Времена бума

Времена бума

Эмбарго было отменено весной 1974 г. В Соединенные Штаты вновь стала поступать арабская нефть. В Саудовской Аравии начался бум. Страна вступила в эпоху беспрецедентной экономической эйфории.

Однако для самого Ямани решение о снятии эмбарго обернулось немалыми волнениями.

— Решить этот вопрос было отнюдь не просто, — говорит Ямани. — Но американцы начали предпринимать реальные усилия по поиску мирного урегулирования ближневосточного кризиса и добились отвода войск. А мы, как я уже говорил, не собирались причинять серьезного ущерба ни одной стране.

Согласно одному из американских источников, после заключения первых соглашений об отводе войск Садат связался с Фейсалом и призвал его снять эмбарго. Естественно предположить, что Садат обещал Киссинджеру заступиться за американцев и помочь им выйти из нефтяного кризиса.

Это подтверждает и Ямани.

— Садат хотел, чтобы мы сняли эмбарго почти сразу после подписания соглашений. Я лично передал его мнение королю Фейсалу. Но король не согласился: это казалось ему слишком поспешным.

Только в феврале 1974 г. Фейсал решил, что настало время нормализовать отношения с Западом. По его предложению был организован саммит в Алжире, на котором, кроме него, присутствовали Садат, президент Алжира Хуари Бумедьен и президент Сирии Хафез аль-Ассад. Главы государств обсудили проблему между собой и лишь затем отдали распоряжение о разработке реальных мер по отмене эмбарго на уровне министров.

Встреча арабских министров нефти должна была состояться в Триполи. Но тут заартачился полковник Каддафи: он объявил, что выступает против снятия эмбарго, и отказался принять министров в Ливии.

Садат пригласил министров в Египет. Встреча была официально перенесена в Каир.

Как только это произошло, у Каддафи вновь изменилось настроение. Он стал настаивать, чтобы встреча была проведена в Ливии.

Причина такого поведения Каддафи, считает Ямани, вполне очевидна.

— Каддафи зазывал нас в Ливию, чтобы помешать отмене эмбарго. Думал, что вынудит нас оставить эмбарго в силе.

Непосредственно перед вылетом в Триполи Ямани получил тревожные известия от Садата: египетская разведка напала на след двух заговоров.

Организация освобождения Палестины замыслила напасть на самолет голландской авиакомпании КЛМ и уничтожить его, как только министры примут решение о снятии эмбарго на поставки нефти в Голландию. ООП уже совершила нападение на самолет КЛМ в ноябре 1973 г., когда он летел в Японию. 3 марта 1974 г., в тот самый день, когда встреча была вновь перенесена в Триполи, палестинцы захватили над Югославией самолет компании «Бритиш эруэйз», заставили экипаж приземлиться в Амстердаме и взорвали самолет на взлетной полосе, так что новое нападение палестинцев было вполне вероятным.

Но второй заговор, который обнаружили египтяне, внушил Ямани еще большее беспокойство.

Садат сообщил, что он направлен непосредственно против Ямани и министра нефти Кувейта, хотя точный план палестинцев остается неизвестным. Египетская разведка не смогла выяснить, намереваются ли они захватить двух министров и потребовать выкупа или же собираются убить обоих в отместку за их участие в отмене эмбарго. Но сам факт заговора не вызывал у египтян сомнения. «Они что-то против вас замышляют», — писал Ямани Садат.

Встреча в Триполи была назначена на 13 марта.

В ночь на 13 марта Ямани не спалось. У него был грипп — прекрасный повод, чтобы отложить поездку. Но он чувствовал, что обязан присутствовать на встрече. В конце концов, убеждал себя Ямани, Каддафи не позволит, чтобы на ливийской территории с арабским министром случилась какая-то неприятность.

Но так ли это?

Утром в самолете, летевшем в Триполи, Ямани раскрыл газету и прочитал, что полиция арестовала группу палестинцев, пытавшихся пронести оружие на борт самолета КЛМ.

Он сразу подумал, что информация, полученная от Садата, как минимум, наполовину подтвердилась.

— Мне, конечно, не хотелось, чтобы она подтвердилась целиком.

