Глава 2. Все это слишком невероятно

Глава 2. Все это слишком невероятно

Я прекрасно понимаю, что читателю нелегко поверить в то, о чем я рассказываю, до тех пор пока он не испытает все это на себе. Я просто иногда забываю, что для многих мои слова звучат странно и неправдоподобно. Сам-то я давно привык к этому и полностью принял все, что происходит в моей жизни. И если бы я мог войти в дом каждого человека, рассказать и показать ему силу своей энергии, это был бы самый простой способ добиться того, чтобы люди мне поверили. Но так как это невозможно, я пытаюсь передать свои знания через книгу или пластинку, при помощи радио и телевидения… И все-таки, к сожалению, это не так ясно доходит до людей, как бы мне хотелось. Думаю, что получается примерно то же, как если бы ко мне подошел незнакомый человек и сказал: «Послушай, я вчера видел, как собака играла на губной гармошке». Я бы, конечно, возразил: «Подожди, такого не может быть. Я не верю в это». Но если бы я своими глазами увидел такую собаку, наигрывающую на губной гармонике какую-нибудь мелодию, мне волей-неволей пришлось бы в это поверить. Для начала я бы тоже усомнился: «Одну минутку, это настоящая собака? Может быть, где-то здесь спрятана другая гармошка, и кто-то другой играет на ней эту мелодию? А может, в собаку встроен громкоговоритель? Что это за гармошка?» Если бы я все это проверил и эксперты установили бы подлинность гармошки и убедились бы в том, что в ней нет никакого усилителя или магнитофона, тогда мне пришлось бы признать, что все именно так и есть. И даже в этом случае я все равно, может быть, не был бы уверен в этом на все сто процентов. Что же говорить о том, если бы я просто прочитал об этом в газете, в журнале или в книжке — конечно, я бы засомневался. Поэтому я могу понять, как чувствует себя читатель, когда читает мою историю. Я отдаю себе отчет в том, что он просто не может мне поверить.

Речь идет о феномене, и для меня он бесспорен. Поэтому мне кажется очень важным подробно описать его с точки зрения науки, в условиях строжайшего контроля, где какие бы то ни было фокусы исключаются. Необходимо доказать, что в каждом человеке заложена сильная энергия, которая может взаимодействовать с энергией вне нас, и мы эти энергии пока еще просто не познали. Людям очень важно в этом разобраться.

В доказательство этого приведу письмо одного научного консультанта, которое я получил из Англии после моих триумфальных выступлений. Письмо начиналось довольно спокойно, с традиционного приветствия, с упоминания о моем визите в Англию. А дальше я прочитал: «Последствия Вашего метеоритного визита в Лондон были потрясающими. Это явление психосоциологическое. До сих пор Ваше имя находится на устах у всей Британии. И то, чего Вы добились всего за 48 часов, мало кто мог предугадать или предсказать. Но меня лично больше всего интересует то влияние, которое оказал Ваш визит на научные и политические круги. На разных уровнях была, разумеется, разная реакция. Но, как всегда, существуют скептики и всякого рода мистики и шарлатаны, они как бы выстраиваются в одну линию. Я даже иногда задумываюсь о том, что, может быть, большинство скептически настроенных ученых в будущем можно будет тоже называть шарлатанами, которые просто почувствовали какую-то угрозу своему положению. Но оставим их в покое. Намного важнее для нас другие отзывы, признаюсь, тоже не всегда для Вас лестные. Дело в том, что мне довелось слышать, я даже не хочу говорить от кого, что Вам могут больше никогда не разрешить работать в прямом эфире Британии. Почему? Потому что очень странные вещи во время Вашей программы на Би-би-си происходили с очень важными устройствами, приборами и передатчиками по всей территории Британии. Создается впечатление, что все эти аппараты просто сгорели и окончательно вышли из строя, пока Вы были в эфире. Сами понимаете, меня это сообщение шокировало.

Кроме того, мне рассказали подобную историю, которая произошла с разработкой проекта по изучению особенностей воздействия на человеческий мозг стоимостью в несколько миллионов фунтов. Он выглядит настолько фантастично, что мне придется самому немножко в нем разобраться, прежде чем что-либо говорить по этому поводу. Тем не менее скажу, что люди, создавшие этот проект, безусловно, выдвинули ряд очень интересных идей. Принимая во внимание их реакцию на Ваше появление, я прихожу к выводу, что у них, вероятно, вышла из строя такая важная аппаратура, потеря которой рассматривается как потенциальная угроза для безопасности Британии».

