КАК ЛЕГАЛИЗОВАТЬ УБИЙСТВО?

КАК ЛЕГАЛИЗОВАТЬ УБИЙСТВО?

ОБВИНЯЮ: Андрия Артуковича, родившегося 29 ноября 1899 года в селе Клобук района Любушко, ныне Народная Республика Босния и Герцеговина, отец Мариян, мать Ружа, урожденная Росич, по национальности хорвата, гражданина Федеративной Народной Республики Югославии, проживавшего в Загребе с 15 апреля 1941 года до мая 1945 года, в настоящее время находящегося в Соединенных Штатах Америки, в том, что он в 1941 и 1942 годах, когда Югославия была оккупирована немецкими и итальянскими войсками, отдавал членам усташской банды, одним из руководителей которой он являлся, приказы, мотивировавшиеся преступными соображениями, ненавистью, властолюбием, о массовом уничтожении ни в чем не повинного гражданского населения, прежде всего женщин и детей, Хорватии, Боснии и Герцеговины, приказы, которые выполнялись полностью и до конца.

Таким образом, А. Артукович сознательно и преднамеренно посылал на смерть тысячи людей, в том числе женщин и детей, сербов, хорватов, евреев, цыган и других югославских граждан, которые зачастую подвергались жестоким мучениям, лишались имущества. Обвиняемый Артукович является виновным в следующих преступлениях, о совершении которых он отдавал приказы:

В мае 1941 года им был отдан приказ об аресте и заключении в концентрационный лагерь в Керестинеце с целью убийства Петара Зимонича, епископа православной церкви в Дабро-Босанском. Этот приказ был приведен в исполнение. Обвиняемый действительно приказал арестовать епископа Зимонича 12 мая 1941 года в Сараево, поместить его в концентрационный лагерь в Керестинеце, где он летом того же года после жестоких издевательств был убит. Точная дата смерти не установлена.

В июне 1941 года А. Артукович отдал приказ своему верному приспешнику Мийо Бабичу (одному из двух участников покушения на Тони Слегла в 1928 году в Загребе) об уничтожении граждан сербской национальности в Герцеговине. Бабич выполнял приказ вместе с группой своих людей, среди которых особой жестокостью выделялся Крешо Тоногал. Затем обвиняемый отдал приказ, в результате выполнения которого погибли тысячи граждан, особенно много в населенных пунктах Гацко и Столац и их окрестностях.

Выполняя вышеупомянутый приказ обвиняемого Артуковича, Мийо Бабич со своими людьми 27 и 28 июня 1941 года арестовал большое количество мирных жителей населенного пункта Столац, а также крестьян близлежащих деревень – Ошаничи и Попрати, после чего они были отвезены в Видово Поле и расстреляны возле Црквине.

Выполняя приказ обвиняемого Артуковича, Крешо Тоногал с сопровождавшей его группой в июне 1941 года истребили более 20 мирных жителей Гацко.

В тот же день группа во главе с Крешо Тоногалом, выполняя приказ обвиняемого Артуковича, расстреляла у оврага, носящего название Голубняча, около 170 жителей села Корито.

Выполняя приказ обвиняемого Артуковича, Крешо Тоногал и его группа 22 июня 1941 года уничтожили три семьи из села Пула в районе Гацко. В местечке Маотин они убили Пильо Коляновича, трех его сыновей, дочь Милицу, ее двухмесячную дочь и еще семерых членов семьи. В овраге Чавчине они убили семью Спиро Коляновича: его жену Цвиету, девяностолетнюю мать Ружицу, сыновей – десятилетнего Марко и трехлетнего Бошко, и двух их сестер. Они убили также Панту Рундовича, Божу Чаковича, Ристу Джурича и других мирных граждан…"

Преступления, отмеченные в следующих пунктах обвинения, носят чрезвычайно жестокий характер, а число жертв очень велико.

"… В июне 1941 года он приказал Кочевару Иво, своему уполномоченному в районе Хум, уничтожить всех жителей сербской национальности в этом районе. Кроме этого, 22 июня 1941 года Кочевар со своей группой расстрелял в овраге возле населенного пункта Клужань, в районе Мостара, около 30 человек.

В конце июня группой Кочевара в овраге под названием Паузовача были убиты пятеро православных монахов из монастыря Житомислич.

… Эта же группа по приказу Артуковича уничтожила в овраге между Черно и Меджугорьем 150 человек.

… В июле 1941 года Артукович приказал Вего Фране уничтожить жителей сербской национальности в районе Мостар – Меткович, что тот и сделал.

… В июле 1941 года Артукович отдал приказ Ивану Керенчичу начать ликвидацию граждан Мостара. Выполняя приказ Артуковича, Керенчич всего в течение двух дней – 19 и 20 июля – арестовал 100 человек. Сначала он подверг их жестоким мучениям, а затем отправил в Госпич, где они должны были быть убиты. Их уничтожили следующим образом: первую группу, 50 человек, связали веревкой, после этого их поставили на краю обрыва горы Велебит, одного застрелили, он полетел вниз и потащил за собой остальных… Оставшихся убили таким же образом…"

Это были лишь первые шаги на пути ужасных, совершенных с невообразимой жестокостью преступлений, которые постепенно приняли форму геноцида.

Таким образом, можно без преувеличения утверждать, что данные, приведенные в обвинительном акте о преступлениях Артуковича, не в состоянии рассказать языком имен и цифр о тех ужасах, через которые прошли люди, о которых идет речь в этом документе.

Однако не вызывает сомнения, что среди преступлений, совершенных в этот период, наиболее жестоким является массовое убийство в православной церкви в Глине.

Это убийство было совершено усташами всего через несколько месяцев после провозглашения "Независимого Государства Хорватии" по инициативе Андрия Артуковича, министра внутренних дел, одного из творцов законодательных актов, предусматривавших подобные расправы.

Эта "варфоломеевская ночь", организованная усташами, основательно подготавливалась с тем, чтобы ее чудовищные подробности глубоко врезались в психику свидетелей этого события.

