В. С. МЕНЬШИКОВ, журналист, лейтенант в отставке ЛЕСНЫЕ СОЛДАТЫ

В. С. МЕНЬШИКОВ,

журналист, лейтенант в отставке

ЛЕСНЫЕ СОЛДАТЫ

В 1944 году в Словакии вспыхнуло национальное восстание. Плечом к плечу рядом с чехами и словаками сражались русские «лесные солдаты». Этот рассказ — об одном из тех, кто был в первой шеренге борцов за свободу и независимость чехословацкого народа, о нашем земляке Александре Савельевиче Коровине.

«Был начальником штаба, пользовался авторитетом среди бойцов и местного населения. Всегда удачно организовывал боевые операции. На личном счету имеет пущенный под откос воинский эшелон противника, в котором уничтожены один паровоз, 6 вагонов с боеприпасами, 4 автомашины, 22 центнера авиабензина, 19 солдат и офицеров».

(Из боевой характеристики А. С. Коровина, партизана чехословацкого отряда имени М. Тирше.)

На курганском заводе «Химмаш» его знают все. Работа такая — главбух. Вроде самая мирная профессия, и, как мне показалось, дай ему сейчас в руки автомат, он будет выглядеть нелепо, растерянно. Но было другое особое время, тревожное и горячее, сделавшее его солдатом.

К нему часто приходят письма от бывших партизан, ныне шоферов и писателей, инженеров и трактористов. Есть и оттуда — из Чехословакии. На русском и чешском языках. Письма будоражат, вызывают воспоминания…

…Вечером их снова привезли на аэродром. Получив парашюты, неспешно подгоняли ремни, помогали друг другу надежнее укреплять вещевые мешки, вооружение. Наконец, объявили посадку. Последним поднялся сопровождающий, втащил за собой лесенку и закрыл дверь. Заревели моторы, самолет задрожал и медленно покатился по взлетной полосе. Уже в воздухе сделал крутой разворот и, набирая высоту, взял курс на юг. Где-то внизу остался настороженный, без единого огонька, польский город Жешув. Коровин нервничал, хотя скрывал это. Да и у товарищей настроение было подавленное. Накануне попытка десантироваться не удалась из-за плохой погоды. На этот раз договорились прыгать при любых условиях. Он оглядел друзей. Пятнадцать человек. Чехи, словаки, русские, украинцы. Маленький интернациональный отряд. Смогут ли они развернуть партизанскую войну в намеченном районе или навсегда замолкнут, как многие из выброшенных раньше групп?..

Стрелок-радист объявил: «Летим над линией фронта». Коровин повернулся и стал вглядываться в темноту. Внизу, над землей, вспыхивало много ярких огней: зеленые, желтые, красные. Вдруг оттуда протянулись яркие нити, один из лучей скользнул по иллюминаторам, высветил лица десантников, полутемный салон «дугласа». Самолет завалился на левое крыло, стремительно скользнул вниз. Вырвавшись из цепких лучей прожекторов, снова стал набирать высоту. Заметно похолодало. Красные вспышки от разрывавшихся снарядов остались позади. Прошло еще минут сорок. Открылась дверь кабины, второй пилот сообщил, что приближаются к месту назначения.

Мигнула желтым светом лампочка. Коровин встал, ободряюще махнул рукой. Семеро исчезли в темном проеме, восьмым в пустоту шагнул он.

Туман кончился. Чуть сбоку из мглы четко проступили постройки. Село. Прямо под ногами огороды, кусты. Парашют рвануло. Коровина стукнуло о землю. Он быстро подтянул верхние стропы, погасил купол. Кругом тишина. Метрах в пятнадцати, в кустах, осторожные шаги. Изготовив автомат, негромко окликнул:

— Три!

— Восемь.

Подошли Ян Сильный и Михаил Шиянов. Вскоре за огородами собрались семеро из первой группы. Сломал ногу Сергей Осипов. Исчез Ян Гудец.

