Глава четвертая

Глава четвертая

Торговые города и выставочные комплексы – дворцы современных принцесс. В полном соответствии с равными возможностями в получении доступа к широкому ассортименту колбасы, соков, джинсов, кроссовок и очков, сделанных в странах третьего мира, здесь каждая корова может почувствовать себя хозяйкой жизни. Все-таки цивилизация хоть немного облагородила человека. Мне рассказывали, что в средневековых замках стоки канализации и отбросов просто выходили из стен замка. Особы королевских кровей и их двор справляли свои потребности, а результаты их жизнедеятельности изливались прямо на дороги и прилегающую к замку территорию. А за отбросы с кухонь те, кто жил за стенами замков, так просто дрались… (Я не могу вспомнить, от кого и когда я все это узнала, но не сомневаюсь, что на эту тему меня просветил эрудит Марк.)

Я горжусь, что живу в более совершенном и рациональном мире. В современных «дворцах» чернь всегда может позволить себе удовлетворить аппетит дешевым хот-догом или другим разогретым в микроволновке фастфудом. А «конечный продукт» с радостью поглощают общественные сортиры с функцией фотосмыва, способные одновременно обслужить такое количество людей, которое могло бы разместиться в храме Христа Спасителя на Пасхальной неделе.

По словам Марка, французский королевский двор менял место своего пребывания по мере засирания территории вокруг очередного замка. От момента заселения королевских особ и двора в очередную резиденцию до начала эпидемии холеры, источником которой становилось дерьмо и отбросы, обильно изливавшиеся из замка, проходило не больше трех месяцев. После чего двор снимался с места и переезжал в новое обиталище, где к тому времени эпидемия уже прекращалась. Так в течение года королевский двор менял четыре-пять замков. Этот цикл, по сути представляющий собой своеобразный годовой говнооборот, можно наблюдать и в наше время. Модные клубы тоже существуют один, максимум два сезона, после чего тусовка снимается с засиженного и обгаженного места и переезжает в новое модное заведение.

Моя жизнь в качестве выставочной модели тоже подчинена определенному циклу. Он сложнее. Но суть его примерно та же: каждая выставка повторяется не чаще одного раза в год в одном месте. Дерьмо, нанесенное участниками и посетителями прошедшей выставки, должно впитаться, подсохнуть, зарасти, прежде чем это событие снова повторится. Это же правило управляет движением выставок по ограниченному кругу мест, в которых они проводятся.

Впервые работая на Международной выставке ритуальных услуг и похоронных принадлежностей, я уже чувствую себя почти как дома. До этого я уже работала здесь на выставке кожи и меха. В этом же дворце, протяженность которого превосходит взлетную полосу аэропорта Шереметьево, я стояла в костюме баварской крестьянки на выставке «Мясная индустрия» в павильоне «Кишечное сырье». Здесь же я ездила на роликовых коньках во время выставки «Игрушки и игры».

Теперь я изображаю мертвую невесту. В белом подвенечном платье меланхолично хожу среди роскошных гробов, прикасаясь к ним нежно и бережно, словно это золотые раки с мощами святых.

Судя по жизнерадостному виду мужиков, которые толпятся вокруг стенда, на котором я разыгрываю свое унылое одинокое представление, похоронный бизнес переживает эпоху расцвета. Между «миром мертвых», в котором я ласкаю элитные саркофаги цвета «золотой металлик» и даже «хамелеон», и «миром живых», в котором нервно переступают с ноги на ногу солидные мужчины, установлены железные столбики с натянутыми между ними бархатными шнурами. Однако эта символическая граница не защищает меня от непристойных взглядов и пошлых выпадов, на которые не скупятся участники этого действа. Не без интереса я слушаю, как двое верзил в итальянских костюмах увлеченно фантазируют на тему того, как они оттрахали бы меня прямо в одном из гробов. По моим подсчетам, подобные фантазии посещают примерно каждого пятого посетителя этого стенда. Вероятно, именно на такой эффект рассчитывали гробовые маркетологи, которые пригласили меня работать. Кажется, на их языке это называется A.I.D.A. То есть Attention, Interest, Desire, Action – внимание, интерес, желание, действие. (Спасибо Марку!) Теоретически, испытав желание трахнуть меня в гробу, каждый из этих бройлеров, по замыслу маркетологов, вероятно, должен по крайней мере прицениться к одному из этих шедевров погребальных технологий, а в идеале – немедленно купить его, чтобы иметь возможность разнообразить свою сексуальную жизнь дома и хвастаться новым приобретением перед своими гостями, соседями и деловыми партнерами. Реализуется ли эта некрофильская маркетинговая стратегия на практике, мне неизвестно. Но в принципе меня не задевают все эти фантазии, реплики и шуточки, которые долетают до моих ушей, и раздевающие взгляды из-за бархатной загородки. Уж лучше быть мертвой невестой, оттраханной в фантазиях какого-нибудь скучающего торговца подмосковными коттеджами, чем каждый день подвергать свой мозг извращенному насилию в каком-нибудь офисе. По крайней мере, возбуждающего вида живым трупам платят больше. За три дня этого готического парадиза я получу столько же или даже чуть больше, чем получает квалифицированная выдрессированная секретарша, которую в прямом и переносном смысле трахают на рабочем месте по двенадцать часов в сутки, за месяц.

В это же самое время на другом похоронном стенде, где представлены новейшие препараты для бальзамирования, парфюмерия и косметика для покойников, говорящий птеродактиль Марк осуществляет часть своего грандиозного плана по переустройству мира. С недавнего времени мы «путешествуем» по выставкам вместе.

В дорогом кожаном портфеле Марка помимо прочего лежит массивный кляссер, каждый карман которого плотно набит визитными карточками на разные имена. Сегодня Марк выступает под именем Вальтер Глас. Он – совладелец похоронного бюро «Клаус и Глас», оказывающего услуги живущим в Москве католикам и имеющего статус уполномоченного канцелярии Святого престола.

Согласно теории Марка, правильно выбранное имя является главной составляющей успеха любого бизнеса.

– Но, как в любом законе, есть исключения из правил, – вещает Марк в моей голове. – Мне довелось знать одного молодого человека по имени Роман Шитов, который поехал продавать современное российское искусство в Нью-Йорк. Исходя из того, что боґльшая часть современного российского искусства – откровенное и стопроцентное дерьмо, человек с фамилией Шитов должен был бы преуспеть в этом деле. Однако он прогорел! И чтобы как-то исправить положение, взял себе фамилию Романский. Но и с этой фамилией ему не удалось ничего продать. – Марк в моей голове делает секундную паузу, предназначенную для того, чтобы слушатели могли прийти в себя от явленного им откровения, и философски подводит черту: – Впрочем, мне кажется, что в данном случае дело не в фамилии, а в том, что Шитов – просто мудак…

К счастью для Марка, коллекция визитных карточек никогда его не подводила. Сегодня «Вальтеру Гласу» с блеском удалось убедить элитных таксидермистов, занимающихся сохранением и улучшением внешнего вида тушек богатых покойников, в том, что статус конторы, уполномоченной самим Папой Римским, сумеет привлечь к ним новую богатую клиентуру и повысит лояльность клиентов.

И вот уже Марк в компании главного таксидермиста с неестественно ярким румянцем на щеках неторопливо и чинно поднимает бокал с представительским коньяком за успешное начало сотрудничества. Из дорогого кожаного портфеля Марка извлекаются бланки на дорогой бумаге, и сертификаты с золотым тиснением, и громоздкая печать с крестами, перекрещенными ключами и змеящимися лентами, похожая на старинный рыцарский герб.

Через полчаса Марк – Вальтер Глас покидает гостеприимных таксидермистов с тысячей долларов во внутреннем кармане своего строгого, как сутана, костюма. Нарумяненный таксидермист благодарно трясет его величественно, словно для поцелуя, протянутую руку. Потом подобострастно подхватывает его преподобие Вальтера Гласа под локоть, чтобы тот, упаси господь, не споткнулся при выходе со стенда. Вслед за ними идет компаньон таксидермиста, навьюченный двумя объемистыми коробками. В этих ларцах – гордость современной индустрии «художественной обработки» богатых покойников: препараты для бальзамирования, кремы, лосьоны, гели, притирки, духи. Из рук благодарных некростилистов все перемещается в багажник машины Вальтера Гласа. Что произойдет со всем этим добром дальше – ведомо только самому Вальтеру Гласу. Возможно, в тот же день он предстанет в другом месте уже в роли дистрибьютора элитной некрокосметики и, заключив контракт на несколько десятков тысяч долларов, оставит своим новым клиентам опытную партию и увезет с собой предоплату. Не исключено также, что Вальтер Глас сумеет продать весь этот набор кладбищенской косметики в какой-нибудь элитный салон красоты под видом профессиональных косметических препаратов. Фантазия Марка неистощима. Можно только гадать, до чего он додумается на этот раз…

На выставке «Мясная индустрия», где я стою в павильоне «Кишечное сырье» в порнографическом костюме псевдобаварской крестьянки, Марк превращается в корреспондента государственного телеканала Ивана Подгорного, который решительно лавирует между павильонами и людскими потоками в сопровождении оператора с камерой. Журналистский кофр Ивана Подгорного скрывает двух дохлых крыс, внушительный комок спутанных женских волос из парикмахерского салона и еще некоторые предметы, несовместимые с имиджем передовиков колбасно-сосисочной промышленности. Когда через полтора часа после открытия выставки один из демонстрационных павильонов, в котором посетителей кормят сосисками и колбасами, приготовленными у них на глазах, оглашается истошным воплем, журналист Иван Подгорный оказывается в самом эпицентре скандала. Но камера в руках оператора так и не начинает работать: организаторы выставки и хозяева павильона буквально на руках уносят журналистов подальше от шокирующего зрелища. И облегченно отирают пот со своих могучих лбов только тогда, когда Иван-Марк покидает выставку в сопровождении так и не начавшего работать оператора и с определенной суммой в кармане, достаточной, чтобы информация о происшествии никогда не стала достоянием гласности.

На торжество по случаю празднования дня рождения популярной FM-радиостанции Марк притащил меня как гостью мероприятия, которую он представляет всем как княгиню Каджар. Когда гости уже достаточно разогреты дорогими напитками различной крепости и расслаблены многочисленными закусками, выставленными на фуршетных столах, Марк, который на этот раз просто Марк, объявляет начало аукциона, на котором будут проданы личные вещи ведущих радиостанции, музыкальных звезд и реликвии из музея радиостанции.

Стоя на специально сооруженном подиуме, Марк объявляет лоты и без устали лупит деревянным молотком по крышке кафедры, с которой он толкает гостям «уникальные раритеты».

Марк начинает с мелочей:

– Любимая чашка ведущей радиостанции Ксении Стриж! На протяжении пяти лет каждое утро в эфире своей программы Ксения начинала вместе с этой чашкой, наполненной кофе. Начальная цена – одна тысяча рублей. Господа, я напоминаю, что все предметы нашего аукциона снабжены сертификатом подлинности, подписанным руководством радиостанции. Итак, начальная цена – одна тысяча рублей. Кто даст больше?

Марк с нескрываемым интересом зоолога осматривает публику, собравшуюся в небольшом зале.

На третьем шаге аукциона чашка уходит к губастому толстяку за две с половиной тысячи рублей. Марк потихоньку начинает разгонять свою машину исполнения желаний. Торг за два следующих лота – майка Ильи Лагутенко и очки Бориса Гребенщикова – продолжается, как мне кажется, больше десяти минут. В итоге майку за двадцать пять тысяч рублей покупает подстриженная под ноль девушка в красной лаковой куртке. А очки за шестьдесят тысяч рублей уходят к какому-то банкиру с аккуратной седой бородкой.

Машина исполнения желаний Марка уже работает на всех оборотах.

БАРАБАННАЯ ПАЛОЧКА РИНГО СТАРРА

ЛЮБИМЫЙ ПИДЖАК АРТЕМИЯ ТРОИЦКОГО

МИКРОФОН ВИЛЛИ ТОКАРЕВА

ТРУСИКИ ЮЛИ ВОЛКОВОЙ

Когда трусики Юли Волковой выносят на подиум и Марк без тени благоговения хватает их и торжествующе размахивает ими в воздухе, я с удивлением узнаю в них свои недавно купленные белые трусики «DIM». Мне они обошлись в семьсот пятьдесят рублей. Покупатель, который предпочитает остаться неизвестным, выкладывает за них четыре тысячи долларов!

У меня возникает много вопросов к Марку. Но в этот момент машина исполнения желаний Марка выплевывает нечто, вызывающее настоящую истерику в рядах участников мероприятия. Одна из помощниц Марка выносит на подносе относительно чистый булыжник правильной формы, который Марк три дня назад по-хозяйски подобрал во время нашей прогулки в Нескучном саду. Я начинаю лихорадочно аплодировать. В это время Марк нависает со своей кафедры над залом:

– Десять лет назад, когда наша радиостанция праздновала свой первый день рождения, Люк Бессон преподнес учредителю и генеральному директору нашей радиостанции уникальный подарок – камень из разрушенной стены Бастилии. Потому что день рождения нашей радиостанции приходится на День взятия Бастилии. Сотрудники радиостанции посчитали, что десять лет – это достаточный срок для любого заключенного. Сотрудники радиостанции с честью его выдержали. Теперь этот исторический камень мы готовы передать за символическую плату одному из наших слушателей…

Через три часа, когда весь этот спектакль закончен, Марк с видом всезнающего филина сидит в старинном кресле – единственном приличном предмете интерьера в его съемной квартире. Я уже не являюсь княгиней Каджар, поэтому могу кричать и задавать вопросы. Но с Марком это занятие превращается в настоящий театр абсурда. Его невозможно ни смутить, ни вывести из себя, ни заставить оправдываться. Его голос звучит как воскресная проповедь архиепископа. В отличие от христианства религия Марка дает не только ответы на все вопросы, но и практически воплощает любые желания тех, на кого Марк ниспосылает свою божественную благодать.

– Малышка, я не понимаю, почему ты зацикливаешься на таких несущественных вещах, как принадлежность трусов или происхождение камней… Разве Господь не учит нас, что душа не больше ли пищи, а тело – одежды? Разве вера измеряется весом камней или размером трусов?! – В голосе Марка появляется какая-то истовость. – Я помогаю людям ОБРЕСТИ МЕЧТУ, – с особым выражением произносит Марк. – Неужели ради исполнения мечты нельзя пожертвовать такой несущественной вещью, как никому не интересная информация о том, откуда взялась эта вещь? Ведь лифчик Мадонны тоже не вырос из ее тела: его сшили какие-нибудь итальянские портные. Потом он валялся в какой-нибудь гардеробной размером с Кремлевский дворец. И нет никакой гарантии, что Мадонна его хоть раз надевала – потому что у нее миллион лифчиков. Но если человек готов отдать любые деньги за лифчик Мадонны, почему бы не исполнить его мечту?! Ведь Господь накормил пятью хлебами и двумя рыбами пять тысяч человек! Или ты хочешь и ЕГО уличить в обмане?! Неужели Господь, превративший воду в вино, не в состоянии сделать твои трусы тем предметом, который сделает счастливым одного человека? Ответь мне.

Мне кажется, что моя голова сейчас взорвется от этой инфернальной ахинеи, которую Марк изрекает с видом пророка. Поэтому вопрос повисает в воздухе. Но, по всей видимости, он и не требовал ответа.

– Представь себе маленького мальчика, которому не хватало любви и внимания, – вдруг произносит Марк голосом старого сказочника. – Представь себе, как он плакал, когда просыпался один в квартире. Представь его страхи и маленькие детские мечты. Он боялся, что его мама может умереть, как умер его котенок. Ему снились страшные сны, и он боялся ночной тьмы и пустых комнат. Он хотел вырасти сильным. Он хотел когда-нибудь вырасти и найти ответы на все вопросы, и изобрести лекарство, которое вылечит от смерти. И вот он вырос – и узнал, что от смерти нельзя вылечить. Что его мама умрет. И что сам он тоже умрет. Он вытерпел все свои страхи, унижения в школе, боль, несчастную любовь. Он вытерпел все это – и не стал счастливым. Что еще хуже, он понял, что в этой жизни на самом деле никто никому не нужен. И вот у этого взрослого мальчика в жизни, быть может, есть только одна маленькая вещь, которая может сделать его счастливым…

Здесь Марк делает драматическую паузу. И я не выдерживаю и вставляю:

– Да, и эта вещь – мои новые трусы!

Эта дерзость не в состоянии смутить апостола Марка.

– Что именно это за вещь – не имеет никакого значения. Чашка, трусы, автограф Джона Леннона или камень из стены разрушенной Бастилии, засушенный член Гришки Распутина… Мечта не может измеряться примитивными понятиями вещного мира. Если мы даем человеку возможность прикоснуться к своей мечте, разве мы не делаем мир счастливей и лучше?!

Наконец Марк устает от своей проповеди. У меня остается только один вопрос, касающийся его вероучения:

– А ты не боишься, что кто-нибудь из этих осчастливленных тобой «мальчиков» проломит тебе башку каким-нибудь «историческим» кирпичом или забьет тебе в глотку фальшивые трусы? Или засунет тебе в задницу «барабанную палочку Ринго Старра»?

Уже без интонаций божественного откровения Марк миролюбиво отвечает:

– Ну, во-первых, проще доказать подлинность полотна кисти Пабло Пикассо, чем принадлежность чьих-то вполне еще свежих трусов. А во-вторых, не забывай, мы же имеем дело с глубоко закомплексованными людьми, для которых признаться себе в том, что ты купил какую-то дешевку, равносильно смерти. Единственное, что может их оскорбить, это если их подруга или партнер по бизнесу вдруг завтра купят себе шесть пар чьих-нибудь звездных трусов и половину Берлинской стены за несравнимо боґльшие деньги.