Глава 5 СОЗДАНИЕ ТАНКОВЫХ ВОЙСК

Глава 5

СОЗДАНИЕ ТАНКОВЫХ ВОЙСК

Когда события колоссальной важности, происходящие в ходе столкновения революционных по своему характеру причин, отбрасывают тень на дипломатическую и политическую сцену, привлекая к себе всеобщее внимание, это симптом того, что происходят и другие события, хотя часто остающиеся незамеченными в силу своей тривиальности и эндемичности, но, тем не менее, имеющие немалое значение.

Наряду с яркими проявлениями борьбы Гитлера за абсолютную власть в Германии, окрашенными в тона расовых предрассудков, выходом Германии из Лиги Нации, расправой над диссидентствующими элементами, убийством нацистами австрийского канцлера в июле 1934 года и снятием секретности с существования люфтваффе в марте 1935 года (всего за несколько дней до объявления о введении всеобщей воинской обязанности и о восстановлении генштаба) происходили также значительные, хотя и менее заметные сдвиги в распределении власти и влияния. Например, упадок СА привел к росту значения гиммлеровских СС, ставших инструментом реализации внутренней политики нацистской партии, причем СС уже начали создавать свое военное крыло – Ваффен СС, – которым в будущем предстояло сыграть огромную роль. Одновременно с этим деятельность Бломберга и Рейхенау вела к снижению роли сухопутных сил. Оба стремились к созданию центральной оборонительной организации, позднее ставшей именоваться вермахтом. Сухопутные войска, флот и авиация должны были стать зависимыми структурами, подчиняющимися новому центральному штабу. Гитлер начал проявлять завуалированные признаки враждебности по отношению к сухопутным силам; впрочем, и некоторые армейские офицеры также выражали недовольство порядками, существовавшими в их структурах. Таким образом усилия Лутца, всего лишь генерал-лейтенанта, и его начальника штаба, Гудериана, 1 апреля 1930 года ставшего полковником, создать новое командование (армию внутри армии, как полагали некоторые, поскольку это командование объединяло подразделения всех существовавших тогда родов войск) являлись небольшой частью кардинальной ломки, хотя и имели больше шансов на успех, поскольку внимание их потенциальных противников было отвлечено другими делами. Пользуясь этим, Лутц и Гудериан на заседаниях комитета могли вести дебаты в относительно спокойной обстановке и рациональными аргументами набирать очки.

Однако тешиться надеждами и временными преимуществами не в характере неугомонного Гудериана. Ему нужна была немедленная и позитивная поддержка на самом высоком уровне. Бломберг, как военный министр, сочувственно относился к его планам, но был далек от интриг в главном командовании армией. Гудериан почувствовал, что Гитлер будет для него более доступен. В «Воспоминаниях солдата» он писал: «Я был убежден, что глава правительства одобрит мои предложения по организации современных вооруженных сил [вермахта], если мне только удастся изложить ему свои взгляды». Это замечание явилось результатом первого смотра новой техники в Куммерсдорфе в начале 1934 года, на котором присутствовал Гитлер. Тогда Гудериану позволили в течение получаса продемонстрировать основные элементы танковой дивизии – мотоциклетный взвод, взвод противотанковых орудий, взвод первых экспериментальных легких танков (T-I, конструкции Виккерса, замаскированных под названием «Сельскохозяйственный Трактор»), и несколько разведывательных бронемашин; в этом заключалась радикальная концепция Гудериана, предусматривающая создание сил обороны с иной структурой, в которой объединенное командование танковыми войсками стало бы такой же доминантой, как пехотное и артиллерийское. В то же время, часто цитируемое замечание Гитлера: «Это то, что мне нужно! Это то, что я хочу иметь», может быть неправильно истолковано в том отношении, что Гитлер не обязательно сказал «почему» или в каком количестве ему нужны танки. Рядом с ним в тот день стоял Герман Геринг, министр, облеченный огромными полномочиями, создавший люфтваффе. Последние, разумеется, имели приоритет над всеми остальными родами войск в отношении выделяемых ассигнований и ресурсов. Хотя в Куммерсдорфе Гитлер увидел кое-что современное, быстрое и сенсационное, то, что должно было повысить престиж германских вооруженных сил, но не произнес ничего, что свидетельствовало бы о том, что у него сложилось цельное представление о революционных изменениях в способах ведения наземных боевых действий. Наиболее вероятно, что он увидел силу, которая поможет ему драматизировать угрозы при розыгрыше карт в европейской геополитике. В результате танковые войска не получили никакого приоритета, и Гудериану пришлось и дальше бороться за их признание5.

Над всеми прочими соображениями в связи с расширением армии до 36 дивизий – цель, которую Гитлер поставил в начале 1934 года и сделал публично известной в 1935 г., – довлело желание создать силы, способные защитить границы Германии. Оккупация Рура в 1923 году французами, не встретившая сопротивления, поскольку сопротивляться было практически нечем, вызвала к жизни постоянный страх вторжения с запада, который слегка оттесняла на задний план лишь угроза со стороны вновь созданных государств, Польши и Чехословакии, с момента своего возникновения в 1918 году то и дело пытавшихся поживиться территорией за счет соседей, причем Польша проявляла больше активности в этом плане, чем Чехословакия. Нет никаких доказательств, что генеральный штаб рассматривал планы наступательных операций, как до начала перевооружения, так и на первой его стадии. Причины очень просты: все военные приготовления Германия могла закончить лишь к 1943 году. Давая такую оценку, генштаб исходил из реального состояния финансов страны и возможностей ее промышленности. Решение о принятии любой дорогостоящей программы было делом мучительным, ибо принималось в свете ограничений, к которым примешался страх перед возможным финансовым кризисом, если процесс пройдет слишком быстро. Экономия, экономить на всем, экономить везде. Под этим девизом Германия приступала к укреплению своей обороны. В таких условиях думать о наступательных вооружениях приходилось в последнюю очередь. В 1936 году на страницах своей книги «Внимание! Танки!» Гудериан, несомненно, изложил свои истинные убеждения, заключавшиеся в том, что Германия может позволить себе только короткую войну в надежде привести ее к выгодному для себя завершению, прежде чем ресурсы истощатся, и армия будет разбита. Такие убеждения не типичны для человека, жаждущего войны.

