Глава девятая

Глава девятая

Если удавалось, Крылов выезжал отдыхать непременно в родные симбирские места. Выкроилось время для поездки и летом 1910 года. В Теплом Стане Крылов повстречался с дальним родственником Володей Филатовым. Взяв с собой собаку по кличке Спорт, они пошли побродить по окрестностям. Филатов замешкался и потеря! Крылова из вида, а скоро услышал какой-то странный его призыв:

«Володя, на помощь! Лось! Брось!» «Не загнал ли Спорт жеребенка в воду?» — подумал я и бросился к озеру. Предо мной открылось необычайное зрелище: посередине неширокого озера по грудь в воде стоял Алеша, обняв за шею молодого лося, которого я тотчас отличил от моего воображаемого жеребенка по характерной губе и ушам… Возглас «лось» относился ко мне, а «брось» — к собакам».

Так вспоминал о днях отдыха, проведенных вместе с Крыловым, знаменитый на весь мир доктор-окулист академик Владимир Петрович Филатов.

В охотничьем азарте атаковав вручную лесного красавца, два академика, мужчины сильные, ловкие, скорые на точные решения, оказались в плену у лося, так как он, с огромными усилиями выведенный на берег, повел себя непонятным для ученых мужей образом. Лось «поднял свою дотоле понурую голову и начал преспокойно жевать ветки ивняка, которые он спешно запихивал в рот своей огромной верхней губой. На нас — ноль внимания! Ми начали подталкивать его в озеро, хлопать в ладоши; он не реагировал и на лай собак, не подходивших близко, и ласково косился на нас своими выпуклыми глазами».

Воистину: «Охота пуще неволи».

Человек многоодаренный, тонкий живописец и рассказчик, человек, наделенный всемирной славой и известностью, благодарностью тысяч и тысяч людей, увидевших при его помощи земной мир буквально, Филатов с благоволением и восхищением относился к Крылову, называя его «великим сыном нашей Родины».

Описанный Филатовым случай на охоте — редчайший не только по исключительности происшествия, но и потому, что последние годы Крылов никак не мог вырваться отдохнуть в родные края. Свободные от лекций в Морской академии летние месяцы требовали более интенсивной, чем зимой, рабочей отдачи то в бассейне, то на стапелях, не говоря уж о внимании к «45 000 одуряющих входящих» бумаг в Морском техническом комитете. Но если нельзя выкроить время для нормального отдыха, он будет организован чисто по-крыловски:

«Чтобы чем-нибудь отвлечься, я решил ввиду приближения кометы Галлея обстоятельно изучить метод Ньютона определения параболической кометной орбиты по трем наблюдениям. Это доставляло мне отдых и если не развлечение, то отвлечение…» — писал ученый.

Трехчасовое «отвлечение» от повседневности — ежедневный отдых Крылова — в осмыслении ньютоновских «Начал». Автор перевода, между прочим, снабдил эту работу на отдыхе 200 оригинальными примечаниями и дополнениями. Об этой работе Крылова, например, профессор Н.И. Идельсон написал следующие слова: «Мы утверждаем, что такого перевода Ньютона с латыни на новый язык ни по-французски, ни по-немецки, ни даже по-английски не существует».

Вскоре после освобождения от поста председателя Морского технического комитета Крылов при смене морского министра получил предложение нового, а им стал. И.К. Григорович, быть у него генералом по особым поручениям. Предложение было принято не из-за престижности новой должности, а потому, что, исполняя ее, Крылов мог наблюдать и влиять на строительство флота. В известной мере новая должность позволила Крылову даже более усилить влияние на все морские дела, чем это было прежде.

С началом учебного 1910 года Крылов стал читать теоретическую механику в Институте инженеров путей сообщения. Для чтения курса им были написаны «Кинематика», «Динамика точки» и «Динамика системы точек и твердого тела». Сведенные в литографированный сборник, эти работы в мгновение ока стали библиографической редкостью.

Наблюдательная поездка в Европу, совершенная в это время и оформленная как командировка в Брюссель па Всемирную выставку, дала «свободному» генералу Крылову материалы не только для кабинетных размышлений. Выводы при тщательном анализе их совершенно определенны: Германия вовсю готовится к войне, подчиняв ее нуждам даже коммерческие причалы Антверпена.

— Но не слишком ли категоричны ваши выводы, дорогой Алексей Николаевич, — Германия против нас? — спросил, как бы еще раз желая убедиться, морской министр.

— У меня нет ни малейшего сомнения, ваше превосходительство, война, к сожалению, неизбежна, и я прошу доложить мое мнение его величеству.