Ямани понимал, что даже под таким удобным предлогом как грипп, возвращаться поздно. Поэтому он велел своему пилоту сразу же заправить баки и никуда не отлучаться Ямани сказал, что хочет иметь возможность покинуть Триполи сразу же, как только почувствует угрозу.

Все утро и значительную часть дня арабские министры обсуждали те выгоды и убытки, которыми было чревато полное снятие или, наоборот, продление эмбарго, а также всевозможные промежуточные варианты.

Занятная деталь: в наиболее критический момент дискуссии ливийскому министру передали какое-то сообщение, после чего он поднялся и покинул зал. Он отсутствовал 15—20 минут, а затем вернулся и изложил точку зрения полковника Каддафи на существо обсуждавшейся проблемы. Когда министра вызвали во второй, в третий раз, всем стало до смешного ясно, что Каддафи и его правая рука, майор Джеллуд, сидят в одном из соседних помещений и слышат все, что говорится.

Зал заседаний прослушивался.

Нельзя сказать, что спрятанные микрофоны особенно тревожили Ямани. Это было в порядке вещей. Гораздо сильнее угнетало Ямани другое: он чувствовал, что с каждой последующей минутой пребывания в Триполи все более рискует оказаться в заложниках у террористов.

Ямани решил бежать.

Это надо было сделать незаметно. Никто не должен заподозрить, что у него на уме.

Совещание продолжалось весь день и затянулось до вечера. Принять окончательное решение об отмене эмбарго было не так легко, как это казалось раньше. Поэтому после обеда было предложено отложить принятие решения до совещания ОПЕК, которое должно было состояться через три дня в Вене.

Председательствовавший на заседании алжирский министр Абдассалам счел эту идею вполне приемлемой. Но надо было считаться с чувствами полковника Каддафи. Никто не хотел, чтобы отсрочка была воспринята ливийским лидером как оскорбление. Ямани, Абдассалам и несколько других участников встречи решили, что наиболее дипломатичным выходом будет формальная просьба об отсрочке со стороны сирийского министра, который сошлется на необходимость проконсультироваться со своим президентом.

Когда он это сделал, ливийский министр не проявил никаких эмоций. И тут Ямани решил, что пора уносить ноги.

Действуя с обычной осторожностью, он незаметно передал своему секретарю записку, в которой велел сейчас же подать к выходу автомобиль.

Он выждал еще несколько минут, продолжая беседовать с коллегами, потом встал, вежливо извинился и вышел из зала заседаний, как если бы направлялся в туалет. Но в холле он свернул не налево, а направо, к выходу, сел в автомобиль и приказал шоферу немедленно везти его в аэропорт.

Он не знал, как скоро Каддафи и Джеллуд догадаются о случившемся и сделают попытку его задержать. Но понимал: времени очень мало.

Прибыв в аэропорт, Ямани поспешил к своему самолету.

И тут его остановили ливийские полицейские.

Ямани осведомился, что им нужно.

Офицер попросил показать паспорт.

Помня, что времени терять нельзя, Ямани набросился на офицера:

— Что я слышу? Ливия — главная защитница арабского единства, а вы требуете у меня паспорт?

Последовало неловкое молчание: ливиец решал, как ему поступить в создавшейся ситуации.

Зная, что лучшая оборона — это наступление, Ямани поспешил развить натиск:

— Вы что, не знаете, кто я? Я официальный представитель Саудовской Аравии, вам это известно или нет? Как же вы смеете требовать у меня документы?

По-видимому, офицер позвал бы начальство, если бы Ямани предоставил ему хоть малейшую возможность это сделать.

Но Ямани не дал ему такой возможности.

— Может быть, ваше превосходительство… — пошел на попятный офицер, — может быть, вы позволите хотя бы сделать в вашем паспорте отметку?

Ямани посмотрел ему прямо в глаза.

Офицер схватил паспорт, стремительно нацарапал свою подпись и тут же вернул его обратно.

Ямани быстро поднялся по трапу и сказал пилоту:

— Взлетай сию же минуту.

Пилот спросил, куда лететь.

— Главное — подняться в воздух, — ответил Ямани. — А там решим.

Когда самолет покинул воздушное пространство Ливии, снова напомнил о себе грипп: Ямани почувствовал острую боль в ушах. Через несколько минут ему стало совсем худо.