"… Так, управляющий из Слуня Эдо Лончарич признался своему хорошему другу – православному священнику Нико Комадине из прихода Раковици, Слуньского района, что в Хорватии проводится политика полного уничтожения православия и что он в начале мая 1941 года получил приказ расстрелять всех сербских священников и учителей на территории района…"

Илия Перич, делопроизводитель из Вукманича, район Войнича, в отсутствие усташского муниципального уполномоченного получил циркуляр министерства внутренних дел, подписанный Андрием Артуковичем, в котором, в частности, "приказывалось усташским уполномоченным и властям уничтожить поголовно всех сербов, проживающих на территории Хорватии".

Однако подготовка массовых убийств велась в значительно более широких масштабах, чем предписывалось административными указаниями. В середине мая 1941 года, еще до массовых арестов и убийств сербов в Глине, в здании новой больницы была проведена встреча усташей, на которой присутствовали д-р Марко Елич, адвокат из Глины, и усташский министр юстиции д-р Пук. В речи, с которой последний выступил на этом собрании, он потребовал безжалостных репрессий по отношению к сербам. В соответствии с такого рода инструкциями сразу же после собрания начались массовые репрессии и убийства.

Власти отдавали распоряжения, готовя преступления не только на тайных встречах и с помощью секретных циркуляров, но и вполне открыто, на собраниях и конференциях, в прессе и по радио. Председатель усташского законодательного комитета д-р Милован Жанич, выступая в Нова-Градишке на так называемой большой усташской скупщине перед многочисленной аудиторией 1 июня 1941 года, сказал:

– Это должна быть страна хорватов, и ничья больше, и нет таких средств, которые мы, усташи, не применили бы, чтобы сделать нашу страну действительно хорватской и очистить ее от сербов, которые угрожали нам в течение столетий и при первой же удобной возможности будут угрожать нам вновь. Мы этого не скрываем, это является политикой нашего государства, и когда мы выполним эту задачу, мы выполним тем самым принципы усташской организации ("Нови лист", 3 июня 1941, стр. 3).

В тот же день на скупщине усташей в Глине д-р Мирко Пук без зазрения совести заявил:

– В грамоте царя Леопольда говорится, что пришельцы, переселившиеся к нам, уйдут, когда придет срок. Этот срок пришел, ведь народная мудрость гласит: "Или уходи прочь, или иди ко мне на поклон" {"Нови лист", 3 июня 1941, стр. 5).

Всего лишь неделей позже на собрании усташей в Вуковаре выступал д-р Миле Будак. В заключение своей речи он сказал:

– Что же касается проживающих здесь сербов, то это и не сербы, а беженцы с востока, которых привели с собой турки в качестве своих слуг. Этих людей объединяет только православная религия, а мы не успели их ассимилировать.

Не менее прямолинейно высказался и Анте Якаша, представитель главной усташской ставки, выступая 24 июня 1941 года в Слатински-Дреноваце:

– Мы, усташи, вместе с нашим поглавником, советуем вам, нашим "гостям", в том числе и в Дреноваце: "Убирайтесь, собаки, за Дрину!"

Эти высказывания, не нуждающиеся в комментариях, недвусмысленно доказывают: усташские массовые бойни были заранее детально спланированы; в их подготовке участвовали и руководили ими самые высокопоставленные лица "Независимого Государства Хорватии", в том числе и Андрие Артукович, министр внутренних дел.

Во второй половине июля 1941 года церковь в Глине стала использоваться усташами в качестве тюрьмы. Сюда они доставляли сербов, которых не могли вместить переполненные тюремные казематы. В те дни жертвы поступали каждый день, главным образом из районов Глины и Вргинмоста. За короткий период из Вргинмоста и Чемерници были привезены тысячи сербов, несколько меньше из районов Бович и Топуско. Много сербов было заключено в тюрьмы из Класнича и других деревень глинского района. Всех отвезли в Глину, кого в тюрьму, кого в церковь.

"В июле, пожалуй, это было в конце месяца, я видел, как автобусами привозили сербов в глинскую церковь. Говорили, будто большинство из них из Вргинмоста и Топуско и что привезли их для крещения, поэтому они взяли с собой марки стоимостью в 25 кун, то есть деньги для оплаты крещения",– вспоминая те дни, свидетельствует АНДРИЕ ШОЛНЕКОВИЧ, электрик из Глины.

ДРАГАН БАКИЧ, земледелец из Чемерници, рассказывает более подробно:

"В те дни по всем деревням общины Чемерници управляющий общины Йосип Живчич объявил, что все сербы – мужчины в возрасте от 16 до 60 лет – должны в обязательном порядке явиться в Вргинмост, где их будут ждать католические священники, которые обратят их в католическую веру. Тогда никто больше не посмеет придираться к перекрещенным сербам, и они будут равноправны с хорватами. Одновременно в распоряжении значилось, что те сербы, которые не явятся в Вргинмост на крещение, будут убиты у себя дома…"

По словам Бакича, это же распоряжение было объявлено и в других общинах района Вргинмост. А в назначенный день только из Чемерници в Вргинмост прибыло на "крещение" около 1600 сербов. И еще около 700 из других близлежащих мест. Но вместо ожидаемых католических священников и "крещения" вооруженные пулеметами и винтовками усташи окружили более 2000 сербов и погнали их в Соколану.

Людей охватила паника. Они поняли, что их ждет. Наиболее смелые среди обманутых попытались вырваться из кольца усташей. Многим это удалось – около 400 человек сбежали. Оставшихся 1800 человек с трудом вместила в себя тюрьма в Соколане. В ней сербы провели всю ночь, они ждали самого худшего.

На следующий день все стало ясно. Особенно когда их стали заталкивать в грузовики, а затем привезли в Глину и заперли в православной церкви.

Известный усташ ЙОСИП МИСОН, один из главных участников этой бойни, рассказывал:

"Я собрал в районе Вргинмост около двух тысяч сербов под предлогом крещения. Затем я приказал пулеметчикам окружить их и отправить на грузовиках в район Глины, где они были уничтожены".