— Но, дорогой Алексей Николаевич…

— Простите, ваше превосходительство, я исполнил свой долг, и меня не смущает, если я окажусь на одной скамье по соседству с адмиралом Бирилевым, буде окажусь достойным — там место тихое…

Последствия доклада были совершенно неожиданны: 6 декабря 1911 года Крылов был произведен в генерал-лейтенанты, а морской министр удостоен генерал-адъютантства.

Вслед за этим внеочередным пожалованием последовало и предложение со стороны морского министра Крылову составить доклад Государственной думе об ассигновании на развитие флота 500 миллионов рублей.

Это предложение имело, правда, небольшую предысторию. Обрадованный высочайшим вниманием, морской министр Григорович обещал царю, что вопрос об ассигнованиях не вызовет в Государственной думе каких-нибудь нежелательных эксцессов. Ознакомившись же с тем, что ему приготовил для выступления Морской генеральный штаб, министр обомлел — за сухими, чванливыми и безоговорочными фразами доклада он увидел не только неисполнение своих заверений, но и отставку. И такая ему представилась отставка, что удел адмирала Бирилева, о котором напомнил генерал Крылов, мог показаться даром небесным. Не более чем показаться: как всякий моряк, он был суеверен, но не до такой степени, чтобы ждать ниспослания даров.

С простодушно-прямолинейным Бирилевым прямолинейно и поступили. На совещании в присутствии царя обсуждался проект создания Морского генерального штаба. Одобряя проект, большинство из выступающих, разумеется, не без скрытого умысла, подчеркивали, что точно так же организован Морской Генеральный штаб в Германии. Ничего более остроумного министр в своем возражении не придумал, как воскликнуть: «Мало ли что в Германии, ведь у них Вильгельм!» Намеренно или нет он забыл о родственных узах между Николаем Вторым и Вильгельмом, неизвестно, но, когда адмирал вернулся с совещания домой, там ждал его приказ о назначении членом Государственного совета.

Впрочем, Бирилев — это Бирилев, а какое благоугодное повеление ему, Григоровичу, в наказание последует, неизвестно. В отчаянии как-то сама собой всплыла надежда: спасти положение мог только генерал Крылов, только его ясная логика, простые доводы могут убедить разноголосых думцев. Он один подготовит и доклад в столь короткий срок.

Сила крыловского воздействия буквально очаровывала. Примеров тому — больше чем достаточно. Ее испытал на себе и член-корреспондент АН СССР Т.П. Кравец, слушая выступление генерала Крылова на заседании Московского математического общества: «У доски стоит высокий ростом, с окладистой черной бородой, с хорошей строевой выправкой, с хорошими командными нотками в голосе человек. Он пишет — необычайное для военного дело — целый ряд шестикратных интегралов и выводит из них простые механические и физические следствия, вплоть до числовых результатов. А мне, недавно вернувшемуся с японской войны и испытывающему обаяние настоящей хорошей воинской дисциплины, так и представляется, что А.Н. командует всеми этими уравнениями и интегралами и они по его команде послушно сами проделывают все те преобразования, которые он им указывает».

Крылов написал доклад. Григорович прочитал его на заседании Государственной думы при полном ее внимании. В докладе так убедительно просто прозвучали крыловские аргументы, что подавляющее большинство депутатов проголосовало за предоставление нужных ассигнований. Даже Гучков, признанный думский демагог, словом не возразил. Безысходность заставила Григоровича стать красноречивым. Доклад потряс слушателей и тем, что при сложившейся ситуации Германия легко займет Петербург и — главное — по контрибуции конфискует все частные капиталы. Контрибуционное право было столь живописно преподнесено, что ни о чем другом, кроме охранения собственных капиталов, депутаты-толстосумы и не думали.

Разумеется, эта незначительная часть доклада рассчитывалась на психологическое воздействие. Суть его состояла в другом. Уже вступлением он вышел за рамки, ему уготованные. Вместе с «Запиской по обороне отечественных рубежей» он явился тактико-стратегической основой для комплексной защиты побережья Финского и Рижского заливов и Балтийского моря, а также ключом к новому управлению эскадрами на их просторах.

Крылов не уставал повторять: «Часто говорят, что для указанной выше главной задачи флота — обороны Балтийского побережья — достаточно иметь минные суда и подводные лодки и что больших боевых судов не надо.

Такой взгляд неправилен. Флот не может получать одностороннего развития одних типов судов в ущерб другим, надо иметь суда всех типов и в определенной пропорции».