Он велел пилоту лететь в Женеву. Но тот сказал Ямани, что в эту ночь Женева не принимает, аэропорт закрыт. Ямани предложил лететь в Рим. Но, когда пилот связался с Римом, ему сказали, что тамошний аэропорт тоже закрыт — из-за шторма.

— Ну что ж, — сказал Ямани, — тогда летим в Афины. Нужно поскорее попасть хоть куда-нибудь, потому что у меня ужасно болят уши. Не в Триполи же возвращаться.

И пилот взял курс на Грецию.

Он связался с Афинами по радио, но начальство аэропорта соглашалось дать разрешение на посадку только в том случае, если ему сообщат, кто находится на борту. «Арабы», — лаконично ответил пилот. Греки спросили, есть ли у этих арабов въездные визы. Переговорив с Ямани, пилот ответил: «Нет».

В разрешении на посадку было отказано.

Но люди высокого ранга и мировой известности легко обходят любые правила.

— Скажи им, что на борту шейх Ямани и что у него сильно болят уши, — велел Ямани своему пилоту. — Не меняй курса. Скажи, у тебя в самолете больной, которому срочно нужна помощь.

Прошло еще полчаса, и греки сообщили, что готовы принять Ямани. В аэропорту его встречали министр иностранных дел и министр внутренних дел Греции.

Они даже привезли с собой врача.

* * *

В 1970 г. король Фейсал переместил шейха Хишама Назера, бывшего ранее заместителем Ямани, на пост министра планирования.

У назеровского министерства были весьма амбициозные замыслы, но сравнительно небольшой бюджет. Оно то и дело оставалось без денег еще до окончания пода.

Но наступивший нефтяной бум радикально изменил ситуацию, и в 1974 г. Назер имел возможность расходовать на создание государственной инфраструктуры до 33 миллионов фунтов стерлингов (77 миллионов долларов) в сутки!

В 1974—1976 гг. нефть лилась из скважин рекой, и Саудовскую Аравию охватила настоящая золотая лихорадка. Ее жители не успевали тратить деньги.

Они разом получили все, в чем нуждались, — воду, продовольствие, школы, больницы, цемент, сталь, дороги, телефонные сети, линии электропередачи, железнодорожные и портовые склады для импортируемых товаров.

— Это был ни с чем не сравнимый, беспрецедентный период нашей истории, — говорит Ямани. — Король Фейсал всегда считал опасным отпускать вожжи, чтобы Запад не зашел слишком далеко. Он говорил: будем осторожны, страны-импортеры не должны думать, что рынок у них в руках. А потом, неожиданно для нас, началась эта эра процветания. И мы поняли: помимо прочего, процветанием можно воспользоваться и для того, чтобы укрепить наши связи с Западом. Поскольку у нас появились лишние деньги, мы начали активно инвестировать их в экономику западных стран. А когда вы инвестируете деньги в экономику какой-либо страны, как это делали мы в Соединенных Штатах, то, само собой разумеется, вы заинтересованы в благополучии этой страны.

Сэр Джон Уилтон был в 1970—1974 гг. послом Великобритании в Кувейте, а в 1976 г. получил назначение в Саудовскую Аравию.

— Зримым признаком саудовского процветания стали колоссальные пробки, образовавшиеся в портах, — вспоминает Уилтон. — Это было невероятное зрелище: сотни и сотни кораблей, ожидающих разгрузки в Джидде… Все время рассказывали о случаях, когда гибли груды товаров — ржавеющих, гниющих, пожираемых портовыми крысами… По сути дела, это был настоящий кризис.

Времена бума привели в Саудовскую Аравию десятки тысяч иностранцев: подобно калифорнийским золотоискателям, они жаждали легкой поживы и надеялись урвать частицу богатства, внезапно свалившегося на саудовцев. Каждый день открывались новые гостиницы, появлялись рестораны, где готовили блюда европейской кухни. Всюду, куда ни взглянешь, высились строительные леса. Саудовская культура переживала мощную встряску.

