ни малейшего намека на симпатию к большевикам, я не стал автоматически оправдывать его. Как бы то ни было, если бы Эйтингон на самом деле был советским агентом, он не стал бы признаваться в этом своим друзьям – особенно Фрейду, чье отвращение к большевизму и даже социализму было хорошо известно. Но если обвинения Шварца подтвердятся, я просто обязан сообщить читателям об этом ужасающем факте, даже при том, что фигура Эйтингона далеко не главная в моем повествовании.

Поэтому я решил изучить этот вопрос настолько глубоко, насколько позволяло время. Я связался с Вольфгангом Леонардом, одним из самых известных в мире специалистов по беззаконным действиям Советского Союза. Он никогда не слышал о Максе Эйтингоне и не смог ничего о нем найти в своей обширной специализированной библиотеке. Кроме того, я изучил массу литературы о деятельности советских спецслужб дома и за рубежом, включая такой классический текст, как Robert Conquest, Inside Stalin’s Secret Police: NKVD Politics, 1936–1939 (1985), и ряд других монографий на английском, французском и немецком. Несмотря на изобилие имен советских агентов вместе с описанием их деятельности, ни одна из этих книг не упоминала Макса Эйтингона. Кроме того, особое внимание я уделил двум источникам, на которые опирался в своих выводах Шварц, John J. Dziak, Chekisty: A History of the KGB (1988) и Vitaly Rapoport and Yuri Alexeev, High Treason: Essays on the History of the Red Army, 1918–1938, ed. Vladimir G. Treml and Bruce Adams, and tr. Adams (1985). Первое обвинение Шварца состояло в том, что Эйтингон в 1937 году в Париже участвовал в похищении белогвардейского генерала Евгения Карловича Миллера, якобы в сотрудничестве с русской исполнительницей народных песен Надеждой Плевицкой и ее мужем Николаем Скоблиным, которые были сотрудниками советских спецслужб. Кроме того, Шварц мрачно намекает на еще одно преступление. «Имеются свидетельства, – пишет он, – что доктор Макс Эйтингон оказывал помощь при подготовке тайного судебного процесса, во время которого высшие чины Красной армии, в том числе главный армейский комиссар и восемь генералов стали жертвами репрессивной сталинской машины». Должен заметить, что это тайное судилище выявило зловещее сотрудничество агентов НКВД с такими видными нацистскими чиновниками, как Рейнхард Гейдрих, который хотел уничтожить руководство Красной армии. Шварц не подтверждает это обвинение документами, заявляя о существовании свидетельств, в которых он не сомневается. «Честно говоря, не очень приятно представить, что соратник Фрейда сотрудничал с подручным Гейдриха». Конечно, неприятно. Но правда ли это?

Поскольку Шварц не привел никаких доказательств второго обвинения, я ограничил свое исследования первым. Вот как Шварц суммирует то, что он прочел в Chekisty: «Мистер Дзяк сообщает, что членом группы ключевых агентов, участвовавших в похищении генерала Миллера, был близкий друг Зигмунда Фрейда и столп психоаналитического движения, доктор Макс Эйтингон… брат Леонида Эйтингона». Следует отметить, что Леонид был загадочной фигурой, и как минимум один источник называет его Наумом Эйтингоном; похоже, он занимал высокий пост в НКВД и в 1940 году руководил убийством Троцкого. «В своей книге, – пишет Шварц, – мистер Дзяк делает вывод, что именно доктор Макс Эйтингон завербовал Скоблина и Плевицкую в специальное подразделение [сталинских убийц]». В конце статьи Шварц уже не столь категоричен: «Можно возразить, что его [Макса Эйтингона] личное участие, в конце концов, было незначительным…» Однако это частичное оправдание не может компенсировать ущерб, нанесенный предыдущими обвинениями. На самом деле Дзяк гораздо более осторожен в своих выводах, чем представляет его Шварц. Дзяк в своей книге упоминает Макса Эйтингона всего три раза, причем вскользь, и отмечает, что «Маркс [sic!], вероятно, был связан с генералом Скоблиным и его женой Плевицкой» (с. 100, курсив мой). Однако в «финансовой связи» Плевицкой с Максом Эйтингоном, который «якобы оказывал ей существенную финансовую поддержку», автор не уверен, поскольку неизвестно, «откуда поступали деньги, от Эйтингона или из советских источников» (с. 101, курсив мой). Действительно, «на суде [над Плевицкой] всплыло имя Макса Эйтингона, а не Наума. Но советский источник из диссидентов утверждает, что именно Наум организовал и осуществил похищение Миллера» (с. 102, курсив мой). В примечании Дзяк, проявляя явную сдержанность перед лицом недостатка надежного материала, вынужден признать, что «существует значительная путаница по поводу деятельности двух братьев Эйтингон» (с. 199). Это не обеляет имя Макса Эйтингона, но вызывает серьезные сомнения в его участии.