С чьей-то легкой руки, отчасти и от нерасшифрованных его собственных высказываний установилось мнение, что Крылов не любил быть администратором, считал работу по управлению чем-то второстепенным, отнимающим время у истинного творчества. Да, он ненавидел управлять всем тем, что напоминало собой пустопорожние португаловские измышления о корабле, но настоящую административную деятельность он любил и отдавался ей безоглядно.

Крылов состоял заведующим Опытовым бассейном в сделал все, чтобы руководимый им объект стал центром научно-исследовательских работ. Он стал главным инспектором кораблестроения и совершил максимум, чтобы подчиненный ему аппарат из организации фиксирующей превратился в творческую; порукой тому, помимо созданного первоклассного флота, десятки известных наших судостроителей, и среди них такие выдающиеся, как Бубнов, Шершов, Папкович, Шеманский. Он принял дела Морского технического комитета и вел их крупномасштабно, творчески, воистину по-государственному. И не случайно, что вслед за отставкой с поста в апреле 1910 года уже в мае Крылов избирается почетным членом МТК (Морской технический комитет. — В. Л.).

Он досконально изучил русское право от Ярослава Мудрого до Петра Белиного отнюдь не забавы ради. На память, не прибегая к тексту «Свода законов», он применял и букву и дух их в его, крыловской оригинальнейшей трактовке, которая всегда одерживала верх.

Министр отказал в производстве в лейтенанты флота одного толкового изобретателя. Разумеется, отказная на рапорте, прежде чем быть начертанной, подкреплена юридической справкой. Мотивировка отказа: недворянское происхождение представляемого и прежний род его занятий. На этот «мотивированный» отказ последовало возражение генерала Крылова: «Сословные ограничения относятся к приему в привилегированные учебные заведения: Пажеский корпус, Морской корпус, Училище правоведения, Лицей и пр., но не относится по закону к приему в юнкера флота.

Производство в офицерские чины зависит от «высочайшей воли», и нет оснований ее заранее ограничивать.

Генерал-адъютант граф Евдокимов был из крестьян и начал службу рядовым.

Адмирал С.О. Макаров был сыном прапорщика ластовых экипажей, начавшего службу матросом.

По закону «всякое изобретение или открытие есть собственность того, кем оно сделано», и, следовательно, останется таковой, пока это изобретение не будет отчуждено в пользу государства.

Работа по изобретениям есть полезная деятельность офицера, прошло то время, когда платный труд считался позором, а праздность — добродетелью.

Присоединяясь к представлению прапорщика по Адмиралтейству Подгорного к производству в лейтенанты флота, прошу указать законные поводы к отказу с вашей стороны, кроме дискреционной власти Вашего высокопревосходительства».

Были крыловские возражения министру с истолкованием закона и в совершенно неожиданных ракурсах. Вот один из них:

«Заодно позволю Вам словесно доложить одно дело. Генерал-майор А.Ф. Бринк состоит в чине 12 лет и в должности главного инспектора морской артиллерии 8 лет. Он имеет все права на производство в генерал-лейтенанты, надо только «удостоение начальства». Я его представил в декабре 1908 г. Вы мне обещали мое представление поддержать. Он произведен не был. Я его вновь представил к производству на новый год. Вы уже были министром, обещали представить к производству. Произведен он не был. Я представил его к пасхе, произведен он не был. Случайно в одной из самых черносотенных газет, руководимой экстраправым членом Государственной думы, я заметил намек, что Бринк поляк и как таковой способен и подозревается в государственной измене.

Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю, — если к царскому дню в мае Бринк в генерал-лейтенанты произведен не будет, я Вам подам рапорт о предании его суду по обвинению в государственной измене, ибо как председатель Морского технического комитета я не могу терпеть, чтобы над главным инспектором морской артиллерии даже намеками тяготело подозрение в государственной измене, которому Вы, видимо, придаете веру, систематически не давая ходу моим представлениям.

Положить этот рапорт под сукно Вам не удастся, ибо одновременно копия его будет мною вручена главному морскому прокурору».

В обоих случаях, как и в сотне других, возражения были приняты, как обоснованные и законные, и делу придавался требуемый ход.

Административной, хозяйственно-организаторской службе как основе управления Крылов уделял большое внимание. Он не разделял, а объединял законы управления с законами творческого процесса. Весьма характерен в этом смысле такой факт: будучи уже в солидном возрасте и высоких чинах, Крылов не постеснялся учить азы, а затем, конечно, и постичь таинства двойной итальянской системы в бухгалтерии.