Все это, конечно, гораздо серьезнее того, что происходило в простых домах Британских островов. Хотя раньше я уже сталкивался с явлениями, подобными тем, которые были описаны выше, и поэтому не был удивлен. Дело в том, что, когда я работал в Станфордском исследовательском институте, прошел слух, что компьютеры в военном отделении того же здания просто «сошли с ума». Это, разумеется, никогда не было официально подтверждено, но я, конечно, вспомнил тот случай, когда читал письмо из Лондона.

Вообще в результате долгих наблюдений я пришел к выводу, что моя энергия работает только на добро. Я никогда не пытался делать ничего плохого при помощи этой энергии и не собираюсь. Кроме того, у меня стойкое убеждение, что даже при желании нельзя было бы воспользоваться ею ради каких-то отрицательных целей, представляющих реальную опасность для людей. Однажды, признаюсь, я пытался воспользоваться энергией, когда был в игорных домах Лас-Вегаса, и ничего не вышло. Не то что бы от этого кому-то было плохо, просто это было нечестно. И то, что случилось в Англии, уверен, было не опасно. Конечно, я не знаю всей правды о том, что случилось и каждом доме, но мне никогда не приходилось слышать ничего плохого.

Со мной часто происходят удивительные вещи, которых я сам не ожидаю. Вот, например, я очень много летаю по всему миру и, слава Богу, никогда ничего не происходит с самолетами. Но трижды во время полетов вдруг ломались кинопроекторы на борту Боинга-747 и пленка самопроизвольно выходила из бобин, или вдруг пепельница поднималась в воздух и резко падала в другом конце салона. Могу себе представить, как глупо это звучит, особенно для человека, который никогда не видел таких вещей собственными глазами.

Известия по поводу эффекта передач Би-би-си на важную секретную работу сильно меня встревожили. И тем не менее я не смог ничего сделать, чтобы узнать какие-то подробности. Я прекрасно понимал, что, если случится что-нибудь в таком роде, это может вызвать очень большие осложнения. И у меня не было ни малейшего желания добиваться этого. Пожалуй, это главная из причин, почему мне все хочется делать в открытую. Я не хочу работать секретно с каким-нибудь правительством. Я слишком сильно верю в силы любви и верю в возможности людей. А кроме того, я искренне верю в Бога, хотя и не исповедую какой-либо религии. А главное — я понимаю, что нам прежде всего нужен мир, чтобы выжить на этой планете.

В письме моего друга из Лондона были интересные моменты, о которых стоит рассказать. Он разговаривал с профессором Лондонского университета Дэвидом Бомом, известным физиком, который в свое время работал с Альбертом Эйнштейном и с Нильсом Бором.

«Профессор Бом, — писал мой друг, — в отличие от многих напыщенных академиков очень чуткий и умный человек с широкими разносторонними взглядами. Причем он первый человек из тех, с кем я говорил о тебе, который очень заинтересованно подошел к проблеме. Он видит в твоих опытах большое значение и выразил по этому поводу очень много интересных глубоких мыслей. После твоего визита я несколько раз с ним беседовал, и он каждый раз выражал очень сильное желание встретиться с тобой, поговорить и, если ты захочешь, провести несколько экспериментов, результаты которых можно было бы потом опубликовать в журнале „Нэйче“. Он считает, что это одно из самых влиятельных и престижных изданий в мире науки. Очень многие важные открытия впервые были опубликованы на страницах этого журнала».

Я слышал о таких публикациях в «Нэйче». Мне говорили, что первые работы о ДНК появились именно там. Мне, конечно, было очень лестно предложение выступить на ее страницах.

В письме я также прочитал: «Бом дал мне понять, что он хочет обсудить с тобой некоторые вещи. Если бы вы нашли общий язык, было бы неплохо».

Предложение выглядело очень заманчиво. Кроме того, мне было приятно, что оно исходит от такого человека, как профессор Бом. Конечно, любые эксперименты приносят дополнительные волнения, опасения, что не все получится, как задумано. Но я заметил, что, чем дружелюбнее ко мне настроен ученый, тем лучше результаты экспериментов. В противном случае я начинаю напрягаться, и они часто бывают не очень хорошие. Взвесив все за и против, я все-таки решил встретиться с профессором Бомом во время одной из моих ближайших поездок в Англию.

Но сначала я отправился в США с серией лекций и публичных выступлений.

А накануне моего вылета в Штаты профессор Джон Тейлор выступил с заявлением, из которого стало ясно, насколько серьезно британские ученые отнеслись к феномену. Он заявил прессе, что хочет начать очень серьезные исследования воздействия эффекта радио-телепередач. «В конце концов, мы, может быть, и докажем, что его силы не уникальны, — сказал он. — Но если он согласится с нами сотрудничать, то, безусловно, поможет сделать очень важные открытия в области человеческого разума. Речь вовсе не идет об еще одном телевизионном цирке. Нам хотелось бы провести серьезное научное расследование».