Хотя саудовцы могли получать едва ли не все, чего желали, они, как ни парадоксально, далеко не всегда были в состоянии воспользоваться этим без посторонней помощи. Так, в 1976 г. больница короля Фейсала была напичкана новейшим медицинским оборудованием, отвечавшим самым высоким стандартам. Только это ставило ее в один ряд с лучшими медицинскими учреждениями мира. Но саудовцы были вынуждены приглашать на работу иностранных врачей, так как их медицинские институты тогда выпускали слишком мало специалистов.

Эпоха процветания породила новый тип дельцов: это были арабы-комиссионеры, буквально заполнившие арену международного бизнеса. В торговых кругах их иногда вежливо называли «посредниками»; если же в вежливости не было нужды, то пользовались более точным наименованием — «барышники».

Посредничество было одной из самых древних коммерческих традиций, существовавших в арабском мире. Но только в условиях бума из этого сословии выдвинулись несколько поистине одаренных людей, которые устремились в большой мир на поиски больших денег, оставив привычную торговлю верблюдами и каждодневную базарную толкотню.

Среди этих людей выделялся Аднан Касоги.

Его отец был врачом, которого время от времени приглашали ко двору Ибн Сауда, так что Касоги с юных лет имел связи в высших кругах саудовского общества. Он использовал эти связи, чтобы составить начальный капитал, причем действовал как посредник, сводивший покупателя и продавца и получавший комиссионные с обоих. Позже он занялся торговлей оружием, постоянно расширяя масштаб своей деятельности — речь шла уже о многомиллиардных контрактах, — сколотил огромное состояние, сделавшее его (во всяком случае, на какое-то время) одним из богатейших людей в мире. По некоторым данным, в пору наибольшего успеха Касоги тратил на свои личные нужды более 330 тысяч долларов в сутки, что в год составляет 120 миллионов!

Сулейман Олаян в начале 40?х годов работал водителем грузовика в «Арамко», получая не более 300 риалов в месяц. Но в 1947 г. Олаян занялся внешней торговлей. Он также сумел заручиться поддержкой королевской семьи и к тому времени, когда начался бум, раскрутил свое дело на полную катушку. Деньги, хлынувшие в его карманы в начале 70?х годов, Олаян тут же реинвестировал в банки Соединенных Штатов — среди которых были «Мелон» и «Бэнкерс траст» — и вскоре стал крупнейшим акционером «Чейз Манхэттен», вторым после Дэвида Рокфеллера.

Следуя общему примеру, решили поправить свои дела и члены монаршей фамилии.

При жизни Ибн Сауда в королевском доме на занятия бизнесом смотрели косо. Ибн Сауд любил повторять:

— Существует два дела, которые нельзя смешивать: бизнес и управление страной. Правитель должен думать, как потратить деньги на благо народа, а не как нажиться самому. Если ты не мешаешь деловым людям, они не станут мешать тебе. Но стоило одному из сыновей Ибн Сауда открыть свое дело, как о философии старого короля быстро забыли.

Первым членом королевской семьи, нарушившим традицию, был принц Талал, который стал просить у отца субсидию на строительство цементного завода — и в конце концов добился своего. Начальник королевской канцелярии Абдулла Сулейман сумел внушить королю, что принц, занимающийся частным бизнесом, будет хорошим примером для остальных. И хотя Ибн Сауд пытался найти компромиссное решение (он позволил Талалу основать компанию, но настоял, чтобы принц был лишь одним из ее акционеров), обет финансового целомудрия, установленный им для членов королевской семьи, был мгновенно забыт.

Довольно забавно, что первым саудовским бизнесменом из августейшего семейства стал именно Талал, будущий лидер «свободных принцев». Но то, что короля помогал уломать Абдулла Сулейман, выступивший в роли консультанта, уже не просто забавно, а по-настоящему смешно. Руки этого человека были по локоть запачканы грязью: он участвовал во множестве самых разных афер, включая и нашумевшую «танкерную сделку» между правительством и Аристотелем Онассисом, которая вылилась в грандиозный скандал.

Король Фейсал был очень скромным человеком и не занимался коммерцией, но его шурин Кемаль Адам чрезвычайно успешно и долго подвизался на поприще торгового посредничества.

Король Халед, правивший после Фейсала, больше интересовался соколиной охотой, чем бизнесом.

