II
II
Поутру стали мы на охоту сбираться. Путь не ближний - по слухам, жил Лось аж за Болотом и за Рекой.
Я сказал:
- Надо короб набить едой - весна ведь, не осень.
А Хорь сказал:
- Это уж я сам.
Залез он в подпол и стал короб набивать, а мы с Совой смотрели-смотрели и говорим:
- Вот ты, Хорь, его и потащишь.
Хорь обиделся. Он сказал, что с неблагодарными скотами больше не станет связываться, а уедет к бабушке на покой. Он, видите ли, трудится за нас в поте лица, а мы, значит, на нем ездим. Сова сказала, что, если он столько будет есть, пусть и вкалывает пропорционально. От последнего ругательства Хорь совсем взбеленился. Он полез из подпола наверх, чтобы нас с Совой коробом порешить, да оступился и ухнул вниз, аж стёкла задрожали.
- Едрит… - донёсся снизу сдавленный хрип, - сволочи вы. Помогли б, что ли.
А когда мы короб вытащили, и Хорь вылез, Сова сказала, что надо к нему (не к Хорю, понятное дело) прибить колёсики. Чтоб потом на верёвке катить и не расстраиваться.
Я сказал:
- А ружьё по очереди нести будем.
А Сова сказала:
- Не-е, мы к нему тоже прибьём колёсики.
А Хорь сказал, что мы дураки и это у нас карма, что охота - дело серьёзное, и что ружьё он привяжет к коробу, чтобы получилась тачанка.
На том и порешили. Пока Хорь ружьё к тачанке привязывал, да с Совою ругался, пошёл я дом запирать. Повздыхал для порядку и повесил на дверь такое вот объявление: БОБРОВ ДОМА НЕТ.
НО ОНИ ЩАС ПРИДУТ!
Никакие мы, конечно же, не бобры. Ни Хорь, ни Сова, ни я даже. Я есть самый-пресамый настоящий Мексиканский Тушкан, и дед мой был Мексиканский Тушкан; а Хорь говорит, что никакой я не Тушкан, а самый что ни на есть суслик. Изумруда, дескать, в шкуре моей нет и я не шанхайский барс и не Лихо Одноглазое, а обыкновенный суслик, леший меня дери. Но, во-первых, Хорь - он, вообще, дурак, это даже Сова понимает. А, во-вторых, какой же я не Тушкан, коли дед у меня эмигрант был и бабка - эта… как её… эмигрантесса, вот. И вообще…
А Бобрами нас прозвали вот почему. Ентот дом построили когда-то ещё бобры (а тогда строить умели, чего уж). А потом ушли куда-то - чёрт-те знает, куда. Плотина их прохудилась, пруд обмелел, а я, шатаясь по свету в молодости, возьми его, да и найди. Стал в нём жить-поживать, потом в дому Хорь завёлся, а потом - глянь-ка - завелася у нас Сова. Правда, по весне, бывает, зальёт боброву запруду, но мы с Хорём нырять уже привычные, да и Сова ныряет. Правда - как, до сих пор ума не приложу. Конечно, у неё мечта есть, но…
Тут меня Хорь прервал:
- Ты, Бобёр, спишь чай?
- Сплю, - говорю. - И тебя в гробу вижу.
Так мы и пошли на охоту.
Для начала надо было из Лесу выйти. Места знакомые, дороги нахоженные, хорошо! Мы с Хорём тачанку катим, а Сова сзади идёт - за ружьём смотрит. Какой сосед ни увидит - кричит:
- Эй, Бобры! Никак на охоту собрались?! Что ль…
- Никак, - говорим и делаем мужественные лица. Сосед в затылке чешет, а Хорь тянет лямку и говорит:
- Вот, помню, лет эдак пять назад…
И начинает волынку, как он на рыбалку ездил. Он там рыбу ловил - во! а потом от медведя драпал и рыбу ему кидал. Домой пришёл злой, мокрый и без рыбы. Мы его с Совою - ругать, а он нам - эту историю. Только с тех пор Хорь столько раз байку эту рассказывал, что и не помнит точно, от кого он там драпал. То это медведь был, то кабан, то ещё кто, а на сей раз оказалось, что трактор. Я, правда, так подозреваю, что он тогда весь день под кустом бессовестно дрых, но тут дождь пошёл и всю ему провокацию испортил.
Вокруг деревья высокие, солнце светит, птицы песни орут - красота, в общем. И чувствуем мы, что никакие мы не Бобры, а отважные Крузенштерны, и что вот так, походя, мы Лося завалим, и тоже споём дикую какую-нибудь, кровожадную песню…
Тут я говорю:
- Неправильно получается. Неинтересно совсем, да. Коли Сова рога возьмёт, так я себе тогда - шкуру.
- На кой ляд тебе она? - спросил Хорь.
- Шапку сошью. Шубу опять же. Или гамак. А лучше - на стенку прибью, и буду показывать. Да мало ли чего? Шкура, она, брат, вещь большая, полезная.
Хорь сопел-сопел и говорит:
- А раз так, то я себе копыта возьму.
Тут даже Сова закашлялась, а я говорю:
- Зачем?!
- Да так, - хитро прищурился Хорь, - говорят, им в хозяйстве цены нет…