Начальная концепция танковой дивизии, изложенная Гудерианом в книге «Внимание! Танки!», имела ярко выраженный оборонительный характер. Нападение на французов он считал бессмысленным. Куда больше Гудериана страшила угроза с востока, поэтому он стремился к созданию высоко мобильных сил, способных, если возникнет необходимость, выбить дух вон из поляков и чехов и задержать французов на западе. На учениях в течение всего 1933 года Гудериан экспериментировал с оборонительными операциями, которые, по его словам, «…во многом прояснили отношения между различными видами оружия и укрепили меня в моих убеждениях, что танки проявят себя в полную силу в рамках современной армии, если их будут считать главным оружием этой армии и поддерживать полностью моторизированными подразделениями других родов войск». Эти подразделения поддержки, настаивал Гудериан, «должны быть постоянно приданными».

Задача будущих танковых дивизий, которым, по замыслу Гудериана, предстояло стать краеугольным камнем сухопутных сил, была определена в листовке, распространенной в конце 1933 года: «…Атака широким фронтом во фланг или тыл противнику, не дожидаясь подхода других, более медленных частей; однако значительный успех возможен при фронтальном прорыве. Танки могут быть использованы и для преследования бегущего противника, внося дополнительную панику и смятение в его ряды. С другой стороны, танковые войска менее приспособлены для удержания захваченной территории; для этой цели целесообразнее использовать моторизированную пехоту и артиллерию. Танки должны применяться не в затяжных боях, а в коротких, проводящихся в удачно выбранный момент операциях, которым предшествует краткий инструктаж. Принцип состоит в том, чтобы использовать боевые танки в самой гуще операций, сконцентрировать основные боевые силы там, где решается исход боя… по принципу неожиданности, чтобы противник не успел принять оборонительные контрмеры».

Нельзя сказать, чтобы идеи Гудериана встречали полное понимание, и их внедрение шло по пути, устланному розами. Зачастую Гудериану приходилось черпать силы лишь в собственном неиссякаемом оптимизме. Увы! Его терпение не всегда было на высоте, и склонность к раздражительности в моменты стресса стала проявляться все более отчетливо. Те из его современников, кто говорил о нем как о «быке», не принимали в расчет разочарования и огорчения, преследовавшие Гудериана на его пути, и сами перестали следовать старой прусской традиции «абсолютной откровенности, даже по отношению к королю». Многие с удовольствием вспоминают о его готовности всегда выслушать их с терпением и пониманием.

По мере того, как Гудериан все более погружался в хлопоты, связанные с проталкиванием своих инноваций, у него оставалось все меньше времени для самоанализа, и все же, когда 2 августа 1934 года он давал присягу на верность лично Гитлеру, а не конституции, у него оставались некоторые сомнения. Он писал Гретель: «Я молю Бога, чтобы обе стороны в равной степени соблюдали свои обязательства ради блага Германии, армия всегда оставалась верна своим клятвам. Пусть Армия поступит также и на этот раз». Гретель подняла эту же тему в письме от 19 августа к своей матери: «Только что по радио я слышала, как Гитлеру устроили овацию… Мы нуждаемся в единстве больше, чем когда-либо, только это может произвести впечатление на заграницу… Вера Гитлера в то, что на него возложена миссия по спасению Германии, и вера народа в него способны сотворить чудеса. Но иногда начинаешь немного опасаться излишней эйфории». Это были первые опасения, что события принимают рискованный оборот, однако они едва ли могли испортить радужные впечатления от фюрера, чей авторитет в тот момент казался неоспоримым. Гудериан смотрел на фюрера как на спасителя. Будучи искренним приверженцем Единой Лютеранской Церкви, он не часто посещал богослужения, поскольку, по словам его сына, и в религии постоянно искал новые идеи. В итоге, чем более сильному давлению подвергался Гудериан в процессе творческого поиска, тем яростнее расчищал завалы на своем пути, культивируя в себе суровый дух независимости.

А завалов, или разочарований, оказалось предостаточно. В 1933 году, уже при Гитлере, финансовые затруднения вынудили значительно сократить масштабы крупных маневров сухопутных сил. Правда, это случилось в последний раз. Гитлер также отменил все договоренности о военном сотрудничестве с русскими, которое было очень плодотворным. В результате немецким танкистам и летчикам пришлось покинуть российские учебные центры еще до того, как заработали в полную силу аналогичные немецкие центры в Вюнсдорфе и Путлосе. Вдобавок, Лутцу пришлось вести крайне деликатные переговоры с русскими о возвращении оборудования, застрявшего на Камском полигоне.