Теперешний кронпринц Абдулла не занимается бизнесом в пределах Саудовской Аравии. Однако он вложил деньги в компанию «Хант бразерс», пытавшуюся монополизировать мировой рынок серебра, и понес вместе с ней огромные убытки.

Совсем иное дело — Фахд, чья предпринимательская деятельность приобрела поистине колоссальный размах.

Просадив миллионы за игорным столом в дни своей бурной молодости, Фахд впоследствии возместил убыток с лихвой. Вместе с другими членами своей семьи — старшим сыном, шестнадцатилетним принцем Абдул Азизом, и любимыми шурьями, Абдул Азизом аль-Ибрахимом и Халедом аль-Ибрахимом, он сделался обладателем баснословного состояния.

По абсолютно надежным данным, Фахд — второй среди богатейших людей планеты, уступающий лишь султану Брунея.

Одной из любопытных сторон его коммерческой деятельности было необыкновенно успешное и прибыльное сотрудничество с таинственным Джоном Лацисом.

Об этом крупнейшем судовладельце из Афин, который маниакально избегает внимания средств информации и особенно не любит, когда его фотографируют, известно следующее. В юности он работал багажным грузчиком на паромах, курсировавших через Эгейское море. Но к июлю 1971 г. морские перевозки и торговля нефтью принесли Лацису, владевшему офисами в Афинах, Лондоне и Нью-Йорке, столько денег, что он позволил себе предложить 3 миллиона долларов военному режиму Греции, когда Соединенные Штаты решили прекратить помощь «черным полковникам». Дар Лациса был вежливо отклонен.

В сентябре 1979 г., когда цены на нефть взмыли за облака, Лацис стал официальным уполномоченным греческого правительства: ему было поручено осуществить срочные закупки нефти в Саудовской Аравии.

Одновременно Лацис действовал и в личных интересах, провернув серию строительно-бартерных сделок с Фахдом, — в обмен на нефть он подрядился построить в Саудовской Аравии несколько портов. Примерно тогда же — предположительно за 35 миллионов долларов — Лацис купил у Ставроса Ниархоса яхту «Атлантида», которую впоследствии подарил Фахду. Эту яхту, получившую новое название — «Абдул Азиз», часто называют самой роскошной яхтой в мире. По-видимому, столь щедрый подарок был выражением признательности за поддержку, которую кронпринц оказывал Лацису в их обоюдовыгодных торговых комбинациях.

Что и говорить, времена бума сделали фантастически богатыми очень многих людей.

Когда в 1962 г. Ямани был назначен на пост министра, он получал жалованье 12 тысяч риалов в месяц. Тогда это составляло около 950 фунтов стерлингов (2655 долларов). Но когда дела саудовцев стали идти хуже, король Фейсал понизил жалованье Ямани до 10 тысяч риалов в месяц.

Потом наступили хорошие времена, и жалованье Ямани постоянно возрастало — так что к октябрю 1986 г. он получал 50 тысяч риалов в месяц плюс дополнительные 400 тысяч риалов ежегодно, что в общей сложности составляло 325 тысяч фунтов (500 тысяч долларов) в год.

В настоящее время Ямани, как бывший государственный служащий, получает пенсию в размере 100% жалованья, которое он имел к моменту отставки. Но даже если сложить все деньги, полученные Ямани за 28 лет пребывания в правительстве, это не даст никакого представления о его истинном богатстве.

Мы должны принять в расчет саудовскую систему земельных дарений. Дарение земли, неотъемлемая составная часть жизненного уклада во всех странах арабского мира, — традиционный способ, которым саудовская королевская семья награждает верных слуг, выражая им благодарность за хорошо сделанное дело.

— Из года в год, — говорит Ямани, — король Фейсал проявлял по отношению ко мне исключительную щедрость. Я получил от него огромные земельные участки и право распоряжаться ими по собственному усмотрению. Конечно, и король Халед был ко мне очень щедр. Но Фейсал, тот во мне просто души не чаял, и благодаря ему в период с 1974 по 1976 г. у меня скопилось целое состояние недвижимости.

В те времена, когда Ямани получил от короля первые земельные участки, недвижимость в Эр-Рияде стоила буквально гроши. Бум взвинтил цены до немыслимой величины.

