Враг наступает

Враг наступает

Через два часа после посадки наша группа получила задание. Первый боевой вылет! Я пишу о нем много лет спустя, когда впечатления сильно потускнели. И все же…

Нам поставили задачу — штурмовым ударом с воздуха остановить продвижение колонны вражеских войск. Наскоро изучив маршрут, взлетели. Наше звено возглавляет строй эскадрильи. Хочется поскорее увидеть передний край. Сличив карту с местностью, отмечаю, что мы находимся точно над тем местом, которое у меня отмечено двумя параллельными линиями — синей и красной. Смотрю на землю и вижу только пожарища. Ни танков, ни орудий, ни окопов противника. Неужели прошли в тыл врага, не заметив переднего края?

Перевожу взгляд на небо. Оно теперь особенно опасно. Если фашисты появятся, нам, при таком плотном боевом порядке, будет очень трудно отразить их удар: стеснен маневр.

Ведущий группы покачиванием крыльев извещает о приближении к цели. Проходит еще минута, и внизу, на дороге, мы замечаем большую колонну фашистов — автомашины с пехотой, орудия, бензозаправщики. Машинально проверяю положение гашеток, снимаю их с предохранителя.

Пошло в атаку первое звено, за ним — остальные. В прицеле возникают крытые брезентом автомобили, разбегающиеся люди. Нажимаю на гашетку и слышу сухой треск пулеметов. Струи трассирующих пуль хлещут по колонне.

Выхожу из атаки на бреющем. На бортах автомобилей отчетливо различаю черные с белой каймой кресты. Многие машины горят, взрываются бензоцистерны.

Когда кончились патроны, ведущий подал сигнал сбора. Группа, построившись, ложится на обратный курс. Задача выполнена.

Возвратившись домой, оживленно обсуждаем первый полет на штурмовку. Впечатлений так много, что их, кажется, хватит до утра. Командир умело переводит разговор на уроки и выводы. Почему не стреляли вражеские зенитки? Видимо, потому, что мы появились внезапно. Многие летчики говорят о невыгодности плотного строя, который сковывает маневр.

За первым вылетом последовали второй, третий, четвертый… Иногда их было так много, что день казался сплошным воздушным боем.

Задания выполняли разные: вели разведку, штурмовали колонны мотопехоты, сопровождали бомбардировщиков, которые наносили бомбовые удары по танковым клиньям противника. С рассвета до темноты не уходили с аэродрома — в светлое время летали, а потом вместе с механиками готовили машины.

Линия фронта перемещалась на Восток. Наши войска отступили за Днепр. Штурмуя вражеские переправы, мы делали по восемь-девять вылетов в день. Били, пока хватало сил и патронов. Группа редела: зенитный огонь ежедневно выхватывал то одного, то другого товарища.

В августе был сбит Нестеренко. Это случилось при сопровождении бомбардировщиков. Его самолет загорелся от зенитного снаряда и упал. Был ли Коля убит в воздухе или погиб при взрыве машины на земле, мы так и не узнали. Да и какое это имело значение? Ясно было одно: друга больше нет. Только вчера он получил письмо из дому и, прочитав его, поклялся отомстить за погибшего брата. А сегодня… мне было так горько, что я не находил себе места.

В воздушном бою погиб Миша Круглое. Он сражался один против четырех «мессершмиттов». Дрался умело, упорно, однако силы были неравны. Самолет Круглова загорелся. Миша выбросился с парашютом, но купол попал в полосу пламени и вспыхнул.

К осени в группе осталось лишь два самолета — мой и Филатова. Вдвоем мы приземлились на ростовском аэродроме.

 — Уцелели только мы с тобой. Ты теперь за командира, а я вроде начальника штаба, — горько пошутил Филатов.

 — Да, армия наша небольшая, товарищ начштаба, — ответил я. — Только обязанности свои ты выполняешь слабовато. Где боевая документация? Где летные книжки? Выходит, еще далеко тебе до начальника штаба.