С другой стороны, Гаммерштейна на посту главнокомандующего сменил Фрич, прежний начальник Гудериана по Бартенштейну. Это было ударом для тех немногих, кто пытался сопротивляться Гитлеру, ведь Гаммерштейн, несмотря на свою лень, был способным, честным и решительным человеком, и эти качества можно было поставить на службу заговору с целью свержения фюрера, пока тот еще не успел утвердить свои позиции. Как бы то ни было, но Гудериан приветствовал назначение Фрича, ценя его как исключительно благоразумного солдата, который «…нашел время, чтобы отправиться в командировку с целью изучения танковой дивизии». У них было много общего, хотя следует заметить, что ни один, ни другой не стали тем центром, вокруг которого формируется круг близких друзей. Исключение составляли лишь старые полковые товарищи, дружбе с которыми оба оставались верны до конца своих жизней.

В последующие годы нацистская верхушка использовала Гудериана, но не будем забывать, что и Гудериан использовал нацистов, когда потребовалась поддержка его планов. Поскольку ему не удалось завербовать достаточно соратников внутри сухопутных сил, он искал помощь везде, где только мог, и получил ее среди прочих от главы полувоенной организации, Национал-социалистического автомобильного корпуса, Адольфа Гюнлейна, занимавшего видный пост в руководстве СА. В «Воспоминаниях солдата» Гудериан говорит, что заслуга Гюнлейна была невелика, дескать, тот всего-навсего отвел его на собрание членов НСДАП в 1933 году. Гюнлейна он называет «порядочным, прямым человеком, с которым было легко работать». Однако главный вклад командира нацистского автокорпуса в реализацию амбиций Гудериана был весьма значителен. С 1933 по 1939 год в автоспортшколах корпуса подготовили 187000 водителей танков и грузовиков, что во многом позволило решить проблему кадров для моторизированных частей. Это явилось результатом сотрудничества с СА, развивавшегося после чистки в руководстве этой организации, проведенной в июне 1934 года.

Основные помехи идеям Гудериана исходили из трех источников. Во-первых, от нового начальника возрожденного генерального штаба, генерал-полковника Людвига Бека, который, как и Фрич, был артиллеристом, но очень медлительным и нерешительным человеком, полной противоположностью Фричу в том, что касалось философских воззрений. Хотя большинство германских генералов, по словам сэра Джона Уилера Беннета, «…не считали войну главным занятием солдата, но полагали, что целью перевооружения Германии должно быть снижение, а не повышение уровня военной опасности. Оно должно было отбить у потенциального противника охоту нападать на Германию, поскольку такое нападение не осталось бы безнаказанным». Бек интерпретировал это по-своему, в качестве достаточно сильного аргумента в пользу доктрины «замедляющей обороны» или, как ее называл Фрич, «организованного бегства». Последнее слово осталось за Фричем, и традиционная прусская доктрина атаки восторжествовала – к нескрываемой радости Гудериана.

Высказывались мнения, что Бек, как человек, преданный делу сопротивления гитлеровской диктатуре, мешал созданию танковой дивизии, потому что сразу понял огромный потенциал нового орудия войны, способного многократно усилить агрессивные возможности Гитлера. Однако доказательств, подтверждающих это предположение, нет. Едва ли в 1934 году какой-либо высокий чин из генштаба мог по достоин--ству оценить потенциал бронетанковых сил. Сохранившиеся документы говорят скорее об обратном. Приводимый ниже фрагмент беседы Гудериана с Беком, состоявшейся в то время, когда еще только выдвигались предположения о создании танковых дивизий, является яркой иллюстрацией косности взглядов, типичных для многих высших военных чинов в те дни.

Бек: Сколько же вам нужно этих дивизий?

Гудериан: Для начала две, а позже двадцать.

Бек: А как вы будете управлять этими дивизиями?

Гудериан: С фронта – по радио.

Бек: Чушь! Командир дивизией сидит в тылу, в штабе и, получая донесения по телефону, следит за развитием обстановки по картам. Все остальное – утопия!

Вторым источником помех являлась кавалерия, продолжавшая претендовать на выделение ей значительной части людских резервов и материальных ресурсов. В идеях Гудериана кавалеристы видели угрозу своему существованию, но оппозиция лишь отсрочила неизбежное, поскольку те, кто находился на самом верху, уже приняли решение в пользу прогресса. Люди, заявляющие, что германская военная верхушка была против создания танковых сил, ошибаются; но будучи настоящими профессионалами, высшие военные чины вполне справедливо требовали убедительных доказательств прежде, чем браться за крупномасштабное и дорогостоящее предприятие в период жестоких бюджетных ограничений. Гудериан должен был представить убедительные доказательства необходимости нового начинания, но уже многие кавалерийские офицеры, принадлежащие по большей части к молодому поколению (и не только в германской армии), приветствовали перспективы, открываемые механизацией, давно уже потеряв веру в оперативную роль своего рода войск. Они, а также нижние чины, видели практические преимущества в переходе на механический транспорт в век двигателя внутреннего сгорания. Антипатия Гудериана к кавалерии, очевидно, приняла слишком крайние формы – но его терпение имело свои пределы, обозначенные непримиримостью оппонентов. Гудериан выступал против включения бывших кавалеристов в состав будущих танковых войск, аргументируя это узким, закостенелым мышлением последних, которое не позволит им перестроиться в полной мере, чтобы соответствовать новым высоким требованиям так, как соответствовали им проникшиеся насквозь доктриной механизации офицеры службы автомобильного транспорта. И вместе с тем Гудериану удалось в индивидуальном порядке переманить к себе многих кавалерийских офицеров. Вскоре они составили около 40 процентов офицеров танковых войск. Рейхенау, разумеется, был полностью в курсе возражений Гудериана против массового перевода кавалеристов в новый род войск и, должно быть, с облегчением вздохнул, когда, ввиду одновременного отсутствия Лутца и Гудериана, в Берлине в апреле 1934 года представилась возможность избежать конфронтации. Разработка планов наращивания вооруженных сил достигла критической точки. Вызвав Вальтера Неринга, старшего офицера штаба Лутца, Рейхенау выдвинул довольно оригинальное и неожиданное предложение – в качестве основы при создании танковых войск взять целиком 3-ю кавалерийскую дивизию. Неринг тут же согласился, и хотя этот план так и не был реализован в полной мере, дело все-таки сдвинулось с мертвой точки.