— В годы бума было очень легко нажить кучу денег, — продолжает Ямани, — возможностей для этого было очень много. Скажем, мне дарили землю или я покупал ее сам — и продавал; потом покупал еще больше земли и опять продавал. И так далее. Мне повезло, и я сумел сделать на торговле земельными участками большой капитал. Но еще большей удачей было то, что я вовремя вышел из игры, до краха, который произошел в 1976 г.

Ямани умело воспользовался нажитым богатством, скупив недвижимость в разных странах мира. Сейчас он владеет земельными участками в Саудовской Аравии, Италии, Швейцарии, Ливане, Франции и Англии. У него есть дома в Эр-Рияде, Джидде, Мекке и Таифе, в пригороде Бейрута, на Женевском озере, швейцарском горном курорте, Сардинии, в лондонском Мейфере и сельском районе графства Суррей.

Юридическая фирма Ямани с начала 60?х стала одной из наиболее процветающих в странах залива; в настоящее время она имеет главные офисы в Эр-Рияде, Джидде, Бахрейне и представительства в Швейцарии, Великобритании, Соединенных Штатах и Японии.

Ямани имеет также долю в капитале ряда саудовских предприятий — нескольких больниц и компании, выпускающей бумажные товары, которая среди прочего делает гигиенические салфетки.

Наконец, Ямани вложил деньги и в некоторые международные фирмы: ему, в частности, принадлежит контрольный пакет акций швейцарской часовой фирмы «Вашрон Константен» и учредительский капитал объединения «Инвесткорп» — банковской группы, имеющей долю в капитале нескольких крупных нью-йоркских фирм.

Тем не менее Ямани каждый день ходит на работу.

— А как же иначе? Я должен управлять моими инвестициями. Само собой не движется ни одно дело. Мне нужно работать, чтобы поддерживать образ жизни, к которому я привык.

— Бесспорно, подаренные земли помогли ему взять хороший старт, — говорит Уилтон. — Но то, что Ямани сумел так хорошо развить успех, показывает, что он очень талантливый бизнесмен. Вы, конечно, слышали массу историй о коррупции и темных махинациях различных арабских министров и дельцов. Но утверждаю со всей категоричностью: ни разу в связи с подобными историями при мне не упоминали Заки. Конечно, всегда найдутся люди, которые скажут: «Знаем-знаем, откуда у него денежки». Но не стоит обращать на это внимание. Заки всегда производил на меня впечатление исключительно порядочного человека.

Всего за три месяца до отставки Ямани одна из английских газет опубликовала сенсационный очерк, в котором шла речь о его личном состоянии. Приводя мнение работника международной нефтяной компании, который называл Ямани «изрядным сукиным сыном, но при этом честнейшим человеком», автор очерка добавлял:

— Это внушает утешительную мысль, что, имея достаточное количество денег, все «они» станут такими же, как и «мы».

Еще одно из вложений Ямани в международный бизнес — доля в капитале «Сауди Юропиэн инвестмент корпорейшн», компании-учредителя Саудо-Европейского банка в Париже. Недавно в совет директоров этой компании был введен сын Ямани, Хани.

Часть имущества этой компании составляют акции компании «Готко», базирующейся в Соединенных Штатах.

Первоначально «Готко» была торговым филиалом «Галф ойл корпорейшн», но когда в 1983—1984 гг. «Галф» была продана компании «Сокал», «Готко» выделилась в самостоятельную фирму. Тут же распустили слухи, будто Ямани был одним из главных закулисных участников этой операции. Более того: его имя стали потихоньку пускать в ход, чтобы привлечь новых инвесторов. «Знаете ли — только тсс… Ямани тоже в этом участвует». Все заинтересованные лица знали: чем меньше будет шума, тем меньше вероятность, что Ямани узнает, как используется его имя.

— Послушайте, что я скажу. — Ямани наклоняется вперед, показывая, сколь большое значение он придает этому вопросу. — Все то время, что мне довелось быть министром, я ни разу не позволил себе заняться личной коммерцией в области нефти.

Он делает паузу, чтобы подчеркнуть важность своих слов:

— Ни разу.