Впечатляюще звучит рассказ ФРАНЦА ЖУЖЕКА, католического священника церкви св. Ивана в Глине:

"Я вспоминаю этот день по церковным книгам. Сербов везли через город на грузовиках и автобусах из района Вргинмост. Их свозили в православную церковь, а затем везли дальше в Хаджер и Прекопу, где их убивали. В тот день один из сербов, которых впоследствии заточили в церкви, позвал меня посмотреть, как там все выглядит. Я пришел и увидел битком набитую людьми церковь, в которой стоял спертый воздух, так как многие вынуждены были справлять нужду прямо там же, и некоторые теряли сознание от духоты. Церковная утварь была повреждена, многое было уже уничтожено. Увидев меня, они, не скрывая страха, спрашивали, что с ними будет. Я не могу сказать точно, сколько людей было заперто в церкви, но судя по тому, что православная церковь по размерам была такой же, как и католическая, думаю, что там могло находиться до 700 человек".

Особенно тягостное впечатление производит свидетельство АНТУНА ГРЕГУРИЧА, строителя из Юкинаца:

"Я видел, как сербов на грузовиках привозили в церковь, а затем их везли в Глинско-Ново-Село и там убивали. В одном грузовике я увидел торговца Малбашу из Вргинмоста, кажется, его звали Джуро. О том, что их везли в Глинско-Ново-Село, я понял в тот вечер из разговора убийц-усташей Янко Кихалича, Николы Крешталицы и Пайи Крешталицы в закусочной Зибара в Юкинаце. Они говорили, что сербов убивают в Глинско-Ново-Селе. Усташи принесли что-то, завернутое в бумагу, они показывали этот сверток посетителям, а затем Янко Кихалич потребовал у жены хозяина Лерки Зибар масла, чтобы зажарить сердце. В ответ на ее вопрос, что это за сердце, они начали хохотать и рассказали, что это сердце серба, которому они в ГлинскоНово-Селе нанесли семь ран; потом, бросив его на землю, рассекли ему грудь и вынули сердце, которое еще билось в их руках. Поскольку потрясенная жена хозяина не захотела выполнить это требование, они снова завернули сердце в бумагу. Дальше я уже не помню, что было…"

Об этом зверстве вспоминает и ЛЕРКА ЗИБАР, учительница из Юкинаца:

"Я не помню точно, когда это случилось. Думаю, что в конце июля 1941 года, под вечер. Перед нашей закусочной остановился грузовик, и из него вышли усташи Янко Кихалич, Стево Крешталица и Пайо Крешталица. Они были пьяны. Ввалились в закусочную. Через некоторое время Янко Кихалич постучал в дверь кухни, где я находилась, требуя, чтобы я дала ему горячей воды. На мой вопрос, зачем ему горячая вода, он ответил: "Вот тут у меня человеческое сердце, можешь посмотреть". Моя падчерица Вера Зибар – тогда ей было 12 лет.

Посетители, присутствовавшие в закусочной в то время, позже рассказывали, что вместе с сердцем в свертке находились и человеческие глаза, но я их не видела. Меня охватил ужас, и мы с мужем выпроводили их на улицу, закрыли закусочную…"

Однако усташи не всех убивали подобным образом. По словам свидетелей, им надоедало однообразие.

Рассказывает АНДРИЕ ШОЛНЕКОВИЧ:

"Последняя группа осталась в церкви. Я не знаю, сколько их было там, но в городе ходили разговоры, что несколько сот человек. Церковь была набита битком. С жертвами расправились в разгар полевых работ, в ночь с 29 на 30 июля 1941 года".

"В то время,– вспоминает АНТЕ ШЕШЕРИН из Глины,– я работал на городской электростанции. Думаю, что было около 23 часов, когда ко мне подошел Никола Шафар, в прошлом крестьянин из Кихалаца, торговавший до недавнего времени железнодорожными шпалами, ставший усташом, который был известен своими зверствами. Он приказал мне отключить электрическое освещение в городе и не включать без его разрешения. Я сразу же отключил освещение и спустя некоторое время вышел из здания, чтобы посмотреть, что происходит на улице. Мне бросилось в глаза, что фасад церкви время от времени освещается прожектором. Часа через три вернулся Шафар и велел снова включить освещение в городе, что я и сделал".

Тем временем в глинской церкви разыгралась трагедия, повторявшаяся и в последующие дни, которую трудно описать словами, хотя это и пытались сделать оставшиеся в живых свидетели.

Вот что рассказывает ИВАН ПАЦИЕНТА, портной из Глины:

"… Я жил за церковью. Выглянув вечером из окна, я заметил, что пространство перед церковью было освещено. Слышны были доносившиеся оттуда глухие стоны… На следующее утро перед церковью я обнаружил лужи крови…"

Свидетелю МАТО БАКШИЧУ, столяру из Глины, удалось увидеть гораздо больше:

"… Я жил в пятидесяти метрах от бывшей православной церкви,– вспоминает Мато Бакшич.– Около девяти часов вечера я заметил из своего окна, что из церкви грузовиками вывозят людей. Затем я услышал, как из церкви доносились крики и стоны, похожие на завывания зверей или рев забиваемого скота. Выдержать это было трудно, и я отошел от окна. Но моя семья, все мы не могли заснуть от проникавших в нашу квартиру непрекращавшихся криков. Подойдя снова к окну, я увидел, что эти изверги выносят людей одного за другим из церкви, сваливая их в кучи. После этого их грузили на машины и увозили. Некоторых усташи убивали прямо перед церковью. До меня доносились приказы:

– Подыми ему рубашку! Где там у него сердце?

После чего слышался хриплый стон жертвы.

Они бросали несчастных в грузовики – один усташ хватал жертву за ноги, другой за руки, третий поддерживал посредине – до тех пор, пока не заполняли их доверху. Мне неизвестно, откуда были эти люди, но потом в городе говорили, что их пригнали из Вргинмоста или Топуско, чтобы перекрестить из православной веры в католическую".