«Я помню, — писал Т.П. Кравец, — бесконечные разговоры и споры в далекие годы со своим учителем П.Н. Лебедевым о том, какой тип развития человека следует признать нормальным. П.Н. ненавидел системы, ставящие себе целью «создать тип всесторонне развитого человека». По его мнению, которое он защищал со страстностью, нормальным типом развития является такое, когда человек с самого начала не ставит себе задач о полном овладении всей суммой человеческих знаний, а стремится продвинуть научное исследование вперед в одной какой-нибудь, хотя бы очень узкой, области знания. Дальше уже идет вопрос таланта: если человек талантлив, то вокруг этого стержня своей специальности он расширяет свои работы до очень широких, иногда до мировых масштабов. Если он не талантлив, то остается довольно узким, но хорошим и полезным специалистом.

Так вот, если бы к теории П.И. понадобилась иллюстрация, то нельзя было бы придумать более убедительную и блестящую, чем пример А.Н. Крылова».

Можно лишь заметить, что на всех административно-хозяйственных должностях Крылов не получал каких-либо денежных прибавок к его основному профессорскому окладу в Морской академии.

В сорок лет он начинает участвовать в работе физико-математического отделения Российской академии паук. Его сообщение об изобретенном планиметре-топорике для измерения площадей фигур и приборе для решения уравнений было напечатано в академических трудах. Для «большой» академии Крылов пишет книгу по теоретической механике, значительно расширяет и дополняет признанную во всем мире «Теорию корабля». На чтение Крыловым курса «О некоторых дифференциальных уравнениях математической физики, имеющих приложение в технических вопросах» без чинов пришли известные профессора и академики.

К ученому шло заслуженное всеобщее признание. В 1914 году Русское физико-химическое общество избрало А.Н. Крылова своим президентом.

Вскоре по предложению великого Н.Е. Жуковского Московский университет присудил Крылову степень доктора прикладной математики, а Академия наук избрала его своим членом-корреспондентом.

Но по-прежнему тишь профессорского кабинета делилась им с грохотом и шумом стапелей Балтийского, Обуховского и Металлического заводов — с них вот-вот должен был начаться спуск самых быстроходных в мире миноносцев типа «Новик», собирались линейные крейсера «Измаил», «Наварин», «Бородино», «Кинбурн», бубновские подводные лодки типа «Акула».

Массивная, привлекательной стати, энергичная фигура генерала Крылова, казалось, не ведала устали. Не уставал и мозг: решения больших технических задач, принимаемые ученым, как быстры, так и верны. Он бегло просматривает проект свайной сбойки под Ижорскую верфь и, уточнив распределение свай под несущими конструкциями будущих стапелей, рекомендует сократить их число с 8 тысяч до 4500 штук. Эта молниеносная рекомендация позволила почти вдвое ускорить строительство и удешевила его на 90 тысяч рублей.

А часа три спустя он хохотал от души над словами легкового извозчика. Пролетка, следуя по Дворянской улице к Каменноостровскому проспекту, приближалась к дворцу балерины Кшесинской. Говорливый возница, подбодренный вниманием к своей особе со стороны важного генерала, как говорится, бил не в бровь, а в глаз: «Дом-то какой, слышь, царская фря построила… нажила».

Генерал спешил на представительное совещание по судостроению. Правда, он убежденно считал, «что производительность работы комиссий обратно пропорциональна числу ее членов», но на этот раз поторапливался, потому что придется сразиться со «знатоками» технических усовершенствований из министерства финансов. Образная прямота слов извозчика — добрая подзарядка к собственным заявлениям… Право, ну как сдержаться, его превосходительство господин Ланговой с ученым видом чепуху порет: «Зачем бассейну мощные прессы? У нас есть лаборатории при Институте путей сообщения; надо вам испытать — послать туда планку, там испытают и пришлют вам данные.

— Ваше превосходительство, у вас есть карманные часы?

— Есть.

— Зачем же вы их носите, вон окна вашего кабинета, а вон адмиралтейская башня и на ней часы; надо вам знать время, пошлите сторожа, он посмотрит и вам доложит. При постройке новых дредноутов придется испытывать многие тысячи планок, и штабконтроль нужен для проверки прессов на заводах, поставляющих нам материалы».

Но его превосходительство господин Ланговой, представитель министерства финансов, пользуясь своим правом открывать или нет субсидирование на технические новшества, гнет свою линию. И, нисколько — не смущаясь, продолжает поучать, возражая против газовой резки на Ижорском заводе:

— Ведь вам нужен кислород, а вы, сверх того, добываете ненужный вам водород да еще требуете компрессор для его сгущения, опять ненужные расходы.