Одно время в «Плэтс» и других нефтяных журналах стали писать, что Хани собирается купить часть акций американской компании «Юнайтед Стейтс ойл».

По признанию Хани, отец запретил ему это.

— Я рассказал ему о моих планах и попросил совета. Но он меня остановил. Пока я остаюсь министром нефти, сказал отец, ни один из членов нашей семьи не должен лично заниматься нефтяным бизнесом. И вопрос был закрыт.

Заметим, что Ямани имел легальную возможность торговать нефтью. Ничего криминального в этом не было.

Подтверждает это и сам Ямани.

— Верно. Это не противоречило законам Саудовской Аравии.

— Значит, стоило вам захотеть, и вы могли бы это делать?

— Конечно, — говорит Ямани. — Мне совсем не трудно было нажить на нефти большие деньги.

— Так что же вам мешало?

— Я понимал, что это нехорошо, — говорит Ямани.

* * *

Вопрос о нефти стал рассматриваться в должной перспективе только после драматических событий 1973—1974 гг.

— Ранее нефть по-настоящему не ценили, повторяет свою мысль Ямани. — Страны-импортеры наивно верили, что на веки вечные обеспечили себя дешевым энергоносителем. Нефтяные компании радовались своим сверхприбылям. Экспортеры же — из-за тогдашних рыночных условий и неспособности защитить собственные права — были обуяны самой обычной жадностью.

В конце лета 1973 г. некоторые члены ОПЕК пришли к выводу, что нужно удвоить цены и в дальнейшем их индексировать, учитывая ежегодную 10?процентную инфляцию.

Но и эти цифры были определены «с недолетом»: в январе 1974 г. цены были вновь повышены.

Как указывает Ямани, истинное положение вещей было искажено из-за эмбарго. Нормальные условия были восстановлены только в марте 1974 г.

— Последней инстанцией, удостоверяющей правильность экономических прогнозов, является рыночный механизм. Заметное понижение спроса, наблюдавшееся на мировом рынке после января 1974 г., было, вне всякого сомнения, прямым следствием резкого роста цен. Мы, саудовцы, призывали установить более низкие цены только потому, что хорошо понимали: резкие и внезапные скачки могут отрицательным образом сказаться на всей мировой экономике. И хотя наши попытки снизить цены не увенчались успехом, я абсолютно убежден, что без наших усилий они и вовсе взмыли бы до небес.

Несмотря на то что Саудовская Аравия со дня на день должна была стать хозяйкой собственной судьбы, быстро приближаясь к заветной цели — полному выкупу «Арамко», — ее интересы, по мнению Ямани, по-прежнему были тесно связаны с интересами стран-импортеров.

— Главное, в чем были заинтересованы страны-импортеры, — это надежность поставок и невысокий уровень цен. Но это всегда было и нашей целью. Мы тоже стремились к надежности поставок. Однако нам приходилось заботиться и об адекватном уровне резервов. Нефть принадлежит к числу невосстановимых ресурсов и является для нас главным источником средств к существованию. Не стоит доказывать, что мы должны рационально расходовать наши национальные богатства.

Когда в марте 1974 г. участники прерванного совещания министров нефти вновь собрались в Вене, отмена эмбарго в отношении Соединенных Штатов получила формальное подтверждение. Спустя четыре месяца то же было сделано и по отношению к Голландии.

На Западе еще долго, в течение всего лета 1974 г., когда цены на нефть колебались около 11,65 доллара за баррель, ощущали на зубах неприятный привкус, оставленный нефтяным кризисом. Ямани знает, что и по сей день многие, особенно в Соединенных Штатах, никак не могут отделаться от горьких воспоминаний.

— Что ж, вполне естественно. Я это хорошо понимаю.

Кризис кончился, но, по мере того как нефтяная стратегия Саудовской Аравии обретала более тесную связь с общей политической ситуацией на Ближнем Востоке, саудовцам все чаще приходилось натыкаться на сопротивление иранцев.

Шах, как и раньше, хотел продавать нефть по 20—25 долларов за баррель. И на его пути стоял Ямани, главный выразитель интересов Саудовской Аравии.

К этому времени Ямани вполне овладел искусством обращения с представителями средств информации, и с каждым годом вокруг него вилось все большее количество журналистов. Он, однако, понимал, что это ставит его в довольно неприятное положение. Чем больше о нем писала мировая пресса, тем резче его критиковали на родине, особенно некоторые члены королевской семьи, которым не нравилось, что выходец из незнатной семьи подрывает их престиж в международных кругах.

Хотя на совещании ОПЕК в марте 1974 г. Ямани не удалось добиться понижения цен, он все же сумел уговорить своих коллег заморозить цены на три месяца. Но в июне, когда члены ОПЕК встретились в Эквадоре, картель выразил недовольство тем, что нефтяные компании получили в течение первой половины года «избыточные прибыли». Промышленно развитые страны подверглись критике и за то, что не сдерживали «опасных инфляционных тенденций». Чтобы восстановить справедливость, ОПЕК решила, что входящие в нее государства поднимут плату за право разработки недр на 2%, что, по существу, означало увеличение цены нефти на 10—11 центов за баррель.

Опасаясь, как бы первый шаг в этом направлении не завел слишком далеко, Ямани заявил, что Саудовская Аравия временно воздержится от повышения платы, не вполне убедительно сославшись на то, что это-де может помешать саудовцам взять под полный контроль «Арамко».

Выиграв время, Ямани стал думать, как сбить цены. Он решил использовать тот же способ, которым шах старался их поднять, и объявил, что «Петромин», саудовская государственная нефтяная компания, устраивает аукцион.

Когда шах решил попытать удачи в ноябре 1973 г., на рынке господствовала истерия, и это позволило ему резко взвинтить цены. Но аукционы в других странах залива, проведенные в начале 1974 г., кончились провалом — цены на них оказались в среднем на 10% ниже рыночных. Вдохновленный этим опытом, Ямани задумал выставить на аукцион небольшую партию нефти и пригласить на него строго отобранную группу покупателей, из которых, как он твердо знал, никто не станет платить выше 11,65 доллара за баррель.

Он знал: если провести операцию достаточно умело, цены, установленные ОПЕК, рухнут.

Чего Ямани не учел, так это реакции американских средств информации, которые стали осыпать его шумными похвалами.

Возможность снижения цен обрадовала американцев.

Но их чувств не разделяли коллеги Ямани по ОПЕК… Во-первых, они не хотели низких цен. И во-вторых, им не нравилось, что Ямани и Саудовская Аравия все время играют на руку Соединенным Штатам.

Иран и Алжир выразили совместный протест королю Фейсалу, предупредив его, что перед лицом угрозы снижения цен Саудовской Аравией обе страны пойдут на сокращение добычи и тем самым удержат существующий уровень цен. Алжирцы даже попытались склонить саудовцев к отмене аукциона. Ямани всячески защищал свою идею. Но, когда в дело вмешался принц Фахд, взявший сторону противников аукциона, Фейсал сдался.

Остаток года Ямани посвятил тихой и кропотливой работе, подготавливая полное приобретение «Арамко».

Ни риторические рассуждения Ямани о надежности поставок и бережном отношении к природным ресурсам, ни многократные заверения короля Фейсала, что Саудовская Аравия стремится поддерживать прочные дружественные связи со странами Запада, не могли разубедить американцев, и к концу 1974 г. в Соединенных Штатах ощущалось общее недовольство тем, как вели себя в последний год с четвертью нефтяные компании и как продолжают себя вести некоторые союзники США, прежде всего Саудовская Аравия. В то же время поведение Ямани вызывало нескрываемое раздражение у некоторых членов королевской семьи.

В глазах многих экспортеров, особенно иранцев и ливийцев, Ямани был орудием Соединенных Штатов.

В глазах многих импортеров, в том числе и американцев, он был человеком, который сначала устроил нефтяной кризис, а теперь не переставая твердил, что цены вот-вот пойдут вниз, между тем как они по-прежнему лезли вверх.

Ямани с величайшим искусством проводил завершающие мероприятия по выкупу «Арамко» и, как считали некоторые американские дипломаты, служившие тогда в Саудовской Аравии, искал пути к примирению с Фахдом, Султаном и Салманом.

Но тут был убит король Фейсал.

Над Ямани нависла угроза отставки.