Еще перед вылетом их разделили на две группы. В первую включили командира отряда Ивана Лабунского, начальника штаба Александра Коровина, Михаила Шиянова, Сергея Осипова, Яна Гудеца, Иозефа Кагалу, Яна Сильного и Штефана Каньку. Во вторую вошли радисты Слава Зачупейко, Михаил Андреев, врач Руфина Красавина, Игнац Газуха, Эмиль Мареш, Павел Франт, Марат и Франтишек Миркос.

Высадка прошла неудачно. Вторая группа десантировалась и приземлилась от первой на расстоянии десяти-двенадцати километров, а мешки с грузом были сброшены в другую сторону. Факт разрозненного приземления лишил командование отряда на долгое время радиосвязи с Большой землей, и это заставляло принимать срочные меры.

Итак, они в тылу врага за несколько сот километров от линии фронта. После небольшого отдыха командир Лабунский послал на разведку Яна Сильного и Штефана Каньку. Необходимо было установить точное место приземления группы. Двое отправились на розыск Яна Гудеца, но поиски не увенчались успехом.

Возвратившиеся разведчики доложили, что селение носит название Линице. В кустах при свете карманных фонариков на карте разыскали это село. Ориентируясь по компасу, определили, что в трех-четырех километрах к югу от него лес. Решили укрыться в нем. Закопав парашюты и оказав помощь Сергею Осипову, отряд двинулся в путь. К лесу подошли незамеченными. На крутом обрыве выбрали удобное место для отдыха, еще раз провели короткое совещание. Учебное наставление требовало: «…Если выброска произойдет неудачно, то местом сбора должен быть пункт, обозначенный на карте». До него было не менее восьмидесяти километров. Путь не близкий, но он не пугал. За этими километрами ожидала встреча с друзьями.

А пока надо было узнать, имеются ли поблизости вражеские гарнизоны и как настроено местное население. До рассвета оставалось немного, и за это время надо было восстановить силы, приготовиться к длительному переходу, возможно, к бою.

Когда из темноты отчетливо проявились деревья и кустарники, все спустились вниз, на дно оврага, по которому протекал прозрачно-светлый ручей со студеной ключевой водой. Овраг и небольшой лес в восторг не привели. Чистенький, словно промытый дождями лес просматривался на большое расстояние и для ведения ближнего боя не годился. Прятаться и скрытно перемещаться в нем было трудно. Решили день переждать в овраге, хотя оставаться было опасно: рядом лежало село, да, вероятно, и о появлении самолета стало известно. Но двигаться по открытой местности — значит сразу раскрыть себя.

Позавтракав и еще раз проверив оружие, расположились на отдых. День выдался солнечный, теплый. Усталость исчезла, поднялось настроение. Коровин прилег рядом с Осиповым и, чтобы тот хоть на время забылся от боли, рассказывал ему о своей военной жизни…

И для него война началась тем памятным июньским утром. Призывно запела труба. Тревога! Но к ним в лагере уже привыкли, и курсанты сноровисто выбегали из палаток, строились повзводно. Правда, на этот раз какое-то особое оживление чувствовалось у командирской палатки. Многие из офицеров тревожно глядели в небо: над лесом в сторону станции Бровары медленно плыли самолеты.

Наконец, появился командир. Как-то не сразу до сердца дошло, что он сказал: «…без объявления войны напали на нашу Родину». И будто в подтверждение его слов около Броваров послышались глухие разрывы. Да, это пришла война…

В тот же день Коровина отправили в село Плахтянку, начальником поста воздушного наблюдения. Потом эвакуировали в райцентр Макаров. Несколько суток передавал в штаб сведения о пролетавших самолетах противника, с болью прослушивал сводки о тяжелых боях под Киевом. Так, во время очередной связи со штабом и увидел, что за окном медленно проходят танки с белыми крестами на башнях.

