ЛИХА БЕДА НАЧАЛО 7 глава

ЛИХА БЕДА НАЧАЛО

7 глава

Центральный фронт. Бои на Орловско-Курской дуге. Отправляем первую разведгруппу. Все разведчики одеты романтично, как в довоенном кинофильме. Каски, лопаты, рюкзаки, гранатные сумки, запасные диски, чёрные финки, некоторые даже напялили на себя панцыри, и похожи на игрушечных солдатиков.

Доброволец Шустов, повар по профессии, обвешанный снаряжением, как носильщик на Казанском вокзале, носится вокруг машины и прощается со всем и по очереди, многих он сосредоточенно лобызает и по нечеловеческому усердию видно, что он очень волнуется и трусит.

А помкомвзвода Загайнов стоит в машине, широко расставив ноги. Он тоже взволнован, но у него хватает здравого смысла, чтобы подшутить и посмеяться над Шустовым:

— Эй, рыцарь! А ну влезай в машину, хватит людей мусолить. Ну, бывайте, и он стучит кулаком по кабине шофёра. Машина трогается, и Шустов кричит, надрываясь:

— Если меня убьют, то считайте меня коммунистом…

Загайнов ладонью, но основательно бьёт Шустова по каске, и тот осекается.

— Если ты не угомонишься, выкину! — убедительно заявляет Загайнов.

Шофёр даёт газ, и машина скрывается в клубах пыли. Первые отчалили.

На следующий день я разыскиваю наших разведчиков. Нахожу. Двое сидят в маленьком окопчике и смотрят куда-то в бинокль, двое спят, окопавшись под бронемашиной. Спрашиваю:

— Что вы там рассматриваете и почему вы сидите как кроты в этой дурацкой яме?

Старший лейтенант Лунин, с жёлтой нашивкой на гимнастёрке, таращит на меня глаза.

— Что ты стоишь как верстовой столб, или мечтаешь об осколке? Это тебе не Свердловск, а передовая. Ложись! Вон немцы. Смотри!

Действительно. Немцы совсем близко. Так вот она какая передовая. Та же рожь, то же поле, на бугре — маленькая деревенька с церквушкой, только в деревню не войдёшь — там немцы. Отсюда их хорошо видно.

Начинается миномётный обстрел. Изредка жужжат болванки. Я убеждаюсь, что это действительно фронт.

Тяжело ранен боец, лежавший под бронемашиной. Наскоро бинтую его и волоку в ложбину. Там стоит мой мотоцикл. Промчался мимо дымящегося танка. Взрыв. Оглянулся. Белое облако, и танк без башни.

На рассвете заняли маленькую деревушку с церковью на бугре. Уцелело несколько десятков человек. Колхозники привели старосту. Немецкий холуй. Судили недолго. У обгорелого амбара стоит развесистый, столетний, изодранный снарядами дуб. На нём и повесили.

Плюнули и разошлись.

Смеркается. Батальон в полной боевой стоит в роще у дороги. Я сижу у генеральской палатки и жду пакета с разрешением на выступление. Нас ждал бой с захватом переправы.

Генерал выходит из палатки.

— Ну, с Богом.

Едем. Тьма кромешная. Немецкая ракета, другая, третья. Я зол как сто чертей. Майор невеселее.

— Лейтенант Вульфович, поедете по дороге вперёд. Примечайте огневые точки противника. Посмотрю, что вы за вояка.

Засовываю в голенище запасные рожки с патронами, ввинчиваю гранатные запалы. Мотоциклисту:

— Пошёл! И слушай команду.

До немцев метров 250–300. Едем не спеша. Чётко работает мотор мотоцикла. Весь превратился в слух и зрение. 150–200 метров кажутся транссибирской магистралью. Подбитая бронемашина. Знаком останавливаю. Осматриваю. Пусто. Дальше. Медленно продвигаюсь вперёд. Ни звука, кроме мерной работы мотора.

Вдруг — ракета, рядом — вопль команды, и пулемётные трассы хлещут воздух. Вываливаюсь и коляски, кричу: «Разворачивай!» — и высаживаю рожок в огненное пятно строчащего пулемёта.