— Ваше превосходительство, с этим вопросом вам нужно обратиться к господу богу, зачем он воду сотворил так, что если от нее отнять кислород, то останется двойной объем водорода. Близ Ижорского завода воздухоплавательный парк, которому нужен водород. Ижорский завод, вместо того чтобы его выпускать в воздух, и будет его поставлять воздухоплавательному парку. Это все пояснено в проекте и доставит серьезную экономию; прежде чем возражать, следовало проект прочесть».

«Принесло ли пользу государству Совещание по судостроению, — комментирует в «Воспоминаниях» Крылов, — я не знаю, но оно приносило большую пользу ловкому чиновнику».

А их было очень много, ловких чиновников. Его превосходительство представитель министерства финансов Ланговой был не последним, но и далеко не первым среди них. Ему, например, до великого князя Сергея, начальника Главного артиллерийского управления, а точнее, до великокняжеской метрессы балерины М. Кшесинской, бравшей от имени Сергея «пачечки штук в сто «катенек» (сторублевок)», было очень и очень далеко.

Но дело все-таки шло, новые боевые корабли бороздили в испытательных походах свинцовые балтийские воды. В том особая заслуга ученого и патриота Крылова.

«Читая и слушая речь Алексея Николаевича, — писал академик А.С. Орлов, — чувствуешь, что он шествовал по своему жизненному пути, как бы наступая, ломая препятствия непреклонной волей, неустанным трудом, неистощимым вниманием, неизменной трезвостью ума».

Упомянутые линейные крейсера, каждый в 30 тысяч тонн водоизмещением, проходили проектное укомплектование. Встал вопрос и о снабжении их недавно появившимися успокоительными цистернами Фрама. Это несложное устройство, составленное из двух боковых отсеков, в которых произвольно переливается вода или нефть, и предназначенное для снижения качки корабля, было встречено неожиданно бурными дискуссиями. Они затягивались, и казалось, что решения вопроса не последует никогда.

Крылов вспоминал: «В первых числах февраля 1913 года морской министр созвал заседание комиссии под личным своим председательством.

Опять произошло разногласие во мнениях со ссылками на иностранные источники. Тогда министр спросил мое мнение.

Я сказал следующее:

— Пока комиссия будет в своих суждениях руководствоваться иностранными источниками, она не придет к определенным результатам, ибо неизвестно, при каких обстоятельствах испытания цистерн производились, какие результаты действительно получены, какова их точность, приведены ли они полностью совершенно объективно пли из них сделали выборки для подтверждения того или иного предвзятого мнения. Единственный способ решения поставленного вопроса — это образовать комиссию из наших инженеров и моряков, зафрахтовать пароход, снабженный цистернами Фрама, и поручить комиссии произвести всесторонние испытания в Атлантическом океане, к чему теперь и благоприятное время равноденствия штормов.

Тогда министр отдал следующее приказание:

— Назначаю вас председателем этой комиссии. Фрахтуйте подходящий пароход. Берите в состав комиссии кого хотите, идите, куда считаете нужным, но через неделю от сего числа будьте в море. Денежную часть товарищ министра оформит немедленно без всяких проволочек».

Решителен министр, легок на подъем 50-летний генерал по особым поручениям. Но малоподвижны передаточные звенья чиновничьего аппарата. И невозможно в «Воспоминаниях» не рассказать, как действовал Крылов, руководствуясь поговоркой: «Столб нельзя перепрыгнуть, но обойти можно». Главный морской штаб должен был оформить все паспортные формальности.

«В понедельник 11 февраля получаю из штаба вместо командировочного (дипломатического) паспорта, избавляющего от всяких таможенных формальностей, простой гражданский паспорт. Иду в штаб, получаю ответ, что командировочный паспорт выдается лишь с «высочайшего соизволения» и что ранее как через две недели он получен быть не может». Заметим, что именно глава этого штаба контр-адмирал Эбергарт особенно усердствовал и через министра Воеводского забрасывал Морской технический комитет пустыми запросами. На одном из таких запросов Воеводский и написал о превышении прав председателем МТК (Морской технический комитет. — В. Л.). Тогда Крылов представил министру разъяснения, а при личном докладе сказал дополнительно: «Вас подвели, но вы поступили, как поступают гувернантки, — Коля прибежал с жалобой на Алешу, сейчас же Алешу в угол, но ведь вы — министр, а не гувернантка». На этот раз генерал Крылов к министру Григоровичу, не в пример Воеводскому весьма ценившему особого порученца, за командировочным паспортом не пошел, а поступил следующим образом: «Иду через Дворцовую площадь в Министерство иностранных дел.