Третьей в группе оппонентов была артиллерия, и не потому, что ее статусу или численности угрожала опасность, а потому, что сомнению подвергались ее методы. Требования пехоты к артиллерийской поддержке были почти такими же, как и в 1918 году – последняя должна стать более продолжительной и мощной, а это означало количественное увеличение, ведущее к расширению штатов и более быстрому продвижению по служебной лестнице. Однако командование танковыми войсками требовало от артиллеристов учета специфики танкового боя. Как писал Гудериан, «…артиллерия должна была участвовать в развитии атаки танков, отличавшейся стремительностью. В результате уже в 1934 году заговорили о необходимости создания самоходных артиллерийских установок. Однако артиллеристы не верили в них. За пять сотен лет они привыкли к конной тяге, к тому, что орудия нужно везти на передах дулами назад, а затем снимать с передков и изготавливаться к бою, и потому успешно сопротивлялись этому предложению, пока горький опыт войны не подсказал им, что лучше последовать предложениям генерального инспектора…» Сопротивление артиллеристов встречалось на всех уровнях, но особенно ожесточенным было на самом верху. В Первой мировой войне артиллеристов погибло меньше, чем пехотинцев и кавалеристов. Это обстоятельство, вкупе с более высокими интеллектуальными качествами кадров, означало, что при заполнении открывавшихся вакансий высших должностей претендентов-артиллеристов всегда оказывалось больше, нежели из конкурирующих родов войск. Так было в 30-е годы. Все три генерала, занимавшие высшие посты в ОКВ после 1938 года и в течение Второй мировой войны, были артиллеристами – Вильгельм Кейтель, Альфред Йодль и Вальтер Варлимонт. Артиллеристами являлись также Фрич и Бек из главного командования сухопутных войск – ОКХ, и Гальдер, сменивший Бека на посту начальника штаба в 1938 году. Нельзя не отметить и тот интересный факт, что после 1938 года ни один высший военный руководитель в гитлеровской армии не принадлежал к титулованной знати, а Франц Гальдер, интеллектуал из Баварии с манерами школьного учителя, стал первым выходцем из другой области, нежели Пруссия, возглавлявшим генеральный штаб. Эти люди и составили высшую апелляционную инстанцию при Гитлере. Имея к нему прямой доступ, они пользовались этим правом для отстаивания интересов артиллерии всякий раз, когда той угрожало что-либо со стороны Гудериана и его сподвижников. И все же, в 1934 году они не смогли помешать созданию танковых войск. Нельзя не отдать должное Бломбергу, Рейхенау и Фричу, содействовавшим внедрению этой инновации.

Создание в 1934 году танковых войск под командованием Лутца и начальника штаба Гудериана пробило брешь в обороне оппонентов, но не более того. Гудериан так и не смог убедить Бека в необходимости принять устав танковых войск, регулирующий вопросы боевой подготовки, написанный Гудерианом и его офицерами. Возможно, начальник штаба считал, что эти вопросы следует решать в рабочем порядке, но как бы то ни было, а к 1939 году большая часть необходимых наставлений так и не поступила в войска. Конечно, Бек вообще не видел нужды создавать танковые войска, ведь танки, по его мнению, годились лишь как вспомогательное средство, подчиненное пехоте. Такая же точка зрения господствовала во французской армии. Действительно, вид первых легких танков – T-I, предназначенных лишь для учебных целей и составивших в 1934 году 1-й батальон под командованием майора Гарпе, внушал мало доверия. T-I, имея на борту лишь пулеметное вооружение и ограниченную проходимость по пересеченной местности, не походили на оружие, доминирующее на поле боя. И все же, в августе 1935 года этот батальон, еще один, плюс различные мелкие подразделения – настоящие и псевдо, из которых Лутц и Гудериан в течение последних пяти лет формировали различные экспериментальные части, – приняли участие в специальных маневрах, и за четыре недели интенсивных экспериментов подтвердили жизнеспособность единой системы, которую представляли. Маневры также показали безграничную веру всех участвовавших в них танкистов в новый способ ведения боевых действий. Основные сбои происходили в мобильных ситуациях, когда давали о себе знать ограниченные возможности средств связи. Совершенно очевидно обозначилась необходимость разработки новых, более надежных систем радиосвязи. Но формирование командования танковыми войсками было тогда всего лишь формальностью, и официально эта идея в октябре воплотилась в реальность. Лутц стал первым генералом танковых войск. Сформировали три танковых дивизии – без танков, поскольку техники еще почти не было, а офицеры и солдаты должны были пройти соответствующую подготовку. Даже тогда этот проект был значительно урезан в правовом отношении.