Одна из лондонских газет направила своего корреспондента вместе со мной в Штаты, чтобы тот постоянно освещал мое турне по университетам и колледжам США. Рой Стокдилл — так звали этого корреспондента — оказался очень приятным человеком и, конечно, как большинство людей на его месте, захотел собственными глазами увидеть, что я делаю. Когда мы летели в самолете, Стокдилл попросил меня согнуть его ключ от квартиры. Я слегка прошелся пальцами по ключу, который лежал на подлокотнике самолетного кресла. Он моментально скрутился. А когда мы прибыли в США, Стокдилл попросил меня сделать то же самое с его ключом от гостиницы, который был намного толще и крепче. Я попробовал, но у меня ничего не вышло. Ключ совсем не гнулся.

У Стокдилла было с собой небольшое зеркало для бритья в крепкой металлической рамке. Он продемонстрировал мне упругость этого зеркала, попытавшись согнуть его руками. Ничего у него не получилось. Тогда я провел пальцем по зеркалу, но тоже без успеха. Мне показалось, что это один из тех случаев, когда ничего не клеится. Я снова вернулся к ключу от гостиничного номера, и теперь он начал гнуться. Так часто бывает: сперва процесс не срабатывает, и только на второй раз что-то получается. Но самое поразительное было впереди. Стокдилл случайно взглянул на зеркало, которое оставил на маленьком столике возле окна. Оно сгибалось. Сгибалось до тех пор, пока не приняло форму буквы «U». Так тоже часто бывает — как бы задержанная реакция. А иногда совсем удивительные вещи происходят. Я провожу пальцем над какой-то определенной вилкой или ложкой, а в это время на столе гнутся другие приборы. Я и сам не знаю почему.

В тот же вечер мы со Стокдиллом отправились поужинать в ресторан, где крутили кино. Но стоило нам сесть за стол, как что-то случилось с проектором и вся пленка покатилась на пол. Клянусь, я не пытался ничего сделать, абсолютно не сосредоточивался. Стокдилл был поражен.

Вместе со Стокдиллом ездил фотограф — Майкл Брэннан, получивший в свое время звание «Британский фотожурналист года». И когда мы были в Маями-бич, я вдруг вспомнил, что в прошлом мне удавалось фотографировать себя, не снимая с объектива фотоаппарата защитного черного колпачка. Я предложил Стокдиллу и Брэннану попробовать так сделать. Они заинтересовались. Брэннан подготовил свой фотоаппарат «Никон», заряженный черно-белой пленкой «Три-Х». Я отснял три рулона пленки, держа фотоаппарат на вытянутой руке, направляя объектив, закрытый колпачком, себе в лицо. После того как заканчивался очередной ролик пленки, Брэннан брал фотоаппарат, вынимал пленку, запечатывал ее и запирал в своем кофре. Я больше к ней не прикасался. Когда они вернулись в Лондон, сразу же проявили пленки. Брэннан не сомневался, что вся пленка окажется чистой. Два ролика пленки, действительно, были чистыми. Но в середине третьей пленки обнаружились две моих фотографии. Конечно, они никогда бы не получили призов на фотовыставках, но тем не менее это были мои снимки.

В воскресенье 2 декабря 1973 года газета «Ньюс оф зе уорлд», имеющая практически самый большой тираж в мире, напечатала эти фотографии на первой странице, назвав их «Чудо-фотографии Ури». Конечно, было много шуму. Газета «Дейли мейл» цитировала фотоэкспертов, утверждавших, что это абсолютно невозможно, поскольку не существует ни физических, ни химических процессов, позволяющих фотографировать с закрытым объективом. Брэннан и Стокдилл твердо стояли на своем, убеждая читателей в том, что никакого обмана здесь нет.

Рой Стокдилл начал свою серию статей такими словами: «Это было потрясающе. Я провел с Ури Геллером невероятную, умопомрачительную неделю. То, что он делает, невообразимо, просто отказываешься верить своим глазам».

А закончил словами: «Ури — это нечто особое. Я видел его за работой. Не существует никаких логических объяснений того, что он делает, и того, что происходит в его присутствии. У меня лично не было никаких оснований заподозрить его в фальсификации. Может быть, есть какой-нибудь фокусник, который может как-то обмануть вашу бдительность и повторить некоторые вещи из тех, которые делает Ури. Но это тем не менее не дает никакого объяснения, почему скручиваются ключи и ложки в тот момент, когда самого Ури рядом нет. Потребуется вмешательство очень умных ученых, чтобы раскрыть всю правду об Ури Геллере».

К этому времени многие научные журналы, описывая феномен сгибания металлических предметов, называли его «эффектом Геллера». Это, конечно, было очень приятно, прежде всего, потому, что ученые становились все более непредубежденными. А это, я вас уверяю, совсем не так просто сделать.

Статья в «Нэйче» от 7 декабря 1973 года окончательно убедила меня в том, что научный мир стал больше доверять мне. А если учесть, что этот журнал пользовался особым уважением среди ученых, то, конечно, это сыграло важную роль в изменении отношения к моим опытам. Ведь очень долгое время каждый ученый, который серьезно ко мне относился, тотчас же подвергался критике со стороны своих коллег. И естественно, приятно было видеть, как поднимается этот железный занавес. Особенно в таких важных публикациях.

После шумных событий в Англии меня очень интересовало, что произойдет, когда я попытаюсь провести подобного рода программу в Норвегии. Перед поездкой у меня было время подумать, как вести себя дальше. Мои показательные выступления постепенно превратились в нечто большее, чем просто занимательное зрелище. Мысль о том, что во время сеансов выходит из строя аппаратура, связанная с системой национальной безопасности, постоянно преследовала меня. Долгое время у меня было очень смутное представление о природе моего дара.

Шло время. Мои взгляды утверждались, развивались, но я все равно не мог добраться до корней. Хотя к тому времени я уже твердо верил, что эти корни наверняка связаны с каким-то фантастическим разумом. Я не знал, как все это называется — до Бога ведь нельзя дотронуться. Но во Вселенной все эти разумы, безусловно, существуют. Их миллионы и миллионы. И может быть, один из них, или два, или пять — никто не знает сколько, — попытается пойти на контакт с человечеством.

Может быть, конечно, я ошибаюсь, но мне кажется, что человеческий разум пока просто не готов принять все это, потому что мы привыкли к одномерному, простому временному измерению и не пытаемся расширять свои познания в этом направлении.

Пока я еще, кажется, не достиг никаких успехов в объяснении своего феномена. Мне открылся только маленький верх огромного айсберга. Предстоит очень много работы. Но в одном я уверен: эти энергии действительно работают через меня и я не могу их игнорировать. Мне даже кажется, что вся эта шумиха вокруг моего имени — это хорошо, потому что благодаря этому все большее число людей узнают про существование сверхъестественных сил. И я уверен, что придет время и человечество вынуждено будет поверить в них и принять их, так же как в свое время оно приняло объективность существования электричества. Сперва они будут восприниматься как феномен, потом как теория, а потом, может быть, даже как физические законы науки.

Выгибание металла проще всего увидеть, потому что объект находится прямо перед тобой, и ученые могут свободно наблюдать за всеми процессами, происходящими с ним. Остальное, например телепатические явления, изменения хода часов и другие странные вещи, происходящие часто даже без моего ведома, тоже ждет своего изучения. В одном я твердо убежден: я должен продолжать демонстрировать свой феномен не потому, что зарабатываю этим себе на жизнь, а потому, что чувствую необходимость научных исследований и важность их возможных результатов.

Мое выступление на национальном телевидении Норвегии было назначено на 19 января 1974 года. Это был мой первый выход в эфир после триумфального телесеанса в Англии. Поэтому мне было интересно сравнить, чем на этот раз все закончится. Началось интервью. И почти сразу же в студию пошли телефонные звонки. Почти полностью повторялась ситуация с Би-би-си. Различные предметы гнулись в домах по всей Норвегии точно так же, как это происходило в Британии.

После передачи я направился к себе в гостиницу «Континенталь». Нужно было готовиться к новым выступлениям, которые мне вскоре предстояли в ФРГ, Швейцарии, Австрии, Швеции, Финляндии, Дании и Голландии. Мне казалось важным собрать статистические результаты в разных странах и потом свести их в единую систему. Достоверность происходящего была подтверждена записью передач, сделанных норвежским и британским телевидением и радио. Кроме того, с каждым днем росло количество публикаций в самых различных средствах массовой информации. Я снова и снова просматривал заголовки статей, читал научные комментарии, чтобы лишний раз убедиться, что все это не сон.

Для меня остается загадкой, почему эти силы иногда находят свое проявление в самых тривиальных вещах — во всех этих ложках и ключах. Конечно, мне хотелось бы, чтобы их существование приносило какую-то значительную и серьезную пользу.

Когда я вернулся в гостиницу «Континенталь», то подошел к администратору узнать, не было ли для меня каких-то посланий. Администратор передал мне конверт, выглядевший очень солидно и официально. Я его открыл.

Там оказалась визитка Алва Якоба Фостерволла — норвежского министра обороны. На обратной стороне визитки я нашел небольшое послание, из которого понял, что он хочет со мной встретиться и пришлет за мной машину на следующий день.

Я заснул в ту ночь с мыслями о том, что же нужно от меня министру обороны Норвегии? Зачем он хочет со мной встретиться?