Прошу меня проводить к начальнику канцелярии министерства. Меня с утонченной вежливостью принимает чиновник со звездой на боку, т. е. в генеральском чине. Узнав, что мне надо, говорит, что по этому делу надо обратиться в первый департамент. Иду в первый департамент, принимает меня с такой же дипломатической любезностью вице-директор и говорит, что мне надо обратиться во второй департамент. Иду во второй департамент, принимает сам директор и говорит, что мне надо обратиться в канцелярию. Итак, круг замкнулся.

Выхожу в коридор, стоит курьер, нос луковицей, ярко-красный. Подхожу, сую в руку пятирублевым золотой:

— Скажите, голубчик, мне надо получить командировочный паспорт и пропуска на пятнадцать мест разных вещей, чтобы их в немецких таможнях не досматривали. Ваши генералы меня от одного к другому гоняют, никакого толка не добьюсь, проводите меня к тому делопроизводителю, который этими делами ведает.

— Пожалуйте, ваше превосходительство, это Иван Петрович Васильев.

Вводит меня в контору, где сидели чиновники и машинистка, и начинает ему объяснять техническим языком, что мне надо:

— Вот, Иван Петрович, его превосходительство изволит ехать в Гамбург. Им надо командировочный паспорт и открытый лист на пятнадцать мест вещей.

Подходит Васильев к конторке, открывает ее, и я вижу в ней кипу паспортов, вынимает один из них:

— Фамилия, имя, отчество вашего превосходительства?

Вписывает и вручает мне паспорт, выдаваемый только с «высочайшего соизволения».

— Вещи у вас с собой?

— Нет, их сорок пять пудов, они на заводе.

Обращается к курьеру:

— Петров, возьмите пятнадцать ярлыков, вот этот открытый лист, печать, сургуч, шпагат, одним словом, все, что надо, поезжайте к десяти часам утра по адресу, указанному его превосходительством, и опечатайте все, как полагается.

Поблагодарил я Васильева самыми лестными словами.

На следующий день в 10 ч. утра является Петров со всем своим снаряжением, опечатывает все ящики, как полагается, вручает мне открытый лист, получает пяти-и десятирублевый золотой, величает меня «ваше сиятельство» и, видимо довольный, уезжает».

Чем меньше по количеству членов состав комиссии, полагал Крылов, тем производительнее их труд: 17 февраля вся Особая комиссия по исследованию успокоительных цистерн Фрама вышла в море на борту большого немецкого парохода «Метеор».

Вместо 300 туристов, которых обычно принимал в круиз пароход, теперь на него погрузили всего лишь оборудование и материалы для нужд Особой комиссии: фрамовские гироскопические приборы для записи качки, приборы для фотозаписи качки, фототеодолиты для измерения волн, метеорологические приборы, короче — все то, что было опечатано 15 ярлыками и занесено в открытый лист, с такой легкостью приобретенный председателем комиссии.

«И что без бури океан?» — произнес он лермонтовские слова и дал «добро» капитану Вагнеру, чтобы в точности исполнить приказание министра — быть в море через неделю от числа заседания.

О, это было изумительное для цели испытаний тридцатидневное плавание то на ровной, укачивающей все живое океанской зыби, то в центре шторма ураганной силы, когда рассвирепевший Бискай при помощи всех 12 баллов меняет местами море и небо. А точнее, перемешивая одно с другим, приготовляет для человека то, что, если он спасется, впоследствии им называется кромешным адом.

Не раз, и мысленно и на бумаге, обращался Крылов к той стихии: «Размахи килевой качки доходили до 8° на сторону, при длине корабля в 100 метров казалось, что размахи достигали 20–25°, корабль как бы становился торчмя.

К вечеру ветер несколько отошел к западу, и сила его немного ослабела, так что можно было лечь скулой к волнению и произвести на этом курсе испытание, но нз было возможности, имея под ветром, хотя и в 20 милях, мыс Финистере, поставить корабль лагом к волне. При включенных цистернах и курсе скулой, т. е. 45° к волне, размахи доходили до 24° на сторону. Включение цистерн низводило их до 12–15° на сторону. К полудню 15 марта ветер стих.

По обсуждении накопленного материала комиссия решила наблюдения прекратить и идти без промедления в Гамбург, чтобы сдать пароход, не продолжая фрахтования, обходившегося, не считая расходов на уголь, по 3000 герм, марок (1500 руб.) в сутки».