Мато Бакшич вспоминает одну подробность за другой:

"Около полуночи мы с женой заметили, как из церкви вышел усташ с засученными рукавами. Его руки были окровавлены. В правой руке у него был нож. Не сдержавшись, моя жена спросила его:

– Что происходит в церкви?

Приостановившись, он коротко бросил в ответ:

– Режем.

– Кого режете?

– Сербов режем. До тех пор, пока не вырежем их всех до одного, нам, хорватам, спасения не будет.

Тогда и я вмешался в разговор:

– Почему это нам не будет спасения?

На это он только сказал:

– Хватит, я в эмиграции натерпелся".

Свидетельствует ЙОСИПА ШАРИЧ, домохозяйка из Глины. Вот как она вспоминает ту кровавую ночь:

"В ту ночь, когда происходила расправа, я была в доме усташа Янко Будака, который в тот день умер естественной смертью. Кроме меня, там были Мара Клаич и Драга Ликар. Около часа ночи в дом вошли трое усташей в форме, их одежда и обувь были в крови, в руках у них были окровавленные ножи. Подойдя к телу умершего, они подняли вверх свои ножи и стали размахивать ими, повторяя:

– Мы отомстим за твою хорватскую кровь!

В ответ на наш вопрос, почему они в крови, усташи сказали, если мы хотим знать, чтобы шли с ними. Подойдя вместе с ними к церкви, я увидела груды умерщвленных людей, вся земля вокруг была залита кровью. В церкви, которая время от времени освещалась прожектором, я тоже увидела убитых, слышались крики и стоны людей. Обращаясь к очередной жертве, один усташ спросил:

– Ну, куда тебе всадить нож?"

По свидетельству ДУШАНКИ БРЕКИ из Глины, это убийство совершили усташи из 13-й "сотни смерти". Об этом ей сказал Мича Михалец, который также находился в Глине, а затем в составе трудового батальона был переведен в Загреб. В числе тех усташей был и некий Зунац, который в 1943 году был жандармом в Петрине, а также механик Йосип Буткович из Беловара, который хвастался перед Душанкой Брекой, как он расправлялся в церкви с людьми, выкалывая некоторым из них глаза.

В этой бойне участвовало около пятнадцати усташей. Некоторые проявили при этом особую жестокость.

Проходивший в ту ночь мимо православной церкви ИГНАЦ ХАЛУЗА из Глины вспоминал:

"Я видел, как Йосип Мисон снимал с жертв одежду и бросал в корзину. Когда я шел парком, мне навстречу попался человек в гражданском, с засученными рукавами, руки его были в крови. Он попросил закурить. Я ответил, что у меня нет сигарет. Тогда он позвал меня в православную церковь. При входе возле забора я увидел около пятнадцати усташей, которые пили ракию. Из церкви вдруг раздался голос мальчика:

– Папа, спаси меня!

Детский крик, скорее стон, со слезами повторился несколько раз. В церковь вошел Йосо Зинич. После этого детского голоса уже больше не было слышно".

О том, что творилось в церкви, лучше всего знают сами усташи. А также единственный из мучеников, оставшийся в живых,– чудом уцелевший человек, который не знает, что хуже – умереть или остаться в живых. Ибо после всего, что произошло, жизнь ему стала казаться сплошным кошмаром.

"… Через несколько минут после того, как нас заперли в церкви, появился Крешталица, мясник из Глины, а за ним – жандарм Йосо Миленкович. Через час после того, как они нас переписали, в церковь пришел человек в форме домобрана, который сказал: "Вы, сербы, еще в 1919 году были приговорены к смерти, но тогда нам не удалось привести приговор в исполнение, поэтому мы всех вас уничтожим сейчас".

Так вспоминает о начале кровавой бойни в Глине ЛЮБАН ЕДНАК, крестьянин из Белиште, единственный человек, уцелевший в ту страшную ночь. Продолжая свое свидетельство, Еднак говорит:

"Потом пришли еще какие-то усташи. Один из них спросил: кто будет Перо Милевич? Вперед вышел человек.

– Что тебе известно о партизанах? – спросил усташ.

– Мне ничего не известно,– ответил Перо Милевич.

Тогда к нему подскочили другие усташи, поставили его к стене и стали бить веревкой до тех пор, пока он не почернел. Затем его, избитого, бросили в угол церкви. Он потерял сознание. К вечеру пришли усташи, которые сказали, что нас повезут в Лику на работу, путь далекий, и, если кто-то хочет запастись хлебом, можно сдать деньги на его покупку. Те, у кого были деньги, отдали их, и усташи все забрали себе".

И тут началась кровавая бойня. Вот как об этом вспоминает ЛЮБАН ЕДНАК, заново переживая весь этот ужас:

"Когда уже стемнело, мы вдруг услышали, что к церкви подъехал грузовик.

Как только смолк мотор, в церковь ворвались усташи. Прямо с порога они приказали:

– Немедленно зажгите свечи, чтобы лучше было видно.

Как только мы это сделали, последовал вопрос:

– Верите ли вы в нашего поглавника и в наше "Независимое Государство Хорватию"?

– Верим, верим…– ответили почти все, кто громче, кто тише.

И тогда раздались команды: "Лечь! Встать! Лечь! Встать!"

Пока мы послушно выполняли приказы, усташи стреляли из винтовок вверх, как бы пытаясь попасть в свечи. Из полумрака на нас падала штукатурка, которая сыпалась с церковных стен от пуль.

Затем усташи приказали нам снять с себя все, кроме нижних рубашек и трусов, и все свои вещи сложить в углу церкви. После этого нас заставили лечь на землю. Усташи ходили по нашим телам, как по бревнам, потом они приказали нам встать и снова стреляли по стенам церкви, ни в кого конкретно не целясь. Они хотели запугать нас. Затем опять вывели вперед Перо Милевича и вновь стали расспрашивать его, знает ли он что-либо о партизанах? И когда он снова ответил, что не знает ничего, один из усташей схватил его, и на виду у всех, вонзив нож в горло, распорол ему всю грудь. Милевич, не издав ни звука, замертво рухнул на пол.

