Глава 3. НЭП и практика позитивной дискриминации

Глава 3. НЭП и практика позитивной дискриминации

«Невозможно отыскать дела столь дурного либо столь добродетельного, чтобы сделать его неприемлемым для англичан. Нет лишь такого дела, делая которое англичане были бы неправы, — ведь они занимаются любым делом, следуя принципам. Они воюют с вами, следуя принципу патриотизма, грабят вас, следуя принципам коммерции, порабощают вас, следуя имперским принципам».

(Джордж Бернард Шоу, 1856–1950)

Когда правительство приступало к осуществлению НЭПа, пытаясь ликвидировать бедность независимо от расовой принадлежности и расовую монополию на отдельные виды экономической деятельности, никто не слышал, по крайней мере, в Малайзии, о позитивной дискриминации. Уже в период осуществления НЭПа мы узнали о существовании такой практики в США, где она была направлена на уменьшение экономического неравенства между черными американцами и американцами испанского происхождения, с одной стороны, и белыми жителями страны, — с другой.

Очевидно, в США осознали, что чернокожие американцы и американцы испанского происхождения жили намного хуже белых американцев. Чернокожие американцы и американцы испанского происхождения были бедны и, в основном, выполняли низкооплачиваемую работу. Мало кто из них имел профессиональную квалификацию либо хорошую специальность. Их подвергали дискриминации по расовому и этническому признакам, у них не было доступа к образованию и профессиональной подготовке, что ограничивало их социальную мобильность.

Тем не менее, ни негры, ни американцы испанского происхождения не являлись врожденно неспособными к приобретению знаний и профессиональных навыков, которые позволили бы им подняться вверх по ступеням социально-экономической пирамиды. Возможно, сложившаяся в их среде субкультура не способствовала приобретению знаний и профессиональных навыков, но это не являлось непреодолимым препятствием. Решительные усилия по преодолению этих культурных барьеров, наряду с созданием необходимых условий и предоставлением льгот, вполне могли бы изменить их и сделать их не менее способными людьми, чем белые жители США. Если бы подобные меры были приняты, то эти группы населения вполне могли бы, наряду с остальными гражданами США, использовать те многочисленные возможности, которые имеются в этой стране, и на деле осуществить «американскую мечту». При этом усилия, направленные на достижение этой цели, должны были включать в себя и практику позитивной дискриминации по отношению к неграм и американцам испанского происхождения. Подобная дискриминация позволила бы исправить несправедливость, допускавшуюся по отношению к ним в прошлом, восполнить нанесенный ущерб и вернуть этим людям то место в обществе, которое они заслуживают.

Если та группа населения, которая уже находится впереди остальных, будет получать со стороны государства такую же помощь и поддержку, как и те группы населения, которые отстают, это позволит ей вырваться вперед еще сильнее, и разрыв между этой группой и остальными увеличится. В результате, различия между ними так никогда и не будут преодолены. Позитивная дискриминация в отношении негров и американцев испанского происхождения не может рассматриваться как дискриминация белых. Поколения чернокожих американцев страдали от дискриминации и несправедливого отношения со стороны белых. Рабство в Америке давно отменено и, по крайней мере, по Конституции, черные имеют те же права, что и белые. Тем не менее, даже сегодня белые не вполне справедливо относятся к черным, имеются многочисленные случаи плохого обращения с неграми со стороны белых, например, печально известные действия полиции Лос-Анджелеса, состоящей преимущественно из белых. Но даже если отношение к неграм и стало лучше, тот факт, что в прошлом негры были рабами, а также бытующие предрассудки по отношению к американцам испанского происхождения, поставили эти группы населения в весьма незавидное положение в американском обществе. А улучшить свое положение в обществе самостоятельно они не в состоянии, потому что у них отсутствуют средства к этому, как в силу их бедности, так и ввиду продолжающейся дискриминации по отношению к ним.

Исторически, труд негров-рабов был, по крайней мере, одним из источников сегодняшнего высокого уровня жизни белого населения США. Тем, что белые имеют сегодня, включая их привилегированное положение по отношению к неграм и американцам испанского происхождения, они, по крайней мере частично, обязаны унаследованному нечестно нажитому имуществу своих предков. Это не зависит от того, имели ли их предки чернокожих рабов, относились ли они несправедливо к американцам испанского происхождения, или нет. Труд чернокожих рабов на Юге США, а позднее — дешевый труд чернокожих американцев на Севере США, если и не полностью, то хотя бы частично, заложил фундамент сегодняшнего процветания Америки. Часть того, чем пользуются сегодня белые американцы, была создана потом и слезами чернокожих рабов, а также негров, освобожденных от рабства в 1863 году. Не следует забывать, что и после отмены рабства черных все еще продолжали эксплуатировать на протяжении длительного времени.