И начались дни и ночи, когда трудно было понять, где свои, а где — враг. Тревожные ночные дороги Украины. Как и тысячи его сверстников, шел ими девятнадцатилетний паренек, бывший счетовод из небольшого зауральского колхоза «Борцы революции». Он выжил на дорогах отступления, вышел к своим уже окрепшим, зрелым солдатом. А потом были знаменитые рейды по тылам врага в соединениях Ковпака, Наумова. Разведчик, инструктор-подрывник Коровин учил партизан пускать под откос вражеские эшелоны, вытапливать из снарядов взрывчатку, мастерить мины-«сюрпризы». И вот теперь он здесь, на чехословацкой земле. Ответственное задание…

Часа в четыре дня вдали послышались крики, знакомые по партизанской войне на Украине. Сомнений не было — каратели прочесывали лес. Лабунский шепотом подал команду: «Всем немедленно отойти к селу и замаскироваться в елочной посадке». Решение было разумным. Если их обнаружат, то бой лучше всего принять за каменными кладками особняков, чем на открытом месте. На сборы потребовались считанные секунды. Пока фашисты подходили к ручью, со смехом пили в нем воду, партизаны перебежали к крайним усадьбам и укрылись в густой посадке.

Минуты через две на опушке показались каратели и развернутой цепью пошли по полю к селу. Коровин подполз к Осипову. Тот лежал в безмолвном ожидании, на прикушенной нижней губе яркой бисеринкой повисла капелька крови. Впереди аккуратно, веером разложены гранаты, сбоку — запасные диски к автомату. Он повернул к Коровину свое осунувшееся за ночь лицо, проговорил тихо:

— Саша, передай Лабунскому и всем ребятам, что прикрывать отход буду я. И чтоб без всяких там дискуссий. Это мною решено еще ночью. Хочу, чтобы последнее слово в первом бою на этой земле осталось за мной.

— Не дури, Серега. И не в таких переделках бывали. Подумаешь, обезножил. Рук, ног не станет, зубами рвать их будем.

Между тем фашисты приблизились и полукольцом охватили село. Человек тридцать сгрудились около посадки, о чем-то посовещались и тоже двинулись к сельским улочкам. Отчетливо виделись молодые, безусые лица. Когда волнение улеглось, Коровин кивнул Осипову.

— Тоже, вояки. Они и пороху-то еще не нюхали, а ты умирать собрался. Да и пули на нас с тобой не отлиты…

Первый день прошел без стычек с врагом. Вскоре солнце скрылось за горизонтом, по земле поползли лиловые тени. Стало прохладней. Решили оставаться здесь до полной темноты, а перед походом провести тщательную разведку в селе.

…Вторая группа приземлилась около леса. После неудачных поисков товарищей, прыгавших первыми, было принято решение — двигаться согласно инструкции к месту сбора.

Укрылись в лесу, а едва рассвело, обследовали местность и перебрались на поросший кустарником холм. Расположились на отдых. Радист Слава Зачупейко стал развертывать радиостанцию, чтобы в условленное время передать радиограмму о результатах десантирования. Но едва он настроил рацию, как внизу показалась цепь фашистов. Среди них были местные жандармы. Пришлось быстро приготовиться к отходу — другого выхода не было. В прикрытии остались Павел Франт и Игнац Газуха, притаившиеся на краю скалистого выступа. Наблюдая за врагом, Зачупейко (его временно избрали командиром) оценивал окружающую местность. Немного влево большие глыбы — надежное укрытие. Туда он послал Эмиля Мареша и Франтишка Миркоса. Затем повернулся к Руфине:

— Видишь позади камни? Отходи туда. В случае чего — прикроешь. И помни, ты — доктор. Береги себя.

Красавина по-пластунски отползла назад, потом поднялась и, придерживаясь за кусты, перебежками удалилась в указанное место. Зачупейко успокоился, подмигнул оставшемуся с ним Михаилу Андрееву.

— Устроим им Варфоломеевскую ночь?

Между тем фашисты приблизились. У груды камней один из офицеров остановился, подозвал несколько солдат, размахивая рукой, стал что-то объяснять. Каратели двинулись в сторону партизан. Через несколько минут желто-зеленые мундиры появились и слева, и справа.

И в этот момент сухим треском, умноженная эхом, прозвучала автоматная очередь Газухи. Зачупейко резко нажал на спусковой крючок, автомат задрожал в руках. Одну за другой бросил гранаты Андреев.