На повторный вопрос, кому известно что-либо о партизанах, который на этот раз сопровождался обещанием отпустить домой того, кто сообщит о них, вперед вышел человек.

– Говори! – приказали ему.

– Я знаю, что партизаны недалеко от Топуско взорвали телеграфные столбы и остановили машину с усташами…– сказал человек, надеясь на освобождение.

Но вместо этого усташи приказали ему положить голову на стоявший в церкви стол, а когда он это сделал, один из усташей перерезал ему горло и приказал петь. Но из горла брызнул фонтан крови на расстояние в несколько метров, и петь он не смог. Тогда усташ так ударил его прикладом по голове, что из черепа потекли мозги.

И тут началась настоящая резня. Убивали всех подряд. Усташи хватали одного за другим и бросали на стол. Один упирался коленом в грудь жертвы, а другой перерезал ей горло. При этом они даже не дожидались, пока жертва истечет кровью или испустит дух. Полуживых людей выволакивали из церкви и бросали в грузовик.

Уничтожив почти три четверти обреченных, усташи решили отдохнуть. Чтобы развлечься, они вытащили на середину церкви старика и, весело смеясь, спросили:

– Ты отдашь нам свою жену, сестру и дочь?

Старик медленно обвел всех по очереди испуганным взглядом, как будто размышляя о чем-то. Потом ответил:

– Я отдам вам все, что вы хотите, только отпустите меня.

Усташи разразились хохотом. Схватив зажженную свечу, они поднесли ее ко рту старика. Сначала они сожгли ему усы, затем ресницы и, наконец, выжгли ему глаза. Крики старика о помощи не остановили их. Наоборот, один из усташей крикнул другому:

– Чего ты тянешь, прикончи его!

И они вновь принялись убивать, пока нас не осталось пятеро или шестеро. Затем усташи стали выносить мертвых.

Улучив момент, пока усташи были заняты трупами, я бросился на пол среди убитых и притворился мертвым. Было страшно, но мне не оставалось ничего другого. Я притаился среди трупов и не шевелился. Меня охватил еще больший страх. Вернувшись в церковь, усташи, заметив, что кто-то из убитых еще шевелится, прикончили его. Один из них подскочил и добил несчастного ударом ботинка по голове, после чего бедняга скончался. Этот же усташ ударил меня по голове, но несмотря на нестерпимую боль, я и виду не подал, что живой.

Спустя некоторое время один из находившихся на улице усташей приказал тем, кто был в церкви, хорошенько проверить, не остался ли кто-нибудь в живых. Чтобы быть уверенными в том, что все мертвы, усташи наносили удары ножом в сердце или спину каждому трупу, в зависимости от того, кто как лежал. Я ждал своей очереди. Но мне повезло: усташ встал на меня, чтобы дотянуться до очередной жертвы, меня же при этом миновал.

После того как они перекололи всех убитых, усташи начали вновь вытаскивать из церкви трупы. Они хватали их за ноги, за руки и швыряли в грузовик, как мешки. Поскольку убитых было много, получилось три или четыре слоя. Когда меня бросили в кузов, я оказался на самом верху. Но так как этот грузовик был переполнен, усташи решили часть трупов свалить в другой. Меня схватили за ноги и бросили туда. Падая, я сильно ударился головой о какой-то железный предмет. Этот удар и сейчас дает о себе знать. На меня бросили труп, и он упал таким образом, что его перерезанное горло, из которого еще сочилась кровь, оказалось над моим ртом. Я не смел даже мизинцем пошевельнуть. Я только сжал покрепче челюсти, чтобы кровь не попадала мне в рот.

Когда грузовики загрузили, нас повезли в Якинец. Усташи при этом восседали на трупах, два – возле моих ног, а два других – у моей головы, так что я чуть не задохнулся от недостатка воздуха. При приближении к небольшому лесу я услышал, как кто-то крикнул шоферу:

– Подъезжай поближе ко рву!

Нас наспех выбросили. Здесь я увидел много людей, которые ждали своего смертного часа. Тут же усташи изнасиловали одну женщину. Я слышал, как, отвечая на вопрос, она сказала, что работает учительницей в поселке Бович.

Когда трупы свалили в ров, я оказался рядом с учительницей, которую убили после изнасилования. Я услышал, как один из усташей сказал, что надо осмотреть учительницу, нет ли у нее колец, ведь их можно неплохо продать. Вслед за этим кто-то спрыгнул в ров и, обнаружив кольцо, снял его с пальца учительницы. В это время подъехал еще один грузовик, переполненный людьми, которых усташи один за другим поубивали молотками. Трупов было много, мне казалось, что во рву не хватит места для всех. Чтобы вместить побольше трупов, усташи стали складывать их рядами. Одному показалось, что кто-то дышит, они открыли стрельбу из ружей, в результате чего пуля задела мою ногу. Но я не издал ни звука. Когда очередь дошла до меня, один из усташей заметил на мне хорошую майку, снял ее, хотя она была вся в крови. Все это время я старался сдерживать дыхание, чтобы не обнаружить признаков жизни…

Наконец все успокоилось. Усташи уехали. Я тайком выбрался из рва, спрятался в кукурузе, а потом через кустарник ушел довольно далеко. Из ноги непрерывно сочилась кровь. Но я не думал об этом. Мне хотелось как можно дальше уйти от смерти. Я потерял счет времени. Удивился, когда понял, что светает. До наступления рассвета мне удалось добраться до места, которое называлось Курета. Здесь я спрятался в дубе. Вскоре сюда забрел один знакомый, который, узнав меня, привел к себе в дом. Не прошло и двух часов, как мы услышали женские причитания. В деревню прибыли усташи, которые стали сгонять народ для очередной бойни. Я спрятался на сеновале. Там я провел безвылазно шесть месяцев. Еду мне приносили туда".