Применение цистерн было одобрено, «отдых и развлечение» во время их испытании подошли к концу — наступала пора заниматься основным делом. Но не так-то легко было провести четкое разграничение времени. Приближалась война, это вносило в деятельность ученого особые коррективы. То новейший миноносец, спущенный на большую воду, не развил проектной скорости, то… Нет, нет — это очень и очень важно, почему миноносец «Быстрый» из серии «Новик», должный обладать скоростью хода в 32 узла, как на нем не напрягали машину, потерял четырех из них.

В чем дело?

Секрет в спутной волне.

Это она, по Крылову, лишила возможности достигнуть предельной скорости. На ее преодоление идет большая часть мощности миноносца. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно вывести корабль на более глубокую воду.

Испытания артиллерийских систем на новых линкорах показали, что давление в цилиндрах орудийных компрессоров вдвое выше предельной величины. После та кого открытия следует вполне разумная паника: без орудий, как можно догадаться, линкор сам превращается в плавучую мишень. Чтобы восстановить боеспособность кораблей, надо, во-первых, изыскать еще около трех миллионов рублей, а во-вторых, пока что держать линкоры у стенки, до тех пор пока не будут изготовлены новые компрессоры. Затем произвести переоборудование, затем новые испытания, затем… «Улита едет, когда-то будет), а германцу, хотя у него дредноуты и послабее, совсем уж тесно в Северном море.

Таково суммированное мнение специалистов — и проводивших испытания во время артиллерийских стрельб, и тех, кто изложил выводы по ним, — тут и почетный председатель МТК, то бишь генерал-лейтенант Крылов, разведет в беспомощности руками.

Но, исследуя этот вопрос, моряк-ученый не спешил сделать этот жест безнадежности. Он обратился к собственному недавнему исследованию «О некоторых дифференциальных уравнениях математической физики, имеющих приложение в технических вопросах».

Проведенные им расчеты, опирающиеся на данные об испытании орудий линкоров и возникающем при этом давлении в цилиндре компрессора, показали, что дело не в последних, а в индикаторах, использованных для измерения давления.

Только ли в силу своих конструктивных недостатков «шалили» индикаторы, или их завышенные показания кому-нибудь потребовались?

Недостает профессору Морской академии ко всему прочему стать еще и дознавателем по антипромышленному шпионажу с военно-политической подоплекой!

А факты, упрямо-очевидные свидетельства тайных дел вокруг русских кораблей, говорили, что они не случайны и, будь они выявлены следователем, рассказали бы о многом.

Одна история с «Упредителем» куда как в этом смысле показательна. Прибор определял величину бокового отклонения целика от хода и курса мишени. Его данные верны и в случае неподвижности корабля, ведущего артиллерийский огонь, и в случае движения обоих кораблей. Изобретение первостепенной важности не только для русского флота, и не поэтому ли с ним стали происходить таинственные превращения?

Крылов поставил вопрос напрямик: соответствует ли прибор предъявленным требованиям?

Да, отвечает министерство, рассмотренное изобретение «весьма важное и крайне необходимое приспособление для успешной стрельбы с корабля».

В чем же дело, почему Обуховский завод не приступает к серийному его изготовлению при непосредственном участии в нем изобретателя? Это, кстати, с точки зрения самого министерства обеспечило бы максимальную секретность работы.

Желательно, чтобы употребленный в приборе иностранный гироскоп был заменен отечественным, не взялся бы за это автор «Упредителя»?

Автор брался, а министерство откладывало заказ по причине все того же отсутствия субсидирования на гироскоп.

Вопросы и выяснения начинались снова, а в результате Крылов получил письмо от известного русского оптика Я.Н. Перепелкина. Корреспондент сообщал: «В своих 144 странствиях я посетил, между прочим, английский завод Барра и Струда в Глазго. Все объяснения по производству давал мне д-р Струд. И вот он захотел меня удивить одной особенной вещью и решил показать прибор, который у них только что выработан. С весны они предполагают пустить его на испытания. Вообразите себе, Алексей Николаевич, что я увидел Ваш прибор, который Вы делали для определения отклонения целика. Струд был весьма удивлен, когда я высказал в этом приборе полную осведомленность…»

А предложение на установку и испытания на яхте «Стрела» гироскопического стабилизатора?.. Оно осуществлено в… Италии. А, да мало ли всяких таинственных случаев. Их объясняли, но объяснения эти окутывали такими бюрократическими вывертами, что, став председателем МТК, А.Н. Крылов для ясности и приказал: «…чтобы все исходящие бумаги секретного или конфиденциального характера были отправляемы из комитета в коленкоровых конвертах, запечатанных сургучной гербовой печатью». Для ограничения перлюстратов.