Ракета. Швыряю наугад гранату, прыгаю в коляску. Меняю рожок. Взрыв. На мгновение замирают пулемёты. Слышу дикий вопль, и тут же мне вдогонку хлёст ожесточённых трасс.

Опомнился я только в окружении своих. Майор протягивает флягу. Выпил и не почувствовал.

— Здесь нахрапом не пролезешь, товарищ майор. Дорога перекопана и по обочинам два пулемёта. Надо искать обход.

— Нет, надо проходить здесь.

И началось. Заварилась каша. Подошёл танковый взвод и миномётчики. Немцы не зевали и подтянули противотанковую артиллерию.

Мы потеряли 7 человек убитыми и 11 раненными, но так и не пролезли.

А в эту же ночь наши части переправились через реку и прорвали оборону немцев четырьмя километрами южнее.

Всё, что мне казалось дон?льзя бестолковым и почти преступным, оказывается, имело свой смысл.

Это была разведка боем.

Мы наступали по «зоне пустыни». Немцы, отходя, уничтожают всё: населённые пункты, мосты, железнодорожные станции, рвут каждую рельсу в отдельности, спиливают деревья, убивают скот, сжигают хлеба и даже тригонометрические пункты и те сносят.

Иду на задание. Без труда обошёл немецкое охранение и пошёл по компасу густым орешником.

Впереди что-то зашевелилось. Остановились. Легли. Поползли.

— Тьфу, да это корова!

А рядом на траве сидит маленькая девочка и сосредоточенно ковыряет в носу. Узнала своих. Улыбнулась слегка.

— Что ты тут делаешь?

— Хоронюсь с коровой, — пропела она.

— А зачем?

— Немцы всех угоняют, заговорила она как взрослая.

— Куда?

— Не знаю.

— Может, слышала, куда гонят?

— Бабы сказывали, на Унеч.

— На Унеч? А до большака далече?

— Да нет. Туточки, — и она принялась за работу, от которой мы её оторвали.

Быстрее вперёд. Вот он большак. Идут немецкие колонны, маскированные ветками. Считаем машины, танки, транспорты, повозки. Шлю донесение.

— Чёрт возьми, жаль, что нет рации. Не думал, что так легко будет сюда пробраться.

К полудню по большаку потянулись жители со скарбом, тачками, коровами и козами. Как их много. Охрана небольшая — конные и бронемашины. Люди медлят, останавливаются, чтобы перевязать свой скарб, а их гонят, гонят, гонят.

На высотку выходят наши танки, и вопль радости, перемешанный с ужасом, проносится по большаку. Люди бросаются к обочинам и бегут в нашу сторону к орешнику. Немцы строчат из пулемётов бронемашин. Душераздирающие крики женщин и визг детей сливаются с истошным рёвом раненых и перепуганных коров. И над всей этой нечеловеческой симфонией в предсмертной агонии надрывается немецкий пулемёт.

Многие так и не добежали до заветного орешника.

Нас трое. Младший сержант Медведев, молодой курносый паренёк, токарь свердловского завода ВИЗ, ревёт и требует:

— Лейтенант, ну товарищ лейтенант, ну разрешите!

— Сиди и не рыпайся! Слышишь?

— Ну вот этого, вот … — и он стреляет в конного конвоира. Немец снопом валится на землю.

— Я и вам говорил, нас никто не заметит, — как бы оправдываясь, бормочет он.

Немцы поспешно удирают по большаку, усеянному трупами. Глубокий овраг мешает танкам выехать на дорогу, а по очищенному большаку уже идёт немецкая колонна. Танки выходят на прямую наводку и гвоздят! гвоздят! гвоздят! оставляя на дороге добрую треть удирающих.

С тяжёлыми боями наши части освободили г. Карачев, оставив на его подступах последние танки.

Вышибли немцев из Брянска и встали в дремучих брянских лесах.

Мы ждали новых машин и людское пополнение.

Уральский Добровольческий корпус неплохо начал. Нам было вручено гвардейское знамя.[1]