На следующий день усташи попытались замести следы своего преступления. Прежде всего они приказали привести в порядок улицу перед церковью, так как она вся была залита кровью. Вспоминая об этом, АНТЕ ШЕШЕРИН из села Глина рассказал следующее:

"Возвращаясь около четырех часов утра домой с работы, я обратил внимание на то, что усташи моют церковь, а в желобе около нее я увидел кровь, хотя в ту ночь шел дождь. Возле церкви стоял Стево Прайчич, сапожник из Юкинаца, который, распоряжаясь, что и где убрать в церкви, сам тоже мыл тротуар. Ему помогали усташи, одетые в гражданскую одежду. В тот же день они обработали церковь известью и карболкой. Но, несмотря на это, неприятный запах вблизи церкви сохранялся более двух недель. Я видел также, как на реке Глине усташи мыли грузовик, на котором они перевозили жертвы. Водителем этого грузовика был Мариян Хорват".

Не многим отличаются от вышеприведенного свидетельства и показания Мато Бакшича и Андрии Шолнековича. Вот что рассказал АНТУН ГРЕГУРИЧ:

"На стенах церкви и на лестнице, ведущей на колокольню, я заметил следы крови, хотя церковь и мыли после разыгравшейся здесь бойни. На полу была разбросана одежда жертв, а также церковный инвентарь… Чтобы смыть кровь, усташи поливали церковь водой, носили ее через все четыре двери, но неприятный запах все равно ощущался, хотя все было и вымыто. Несколько дней можно было наблюдать, как д-р Юрай Ребока посыпал чем-то пропитавшиеся кровью места…"

Жестокая кровавая бойня в Глине останется в памяти народа как одно из самых тяжких преступлений усташей в первые месяцы после прихода к власти Павелича и назначения Артуковича министром в "НГХ".

Торопясь добиться поставленных целей, доказать свою решимость во что бы то ни стало создать "этнически чистое", "независимое" государство, усташи с каждым днем увеличивали число беспрецедентных по садизму преступлений. Они не останавливались перед количеством жертв. Их лозунгом уже тогда было: "Нож – в горло, даже если виноват твой брат хорват!"

Так в соответствии с приказами Артуковича и его сподвижников Хорватия, Босния и Герцеговина все больше превращаются в места истребления невинных людей, в том числе женщин и детей, а "Независимое Государство Хорватия" – в машину смерти, беззакония и неслыханных ужасов.

Об этом красноречиво свидетельствуют выдержки из пунктов 6, 7 и 8 обвинительного акта:

"…В конце августа или начале сентября 1941 года он (А. Артукович) приказал членам своих групп уничтожить все население – мужчин, женщин и детей – деревень, расположенных на горном массиве Озрен, близ Добоя. Этот приказ сразу же был выполнен. В результате были убиты: 48 жителей села Српски Придьел; 25 человек – главным образом женщин и детей – сожгли в запертом сарае в селе Риечица".

В мае 1942 года по приказу обвиняемого Артуковича 102 человека из местечка Тенье (район Осиек) были помещены в концлагерь Ясеновац и там уничтожены. Среди них 20 семей полностью, включая 30 женщин и 40 детей в возрасте до 14 лет.

В мае 1942 года 60 жителей из Даля (тот же район) были депортированы в лагерь Ясеновац и там убиты. Среди них – 17 женщин и 25 детей в возрасте до 14 лет.

В мае 1942 года по приказу обвиняемого Артуковича 247 человек – в том числе 95 женщин и 58 детей в возрасте до 14 лет – из местечка Врбань были заточены в Ясеновац и убиты…

В мае 1942 года около 120 человек из Жупани и 460 мужчин, женщин и детей из села Бошняци заключены в лагерь Ясеновац и там убиты.

Преимущественно в мае 1942 года по распоряжению обвиняемого Артуковича в застенки Ясеноваца бросили югославских граждан цыганского происхождения и там уничтожили. Их доставили из следующих мест:

– Илокский район: всего около 500 человек: 60 мужчин, женщин и детей из города Илока и около 40 из села Сусьека;

– Вуковарский район: 35 мужчин, женщин и детей из города Вуковар, около 150 человек из села Миклушевци, около 110 человек из Боготы, около 150 – из Трипини, 25 – из Могославаца;

– Джаковацкий район: около 150 мужчин, женщин и детей из села Стризивойно;

– Валповский район: около 500 человек из местечка Валпово; 42 – из села Петриевци, 90 – из села Сатница, 133 – из села Бистринац; 35 – из села Пизовац;

– Доне-Михоляцкий район: около 120 человек из местечка Доне-Михоляц, около 150 – из села ДонеВилево, 31 – из села Подравски-Подайици, 20 – из села Св. Джурац, 42 – из села Подравска-Мославина, 46 – из села Радиковац.

В период с середины апреля и до начала октября 1942 года по приказу А. Артуковича о заключении в концлагеря и уничтожении в них абсолютно невинных людей, граждан Югославии (хорватов, сербов, евреев и др.), в том числе женщин, несовершеннолетних детей, стариков, а также священнослужителей разных вероисповеданий, было брошено в застенки концлагерей более 200 тыс. человек, которых уничтожили, а их имущество конфисковали. По его приказам в концлагерях были совершены, в частности, следующие убийства детей в лагере Джаковац: Аницы Рахан из Сараева, трех месяцев; Саломона Кабило из Сараева, шести месяцев; Гиты Маэстро, одного года; Ленчика Маэстро, неустановленного возраста; Мориса Маэстро, десяти месяцев; Якицы Коэна, одного года; Леви Коэна, двух лет; Анны Калдерок из Сараева, полутора лет; Рафаэля Атиаса из Сараева, десяти месяцев; Изи Папо из Сараева, одного года; Миды Пано, одного года; Йозефа Клайна из Сараева, двух лет; Йозефа Мацаро из Сараева, одного года… К этому перечню следует добавить и 2 тыс. детей, чьи фамилии не установлены, которые были удушены в газовых камерах в августе 1942 года. Не удалось также установить фамилии 25 тыс. детей, уничтоженных в концлагере Стара-Градишка, первоначально находившихся в лагерях Лобоград, Ябланац и Млака (что около Ясеноваца), Острица, Сисак, Ястребарско и Горня-Риека. Эти дети были умерщвлены голодом, пытками, посредством добавления в пищу каустической соды, заражения инфекционными болезнями, о чем подробнее будет рассказано ниже.

