Год 1358

Год 1358

Сергий обходит кельи. На Маковицу приходят Роман, Герман и Афанасий. Беседа о жизни в обители.

В середине февраля в обители активно велось строительство новой церкви. Возводили её вместе с монахами работники из близлежащих селений. У ворот появились две новые кельи, поставленные иноками, пришедшими в конце лета.

Наступала ночь. Жёлтыми пятнами светились окошки келий, за которыми шла размеренная жизнь иноков. Висевшая в небе луна освещала очищенный от снега двор. Снежные шапки лежали на крышах и на широких лапах сосен, глубокими сугробами были покрыты огороды.

Совершив келейную молитву, Сергий оделся, взял посох и вышел на порог кельи. Немного постоял, наслаждаясь чистым морозным воздухом, посмотрел вокруг, любуясь зимней красотой природы, улыбнулся и тихо произнёс:

— Поистине земной рай.

Сойдя с порога, Сергий пошёл мимо церкви вдоль стоявших в ряд келий.

Подойдя к одной из них, он заглянул в окошко и увидел там Фёдора, который читал, сидя за столом. Сергий пошёл дальше. Заглянул в окошко к Елисею, увидел, что тот вырезает что-то из дерева. Через другое окошко понаблюдал за Андроником, переписывающим книгу. В следующей келье Михей молился на коленях перед иконой. Сергий улыбнулся, перекрестился, радостно прошептал:

— Благодарю Тебя, Господи, укрепи тружеников Твоих в подвиге спасения, помоги им в трудах их.

Заглянув в следующее окошко, Сергий увидел двух иноков, ведущих беседу. Придвинувшись ближе, он прислушался. До него донеслись едва различимые слова:

— Когда добавили в котёл стерлядки, да ещё варили…

Лицо Сергия помрачнело, он постучал посохом по подоконнику и пошёл дальше.

В келье, которую поставили только осенью, разговаривали Аким и его гость Пахомий. Услышав стук, оба встрепенулись и перекрестились.

— Что это? — не скрывая страха, спросил Пахомий.

— То игумен обход делает, — ответил Аким. Он был немного старше Пахомия, в обитель пришёл раньше и потому был знаком с принятыми здесь правилами. — Порядок он установил, чтоб братья после повечерия не ходили из кельи в келью и не беседовали друг с другом, кроме крайней нужды. Каждый в своей келье должен заниматься молитвою и рукоделием.

— Что ж теперь будет?

— А то и будет. Утром игумен призовёт нас к себе, заведёт разговор об обязанностях монашеских.

— Поносить будет?

— Не-е, он душевный. Начнёт разговор, будто не о нас, а о других, склонять будет к смиренному признанию прегрешений.

— И что?

— Если сознаешься и со смирением покаешься, получишь прощение.

— А коли не сознаешься?

— Тогда игумен потихоньку обличать тебя будет, пока не сознаешься.

— А коли упорствовать станешь?

— Тогда может наложить какую-нибудь епитимию.

— Что ж ты мне ранее о том не сказывал, я здесь недавно и не ведал того, — упрекнул Пахомий.

— Я тебе говорил, чтоб ты не приходил, а ты пришёл.

— Господи, прости меня, грешного, — Пахомий перекрестился, встал, безнадёжно махнув рукой. — Пойду я.

— Погоди малость, игумен обход закончит, тогда и пойдёшь.

Пахомий сел. Оба замолчали, охоты беседовать уже не было.

Тем временем Сергий вернулся в свою келью. Сняв верхнюю одежду, погрел руки над очагом, зажёг свечу, взял с полки книгу и попытался читать, но не смог. Упорный труд сопровождал Сергия всю его жизнь и вслед за искренней молитвой, исходящей из глубин души, играл огромную роль как средство духовного достижения. Сергий знал исцеляющую и благородную силу труда и считал, что труд, особенно совершаемый во имя ближнего, преображает человека, способствует его нравственному самосовершенствованию. Этот свой жизненный принцип он старался передать всем своим духовным братьям и воспитанникам. Теперь его одолевали мысли, терзали сомнения и неуверенность в своих силах, в правильности своих сегодняшних действий, ему нужна была поддержка. Сергий посмотрел на образ Христа, и все его сомнения вылились наружу:

— Господи, — шептал он, — сколько надо терпения, чтобы наставлять на путь праведный тех, кого взял под своё руководство. Ведь глаз не спускаю с каждого новичка, возводя его со степени на степень иноческого искуса, постепенно приучая его к самоотверженному труду, к строгому порядку в занятиях, помыслах, чувствах и подвигах. Приходится трудиться над каждым братом, над свойственными только ему особенностями, приспособляя их к целям всего братства. И всё-таки бывают ошибки.

Ему казалось, что Спаситель смотрит на него внимательным отеческим взглядом и, как отец, всегда готов прийти на помощь.

Сергий опустился на колени.

— Господи, дай мне силы, помоги в делах и направь на правильный путь. Всё во имя Царствия Твоего, Господи, — молился он, беззвучно шевеля губами.

Пустынная обитель постепенно расширялась. К осени было закончено строительство новой церкви. Кельи, сначала в беспорядке разбросанные по поляне, теперь мало-помалу перестраивались и были размещены ровными рядами вокруг церкви, так что церковь была видна из всех келий. Позади домиков-келий был сооружён двухэтажный дом с кельями на втором этаже и общей трапезной на первом. Заканчивалось строительство ещё четырёх отдельных келий. Расширившуюся территорию обители окружал новый частокол с воротами и калиткой. Рядом с ними поселился привратник. Вместо тропы теперь к обители вела дорога, которая заканчивалась широкой площадкой. Тут же для удобства приезжающих были устроены коновязи.

В один из тёплых осенних дней к обители подошли три путника. Выглядели они, как все путники в то время: в длинных рубахах и лаптях, с котомками за плечами. Старшим среди них был Роман — высокий смуглый парень с темной гривой волос и такой же бородой, на вид ему было около тридцати лет. Второй — Герман, лет двадцати, крепкого сложения, светловолосый. Младшим был Афанасий — худенький юноша восемнадцати лет.

Войдя в калитку, путники поклонились встретившему их привратнику.

— День добрый, дозволь войти нам, — молвил Роман.

— Так уж вошли, — заметил инок.

Роман продолжил:

— Пришли мы просить отца Сергия принять нас в обитель, чтоб спасти души свои под его мирным кровом.

— Игумен теперь на молитве. Пока присядьте вон на скамейку у ворот, отдохните с дороги. Да снимите свои котомки, вижу, тяжелы они у вас.

— Воск принесли, может понадобиться в обители, — сказал Роман.

— Как думаешь, не откажет нам отец Сергий? — полюбопытствовал Герман.

— Игумен наш никому не отказывает, — уверенно ответил инок, — ни старому, ни юному, ни богатому, ни убогому, всех принимает с радостью и любовью, только не скоро постригает.

— А нам спешить некуда. Всё должно быть по делам да заслугам, — растягивая слова, произнёс Герман.

— Как же всё будет-то? — спросил Афанасий.

Монах-привратник, заметив на его лице искреннее любопытство, стал рассказывать:

— Сперва прикажет одеть пришельца в длинную свитку из грубого чёрного сукна и велит ему проходить какое-либо послушание, конечно, по силам, пока тот не навыкнет всему уставу монастырскому. Потом облечёт его в одежду монашескую и только после испытания пострижёт уже в мантию и даст клобук. А когда видит, что который инок стал опытен в духовном подвиге, такого удостоит и святой схимы.

— А как сам игумен, больно строг? — спросил Роман.

— Игумен — святой человек, учит нас не столько словами, сколько своим примером. Всегда первый приходит в церковь ко всякому богослужению, и ничто ему не может помешать. Из церкви всегда выходит последним. Всю службу Божию стоит, как свеча. Сидения в церкви не допускает никогда.

— Видно, правду люди говорят, что игумен Сергий — святой человек и много молится. Дай ему Бог здоровья, — Герман перекрестился.

Инок продолжал:

— Он не только молится более всех, но и трудится поболее, чем другие. Самую тяжёлую работу выполняет. Для братьев, которые слабее, одежду шьёт, воду носит, дрова готовит, кельи строит.

— Жить-то где будем? — опять полюбопытствовал Афанасий.

— Каждый сам себе келью ставит. Конечно, мы все новым братьям помогаем.

— А как жизнь в обители протекает? — снова спросил Афанасий.

— Из обители выходить далеко нельзя, только за водой, дровами, аль в лес за плодами, на реку за рыбой. Братья общаются друг с другом только в молитвенных собраниях да на общих работах, остальное время каждый трудится для себя, всяк в своей келье.

— Живёте с достатком аль с недостачей? — поинтересовался хозяйственный Герман.

— Чаще нуждаемся во всём, чего ни хватись — всего нет. Нередко случается, что ни у кого из братии нет ни куска хлеба, ни горсти муки. Даже соли иногда не бывает.

— А что игумен? — не унимался Герман.

— Игумен наш менее всего заботится о хлебе насущном, нужду терпит прежде всех. Более всех молится и верою твёрдой верит в Бога.

— А Бог помогает? — спросил дотошный Афанасий и внимательно посмотрел на инока.

— Бог исполняет по вере. Нас никогда не оставил в беде. Вот уж три дня полунощницу и утреню отправляем при лучинах, а вон вы воск принесли. Спасибо Тебе, Господи, — монах перекрестился.

Служба закончилась, из церкви стали выходить иноки.

— Братья выходят, сейчас и игумен будет, пошли со мной, — пригласил привратник и направился в сторону церкви.

Гости пошли следом.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.