Второй из своих главных источников информации Шварц использует с такой же небрежностью. Вот как он пересказывает выводы Рапопорта и Алексеева: они «прямо заявляют… что доктор Эйтингон был руководителем Скоблина и Плевицкой». На самом деле они этого не утверждали. «Руководителем Плевицкой по линии НКВД был легендарный Наум Эйтингон; связным и казначеем, – пишут они, – служил его брат Марк [sic]». Далее авторы отмечают: «В течение многих лет он был щедрым покровителем Надежды Плевицкой. Она даже проговорилась на суде, что он «одевал ее с головы до ног». Он же финансировал издание двух ее автобиографических книг». На основе этих скудных фактов они делают следующее предположение: «Только он вряд ли делал это из одной любви к русскому вокалу. Более вероятно, что он выступал как связной и финансовый агент своего брата Наума». Как бы ни относиться к этим предположениям, звучат они гораздо менее уверенно, чем решительные обвинения Шварца.

В конечном счете практически все обвинения против Макса Эйтингона ведут к книге B. Prianishnikov, Nezrimiaia pautina (The Invisible Web), опубликованной в Соединенных Штатах в 1979 году. Прянишников приводит важные отрывки из свидетельских показаний защиты во время судебного процесса над Плевицкой в Париже после похищения генерала Миллера. По очевидным причинам это в высшей степени сомнительный источник: очень трудно определить, какие именно показания сторона процесса посчитает выгодными для себя. С учетом этого прозвучавшие на суде свидетельства выглядят набором невинных утверждений: Плевицкая была хорошо знакома с Максом Эйтингоном; он часто делал ей подарки; он был очень щедр (что могут подтвердить читатели этой книги); она никогда не «продавала» себя за деньги или подарки (и точно не Максу Эйтингону); он был чистым, достойным человеком, не интересующимся любовными приключениями. Его репутация была настолько безупречна, что, когда французский следователь упомянул о Максе Эйтингоне, русский свидетель поправил его, сказав, что речь идет о брате Макса.

Все это, разумеется, не гарантирует невиновности Макса Эйтингона. Тот факт, что у него был брат, который, как подтверждают более достоверные данные, являлся одним из руководителей советской секретной службы, ничего или почти ничего не говорит о его возможной роли в этих подлых делах. Из переписки Фрейда с Эйтингоном и Арнольдом Цвейгом, который очень сблизился с Эйтингонами после эмиграции в Палестину, нам известно, что Эйтингон б?льшую часть времени проводил в Иерусалиме, занимаясь аналитической практикой и организацией там психоаналитических институтов. Мы также знаем, из личного дневника Фрейда, что Эйтингон приезжал в Европу летом 1937 года. Конечно, раскрытие деятельности тайного агента – это по определению нелегкая задача. Однако не следует сбрасывать со счетов почти полное отсутствие сведений о Максе Эйтингоне в литературе по этому вопросу. Иногда, если собака не лает ночью, это означает, что она просто мирно спит. Возможно также, что Шварц в своей будущей книге или другие исследователи, на которых он ссылается, опубликуют имеющиеся у них новые материалы, которые указывают на вину Эйтингона. Но пока эти свидетельства не опубликованы, я делаю вывод, что выводы Шварца необоснованны.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.