Остальные – около 1500 женщин и детей, чьи фамилии установить не удалось,– были узниками концлагеря Джаково. Когда этот лагерь был ликвидирован, люди были перемещены в Ясеновац и там уничтожены. В их числе: 47 православных священников, среди которых – Милан Божич, преподаватель закона божьего из Сараева; Богдан Лалич, священник из Сараева; Джуро Алагич, приходский священник из Горня-Дубравы; Йован Зец, приходский священник из села Возуце; епископ Сава Трлаич; Йован Биегович, преподаватель закона божьего из Бихача; Никола Бугонович, приходский священник из села Дони-Ланац; Данило Бракус, приходский священник из села Биело-Поле; Петар Вучинич, член церковного суда из Плашко; Милан Диклич, приходский священник из Косинье; Милан Докманович, приходский священник из Плашко; Милойко Дошен, приходский священник из Почителя (район Госпича); Владимир Дуич, приходский священник и представитель архиепископата из Српска-Моравице; Милан Джукич, секретарь епископата. Было также уничтожено 48 раввинов и преподавателей еврейской религии, среди которых – д-р Дойчен, раввин из Лудбрега (около 70 лет); д-р Симон Унгар, раввин из Осиека (около 60 лет); Хинко Гринвальд, раввин из ПодравскаСлатины (около 95 лет); Илия Гринвальд, раввин из Чаковеца (около 56 лет); Мирослав Фрайбергер, раввин из Загреба (около 40 лет); д-р М. Хайс, раввин из Сисака (около 60 лет); д-р Рудольф Клих, раввин из Вараждина (около 70 лет); д-р М. Койн, раввин из Копривницы (около 58 лет)… Список преступлений Андрия Артуковича, за которые он несет прямую или косвенную ответственность, как усташ и министр "НГХ", как законодатель, заполняет все судебное обвинение, каждая его строчка свидетельствует о множестве загубленных жизней.

Хорватская комиссия по выявлению преступлений оккупантов и их пособников, проведя предварительное расследование, подготовила исчерпывающий документальный анализ под N F-3371 всех преступлений Андрия Артуковича, что дает основание утверждать, что он является самым крупным преступником.

Не менее важны и факты, выявленные краевой комиссией Воеводины, которые обобщены в документе под N F-5767 от 4 июля 1946 года. Хорватская комиссия составила список 21 преступления, в которых самым непосредственным образом виновен Артукович. В этом документе, в частности, говорится, что министр внутренних дел "НГХ" совершил следующие преступления:

"I. Присвоение имущества всех содержавшихся в заключении лиц в период с 1941 по 1945 год в лагере Ясеновац; пытки и убийства заключенных.

2. Умерщвление узников лагеря Ясеновац голодом в течение 1941-1945 годов.

3. Уничтожение узников в лагере Ясеновац в течение 1941-1945 годов в результате изнурительного труда в каменоломне, в лесу, в поместье, в различных мастерских лагеря Ясеновац. Во время работ усташи избивали узников, а ослабевших убивали.

4. Ликвидация старых и больных узников лагеря Ясеновац с ноября 1941 до 1945 года; в Градине таким образом было уничтожено несколько тысяч заключенных.

5. В октябре 1941 года убийство 85 узников лагеря Крапье, расстрелянных Максом Лубуричем за то, что они требовали улучшения питания.

6. 15 ноября 1941 года расстрел узников в лагере N 1 (Крапье) общей численностью около 300 человек.

7. 15 ноября 1941 года ликвидация 500-800 узников.

8. 23 декабря 1941 года расстрел Любой Милошем 25 узников в лагере Ясеновац в качестве наказания за нападение одного из заключенных на усташского солдата.

9. 24 декабря 1941 года убийство Любой Милошем и другими усташами около 800 узников молотками в непосредственной близости от лагеря Ясеновац.

10. 25 декабря 1941 года убийство Любой Милошем и Йоцой Матиевичем 45 православных узников, доставленных в лагерь Ясеновац.

11. В период с ноября 1941 года по февраль 1942 года убийство усташами вблизи Кошутарицы узников из Срема, Боснии и Славонии (от 40 до 50 тысяч) топорами.

12. Январь 1942 года. Смерть около 300 узников в больнице лагеря Ясеновац в результате нанесения ударов ножами и дубинками по голове.

13. Февраль 1942 года. Расстрел Ивицей Матковичем 5 узников в лагере Ясеновац за то, что они пытались выкопать картофель.

14. Убийство усташами в период между 3 и 6 марта 1942 года 72 узников лагеря Ясеновац во время строительства кухни.

15. Январь 1942 года. Убийство 56 узников в лагере Ясеновац, совершенное железными лопатами Любой Милошем и другими усташами.

16. 1 февраля 1942 года. Ликвидация Юсичем Муйей и другими усташами доставленных в лагерь Ясеновац крестьян (от 400 до 500 человек) из окрестностей села Млака возле Глины.

17. Ликвидация в период с февраля до конца мая 1942 года неустановленного числа мужчин, женщин и детей, сожженных усташами в печи.

18. Убийство в период с весны до августа 1942 года цыган, узников лагеря Ясеновац, общей численностью около 40 тыс. человек и других заключенных (количество неизвестно), совершенное усташами в Градине и Уштице с использованием молотков и ножей.

19. Ликвидация усташами нескольких тысяч мужчин, женщин и детей, доставлявшихся в лагерь Ясеновац в период с весны до поздней осени 1942 года, в Градине и окрестностях Ясеноваца.

20. Летом 1943 года по распоряжению Марко Павловича и Йовицы Брклячича заключенных лагеря Ясеновац при выходе на работу за его пределы стали заковывать в цепи. Питание было сокращено на 10%, ухудшилось обращение усташей с узниками, участились случаи их избиения, вследствие чего погибло около 50 заключенных.