Бек отказался предоставить новому командованию равный статус с пехотным и артиллерийским. Назначение же Гудериана командиром 2-й танковой дивизией удалило его от деятельности, являвшейся стержнем прогресса. Теперь Гудериан не мог оказывать влияние на принятие решений, определявших развитие нового рода войск. Убрав его, Бек сразу же и почти без противодействия сформировал танковую бригаду, задачей которой было тесное взаимодействие с обычными, медлительными кавалерийскими и пехотными дивизиями – задача, которую Лутц и Гудериан в своем докладе в 1935 году определили как одну из многих функций танков. Это первый, но никак не последний случай, когда начальник генштаба хитро обошел Гудериана.

Не следует, однако, думать, что Бек был одинок в своем противостоянии командованию танковыми войсками, или что последнее являлось единственным новшеством, введению которого он сопротивлялся. Просто Бек представлял собой фокусную точку, где сосредоточилось сопротивление тех влиятельных сил в генеральном штабе, которые не были убеждены в жизнеспособности новых видов вооружения и систем – будь то танки, самолеты или новый главный штаб вермахта, бросивший вызов старому господству генерального штаба. Гудериан вовсе не кривил душой, когда уже после 1945 года заметил, что этот тип генерала «…доминировал в армейском генеральном штабе и преследовал личные цели. Такая политика вела к тому, что ведущие позиции генерального штаба в центральном руководстве были всегда заняты людьми их образа мыслей». Знакомая история. В большинстве армий дело обстоит так же. Однако это провоцировало людей нетерпеливых и энергичных, таких как Гудериан и Гитлер, тоже преследовавших свои личные цели. Каждый протагонист этой драмы был полон добрых намерений по отношению к самому себе.

Тем не менее, даже без Гудериана, опытного рулевого, сильная организация, созданная им, продолжала расти. Офицеры, получившие подготовку в России, штаб, состоявший из энтузиастов, горячо воспринимавших идеи Гудериана и ставших их проводниками; готовая программа, – все это ждало своего часа. Инструкторы и военнослужащие в нижних эшелонах уже заразились энтузиазмом своих начальников. Оставалось только выделить средства и дать новую технику. Танковая промышленность также работала в рамках программы, согласованной с Лутцем и Гудерианом. Правда, пока еще слишком много времени уходило на исследования и развитие, и танки требуемых типов сходили с конвейера в недостаточном количестве. Однако это было естественным явлением, потому что промышленность осваивала совершенно новую для себя сферу. На этой начальной стадии возникало много проблем, например производство и установка броневых плит на корпус танка.

У разработчиков других типов средств поддержки повышенной проходимости имелись свои трудности, уходившие корнями в неадекватные спецификации, выдававшиеся генеральным штабом. Гудериан запомнился своей безрассудной смелостью. На одном из неудачных смотров такой легкой бронетехники в 1937 году он, отбросив всякую субординацию, подошел прямо к главнокомандующему Фричу, жестоко раскритиковал броневики с приводом лишь на два колеса, сказав в заключение: «Если бы последовали моему совету, то сейчас у нас были бы настоящие бронетанковые силы». Это замечание, по форме являвшееся грубым нарушением субординации, по существу было справедливым. Требуя не только укомплектовать первые бронетанковые дивизии техникой полностью по штатному расписанию, т. е. дать им 561 танк, но также оснастить их и бронетранспортерами, Гудериан был настоящим последователем Фуллера, которого неизменно и справедливо критиковали за предъявление завышенных требований к танкам. Как Фуллер, так и Гудериан мыслили категориями настоящих бронетанковых сил, хотя Фуллер, пожалуй, слишком вольно обращался с термином «танк», применяя его в отношении и другой бронетехники. В будущем походе по России нехватка полноприводных транспортных средств окажется гибельной для германской армии.

Слишком долгие дебаты о том, какой тип танка нужен, задерживали промышленность. Последние спецификации не удовлетворяли всем требованиям Гудериана. Хотя он придавал большое значение скоростным машинам, но в 1936 году высказал мнение о необходимости создания тяжелого танка, «…чтобы штурмовать долговременные укрепления или укрепленные полевые позиции». Такие танки должны были иметь «…хорошие характеристики в том, что касается разрушения препятствий, преодоления глубоких ям и водных преград, а также мощную броню и вооружение вплоть до калибра в 150 мм». Такие машины, по мнению Гудериана, должны весить от 70 до 100 тонн и могли стоить слишком дорого. Они действовали бы самостоятельно, небольшими группами, говорил он, но «они чрезвычайно опасные противники и их нельзя недооценивать». Гудериан с тревогой высказывал предположение, что броня тяжелых французских танков 2С окажется неуязвимой для 75-мм пушки.