А. С. КОРОВИН

Удар был неожиданным, и каратели спешно откатились вниз, в ложбину, прикрытую кустами. Оттуда открыли сильный, но беспорядочный огонь. Опомнившись, они с большим упорством стали продвигаться вперед. Пулеметные и автоматные очереди, трескотня винтовочных и пистолетных выстрелов — все слилось в сплошной шум. Большой группе карателей удалось отрезать Мареша и Миркоса. Партизаны видели, как приподнялись двое словаков, подняли руки — и в тот же миг раздались взрывы гранат. Там, где только что были их друзья, медленно оседали клубы пыли.

Совсем близко фашисты подобрались к Газухе и Франту. Зачупейко кинулся на выручку. Павел Франт схватился за правое плечо, автомат выпал из рук. К нему подползла Руфина Красавина, но он уже был мертв.

— За другов наших! — не чувствуя слез, Зачупейко бил и бил короткими очередями. Рядом рокотали автоматы оставшихся в живых товарищей. Недалеко от сопки послышался шум моторов, видимо, карателям прибыла помощь. Но солнце уже упало за кроны деревьев. Все вокруг обволакивала темнота. Интенсивность огня стала меньше. Почувствовав это, партизаны стремительным броском оторвались от фашистов. Преодолев холм, вышли к ручью.

Необходимо было уйти от места боя как можно дальше. Рассвет застал их в узкой лощине. Над головой плотно смыкались кроны раскидистых деревьев. Решили здесь передохнуть. Настроение после гибели друзей было неважным. К тому же рация оказалась поврежденной. Восстановить ее было невозможно. Что ждало их впереди? И удастся ли встретить товарищей?

О том, что произошло с группой Зачупейко, десантники Лабунского знали лишь по слухам. Они продолжали надеяться на встречу. Шли ночами. Уже неделю находились в тылу врага, и такая пассивность удручающе действовала.

Вечером, когда группа вышла к селу Вестин, к Коровину подошли Штефан, Ян и Иозеф. Лица у них были озабоченные. Почувствовав неладное, Александр спросил:

— Что, хлопцы?

Штефан помялся, посмотрел на парней и произнес:

— Мы уходим.

— Куда? Домой?

— Возможно. Там есть партизанские отряды. Надоело прятаться. Воевать мы умеем. А где наши диверсии, где убитые фашисты?

Подошли остальные партизаны. Заговорил Михаил Шиянов. Он имел особые счеты с фашистами: у него расстреляли жену и двух детей.

— Штефан сказал правильно. Чего мы ждем? Мы летели сюда воевать. А что получается? Прячемся, проходим мимо сел, где стоят фашисты. Надо смелее на них нападать, делать засады. Пора заниматься делом.

— Правильно, — поддержали его чехи.

После всех высказался Коровин.

— Товарищи, у меня тоже чешутся руки. Но что делать, нельзя нам сейчас вступать в бой. Мы не нашли себе места, не нашли своих товарищей, не имеем радиостанции. Воевать и драться мы будем, но только там, где подскажет нам обстановка. Как начальник штаба, я тоже отвечаю за группу, за ее активность. Сейчас задача номер один — вести разъяснительную работу среди населения. В листовках фашисты пишут, что уничтожили всех парашютистов. Пускай брешут, им не привыкать. Мы понесем людям свою правду.

Говорил он еще долго. Когда закончил, Штефан повернулся к своим друзьям:

— Наше решение отменяется. До конца будем вместе.

На следующий день с наступлением темноты они были в назначенном месте — в деревне Убушинек, у мельника Эмиля Шаура. Он был членом подпольной организации, связной Движения сопротивления. Эмиль помогал продуктами питания партизанам, укрывал военнопленных. Он и рассказал десантникам, что под Кунштадтом базируется штаб партизанского отряда имени Чапаева, состоявший из бежавших из концлагерей военнопленных. Возглавляет его летчик, старший лейтенант Бахмутский. А в двух километрах находится их боевое охранение. Лабунский предложил встретиться с чапаевцами. Маршрутом, указанным мельником, партизаны вышли из села. В указанном месте, на склоне горы, обнаружили землянку. А к исходу дня группа была в штабе отряда. За старшего им представился смуглый паренек невысокого роста — Николай Чурсин. Людей в землянке было немного. Познакомились быстро. Командира не оказалось. Вместе с парашютистами Зачупейко, Андреевым, Газухой и Красавиной они ушли в деревню Весели. Впервые партизаны напали на след товарищей.

По карте изучили самый короткий путь до села. Чурсин назвал явочную квартиру у Ярослава Навотного.

Весели — одна из самых захолустных деревушек Чешско-Моравской возвышенности, господствующая над глубокой долиной реки Свратки. Глухое и труднодоступное, оно стало временным пристанищем группы Лабунского.

6 ноября 1944 года здесь состоялась радостная встреча. Встретил их Навотный, а потом откуда-то вбежала Руфина и начала поочередно целовать каждого. От радости слезы бежали у нее по щекам. Казалось, разговорам и расспросам не будет конца. Вспомнили погибших товарищей.

Собрались местные жители: братья Амброжи, Штефан Халупник, Езеф Навотный, Адольф Бартак, Густав Ржичан. Это были испытанные люди. Коровин встал. Вспомнились мирные лица сельчан, мать, родное Гладунино на Скери. Эх, куда забросила судьба! Заговорил медленно, по-сибирски тягуче.

— Надо разъяснять населению правду. Цель наша с вами одна — уничтожение фашизма и мы должны действовать вместе.

Поднялся священник Густав Ржичан.

— Гнев обжигает сердца. Мы — братья, враг у нас один. Будем бить его повсюду. В селах есть надежные люди…

Беспокойно стало в Моравии — протекторате фашистской империи. Взлетали в воздух поезда, автомашины, мосты, горели склады, комендатуры. Патриоты приводили в исполнение приговоры над врагами народа. К концу войны отряд имени доктора Тирше насчитывал тысячу человек и контролировал район в радиусе 100—120 километров. В нем были и чехи и русские, словаки и украинцы, латыши и англичане. Рядом сражались выросшие из маленьких десантных групп отряды Попова, Валянского, Ляжа, Мурзина, Магарата. Это их усилиями укорочена дорога к Победе. То, что ждали и за что боролись на братской земле Чехословакии, — свершилось.

* * *

…Он остался таким, каким был три десятка лет назад: подвижным, громким, словоохотливым. Вполголоса, чтобы не услышала жена, рассказывал Коровину об одной из опасных партизанских операций.

— Богуш! А ты ведь так и не отвык от леса, — перебил его Коровин.

— Не отвык. Это ты верно сказал. А ты разве забыл? Нет! Нашему поколению, видимо, не суждено избавиться от этих воспоминаний. Нельзя. Не имеем права.

Первый раз за послевоенные годы они сошлись вместе: Лабунский, Коровин, Богуш. Решили побывать в городах, селах, на заводах, в школах, музеях и, в первую очередь, в местах боевых действий отряда. Быстроходная «Татра» взяла курс через Прагу — Брно на Чешско-Моравскую возвышенность, туда, где зародился чехословацкий отряд имени доктора Тирше. Богуш решил испытать память Коровина: расспрашивал, какой дорогой нужно ехать, где в селах стоит дом того или иного товарища по подпольной работе.

Побывали у бывших партизан, в землянках, на местах памятных боев. Гранитные постаменты, могилы, украшенные цветами, обелиски. Сколько их на этой братской земле! Дни пребывания в Чехословакии, насыщенные до предела, пролетели быстро. Пришло расставание. Перед прощанием Богуш спросил Коровина:

— Саша, почему так трудно, так медленно входит правда в сердца людей? — и сам же ответил. — Потому что есть силы, которым не хочется, чтобы люди знали ее. Враги мира извращают и обливают все грязной ложью. Ведь как бы хотелось кое-кому на Западе зачеркнуть наши партизанские леса и горы, в которых крепла наша дружба. Нет, нельзя позволить забыть об этом…

Потом, как бы спохватившись, Богуш напомнил:

— Давай споем песню о партизане, что спит под высоким дубом.

И вполголоса запел первым. И вековые дубы шелестели над ними, как когда-то в далекие годы.