21. Издевательство над 15 пленными партизанами из Далмации в лагере Ясеновац летом 1943 года, избиение их дубинами, в результате чего трое умерло, а остальные надолго попали в больницу. Преступление совершили 10 усташей из 1-й сотни…"

Решение комиссии Воеводины по выявлению преступлений оккупантов и их пособников, которое относится также и к Андрию Артуковичу, выдвигает следующие обвинения в разделе "Краткое описание и квалификация преступления", "Массовые преступления":

1) убийства и резня – систематический террор;

2) убийство заложников;

3) истязание гражданского населения;

4) изнасилования;

5) интернирование граждан и их содержание в нечеловеческих условиях;

6) преднамеренное разорение населения и уничтожение недвижимого имущества;

7) мародерство.

Далее в документе следует указание: "Подробности смотри в решении комиссии F N 1224". Эти подробности повергают в ужас.

Самыми страшными орудиями власти в "НГХ" были: выездной полевой суд, расстрел заложников и заключение в лагеря. Именно они определяли законодательство в "НГХ" в том виде, в каком оно было задумано Павеличем, Артуковичем, Будаком, Пуком…

Выездной полевой суд. Предшественниками выездного полевого суда были созданные в те годы чрезвычайный народный суд и полевой суд.

Чрезвычайный народный суд был создан в соответствии с законом о защите народа и государства от 17 апреля 1941 года для рассмотрения преступлений, связанных с государственной изменой. Закон от 17 мая 1942 года об учреждении полевых судов предоставил право министру юстиции (в ту пору Андрию Артуковичу) по своему усмотрению учреждать полевые суды, которые должны были судить лиц, обвинявшихся в совершении уголовных дел по статьям 154 и 167, параграф 3, статьям 188, 191, 201, параграфы 1 и 2, а также статьям 206, 207 и 326-328 уголовного кодекса Югославии.

Эти суды не оправдали ожиданий, поэтому 24 июня 1942 года был принят закон об учреждении выездного полевого суда. К компетенции этого суда были отнесены все преступления, которые рассматривались и полевым судом, а именно уголовные дела, предусмотренные статьями 91-98а, 108, 128 и 307 уголовного кодекса Югославии.

Закон о выездном полевом суде дополнялся позднее законами от 26, 27 и 28 июня, 5 и 10 июля, 22 сентября и 12 декабря 1942 года, которые расширяли полномочия этого суда. Выездной полевой суд рассматривал и дела по статьям 225-241 уголовного кодекса.

За нарушение вышеперечисленных статей предусматривалось лишь одно наказание – смертная казнь. Только принятым позже законом от 12 декабря 1942 года N CDLII-1227 было сделано исключение в отношении хозяйственных преступлений, что нисколько не изменило характер разбирательства дел, рассматривавшихся этим судом.

Расстрел заложников. Этот вид преступления особенно широко был использован в "Акции Виктора Томича", результатом которой было огромное количество жертв. Закон от 2 октября 1941 года N ССС XXXI-1680 предписывал образ действий "при коммунистическом нападении в случае, если виновник не сдается". В соответствии с его статьями, в случае "коммунистического нападения" на жизнь и имущество граждан, в ходе которого погибнет одно или несколько лиц, а виновник не будет найден в течение 10 дней, управление по поддержанию общественного порядка и безопасности может распорядиться расстрелять по десять человек за каждого погибшего из числа выявленных полицией коммунистов. Этот закон легализовал убийство невинных людей, не причастных к совершению той или иной акции.

Возложение ответственности на какое-либо лицо лишь на основании его принадлежности к организации, членом которой является тот, кто совершил определенную акцию, противоречит основным принципам уголовной ответственности, в соответствии с которыми наказанию подлежат, кроме исполнителя, только подстрекатели и пособники.

Заключение в лагеря производилось в соответствии с двумя законами: законом о направлении ненадежных и опасных лиц для принудительного пребывания в концентрационные и трудовые лагеря от 25 ноября 1941 года N СС XXVII-2098 и законом о предотвращении наказуемых насильственных действий против государства, отдельных лиц или имущества от 20 июля 1942 года N СС IX-1779, измененным и дополненным законоположением от 3 августа 1942 года за N CCXV.

Первый закон предписывает, что ненадежные люди, представляющие опасность для общественного порядка и безопасности и способные поставить под угрозу мир и спокойствие хорватского народа или завоевания освободительной борьбы усташского движения, могут быть принудительно направлены в концентрационные или трудовые лагеря, которые уполномочена создать усташская надзорная служба.

Второй закон, в который были внесены дополнения и изменения спустя всего 14 дней после его принятия, предписывает принудительно направлять в концентрационные и трудовые лагеря следующих лиц: жен, родителей, детей, братьев, сестер, проживающих вместе с лицами, нарушившими в одиночку или сообща с вооруженными группами общественный порядок и безопасность или поставившими под угрозу мир и спокойствие "хорватского народа", или осуществившими иное уголовно наказуемое деяние, направленное против государства, отдельных лиц, имущества, или же бежавших из дома.

Решение о направлении таких лиц в концентрационные лагеря принимает усташская надзорная служба. Органы управления и самоуправления, а также усташские учреждения выявляют лиц, угрожающих безопасности, членов их семей, а также сообщников.

То обстоятельство, что организация лагерей и управление ими были поручены усташам, дало им возможность преследовать всех неугодных; они могли их арестовывать, пытать и уничтожать. Создание выездных полевых судов, введение практики расстрела заложников, заключение в лагеря – являются уголовными преступлениями лиц, узурпировавших власть в "НГХ" и присвоивших себе право от имени хорватского народа издавать законы.

Закон о создании выездных полевых судов подписали Анте Павелич, Андрие Артукович и Мирко Пук. Закон о заключении в лагеря подписали Анте Павелич, Мирко Пук, Андрие Артукович и Владимир Кошак. Все они – создатели вышеназванных преступных законов, с помощью которых уничтожена часть нашего народа.