Но из-за ограничений средств и необходимости выпускать танки в большом количестве, Гудериану пришлось пойти на уступки. Приняли решение в пользу более легких, быстрых и дешевых машин. Их вес не должен был превышать 24 тонны. Именно такую нагрузку могли выдержать мосты, возводимые саперами. В 1934 году остановились на двух типах танков: 1) легкий танк для разведывательных целей, способный развивать скорость до 35 миль в час и оснащенный 20-мм пушкой. Он именовался Т-II; 2) средний боевой танк (позднее названный Т-IV) с начальным весом в 18 тонн, максимальной скоростью в 25 миль в час и короткоствольной, довольно неточной 75-мм пушкой в качестве основного оружия. Главным назначением являлась прямая поддержка, а не бой с танками противника. Вначале ни один из танков не имел броню толщиной свыше 30 мм, а это означало, что они обеспечивали защиту лишь против стрелкового оружия и осколков снарядов, но не от прямых попаданий полевой артиллерии и специальных противотанковых орудий, к тому времени уже находившихся на вооружении. Более того, ни 20-мм, ни короткоствольная 75-мм пушки непосредственно в бою не могли бороться против тяжелого французского танка. Однако, несмотря на все надежды на противотанковые орудия мотопехоты, уже в 1935 году бой танков с танками считался неизбежностью. Предложили третий тип боевого танка – Т-III, слегка уменьшенный вариант Т-IV. Его главная цель – истребление танков, так как ни 50-мм пушка, предложенная Гудерианом, ни 37-мм пушка, принятая на вооружение по инициативе начальника артиллерийско-технического управления, не могли произвести выстрел такой же мощности как 75-мм пушка, установленная на Т-IV. Следовательно, танковые дивизии должны были вооружаться тремя типами танков, ни один из которых не мог тягаться на равных с тяжело вооруженными и имевшими мощную броню французскими танками. К тому же стандартное пехотное противотанковое орудие устарело еще до того, как поступило на вооружение. Дизайн танков Т-III и Т-IV в целом был хорошим. Оба допускали, в случае возникновения необходимости, возможность установки более мощного вооружения, брони и двигателя. История и простой здравый смысл подсказывали Гудериану, что так и произойдет. Расположение мест экипажа также было удобным. Оптические приборы для башенных артиллеристов были простыми и надежными в пользовании. Словом, боевые качества этих машин оказались высокими, как и моральное состояние экипажа, о котором конструкторы позаботились, предусмотрев великолепные запасные люки.

Но хотя предложенные танки сами по себе не внушали доверия, существовала одна очень важная сфера, в которой немцы далеко опережали своих будущих соперников, – это превосходная методика командования и контроля в совокупности с революционной, уникальной философией. Даже самые смелые новаторы других армий и подумать не могли о чем-либо подобном. Глобальный, дерзкий масштаб германской военной мысли выражался в статье, написанной Гудерианом в 1935 году с целью доказать несостоятельность критики механизации, появлявшейся в военных и невоенных изданиях, например в «Журнале Берлинской фондовой биржи». В этой статье Гудериан размышлял о призыве фон Шлиффена, сделанном в 1909 году, выработать методы, делающие возможным существование «современного Александра». Он развил это предложение, заявив: «Лишь командиры, которые мчатся впереди войск, окажут влияние на исход битвы – так поступали лучшие авиаторы и так поступил британский генерал Эллис на подступах к Камбре». Гудериан начинал кампанию за повышение радиуса действия раций, чтобы радиосвязь доходила не только до ротного уровня (как это было до 1936 года), но чтобы каждый танк имел свою рацию. «Современный Александр должен подчинить современную технологию своей воле и приучить к ней своих солдат… Если он, чтобы защитить свободу и честь своего народа, выкует меч твердым, ясным умом, то это задача, поставленная перед ним судьбой». Полковник Фриц Фелльгибель, инспектор корпуса связи, одобрил эту статью, заявив, что современные системы связи являются единственным средством, которое сделает применение танков эффективным. Однако язвительное предложение в середине статьи является дополнительным штрихом, помогающим лучше проникнуть в характер Гудериана. Замечание «Александр был царем, а не простым командиром дивизии», чрезвычайно экспрессивное, дает представление о той тяжелой борьбе, которую он вел, потому, что Бек, как обычно, придерживался противоположной точки зрения: для него человеческие существа, а не машины, являлись подлинными орудиями войны. Так он сказал в речи, произнесенной в присутствии Гитлера в октябре 1935 года.

Радиосвязь, разработанная Фелльгибелем для танковых войск, имела характеристики, удовлетворявшие специфике дальних операций, которые предвидел Гудериан. Оба работали в тесном взаимодействии.

Эти рации были простыми в обращении и надежными. Они состояли из блоков, легко крепившихся к панелям, или соединялись друг с другом, что позволяло быстро собирать и разбирать их. Удачная конструкция обеспечивала отличное функционирование в заданных параметрах даже в танке с сильной вибрацией при движении. Не за горами было то время, о котором Альберт Праун, тесно сотрудничавший с Гудерианом и ставший затем начальником войск связи вермахта, заявит следующее: «Стало возможным поддерживать непрерывный стратегический и тактический контроль над бронетанковыми частями, какие бы передвижения те ни совершали. Этот контроль стал проще, более гибким и более надежным, чем контроль немеханизированных частей». Парадоксально, но это было главным камнем преткновения для многих офицеров, веривших в Гудериана: масштаб его дальновидности и опыта простирался далеко за пределы их ограниченного воображения.