Допустим, дело с «Упредителем», хотя и немаловажное, но все-таки локальное, поправимое — новое изобретение можно оградить от злоумышленников. А вот от тех, кто замыслил заложить русские заводы иностранцам, коленкоровыми конвертами не отбояришься. Они, шайка-лейка без кистеней в руках, все разнюхают и все продадут, эти разбойники в цилиндрах и смокингах. Им Россия — клад беспризорный, а не земля святая, кровью да слезами выпестованная, потом выхоленная…

Прознав про намерение правительства положительно рассмотреть вопрос о передаче в аренду судостроительных заводов иностранным фирмам, генерал Крылов поднялся против такого кощунства по боевой тревоге. Будь его воля, он стал бы и старшим офицером, и боцманом-парус-ником одновременно, чтобы кулаком и словцом погнать торгашей и арендаторов в три шеи, раскатал бы их так, чтоб и духу не было… Ишь на что руку подняли — на заводы!

Крылов мог, свидетельствует его ближайший помощник по Физико-математическому институту член-корреспондент АН СССР Т.П. Кравец, «быть ужасающе резким».

Таким он и был в апреле 1910 года, когда с пометкой «конфиденциально» писал доклад из девяти кратких разделов, доказывающих безумство тех, кто намерен склониться в пользу иноземного предложения.

«В последнее время в газетах появляются заметки о предложении иностранных фирм взять или в аренду, или на иных условиях казенные заводы морского ведомства и исполнить всю программу судостроения за свой счет с рассроченною на долгий срок уплатою.

При этом упоминается, что этот проект проводится помимо Морского министерства и встречает сочувствие в «высших сферах» как избавляющий и от прямого займа, и от чрезмерного повышения морского бюджета по время исполнения намеченной судостроительной программы.

С другой стороны, частная промышленность также поднимает поход против казенных заводов через посредство Лиги обновления флота, вынесшей резолюцию о нежелательности затрат на расширение казенных заводов.

Можно предвидеть, что оба предложения найдут сочувственный отклик в министерствах финансов и торговли и промышленности. Кроме того, надо ждать, что второе из них будет поддерживаться и в Государственной думе и в Государственном совете заинтересованными в нем представителями обоих учреждений.

Первое предложение неприемлемо по следующим причинам:

1. Оно отдает во власть иностранных предпринимателей восстановление флота; они же будут заботиться не о боевой его силе, которая им даже вредна, а о своей собственной наживе, и следовательно, от них будут зависеть как качества судов, так и сроки их готовности.

2. Оно открывает иностранцам все технические секреты государственной обороны даже в мелочных деталях их исполнения, выработанных как опытом предшествующих лет, так и неоцененным опытом войны.

3. Морское министерство даже в случае явного неисполнения столь могущественным синдикатом (связанным как с самыми крупными фирмами, так и с самыми влиятельными банками) принятых обязательств будет не в силах принудить их к исполнению, так как это немедленно и неизбежно поведет к дипломатическому вмешательству.

Итак, с технической стороны это предложение представляет длительное государственное обязательство, отдающее во власть и под контроль иностранцев существенную часть государственной обороны.

4. С финансовой стороны предложение это, в сущности, представляет заем под совершенно неопределенный, а следовательно, и недопустимый процент.

5. Морское министерство не должно допускать принятия этого предложения в Совете министров, так как все нарекания падут не на «объединенное правительство», а на Морское министерство. В Государственной думе и в Государственном совете начнутся запросы, и продолжительные их обсуждения на долгое время задержат все воссоздание флота.

Домогательства частной промышленности и ее поход против казенных заводов объясняется следующими обстоятельствами:

1. В деле о стали высшего сопротивления частная промышленность убедилась, что казенные заводы, даже при несовершенстве их оборудования, являются регуляторами как качества изделий, так и их цены.

2. В деле о башнях привлечение казенного завода разбило сделанное самими частными заводами распределение между собою огромного заказа по высокой цене.

3. Совершенствование казенных заводов заставляет частные заводы прогрессировать, а следовательно, нести и сопряженные с этим прогрессом затраты.

4. Наличие хорошо оборудованных казенных заводов не дает возможности существующим синдикатам диктовать свои условия Морскому министерству, а, напротив, вынуждает их подчиняться требованиям Морского министерства, вызываемым необходимостью обеспечить судам и предметам вооружения надлежащие боевые качества».

Немало честных людей думало так же, как Крылов, но. письменный протест попыткам правительства представил он один.

Флот должен был быть русским от киля до клотика, и он стал именно таким.