Шутки шутками, а на душе у нас было не спокойно. К горечи потери друзей примешивались опасения: как бы нас опять не направили в школу. Разговоры об этом уже возникали. Мы подумывали, а не присоединиться ли к какой-либо соседней части: прилетим, объясним, возьмут. Но решимости сделать этот, казалось бы, простой шаг у нас не хватило, и случилось то, чего мы больше всего боялись. Штаб округа приказал нам возвратиться в школу на инструкторскую работу.

Мы попробовали упросить командующего оставить нас в действующей армии, но он оказался неумолимым.

 — Немедленно в школу, — коротко распорядился генерал.

 — Выходит, отвоевались, — с горечью сказал Филатов, когда мы вышли из штаба.

Школа жила тревожной жизнью. Фронт с каждым днем подходил все ближе. Стали чаще наведываться вражеские самолеты, вскоре нам приказали эвакуироваться в Закавказье. Меня и Филатова оставили прикрывать уходящие из Батайска эшелоны.

С рассветом по одному или парой мы гонялись за «хейнкелями» и «юнкерсами», отражая их атаки. Фашистские бомбардировщики внезапно появлялись из-за облаков, поэтому перехватывать их было не просто. Однажды мне удалось выпустить по «юнкерсу» прицельную пулеметную очередь. Но он лишь преждевременно сбросил бомбы и скрылся в облаках, не получив серьезных повреждений.

Советские истребители старались изо всех сил защитить с воздуха Ростов и Батайск. И все-таки бомбардировщики противника прорывались через наши патрули, наносили бомбовые удары по аэродромам, железнодорожным станциям, промышленным объектам и жилым домам.

Возвратившись как-то с задания, мы зарулили самолеты на стоянку и решили, пока их заправят, сходить в столовую. Но едва я успел снять парашют, как увидел в воздухе «хейнкеля». Он стремительно приближался к аэродрому. С секунды на секунду должны были открыться его люки. Что делать? Бомбы одна за другой отделились и полетели на стоянку.

 — Эти будут наши! — крикнул я Филатову и бросился в сторону. Мы знали, что за время падения бомбы можно, если хорошо бежать, выскочить из зоны поражения.

Когда бомбы засвистели, мы уже лежали, прижимаясь к земле. Один за другим взметнулись фонтаны взрывов. Мой «ястребок» был разнесен вдребезги.

Я очень боялся оказаться «безлошадным». Теперь это случилось.

 — Ты, Сеня, отныне и командир и начальник штаба, — сказал я Филатову. — А мне дорога — в пехоту. Сейчас, брат, с самолетами туго. Видишь, все заводы на колесах.

Словно в подтверждение сказанного по железной дороге проходил эшелон эвакуируемого авиазавода. На платформах лежали фюзеляжи, крылья, стабилизаторы. Но судьба сжалилась надо мной. Однажды на аэродроме появилась штабная «эмка». Из нее выскочил молоденький адъютант начальника школы и передал мне приказание явиться в штаб.

Мы застали там суматоху. Штабисты уничтожали ненужные документы и упаковывали те, которые подлежали эвакуации.

Начальник штаба, пожилой с седеющей головой подполковник, на минуту оторвался от дел.

 — Полетите к месту эвакуации школы, — сказал он. — Аэродромы, заправочные и конечные пункты будут указаны в полетном листе. Ясно?

 — Нет, товарищ подполковник, — ответил я. — Несколько минут назад разбомбило мой самолет.

 — Знаю. Получите другой. Он в ремонте, но работу скоро закончат. Свяжитесь с инженером.

И начальник штаба склонился над картой, дав понять, что разговор окончен.

В канцелярии нам вручили скрепленные гербовой печатью полетные листы. Там был указан маршрут полета Батайск — Баку.

 — Все в порядке, — сказал Филатов, — осталось только получить карты и разыскать твой самолет. В каком он состоянии?

 — Пусть даже в самом плохом. Важно, что я не «безлошадник».

С помощью инженера мы нашли мою машину. Это был школьный, довольно старый истребитель И-16. В свое время он тоже пострадал от бомбежки. Ремонт его должны были закончить только к утру. Ждать меня Филатов не мог и улетел с одной из эвакуирующихся эскадрилий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.