Парадоксально, но пехота, несмотря на равнодушие ее главных опекунов, также, жаждала механизации. Пример подала моторизация ее противотанковых рот, проведенная вопреки совету Гудериана, опасавшегося распыления и без того ограниченных ресурсов: эти пушки, доказывал он, должны быть на конной тяге, потому что передвигаются вместе с пешими солдатами. По/гой же причине в 1938 году Гудериан возражал против оснащения пехоты штурмовыми орудиями, противодействуя тем самым диверсификации промышленной продукции. Но эти отклонения не шли ни в какое сравнение с расслаблением, наступившим после того, как Гудериана назначили командиром дивизией, а его должность начальника штаба у Лутца занял бесстрастный и более уступчивый полковник Фридрих Паулюс. Без Гудериана Лутц не смог предотвратить эрозии танковых войск, как результата групповых интересов. Гудериан, скорее всего, сумел бы сохранить единство всех бронетанковых сил, к которому всегда стремился, а вот его преемники допустили распыление этих сил. Так, например, разведывательные части передали кавалерии, а мотопехотные части – пехоте, вместе с формированием моторизированных пехотных дивизий. В качестве дальнейшей диверсификации были сформированы легкие дивизии с небольшим количеством танков. Их подчинили кавалерии, хотя и с условием, что в будущем, после получения достаточного количества танков, они приобретут полный статус танковых дивизий. Танковые войска подверглись сокращению и имели в своем составе лишь чисто танковые части. Для руководства всеми тремя танковыми дивизиями был создан штаб 16-го корпуса. Его вместе с двумя другими корпусами подчинили командованию особой 4-й группы, куда входили все легкие дивизии и моторизированная пехота. Этой группой командовал генерал-полковник фон Браухич, руководивший первыми экспериментами в 1923 году и поставивший задачу изучать оперативное использование механизированных соединений.

Все это, по мнению Гудериана, было не слишком серьезно, тем более времени для экспериментов уже почти не оставалось. В 1936 году Гитлер окончательно толкнул Германию на путь агрессии, который можно было уподобить ходьбе по туго натянутому канату над глубокой пропастью. В марте, когда заводы поставили производство современной военной техники на поток, правда, пока еще недостаточный, и танковые дивизии перестали быть только номерами на бумаге, он решил размять мускулы и ремилитаризовал Рейнскую область. К концу того же года до генералов из ОКХ, которые были информированы лучше остальных, дошло, что фюрер бесповоротно встал на тропу войны. В целях пропаганды Гитлер пустил в оборот слово «блицкриг» – молниеносный удар воздушными и сухопутными силами по намеченной стране. Кампании должны завершаться в максимально короткие сроки, ибо Гитлер, по словам генерала Томаса, «…всегда отвергал любые меры подготовки к длительной войне (мобилизацию экономики) ради создания новых дивизий», а также в целях пропаганды. В прессе, в военных периодических изданиях и на публичных лекциях Томас выступал против теории блицкрига, «…потому что во мне крепла уверенность, что новая война в Европе будет означать новую мировую войну, для которой экономических ресурсов одной Германии, без сильных союзников, будет недостаточно». Но Гитлер надеялся осуществить территориальные приобретения без войны.

Гудериан принадлежал к числу тех, кто не разделял мнение Томаса относительно блицкрига: он верил в него. До 1937 года Гудериан направлял все свои усилия на сохранение танковых войск как части сил обороны – хотя к этому времен их ценность как ударной наступательной силы стала уже очевидна. Осенью 1936 года Лутц предложил написать книгу, в которой ясно излагались бы взгляды на причины создания танковых дивизий и их роль. Цель – генерировать поддержку возможно большего числа единомышленников. В ту зиму Гудериан в большой спешке – ведь у него было много и других дел – писал «Внимание! Танки!». Эта книга представляла собой подборку его лекций, вместе с лучшими статьями и аргументами последнего десятилетия. В результате стиль книги получился неровным. Но произведенное впечатление оказалось значительным. Книга стала военным бестселлером, и на доход от нее Гудерианы купили свой первый автомобиль. Ее изучали разведотделы генштабов многих стран мира. С 1937 по 1939 год она являлась, наряду с книгами Фуллера (но не Лиддел-Гарта), одним из основных пособий в Военной академии австрийской армии, чей ведущий эксперт по танкам Людвиг фон Эймансбергер также выступал за создание танковых дивизий, базируясь на доктрине Фуллера.

Книга «Внимание! Танки!» не раскрывала никаких секретов – танки Т-III и Т-IV в ней не упоминались, – а последние мысли об амбициозной роли танковых дивизий в глубоком прорыве высказывались не слишком явно. Однако в некоторых разделах явно проявляется поддержка Гудерианом Гитлера в той мере, в какой политика последнего помогала ему в достижении своих целей. Гудериан цитировал речь фюрера на смотре автотехники в 1937 году: «…Именно благодушие, если не сказать праздность, громко протестует против всех революционных инноваций, требующих новых усилий от ума, тела и духа». «Уж это неопровержимо: замена конной тяги моторами ведет к самым радикальным техническим и, следовательно, экономическим изменениям, которые когда-либо происходили в мире». Чтобы ликвидировать зависимость Германии от импорта нефти и каучука, был разработан и введен в действие четырехлетний план, ответственность за выполнение которого нес Герман Геринг. Это позволяло снять возражение против создания механизированных сил со стороны оппонентов, утверждавших, что во время войны Германия не сможет обеспечить их горюче-смазочными материалами и покрышками. Однако в своем резюме Гудериан шел гораздо дальше призыва к созданию сил обороны: «Одно ясно, лишь сильные нации продолжат свое существование, и воля к самоопределению может стать реальностью, только если будет опираться на необходимую мощь. Обязанность политики, науки, экономики и вооруженны сил – стремиться к установлению политического могущества Германии. Мир может быть сохранен только в том случае, если армия будет обеспечена самым современным и эффективным оружием, техникой и толковыми командными кадрами… Однако неоспоримым фактом является то, что, как правило, новое оружие требует новых тактических и организационных методов. Новое вино не наливают в старые бутылки. Дела более важны, чем слова. Богиня сражений увенчает лаврами лишь самых отважных». 30-е годы были эпохой пропагандистов во главе с доктором Йозефом Геббельсом: Гудериан многому у него научился.

