Утро туманное

Утро туманное

В 60-е годы популярных артистов мы часто видели по центральному телевидению. Их популярность была невероятной. Но когда звезды появлялись в провинциальных студиях, то с удивлением обнаруживали полное отсутствие суматохи и возгласов:

– Ой, это вы?

У провинциалов собственная гордость…

Борис Штоколов

Однажды в Челябинске гастролировал народный артист СССР Борис Штоколов – прекрасный певец, гордость отечественной оперной сцены. И между прочим, наш земляк, уралец. Тогда Штоколов был еще молод, но уже выглядел чрезвычайно представительно.

Когда он пел, его бас словно обволакивал слушателя. Микрофоны уважают такие голоса.

И вот, перед началом телепрограммы, Борис Тимофеевич признаётся:

– Ребята, я люблю крупные планы!

А я, уже немного попритершийся к «звездам», не спорю:

– Замечательно! Всё дадим крупным планом. А как же…

По графику подается команда в студию, светится табло «Микрофон включен» – передача начинается. В кадре идет средний план, хороший свет – черно-белый, который мне так нравится, микрофон работает…

Звучат несколько произведений. Увлекшись, я совсем позабыл о крупном плане…

Диктор объявляет: – В заключение исполняется старинный русский романс «Утро туманное».

Звучат первые аккорды. Вступает голос певца… Нивы, согласно тексту, печалятся… И тут я, вспомнив про крупный план, имею неосторожность скомандовать оператору: – Наезжай! Камера едет.

– И еще немножечко… Стоп! Камера замирает. В мониторе наблюдаю «поясной» план исполнителя, слышу строки рвущего сердце романса… Потом замечаю изменение ракурса… Камера опять идет на укрупнение.

– Куда? – торможу оператора. Он бормочет в микрофон: – Лично я – никуда, это меня…

А монитор по-прежнему заполнен крупным-прекрупным планом народного артиста. Вот объектив сканирует мощную грудную клетку… Я – опять к оператору, еще настойчивее: – Отъезжай!

– Не могу, – злится оператор. – Он камеру к себе тянет! И тут я соображаю, что происходит. На старых студийных аппаратах спереди, ниже объективов, как хобот у слона, торчал толстенный кабель питания. И Штоколов, то ли в творческом экстазе, то ли из любви к «крупнякам», схватился за этот электрический шланг, а объектив-то был широкоформатный. Техники в панике: – Лёня, мы видим печень! Я кричу оператору: – Отъезжай!

И вижу, как между ним и певцом начинается нечто вроде состязания по перетягиванию каната. Причем оператор тянет сознательно, а Штоколов, похоже, бессознательно. Он-то не видит, что происходит в кадре. А мы видим огромное нёбо певца и другие детали вокального аппарата – в общем, цех по производству «Утра туманного», хотя смотреть это было невозможно. Наконец, оператор вырвался, отъехал, но камера еще долго дергалась, словно не могла отдышаться. Это было невероятно!

Борис Тимофеевич, несмотря на то, что очень скучал без соседства камеры, достойно закончил романс. И потом, уже за кадром, спросил:

– Ну, как получилось?

Что можно было сказать дорогому гостю?

– Замечательно! Крупные планы – просто прелесть, – отвечал я.

Но оператор и камера еще долго не могли успокоиться.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.