Поэтому дискриминация в пользу негров США не должна рассматриваться как чрезмерная или неоправданная. Это просто попытка исправить сложившееся положение, а отнюдь не поставить чернокожих жителей страны в привилегированное отношение по сравнению с белыми, иначе в какой-либо позитивной дискриминации просто не было бы нужды. В этом суть позитивной дискриминации в США: она является попыткой преодолеть последствия той несправедливости, которая совершалась в прошлом: порабощения чернокожих жителей, десятилетий предубежденного отношения к ним, а также, в недавнем прошлом, — и к американцам испанского происхождения. В некоторых случаях цель оправдывает средства, поэтому отвергнуть эти средства, позволив несправедливости совершатся и впредь, означало бы просто отстаивать принципы в ущерб здравому смыслу и политической целесообразности.

Попытки некоторых лиц доказать, что позитивная дискриминация по расовому принципу противоречит Конституции США, являются безосновательными. Во-первых, Конституция — не Божьи заповеди, а попытка простых смертных добиться хоть какой-то справедливости в несправедливом мире. Человеческие понятия о справедливости никогда не были идеальными, потому что в каждый исторический период идеалом справедливости считался устоявшийся порядок вещей. Например, в период существования рабства общество искренне верило, что рабство являлось нормальным и справедливым. Считалось, что некоторые люди должны занимать господствующее положение по отношению к другим людям и имели право владеть и управлять ими. В рамках демократической системы, существовавшей в Древней Греции, считалось, что власть может принадлежать лишь избранным, а рабы, женщины и те граждане, которые не имели земли, были за рамками политики. Это считалось совершенно правильным и абсолютно справедливым.

В Великобритании женщины получили избирательные права только после окончания Первой мировой войны. А ведь до того, как во время войны женщины показали пример самоотверженной работы, до того, как они развернули движение за предоставление женщинам избирательных прав, британские политики, принадлежавшие ко всем частям политического спектра, считали, что у женщин не было оснований выдвигать подобные требования. Всеобщее избирательное право вообще является сравнительно новым феноменом, настолько новым, что, например, в Швейцарии женщины получили право голосовать всего 20 лет назад. Так что эволюция понятий о правах человека продолжается.

Так как в прошлом лишение прав определенных групп населения считалось справедливым, то и предоставление особых прав и привилегий другим группам населения также рассматривалось как справедливое и правильное. Ярким примером наличия подобных привилегий у определенных групп населения было предоставление права участия в работе органов власти только землевладельцам. В результате, политическая система общества приходила в расстройство. В качестве реакции на подобную несправедливость другие группы населения пытались изменить ситуацию либо путем революции, либо путем конституционных реформ. В некоторых случаях, маятник социальных изменений качался слишком далеко, и тогда привилегированные слои населения лишались своих прав, а обездоленные — получали избыточные права.

Было время, когда промышленные и сельскохозяйственные рабочие были бесправны и безжалостно эксплуатировались феодальными, а позднее, — капиталистическими «хозяевами». Рабочие долго и мужественно боролись за более справедливое к себе отношение и, в конце концов, добились успеха путем забастовочной борьбы и объединения в профессиональные союзы. По мере того, как профсоюзы росли и объединялись, силы рабочих значительно возрастали. Объединившись, рабочие превратились из угнетаемой части общества в весьма влиятельную группу, более мощную, чем работодатели. В результате, понятия о справедливости были пересмотрены, и вскоре привилегии рабочих стали рассматриваться как нечто справедливое и нормальное остальными членами общества, а зачастую, — закреплялись законодательно.

Первоначально, целью любого профсоюза было улучшение условий труда его членов путем переговоров с работодателем. Но уже с самого начала профсоюзного движения некоторые интеллектуалы и профсоюзные лидеры, придерживавшиеся социалистических и коммунистических взглядов, рассматривали профсоюзы как средство фундаментального переустройства общества. Захватив власть либо силой оружия, либо в ходе выборов, они, в свою очередь, подвергали дискриминации своих бывших работодателей. Коммунисты физически уничтожали тех, кто правил ими ранее, а социалисты национализировали предприятия и земельную собственность бывших правящих классов. Все это делалось во имя справедливости. Сегодня мы рассматриваем подобные действия как несправедливые, но социалисты и коммунисты считали, что они совершали их в интересах социальной и экономической справедливости. Дискриминация, от которой выигрывали рабочие, являлась, с их точки зрения, справедливой и необходимой.

Это отступление было предпринято с целью иллюстрации того факта, что понятия о справедливости и правосудии не являются ни совершенными, ни неизменными. То, что считалось честным и справедливым в ту или иную историческую эпоху, могло рассматриваться как вопиющая несправедливость и беззаконие в другую эпоху; то, что рассматривается как честное и справедливое в одном обществе или государстве, вполне может восприниматься как несправедливость или нечестность в другой стране или обществе. Никто, нигде и никогда не имеет права настаивать на том, что только исповедуемые им ценности являются абсолютно правильными и законными. В самом деле, ведь впоследствии его мнение может измениться. Например, с точки зрения белого населения, заключение о несоответствии практики позитивной дискриминации нормам Конституции США, сделанное судом, может казаться справедливым и честным. С другой стороны, подобную точку зрения можно оспорить и доказать, что она не является ни честной, ни справедливой. Новая экономическая политика, которая включала в себя элементы позитивной дискриминации в пользу малайцев, не рассматривалась в качестве несправедливой большинством населения Малайзии. Этот подход может показаться несправедливым тем людям на Западе, которые рассматривают его с точки зрения принятых там понятий о справедливости. Тем не менее, НЭП был призван устранить несправедливость, являвшуюся результатом политики, проводившейся в Малайзии в прошлом.

Чтобы понять суть НЭПа, следует окинуть взглядом историю Малайзии, вплоть до того времени, когда Малайя, как когда-то называлась наша страна, фактически, являлась колонией Великобритании. В тот период в США существовало рабство, и миллионы африканцев были схвачены, в ужасающих условиях перевезены в Северную Америку и проданы там в рабство, как животные. Англичане в Малайе даже не пытались наладить сотрудничество с малайцами и другими коренными народами, и уж тем более не прикладывали никаких особых усилий, чтобы дать им образование или профессиональную подготовку. Поэтому малайцы не могли участвовать в работе колониальной администрации или коммерческой деятельности, которую вела Ост-Индийская Компания (East India Company), а позднее, — британские торговые дома. Не удивительно, что малайцы не сотрудничали в полной мере со своими колониальными хозяевами, предпочитая вести традиционный образ жизни, как и подобало «сыновьям земли», составлявшим коренное население малайских государств. В Северную Америку англичане завезли африканских рабов, чтобы обеспечить рабочей силой плантации и фермы; в малайские государства они завозили законтрактованных индийских рабочих для работы на каучуковых плантациях. Позднее, когда возникла нужда в клерках и других неквалифицированных служащих для работы в правительстве, британских торговых компаниях, на шахтах и плантациях, англичане дополнительно завезли индусов и тамилов с острова Цейлон. Англичане не намеревались селиться в малайских государствах, как в Австралии, Новой Зеландии и Южной Африке, возможно, их удерживал от этого наш тропический климат. Поэтому они поощряли иммиграцию рабочих из Китая для работы на шахтах, а также для создания сопутствующей коммерческой инфраструктуры, к примеру, сети розничной торговли.

В пяти малайских государствах, не входивших в состав Федерации, султанам удалось убедить англичан принимать малайцев на работу в правительственные органы, что позволило убедительно продемонстрировать, что малайцев вполне можно было подготовить, по крайней мере, для выполнения административных и канцелярских функций. Но в органах колониальной администрации Федерации малайских штатов и Стрейтс-Сетлментс малайцы работали, практически, только шоферами и курьерами. (Прим. авт.:Малайские штаты, входившие в Федерацию: Селангор, Перак, Негри-Сембилан и Паханг, — были сведены вместе в федерацию британских протекторатов в 1896 году, и реальная власть в этих государствах принадлежала британскому генерал-резиденту. Малайские штаты, которые не входили в Федерацию: Джохор (Johor), Кедах, Перлис (Perlis), Тренгану (Terengganu) и Келантан, — оставались вне рамок этой колониальной Федерации, хотя к 1914 они попали под прямое влияние англичан.) Несмотря на то, что в стране имелось несколько правительственных школ для неевропейского населения, студентов-малайцев в них было куда меньше, чем студентов-немалайцев. Китайцы и индусы придавали образованию детей куда больше внимания, чем малайцы, многие из которых неохотно посылали на учебу своих детей, которые помогали им в поле и по дому. Большинство малайских мальчиков получало лишь начальное образование, а большинство малайских девочек вообще не посещало школу. Уровень обучения в правительственных школах для малайцев всегда был очень и очень низким, подготовка учителей — плохой, а их профессиональная квалификация — невысокой. Кроме того, малайцы подозрительно относились к школам, основанным иностранцами, в которых не изучался Коран. В школах, основанных различными христианскими миссиями, малайцы-мусульмане активно подвергались дискриминации.

Объективности ради, там, где дело касалось выделения стипендий, англичане проводили дискриминационную политику и против тех немалайцев, которые не являлись христианами. Изучение Святого Писания являлось одним из обязательных предметов для всех студентов, посещавших школы при христианских миссиях. В рамках британской колониальной политики сыновья малайских аристократов и члены малайских королевских семей направлялись для получения образования в Англию. Мало кто из них получил действительно ценные университетские дипломы, зато многие в ходе обучения оторвались от своих культурных корней. Они пытались, насколько это было возможно, воспринять британский и европейский образ жизни.

В штатах Саравак и Северном Британском Борнео (ныне штат Сабах), при христианских миссиях действовали школы, которые активно занимались обращением населения в христианскую веру. Хотя это и позволяло коренным жителям немалайского происхождения, которые не являлись мусульманами, получить какое-то начальное образование, англичане не прилагали каких-либо усилий, чтобы дать малайцам среднее или университетское образование. В результате, ко времени провозглашения независимости успехи коренных жителей штатов Саравак и Сабах в сфере образования были еще скромнее, чем у малайцев с Малайского полуострова, — людей с университетским образованием среди них практически не было.

Хотя политика, проводившаяся англичанами по отношению к коренным жителям Малайи, Саравака и Сабаха, была более тонкой, чем та политика, которую проводили белые европейские поселенцы по отношению к краснокожим индейцам Северной Америки, она была столь же дискриминационной. Попытки англичан призвать на помощь немалайцев в процессе колонизации частично объяснялись пониманием того, что управлять некоренным населением в чужой для него стране будет легче, чем местным населением. Немалайцы были поначалу дезориентированы, они всегда опасались возможной депортации или перспективы остаться без работы в чужой стране. На родине у них не было хорошей работы, там они едва сводили концы с концами, уровень жизни в новой стране, был, как правило, выше. Некоторые из них хотели вернуться обратно, но уже после того, как накапливали какой-то капитал. Все эти факторы делали пришельцев послушными, старательными и трудолюбивыми, они не хотели, чтобы колониальные хозяева отказались от их услуг. В сегодняшней Малайзии мы наблюдаем нечто похожее среди иностранных рабочих: ими легче управлять, производительность их труда выше, чем у многих местных работников; они редко жалуются на низкий уровень заработной платы. Поэтому работодатели обычно предпочитают нанимать иностранных рабочих, а не местных жителей.

В Малайзии, как и в других британских колониях в Африке и в южной части Тихого океана, широкое использование труда иммигрантов и законтрактованных рабочих тормозило развитие коренного населения. Как я уже упоминал, это являлось формой дискриминации по отношению к малайцам. Поэтому теперь было оправданно проводить по отношению к ним политику позитивной дискриминации, чтобы преодолеть негативные последствия дискриминации, имевшей место в период колониального господства англичан. Некоторые люди утверждают, что нынешнее поколение не должно искупать или компенсировать последствия несправедливости, допущенной их предками. Они доказывают, что прошлое — это прошлое, поэтому если потомки тех людей, которые страдали в прошлом, еще и сегодня страдают в результате несправедливости, допущенной в прошлом, то это не является основанием для принятия мер, которые сегодня могут оказаться дискриминационными по отношению к другим людям. Они говорят, что достаточно того, что дискриминационная политика, проводившаяся в прошлом, более не проводится, — тем самым якобы обеспечивается одинаковое ко всем отношение.

Тем не менее, тот ущерб, который был нанесен в прошлом в результате проведения дискриминационной политики, намного больше того ущерба, который можно исправить простым отсутствием дискриминации. Даже если сегодня скрупулезно соблюдается равенство по отношению ко всем людям, те из них, кто исторически подвергался дискриминации, не смогут извлечь из этого такую же пользу, как те люди, кто никогда дискриминации не подвергался. Поэтому те, кто столетиями подвергался дискриминации, будут обречены на то, чтобы и впредь оставаться в подчиненном положении. В одной из популярных современных теорий говорится, что наличия одних только «одинаковых правил игры для всех» («level playing field») недостаточно для создания условий для честной конкуренции, если силы ее участников изначально неравны. «Одинаковые правила игры для всех» обеспечат условия для честной конкуренции только тогда, когда все участники принадлежат к одной лиге, когда их класс примерно одинаков.

Проводившаяся долгие годы дискриминационная политика сказалась не только на образовании, знаниях и профессиональной квалификации людей. Эта политика, проводившаяся на протяжении десятилетий и столетий, в течение которых люди находились за рамками честной конкуренции, не имели возможности добиться в ней успеха, отразилась и на их менталитете. Люди упали духом, они потеряли веру в себя, у них развился комплекс неполноценности, они стали чувствовать себя неспособными делать то, что делали другие люди. Они не только не могли конкурировать на равных, но, пожалуй, даже утратили всякое к тому желание.

У малайцев и представителей других коренных народов, населявших Малайзию, развилось глубокое внутреннее убеждение в том, что существовали некоторые виды деятельности, к которым они были совершенно неспособны, даже если бы у них появилась возможность ими заняться. Большинство малайцев было убеждено в своей врожденной неспособности заниматься коммерцией, они полагали, что не могут работать методично, считали себя неспособными заниматься наукой или обращаться с техникой. Их убежденность в отсутствии способностей доходила до такой степени, что, за исключением европейских колонизаторов, они приписывали эти навыки исключительно китайцам или индусам. Если малайцы разговаривали о торговле, то речь всегда шла о китайских или индийских магазинах, если о ремесле, — то о китайских ремесленниках, и т. д. В хорошо известной малайской колыбельной ребенка как бы уговаривают смириться с тем фактом, что магазины принадлежат только китайцам:

Ты быстрей качай С края да на край, И в китайском магазине Платье покупай.

(Buai laiu-laju Sampai balik sana Beh baju baru Dari kedal Cbina)

Магазин в этой колыбельной — не просто магазин, это непременно китайский магазин. И действительно, после десятилетий британского правления малайские магазины исчезли даже в малайских деревнях. За исключением немногих индийских магазинов, все магазины принадлежали китайцам.

Колонизация страны — это не только физическая оккупация территории или господство колонизаторов в сфере управления, законодательства и налогообложения, — это еще и колонизация умов и душ представителей колонизуемой нации. А когда подобная колонизация сопровождается активной дискриминацией коренного населения, когда его лишают доступа к получению образования и профессиональных навыков, когда его отодвигают на обочину общественной жизни, тогда наносимый колонизацией ущерб является куда более серьезным. Когда такая колонизация осуществляется на протяжении десятилетий и столетий, то культура и самый дух народа страшно ослабевают.

Малайцы, которые жили в существовавшем в XV столетии королевстве Малакка (Melaka), поначалу насмехались над «белыми бенгальцами» (Bengali Puteb), как они называли португальцев. Это были первые европейцы, с которыми они вступили в контакт. Те малайцы были гражданами сильного, независимого государства, которое поддерживало отношения с иноземцами из таких далеких стран как Индия, Китай и страны Ближнего Востока. В то время Малакка была крупнейшим торговым центром Востока, центром весьма доходной торговли пряностями. Малайцы собирали портовые сборы и обеспечивали работу законодательной системы. Но, в первую очередь, малайцы превосходили другие народы в сфере торговли. У них была развита сложная система этикета и обычаев, собственная политическая система, они накопили огромные богатства. В Малакке и на окружавших ее территориях малайцы были господами и хозяевами, чей статус был, как минимум, не ниже, а зачастую выше статуса иностранцев.

Затем последовали четыре столетия европейской колонизации, в течение которых уверенность малайцев в себе и их уважение к самим себе были уничтожены. Подвергшись физической и моральной колонизации, они смирились со всем тем, что навязывали им колонизаторы. После португальцев они попали под власть голландцев, потом англичан, затем японцев. Малайцы сопротивлялись колонизаторам слабо и спорадически, более не считая себя способными жить независимо. Они дошли до того, что стали чувствовать себя приниженно по отношению к кому угодно, включая индусов и китайцев, завезенных в Малайю англичанами. Конечно, у них еще оставалось чувство того, что страна принадлежала им, но и только-то. Если бы не их возмущение перспективой потерять даже это немногое, как явствовало из предложений о создании Малайского Союза, они могли бы так никогда и не утвердиться в роли хозяев страны, никогда не добиться независимости. Фактически, после поражения японцев, малайцы приветствовали возвращение англичан с целью восстановления статус-кво, сложившегося до начала войны на Тихом океане и японской оккупации Малайского полуострова.

В период борьбы за независимость малайцы были разделены. Некоторые представители социальной элиты малайских штатов по-прежнему полагали, что малайцы не смогут жить в условиях независимости. Они стали слишком зависеть от своих колониальных господ — англичан, не могли обойтись без китайцев и индусов, игравших важную роль в экономике. Даже после того, как удалось добиться независимости, многие малайские лидеры продолжали цепляться за те старые колониальные ниточки, за которые их дергали. Они не возражали против того, чтобы страна продолжала рабски следовать в фарватере внешней политики и оборонной стратегии бывших колониальных господ; считали, что максимум того, что они могут требовать для себя — это роль пассивных администраторов, заполнявших вакансии, оставшиеся после отъезда британских колониальных чиновников. Экономика, коммерция, торговля и профессиональная деятельность были не для них, в этой сфере должно были продолжать доминировать китайцы и индусы.

Тем не менее, некоторых малайцев не устраивала независимость, которая сводилась к смене персонала в органах управления, они хотели восстановить утраченное национальное достоинство и свою национальную идентичность. Некоторые из них, разумеется, мечтали о том, чтобы восстановить былую славу Малакки и других малайских империй прошлого, переделать все, что было сделано колониальными державами, снова стать хозяевами «земли малайцев» (Tanah Melayu). Другие считали, что было необходимо смириться с реальностью — существованием мультирасовой Малайзии. Страна изменилась, та страна, которая вновь обрела независимость, была уже не старой Малаккой, Кедахом, Джохор-Риау (Johor-Riau) или любой из малайских империй прошлого. Эта было совершенно другое государство — федерация малайских государств, население которых было мультирасовым, политика — демократической, а не феодальной. Основной проблемой Малайзии было существование социально-экономического неравенства между расами, которое еще более усугублялось разделением населения на городское и сельское, а также различиями в религии, культуре и языке.

Любое исследование фактов прошлого является, по необходимости, эмпирическим, но это не умаляет значения его выводов. Малайцы, которые бунтовали в мае 1969 года, не занимались анализом собственной психологии и исторических корней своих действий, их бунт был выражением чувства страха и разочарования. Они чувствовали, что те люди, которых они считали своими партнерами, ради которых они пошли на множество уступок, предали их. После расовых беспорядков 1969 года малайские лидеры вполне могли бы потворствовать подобным радикальным взглядам, захватить власть и повести дело к восстановлению полного и абсолютного господства малайцев в стране. Они этого не сделали. Вместо этого они решили возместить нанесенный малайцам ущерб, не ущемляя прав, предоставленных Конституцией страны гражданам немалайского происхождения.

Тун Абдул Разак и другие малайские руководители решили быстро провести реструктуризацию экономики с тем, чтобы малайцы получили свою долю национального богатства страны. Они верили, что в основе проблем лежало экономическое неравенство, и, если бы это неравенство было ликвидировано, то малайцы и другие коренные народы могли бы мирно уживаться с немалайцами. Их цели были не слишком амбициозны, они хотели, чтобы малайцы, которые составляли 56 % населения страны, контролировали только 30 % национального богатства, сосредоточенного в сфере бизнеса. Они смирились с тем, что китайцы и индусы владели 40 % национального богатства. Доля иностранцев, в основном бывших колониальных господ, должна была уменьшиться с 60 % до 30 %, а ведь эти люди разбогатели только благодаря привилегированному доступу к использованию земли и природных ресурсов страны и вообще не являлись ее гражданами. Малайские руководители также согласились с тем, что в деле ликвидации бедности не должно было быть никакой дискриминации по расовому признаку. В земле, текущей молоком и медом, представители ни одной расы не должны были бедствовать. Таким образом, была сформулирована Новая экономическая политика, ставившая целью решение двуединой задачи:

— ликвидация бедности среди населения независимо от расовой принадлежности;

— ликвидация расовой монополии на отдельные виды экономической деятельности.

На деле, НЭП был весьма умеренной формой позитивной дискриминации. Конечные результаты этой политики были не вполне справедливы по отношению к малайцам, находившимся в незавидном положении. Только убежденные расисты и те, кто верит в принципы «победитель получает все» и «каждый — сам за себя» могли бы считать НЭП несправедливой политикой. В целом, НЭП являлся воплощением принципа позитивной дискриминации, сформулированного в США, который в последние годы воплощался с переменным успехом.

Те люди в правительстве, которые занимались планированием и формулированием политики, не представляли себе, сколь огромной была задача, за решение которой они взялись. Во-первых, они клятвенно пообещали, что перераспределение национального богатства не будет осуществляться путем экспроприации собственности, принадлежавшей представителям других рас, и наделения ею бедных слоев населения. Общеизвестно, что экспроприация собственности использовалась коммунистами и социалистами, а коммунизм и социализм расценивались в течение довольно долгого времени, даже на Западе, как довольно-таки уважаемые политические учения. Так что идеи и достижения Новой экономической политики должны рассматриваться с еще большим уважением на Западе и во всем мире.

Чтобы сделать материальные блага достоянием обездоленных, их надо откуда-то брать. Люди, занимавшиеся в правительстве планированием, решили, что их источником должны стать вновь созданные материальные ценности. Необходимо было увеличить общий размер экономического пирога и из вновь созданной «порции» выделить малайцам большую долю. В этом случае их благосостояние росло бы более быстрыми темпами, и малайцы смогли бы догнать немалайцев. Если бы благосостояние обеих групп населения росло одинаковыми темпами, то неравенство между ними не только сохранилось бы, но и стало бы еще больше. В 1970 году на долю малайцев приходилось всего лишь 2.4 % национального богатства страны, из которых 1.6 % находилось в собственности частных лиц, а остальное, — в доверительном управлении. Немалайцы располагали 34.3 % национального богатства. Если бы национальное богатство, которым владели эти группы населения, увеличилось на 100 %, то разрыв в уровне экономического развития между общинами продолжал бы увеличиваться. Даже если бы доля малайцев увеличилась на 100 %, а некоренных жителей — только на 10 %, то разрыв между ними все равно увеличился бы. При этом экономика страны в целом росла бы, что, разумеется, было критически важным фактором успеха НЭПа, но также затрудняло бы увеличение доли малайцев в национальном богатстве. Кроме того, предусматривалось, что НЭП будет продолжаться только 20 лет. За это время необходимо было увеличить долю малайцев в национальном богатстве страны более чем в 12 раз, причем в условиях, когда размеры экономики страны, которая росла в среднем на 7 % в год, удваивались бы каждые 10 лет.

Провозгласить своей целью увеличение доли малайцев в национальном богатстве страны было куда легче, чем добиться этого на деле. Дело даже не в том, что намеченная цель была слишком амбициозной: сама мысль, что люди, не имевшие ни квалификации, ни опыта коммерческой деятельности, смогут добиться более высоких темпов роста благосостояния, чем те, кто уже обладал высоким уровнем квалификации и опытом, казалась нереальной. Как уже упоминалось ранее, малайцы не только не обладали навыками, необходимыми для ведения бизнеса, но и сильно страдали от отсутствия уверенности в своих силах. Даже предоставив малайцам возможности для развития бизнеса и необходимую государственную поддержку, даже осуществляя политику позитивной дискриминации, полной уверенности в том, что они смогли бы воспользоваться этими возможностями и добиться успеха, не было.

К тому же правительство, занимаясь планированием и осуществлением НЭПа, не имело полной ясности относительно того, как добиться осуществления поставленных задач. Оно выделяло малайцам правительственные контракты, лицензии, разрешения на импорт, акции и т. п. безо всякого разбора. Оно основывало правительственные корпорации, а потом создавало этим корпорациям условия для ведения бизнеса. Правительство создавало монополии, учреждало агентства и правительственные органы, которые управлялись правительственными чиновниками, которые, на самом деле, ничего не понимали в бизнесе. Тем не менее, некоторые позитивные результаты в плане увеличения доли малайцев в национальном богатстве страны были достигнуты. Если до начала НЭПа малайцы владели весьма незначительным числом акций правительственных и частных акционерных компаний, то с началом осуществления НЭПа акции различных компаний стали выделяться малайцам, приобретаться ими лично либо теми учреждениями, которые были основаны правительством, чтобы представлять их интересы.

По мере того как НЭП набирал обороты, стали использоваться более изобретательные методы перераспределения национального богатства. Во всех этих мерах имелась некоторая доля дискриминации в пользу малайцев и других коренных жителей, каждое такое нововведение являлось шагом на пути к достижению задач НЭПа. Показательно, что претворение в жизнь НЭПа и сопутствовавшая этому дискриминация не оказывали негативного влияния на темпы экономического роста. На деле, рост экономики Малайзии ускорился. Несмотря на экономический спад в середине 80-ых годов, с 1971 по 1990 год средние темпы экономического роста составили 7 %, что намного превышало темпы роста населения страны.

Малайцы стали жить куда богаче, доходы выросли практически у каждого жителя, безработица фактически исчезла, удалось почти полностью ликвидировать бедность. Несмотря на наличие дискриминации, никто не чувствовал себя обделенным в результате проведения НЭПа. В стране всего хватало на всех, — не только местным жителям, но и двум миллионам иностранных рабочих. И не все они были малооплачиваемыми рабочими, — в Малайзии нашли работу многие иностранные специалисты и руководители, которые работали не только в иностранных, но и в местных компаниях.

Даже если НЭП и не был непосредственной причиной роста благосостояния, то уж во всяком случае, и не препятствовал экономическому подъему страны и приумножению материальных благ. Оказалось, что позитивная дискриминация не только способствует перераспределению национального богатства в пользу обездоленных, но и вполне сочетается с процветанием государства в целом, включая и тех его граждан, которые не пользуются особыми льготами. Никто в Малайзии и не помышлял о том, чтобы оспаривать в суде дискриминацию, допускавшуюся в период НЭПа. Некоторые политики пытались возбудить недовольство по отношению к НЭПу, но решительная поддержка населением правительства Национального фронта, которое сформулировало и проводило в жизнь НЭП, показывала, что НЭП являлся такой формой позитивной дискриминации, которую полностью поддерживали все жители страны, принадлежавшие к различным расам.

Как указывалось ранее, представления людей о справедливости могут быть разными. Уважение к закону со стороны некоторых законодателей и экспертов в области права не раз вынуждало многих их них закрывать глаза на те случаи, когда соблюдение закона означало явную несправедливость. Тем не менее, вместо того, чтобы отменить или изменить несправедливые законы, они настаивали на их святости и нерушимости. Верховенство закона необходимо, но оно не должно ослеплять нас в тех случаях, когда законы порождают несправедливость.

Если взглянуть на некоторые законы эпохи средневековья, можно прийти к выводу, что они были несправедливы: людей вешали даже за такие незначительные преступления, как кража овцы. Даже сравнительно недавно, в XIX столетии, в западноевропейских странах смертная казнь применялась за бесчисленные преступления. И сегодня смертная казнь применяется во многих штатах США, хотя большинство стран Запада отказалось от ее использования, придя к выводу, что исключительная мера наказания является негуманной. Очевидно, что взгляды людей на протяжении столетий постоянно менялись. Страны, которые сегодня осуждают позитивную дискриминацию как несправедливую меру, практически, являются теми же самыми странами, которые в прошлом поддерживали существование рабства, а после его отмены, — сегрегацию и преследования негров на основе печально известных законов Джима Кроу (Jim Crow). (Прим. пер.: так назывались в США законы, регулировавшие расовую сегрегацию на Юге США с 1877 по 1954 год, когда Верховный Суд США признал ее противоречащей Конституции) Их понятие о справедливости базируется на принципах всеобщего равенства, независимо от последствий; их интересуют только средства, а конечный результат им совершенно безразличен.

Любопытно, что это те же самые люди, которые бесконечно рассуждают об «одинаковых правилах игры для всех» как воплощении справедливости. Для них не важно, что участники игры не равны, что на ковре борются карлики и гиганты, что гиганты являются экспертами, а карлики — начинающими. Раз правила игры для всех одинаковы, то ее результаты — справедливы. Если же карлика ожидает поражение, если он и на самом деле проигрывает, то результат игры все равно является справедливым, потому что правила игры одинаковы для всех. И те же самые люди, которые доказывают справедливость «одинаковых правил игры для всех», не возражают, когда им дают фору при игре в гольф, не замечая каких-либо противоречий в своих рассуждениях.

Мы в Малайзии считаем, что обездоленные заслуживают особого отношения. Мало сделать правила игры одинаковыми для всех, — надо еще добиться, чтобы игроки были под стать друг другу. Если игроки не равны, следует дать фору в виде дискриминации в пользу слабых за счет сильных игроков, обладающих преимуществом. Рассуждая о справедливости, мы в Малайзии принимаем во внимание и смягчающие обстоятельства. Важно не слепо следовать принципу, а применять его, отдавая себе отчет в том, что его воплощение в жизнь может привести к тем самым результатам, которые применение этого принципа должно предотвращать.

НЭП в Малайзии был формой позитивной дискриминации, при которой упор делался на конечные результаты; это был как раз тот случай, когда цель оправдывала средства. Признав, что распределение национального богатства между различными расами, проживавшими в стране, было несправедливым, мы сознательно пошли на несправедливость, чтобы добиться справедливого и равномерного распределения материальных благ.