Эта книга польстила тщеславию Гитлера. Очевидно, ее автор именно на это и рассчитывал. Вальтер Неринг указывает, что до 1939 года Гудериан не часто встречался с Гитлером, да это было бы и удивительно для офицера такого невысокого ранга, ведь генерал-майором Гудериан стал только в августе 1936 года. Тем не менее, в этом отношении дела у него обстояли лучше, чем у начальника генерального штаба. Оппонент Гудериана, Бек, похоже, за все время пребывания в этой должности с 1935 по 1938 год имел всего лишь одну приватную встречу с Гитлером, и это, должно быть, больно било по самолюбию Бека.

По мере того, как Германия приближалась к Армагеддону, генералов раздирали все более противоречивые чувства. В ноябре 1937 года Гитлер объявил Бломбергу и Фричу о предстоящей экспансии на восток. Если потребуется, мы будем воевать, сказал он. Их ужас удивил его. Потеряв к ним доверие, Гитлер избавился от них. Предлогами послужили нарушения норм морали и нравственности. Причем обвинение против Фрича было шито белыми нитками. Отставка Бломберга и диффамация Фрича 4 февраля 1938 года глубоко обеспокоили Гудериана. Однако последующее возложение Гитлером на себя обязанностей Верховного Главнокомандующего, назначение Вильгельма Кейтеля главой ОКВ, Браухича – главнокомандующим сухопутными силами, а Рейхенау – командиром 4-й армейской группы и, следовательно, ответственным за развитие механизированных войск, едва ли вызвали у него неудовольствие. В отношении карьеры Кейтель мог сослужить ему неплохую службу, поскольку, помимо семейных связей, брат Вильгельма, Бодевин, служивший когда-то в одном полку с Гудерианом и приходившийся ему родственником по линии жены, теперь был генералом и возглавлял отдел кадров сухопутных войск. Все назначения и повышения в чинах проходили через него, так что Бодевин пользовался большим влиянием. И то, что Вильгельм Кейтель был простым подхалимом Гитлера (которого фюрер избрал с восклицанием: «Это именно тот человек, который мне нужен», после того, как Бломберг, тесть Кейтеля, заявил, что Вильгельм «человек, который управляет моей канцелярией, и больше ничего»). Им можно было воспользоваться в качестве еще одного канала прямой связи с фюрером, в особенности теперь, когда Гитлер явное предпочтение отдавал штабу ОКВ, сделав его своим личным инструментом. Штабу же сухопутных сил отводилась второстепенная роль. Гудериан приветствовал приход Рейхенау как «прогрессивно мыслящего, умного солдата, к которому я испытывал чувство товарищеской дружбы». Не могло не обрадовать его и собственное повышение в чине и должности. Он стал генерал-лейтенантом и командиром 16-м корпуса. Паулюс был у него начальником штаба.

Гудериан пришел на место Лутца, которого заставили уйти в отставку. Это обстоятельство не очень огорчило Гудериана. И все же письмо, написанное Гретель 7 февраля, передает смутную тревогу, хотя из него и явствует, что Гудериан ни на секунду не подозревает Гитлера в причастности к тому, что произошло:

«Каким бы приятным и почетным ни было мое новое назначение, я принимаю его с легким сердцем, потому что нам предстоят серьезные и настоящие дела, и борьба мнений потребует сил и выдержки. Мне придется проявить хладнокровие. Доклад Гитлеру [в связи с делами Бломберга и Фрича] позволил разобраться в тех событиях, которые, к сожалению, произошли. Фюрер, как обычно, проявлял тончайший такт и деликатность. Остается надеяться, что решение будет одобрено его коллегами [нацистскими вождями]».

Это письмо следует сравнить с высказываниями Гудериана в «Воспоминаниях солдата», где он говорит о 4 февраля как о втором, самом черном дне за все время существования главного командования германской армии, защищает Фрича и критикует Браухича за то, что тот предпринял серьезные шаги, не став ждать официального заключения следственной комиссии по делу своего предшественника. В то время он указывает, что «для большинства [германских генералов] истинная суть дела осталась неясной». Это письмо свидетельствует также о том, что Гудериан рассматривал Гитлера отдельно от партии.

Вскоре подоспело и первое «серьезное и настоящее дело» – приказ командовать войсками, которые должны были первыми перейти австрийскую границу 12 марта 1938 года. Эта честь вызвала у Гудериана беспредельное волнение. Волновался он еще и потому, что наконец-то представлялась возможность продемонстрировать танковые войска и их настоящий потенциал в длительном периоде. Такая же возможность показать себя представилась соединению войск СС. По предложению Гудериана, переданному Гитлеру Зеппом Дитрихом, командиром «Лейбштандарта», машины были украшены флагами и зелеными ветвями «в знак дружеских чувств». Гудериан испытывал дружеские чувства и к Дитриху, бывшему ландскнехту, представлявшему собой еще один канал прямой связи с Гитлером. Последний называл Дитриха «одновременно хитрым, энергичным и жестоким» – описание, подходящее большинству лучших военачальников мира.

Гордо стоя возле Гитлера на балконе в Линце, когда фюрер обратился к народу, Гудериан был глубоко тронут единением германской нации. Такие же чувства испытывала и его жена, писавшая в те дни своей матери: