ШПАГА АЛЕКСАНДРА ДЮМА

ШПАГА АЛЕКСАНДРА ДЮМА

«Жизнь его — самое увлекательное из всех его произведений, и самый интересный роман, который он нам оставил, — это история его приключений».

Брюнетьер

1

Бесплатный сыр бывает. Каждой осенью в гасконских провинциях Франции над деревнями витает особый неповторимый запах. Это крестьяне вываливают на столы трактиров огромные круги только что сваренного сыра. Заходи, кто хочешь. Пробуй, сколько угодно. Одно условие, нельзя брать с собой.

В то пасмурное утро на окраине одной из таких деревень, название которой и на карте отыскать невозможно, настолько мала, за деревянным столом придорожного трактира сидели двое. Трактир был с низкими прокопченными потолками, почти не освещался свечами, внутрь и в солнечный день свет почти не проникал, уж в пасмурную погоду и говорить нечего.

Двое посетителей производили неприятное впечатление. Первый, по имени Маркель, грузный и толстый, с окорокообразным лицом, на котором едва помещался мясистый нос. Вдобавок, огромные, волосатые, красно-бурые лапищи. Отвратительная личность. Второй был еще противнее. Мелкий и худенький, с глазами суетливого мышонка. И звали его Жийоп. Разве достойный человек станет носит подобную фамилию? Непременно сменит.

Словом, оба типа были несимпатичны любому первому встречному. Они и сами друг друга недолюбливали. Постоянно переругивались. Вероятнее всего потому, что ремесло их было сопряжено с постоянным риском для жизни.

Парочка была наемными убийцами.

Направлялись они прямиком в Париж. Заказ предстояло выполнить далеко нешуточный. Выкрасть какого-то «Дюне» или «Думе», увезти его на север страны и там содержать в старом замке под стражей до определенного срока. «Заказчик», лица которого они не видели, поставил условие: чтоб ни одна живая душа не знала.

Еще при заключении сделки, Маркель предложил просто решение. Убить этого самого «Думе», «Дюне», или как его там, и в яму закопать. Но «заказчик» стоял на своем. Для чего-то тот ему был нужен живым и невредимым. Но в заточении.

Торговались довольно долго. «Заказчик» оказался скупердяем. Ни единого сантима не уступал. И даже штраф грозился наложить, если что-то пойдет не так. Знала бы подлая парочка, в какую авантюру они ввязываются, какие им предстоят испытания, бежали бы от «заказчика», куда глаза глядят. Но наемные убийцы были, как бы это помягче выразиться, людьми совершенно без фантазии.

Маркель и Жийоп поедали сыры в неимоверных количествах. Служанка едва успевала подносить все новые порции. Мелкий Жийоп норовил припрятать отдельные куски в карманы своего грязного платья, а Маркель, даже не понюхав и не насладившись запахом, прямиком отправлял куски в рот. Глотал, не разжевывая.

Разговор между собой типы вели вполголоса, чтоб окружающим было не понять, хотя в тот утренний час в трактире вовсе не было посетителей. Только в самом углу старый монах что-то колдовал над своими кусками. Смотрел на свет, сдавливал пальцами, нюхал.

Как только служанка скрылась за кухонной дверью, Жийоп, оглянувшись на монаха, наклонился над столом и прошипел:

— Которого бы должны… «того», настоящий богач?

— Не нам чета, — глухо ответил Маркель. Голос его напоминал рычание быка. Если предположить, что быки умеют рычать.

Жийоп пошевелил губами, явно что-то прикидывая в уме.

— За такого надо платить больше.

— Проще убить. И в яму закопать, — прорычал Маркель.

Он явно не любил фантазий, импровизаций, отклонений от нормы.

— Надо было просить больше! — уткнувшись в тарелку, продолжал бормотать Жийоп.

— Есть у меня мечта! — неожиданно зло отозвался Маркель.

Жийоп вскинул вверх свой остренький, как у мышонка носик, и с веселым любопытством посмотрел на напарника.

— Уйти в монастырь? — хихикнул он.

— Получить заказ на тебя. — задумчиво ответил Маркель. И улыбнулся своей бычьей улыбкой. Опять-таки сомнительно, что быки умеют улыбаться. — С радостью бы исполнил. И задешево.

Трусливый Жийоп понял, лучше на время заткнуться.

Заказ, действительно, был не из легких. По очень скудным сведениям, полученным от «заказчика», этот самый «Думе» или «Дюне», проживал в Париже сразу в нескольких местах. Имел трех любовниц в разных районах города и вечно болеющую мать. Посещал редакции газет и обедал в самых дорогих заведениях. Имел толпу друзей и встречался с ними ежедневно в самых людных местах. Вертелся, как ошалелая белка в колесе.

Попробуй, подлови такого!

Подлая парочка совершенно не знала Парижа. Оба были беспросветными провинциалами. Стало быть, им предстояло плутать по шумным столичным улицам, ночевать в своей повозке прямо под открытым небом. И питаться, Бог знает чем. Так последнее здоровье потеряешь.

Маркель, проглотив весь сыр, находящийся на столе, ухватил за руку появившуюся служанку, сгреб с ее подноса еще несколько кусков сыра и бросил в свой, необъятных размеров мешок. Служанка раскрыла было возмущенно рот, но Маркель показал ей кулак, размером с ее голову и вышел из трактира. Жийоп тут же последовал за ним. Правда, успел прихватить пару кусков со стола монаха.

Через минуту парочка уже тряслась в повозке, запряженной кобылкой каурой масти по разбитой сельской дороге.

Париж бурлил днем и ночью. Выставки модных художников и пышные званные обеды, премьеры популярных драматургов и концерты не менее популярных композиторов, осенние распродажи в лавочках и в новых шикарных магазинах, уличные музыканты и просто толпы гуляющих. Все это будоражило, вовлекало в бесконечный праздничный водоворот, всех лишало сна и возможности хоть как-то осмыслить происходящее вокруг.

Недаром какой-то маркиз заметил: «Париж — это праздник, который всегда!». Трудно не согласиться с подобным утверждением. Тем более, в первой половине девятнадцатого века.

Главной достопримечательностью Парижа тех времен были вовсе не бульвары Елисейских полей, и не набережные красавицы Сены. Не выставки молодых художников и не вечерние огни театральных премьер. Не Мон-Мартр и даже не самые очаровательные женщины в мире.

Главной достопримечательностью Парижа был один единственный человек. Знаменитый писатель и драматург Александр Дюма!

Высокий, стройный, с копной вечно взлохмаченных волос, с маленькими усами и большими, выразительными глазами, в кричаще-ярких и пестрых жилетах, он появлялся в самых неожиданных местах и уголках Парижа и заставлял все женские сердца биться значительно громче стука их же собственных каблучков по тротуарам.

Все женщины любили Дюма. Дюма любил всех женщин. Можно было без преувеличения сказать: «Париж — это Дюма!», «Дюма — это Париж!». Оба утверждения были в одинаковой степени верны.

Каждый день его видели одновременно сразу в нескольких местах. Его фразы и выражения, вскользь брошенные, передавали из уст в уста, как самую важную политическую новость. Оценки, походя данные тому или иному человеку, становились ярлыком на всю жизнь.

Александру Дюма завидовали все. Он не завидовал никому.

Той осенью у Дюма появилась мания преследования. Примерно уже с неделю мерещилось, будто его преследуют два типа. По очереди. Один толстяк. Здоровый, как бык. С красным носом. Другой маленький, как мышонок. Но тоже очень противный. Преследуют постоянно. В самых неожиданных местах подворачиваются под руку.

Не далее, как сегодня утром, прямо у служебного входа театра Комеди-Франсез перед Александром возник «мышонок».

— Сударь! Десять франков! На похороны брата близнеца!

Дюма никогда не отказывал в просьбах. Ни друзьям, ни нищим.

— Вот двадцать франков! Похороните обоих близнецов!

Широта натуры была главной его отличительной чертой. Он уже зарабатывал на пьесах и романах сотни тысяч франков в год. Правда, тратил вдвое больше. Постоянно находился в долгах. Кредиторы так и рыскали за ним по пятам, как гончие псы.

Но мерзкая парочка отнюдь не походила на кредиторов.

С толстяком, которого Дюма мысленно окрестил «быком», встреча состоялась еще раньше. Неделю назад Александр стоял на берегу Сены под деревом и наблюдал, как дятел-отец учит своего птенца долбить клювом по дереву. Забавное зрелище!

Почему-то вспомнился собственный отец. Генерал, во времена императора Наполеона командовавший Альпийской армией, был фантастической храбрости и отваги человеком. Для него не существовало невозможного. Однажды, где-то в Египте, на узком мосту он в одиночку отразил наступление целого эскадрона. Сына своего Александра, он успел научить очень-очень многому. Любить природу, охотиться на дичь…

Самая забавная история с ним приключилась в Алжире…

Но с удовольствием вспомнить эту историю Александр не успел.

— Как пройти в Национальную библиотеку? — раздался над его ухом сиплый голос. В нос ударила волна из чеснока и лука.

Дюма резко обернулся. Перед ним стоял какой-то бродяга. Сильно помятый, явно нетрезвый и очень воинственный.

— Тебе, приятель… — усмехнулся Александр, — не библиотека нужна, портовый кабак!

Несколько секунд писатель Дюма и наемный убийца Маркель, молча, смотрели друг другу в глаза.

«У-у-у, гад!» — думал Маркель. «Небось, купается в деньгах!».

«Забулдыга! Из провинции!» — думал Дюма. «Подрядился в речной порт сезонным рабочим. Наверняка, уже и оттуда выгнали. За пьянство. Силен, но ленив».

— Может, составишь компанию? — по-бычьи насупившись, спросил Маркель. И почти вплотную придвинул свое мясистое лицо.

В голосе его звучала просьба и угроза одновременно. И еще что-то, чего Дюма не угадывал, хотя считал себя неплохим психологом.

— Вот тебе пару монет! Выпей за мое здоровье! — сдержанно ответил Дюма. И резко повернувшись, пошел по набережной Сены.

Некоторое время он слышал за спиной сбивчивый топот ног. Потом перестал обращать внимания. И зря! Если бы еще тогда он был хоть чуточку подозрительнее, наверняка, разглядел бы, «бык» вовсе не был пьян. Он только притворялся.

Мания преследования была явно следствием перенапряжения. Дюма чудовищно много работал. Писал, как вол. Во Франции, (да что там Франция, во всей Европе!), не было второго такого писателя, который работал бы все ночи напролет. Спал по два-три часа. Содержал трех любовниц. Не считая мелких увлечений. Ежедневно навещал больную мать на тихой улочке Сен-Дени. Устраивал званные обеды и вечера, о которых потом с восторгом судачил весь Париж.

Сегодня предстояла встреча с издателем «Ля Пресс» Жирардэном.

Открытое летнее кафе «У озера» располагалось на берегу Сены. Кто дал ему подобное нелепое название? В ответ на насмешливые вопросы хозяйка, чувствительная мадам Анисе, только загадочно улыбалась. Впрочем, название ничуть не влияло на количество посетителей. Из-под его шатров открывался чудесный вид на Собор Богоматери и на саму красавицу Сену.

Александр Дюма очень любил это кафе. Он частенько назначал деловые встречи за одним из его столиков.

Вчера Дюма получил письмо от своего соавтора Огюста Маке.

«Дорогой друг! С сегодняшнего дня я отказываюсь от своих прав на переиздание следующих книг, которые мы написали вместе, а именно: „Три мушкетера“, „Двадцать лет спустя“, „Королева Марго“, и утверждаю, что Вы сполна рассчитались со мной за все в соответствии с нашей устной договоренностью. Ваш Маке.».

Письмо было очень кстати. Теперь Александр заткнет глотки всей этой своре мелких завистников, которые по всему Парижу поносят его честное имя! Грязные слухи, сплетни уже давно перешли грань позволительного, допустимого.

Первые пять лет напряженного труда Дюма, и внимания не обращал на сплетников и завистников. Куда от них денешься.

Теперь настал момент дать им решительный отпор.

Александр решил опубликовать в газете письмо Огюста.

Он отдавал должное благородству Огюста Маке. Редкий из соавторов может, вот так открыто, признаться, что играет вторую роль. Является лишь подмастерьем, помощником.

— Никак не могу понять, — пожал плечами Дюма, едва издатель Жирардэн, прочитав письмо, отложил его в сторону, — Чего не хватает Маке, чтоб самому стать талантливым писателем?

— Ему не хватает вашего таланта, — ответил Жирардэн.

— Порой мне его искренне жаль.

— Есть простое решение, — едва заметно усмехнулся Жирардэн.

Дюма удивленно вскинулся. Он очень любил простые, ясные решения. По его глубокому убеждению, именно в простоте и ясности раскрывается подлинный талант.

— Поменяйтесь ролями. Станьте вы его соавтором.

Дюма вздрогнул, будто его ударили дубиной по спине.

— Никогда!!! — пылко воскликнул Александр. — Никогда! Дюма никогда не были, и никогда не будут рабами!

Известный писатель явно погорячился. Всем было прекрасно известно, его бабка была полинезийской рабыней, темнокожей красавицей. Отсюда, неистовый темперамент, фантастическая любвеобильность и все такое прочее. А что касается будущего.… На все воля Божья.

Неделей ранее в уютной квартире с окнами на улицу Зеленая встретились две женщины. Две актрисы. Две яркие незаурядные личности. Встретились, чтоб поделить одного мужчину.

Крайне неблагодарное это занятие, делить мужчину. Пополам его резать, что ли?

Разумеется, мужчиной, которого предстояло «делить», был наш доблестный писатель и драматург Александр Дюма.

Он и сам обещал присутствовать, но почему-то задержался.

— Я родила ему дочь! — с места в карьер начала Мелани Серре, высокая, красивая брюнетка с огромными темными глазами.

— Достойное занятие для актрисы! — парировала Мари Дорваль, кукольная блондинка с серо-зелеными глазами. — Продолжай в том же духе, плоди будущих зрителей.

Несколько секунд обе женщины сверлили друг друга выразительными ненавидящими взглядами.

— Я играла героинь во всех его пьесах! — возмущенно продолжила Мари Дорваль. — Только благодаря мне он стал знаменитым! И что получила в благодарность?

— Я сыграла не меньше ролей в его пьесах! И тоже покинута!

Еще несколько секунд женщины выразительно молчали. Первой нарушила молчание, разумеется, Мелани Серре. Хозяйка, все-таки. Положение обязывает, как никак.

— В сущности, мы обе просто несчастные женщины.

— Но мы обе, Женщины! С большой буквы! — не успокаивалась Мари Дорваль. — Кроме того, мы обе, равно-талантливы!

— Как-как!?

— Равно-талантливы!

— Странное выражение!

— Последнее время у меня тяга к неординарным выражениям. Равно-талантливы! Ух! Даже дух захватывает! Ведь, одно время мы с тобой гремели. Ох, ка-ак гремели! На всю Европу!

— Ты, естественно, потише, я, естественно, погромче, — не удержалась Мелани Серре.

— Пустая бочка, естественно, гремит громче, — мгновенно отреагировала Мари Дорваль.

И опять несколько секунд женщины сверлили друг друга ненавидящими взглядами. И опять долго молчали. И опять первой нарушила молчание хозяйка, Мелани Серре.

— В конце концов, если отбросить все мелочное и наносное, мы с тобой… одного поля ягоды, — вздохнув, заявила она.

— Одного полета птицы! — тут же подхватила Мари. — Я, естественно, чуть повыше. Ты, естественно…

— Сухой лист всегда высоко носит! — в очередной раз не удержалась Мелани Серре.

В таком духе женщины беседовали еще довольно долго. Говорили друг о друге. Перечисляли взаимные ошибки и промахи. Потом несколько часов подряд, перебивая друг друга, говорили о Дюма.

В тот вечер женщины организовали тайное общество, «Актрисы против Дюма!». По их скромным подсчетам, не менее двадцати подруг жаждали вступить в подобное общество.

И планы у них были самые воинственные.

На той же неделе в первом антракте премьеры «Генрих Третий», убедившись, что и этот спектакль идет блистательно, Александр Дюма вышел из театра и пошел по узкой улочке в направлении доме, где проживала актриса Луиза Депрео.

Был прекрасный вечер. Тихий и теплый.

В руке Дюма держал букет цветов, под мышкой длинную шпагу, подаренную ему в честь блистательной премьеры. Естественно, он не пристегивал шпагу к поясу. Его просто могли поднять на смех. Все-таки девятнадцатый век на дворе. Какой разумный человек станет разгуливать по Парижу со шпагой на боку. Те романтические времена давным-давно прошли.

Неожиданно перед самым его носом опять возник бродяга. Будто из-под булыжников мостовой вырос.

— Если дорога жизнь, топай за мной! — нагло прорычал Маркель. Разумеется, это был он. Кто еще-то!

— Не имею чести вас знать! — вспылил Александр.

Тон бродяги и весь его облик никак не соответствовали правилам приличия. Кроме того, изо рта его опять за версту несло дикой смесью чеснока и лука, что в кругах, в которых вращался Дюма, уже само по себе являлось оскорблением и вызовом окружающим.

— Пожалеешь, пустой писака! — взревел Маркель.

Он зарычал, как разъяренный бык перед красным плащом и тут же цепко ухватил Александра за руку.

Это было уже слишком! Чтоб какой-то грязный бродяга хватал его за руку!? Его, автора самых популярных пьес, написавшего десятки романов, которыми зачитывалась вся Франция!? Его, перед которым склоняли головы принцы и маркизы, а принцессы всех мастей дарили благосклонными улыбками, (и не только улыбками!), Его, которому…

Впрочем, перечислением всех его заслуг и достоинств можно занять не одну страницу. Оставим это газетчикам.

Александр вырвал свою руку из лап «быка»-бродяги и так сильно оттолкнул от себя, что тот отлетел к стене дома, ударился об нее спиной и замер в оцепенении.

— Ах, вот ты ка-ак! — прорычал Маркель, явно не ожидавший такого яростного и мощного отпора.

Александр Дюма выхватил из-под мышки шпагу, вынул ее из ножен и, с намерением приставить ее к горлу бродяги, двинулся на «быка». Чтоб тот на коленях запросил пощады! На коленях!!!

Александр совершенно забыл, что шпага театральная, бутафорская, деревянная и не сможет причинить бродяге сколько-нибудь серьезного ущерба. У него давно уже все в голове перемешалось. Театр и жизнь, фантазии и реальность.

Маркель в свою очередь не стал дожидаться нападения, оттолкнулся от стены и, рыча, двинулся на Дюма. Александру не оставалось ничего другого! Он отбросил букет в сторону, схватил шпагу обеими руками и, что есть силы, треснул наступавшего бродягу прямо по голове! Шпага переломилась пополам!

Неизвестно, чем бы закончился этот поединок, но тут на счастье, одновременно со всех сторон распахнулись окна вторых этажей. На улицу понеслись вопли разбуженных обывателей:

— Мерзавцы! Негодяи!

— Господи! Дайте хоть чуточку поспать, умоляю!!!

— Немедленно прекратите! Вызовите жандармов!

Большинство жителей тихой улочки были в ярости и гневе. Из окон полетели остатки ужинов и уж вовсе самые неподходящие для метания предметы. На голову Маркеля вылилось целое ведро воды. С противоположной стороны полетел даже чей-то ночной горшок. К сожалению, он не достиг цели, пролетел мимо и, ударившись о мостовую, раскололся на мелкие части.

Бродяга-провинциал, явно непривыкший к подобной реакции столичных жителей, схватился за голову и, втянув голову в плечи, поспешно ретировался.

Александр Дюма, не обращая внимания на возмущенные вопли, торжественно раскланялся во все стороны, поднял с мостовой оброненный им букет и, вставив в ножны остаток шпаги, достойной походкой продолжил свой путь.

Правда, и он аплодисментов в свой адрес не слышал. В спину ему неслись те же угрозы и проклятия, что в адрес бродяги.

Через полчаса на пороге квартиры актрисы мадемуазель Марс Александр и думать забыл о каком-то бродяге.

Впрочем, в объятиях такой красавицы, каковой являлась несравненная мадемуазель Марс, любой забудет не только какого-то ничтожного бродягу, но и, наверняка, свое собственное имя. Потому неудивительно, что Александр совершенно забыл, поначалу он направлялся к актрисе Луизе Депрео. Просто, выходя из темного переулка, свернул не направо, как следовало, а налево.

Но теперь это уже не имело значения.

Премьера пьесы Александра Дюма «Генрих Третий», как, впрочем, и все предыдущие его пьесы, поразила Париж. Легкость в обращении с «историческим материалом», искрометный юмор и неистовый темперамент подкупали даже самых искушенных зрителей.

Такого, блистающего драгоценностями партера, Комеди-Франсез еще не видела. Принцы, принцессы, дамы полусвета, писатели, художники. В одной из лож были замечены даже Беранже и Гюго. Что удивительно. Ведь всем известно, писатели не читают чужих книг, художники не смотрят картин своих коллег, а чтоб затащить драматурга на премьеру своего товарища по перу, нужно приложить недюжинные усилия.

Во втором антракте издатель Жирардэн и теперь уже бывший, (экс, так сказать!), соавтор Александра Дюма, Огюст Маке оказались стоящими рядом в центре вестибюля.

— Замечательный вечер! — с довольной улыбкой заметил Жирардэн, имея ввиду премьеру спектакля.

— Знаменательный день! — громко сказал Огюст Маке. Он явно имел в виду нечто совершенно иное.

В ответ на удивленно поднятые брови издателя, он с самодовольной улыбкой снисходительно пояснил:

— Знаменательный день для меня! Отныне я работаю только на себя самого. С Дюма покончено.

— Думаю, это не слишком сильно огорчит Александра.

— Мне больше нет дела до какого-то Дюма! — раздраженно бросил Огюст. — Скоро Парижу явится новый великий писатель, Огюст Маке! Запомните этот день.

— Стало быть, с литературной поденщиной покончено? — едва заметно улыбнувшись, спросил Жирардэн.

Но Огюст Маке едва ли услышал. Он уже явно примерял на себя манеры и повадки «великого писателя». Надменным и слегка презрительным взглядом окидывал театральную публику.

— Маке умер! Да здравствует Маке! — громко и даже как-то торжественно провозгласил Огюст Маке.

Гуляющие по вестибюлю недоуменно оглядывались на него. Но Маке этого не замечал. Был выше недоуменных взглядов. В буквальном смысле, бегал глазами поверх голов, будто рассеянно кого-то искал.

«Однако-о!» — подумал Жирардэн. «У него амбиций и честолюбия на десяток писателей. Такие обычно плохо кончают».

Осень в Париже время исполнения желаний.

Подловила подлая парочка известного писателя на женщину. Ищите женщину — девиз Франции! А чего ее искать? Подходящую всегда найти можно. Были бы деньги.

Прекрасным осенним вечером Александр брел по тихой улочке к центру города. Стояла та самая пора, которой обычно поэты посвящают свои шедевры. Над крышами домов висела легкая дымка, она будто легкой паутиной окутывала весь город.

Неожиданно из темного переулка к Александру подскочила худенькая заплаканная цыганка. И теребя его за рукав, жестами, (очевидно, от рождения была немая!), попросила помочь. Из ее бессвязных жестов Александр понял одно, женщина нуждается в помощи.

Какой француз откажет женщине! И Александр Дюма, ни секунды не мешкая, ринулся в темный переулок кого-то там спасать. Хотя, спасать впору было уже его самого.

В переулке, рядом с повозкой, запряженной кобылкой каурой масти, Дюма увидел омерзительную сцену. Уже знакомый ему «мышонок» поставил перед собой на колени пышнотелую цыганку и душил ее обеими руками. Причем, делал это как-то вызывающе, демонстративно. С наглой ухмылкой, поглядывая на приближающегося Александра.

Полногрудая цыганка умоляюще смотрела на Александра своими огромными, красивыми, темными глазами. И явно от страха не могла вымолвить ни слова.

«Достойна пяти баллов! По моей двенадцатибальной шкале!» — успел подумать Александр. И во всю силу легких крикнул:

— Эй, ты! Мерзавец!!!

И в ту же секунду получил чудовищный удар сзади по голове. В глазах у него потемнело. Хороводом заплясали яркие звезды. Они то выстраивались в фигуру Белой Медведицы, то образовывали Созвездие Скорпиона. Потом звездный хоровод в голове у Дюма погас, и его сознание погрузилось в полнейшую темноту.

2

Голова Александра гудела, как колокол Собора Богоматери. Руки и ноги были туго связаны кожаными ремнями. Вдобавок, поверх всего тела он был опутан толстыми веревками. Он лежал на спине в повозке и каждой мышцей ощущал неровности дороги. С кляпом во рту, он не мог издать ни звука.

Сквозь дырку в пологе, он видел только кусок голубого неба, да слышал мерный топот лошади. Наверняка, каурой кобылки.

Топот копыт, непрерывная тряска и головная боль.

Волнами наплывали воспоминания…

— Знаете ли вы математику? Алгебру?

— Нет, генерал.

— Геометрию, физику, химию?

— Нет, генерал.

— Вы изучали право? Или знаете бухгалтерию?

— Ни малейшего понятия.

Генерал Фуа, все еще стройный и подтянутый, несмотря на свой почтенный возраст, в некоторой растерянности ходил по кабинету и напряженно всматривался в молодого человека, сидевшего на стуле возле его стола. Молодой человек был чудовищно молод, фантастически необразован и бесконечно похож на своего отца, доблестного генерала Дюма, с которым Фуа когда-то вместе служил в армии Наполеона.

— У вас есть какие-то средства к существованию?

— Никаких. Но я абсолютно убежден…

Генерал Фуа жестом прервал юношу и сел в кресло за свой внушительных размеров стол. Пододвинул юноше бумагу и перо.

— Напиши свой адрес. Я должен некоторое время подумать.

Юноша взял в руки перо, молниеносно что-то начертать на бумаге.

Когда генерал поднес листок глазам, на лице его появилось выражение удивления. И даже восторга.

— У вас прекрасный почерк! Это выход.

Почерк юноши и впрямь был превосходен. Изящные завитушки и элегантные хвосты, которым позавидует любой грамотный просвещенный человек. И писал юноша быстро, стремительно. Без ошибок и помарок. Будто скакал галопом на лихом скакуне.

Уже через два дня он служил в канцелярии герцога Орлеанского, штаб-квартира которого располагалась в Пале-Рояле, знаменитым своим театром Комеди-Франсез. Словно сама Судьба незаметно подталкивала юношу в спину к театру, к театру…

Разумеется, все свободные вечера юноша пропадал в театре. Аплодисменты слышались ему постоянно. Он был абсолютно убежден, очень скоро эти волшебные, завораживающие звуки восторга и одобрения будут звучать и в его честь.

И рукоплескания будут сопровождать его всю жизнь.

…Мерный топот копыт, фырканье каурой лошадки, да кусок голубого неба в дырке полога шаткой повозки…

Сознание то возвращалось к Александру, то покидало его… Постоянно вертелась в голове одна мысль:

«Жаль, не идет дождь!». Почему-то именно унылый, промозглый, осенний дождь, в восприятии Александра, должен был наиболее ярко иллюстрировать его нынешнее положение. Голубое небо над головой его только раздражало. Дюма и в этой ситуации воспринимал жизнь, как некий театральный спектакль.

— Алекс! Мальчик мой! Ты жив, жив…

Получив в подарок от отца первое в своей жизни ружье, (настоящее, двуствольное!), мальчик тут же ринулся на охоту. Лазил по болотам, оврагам. Блуждал по дремучим лесам в поисках добычи.

Пропадал четверо суток. Мать чуть с ума не сошла.

И вот теперь он стоял посреди комнаты. Истерзанный, исхудавший, в изодранной одежде искусанный комарами, но с добычей. В обеих руках он держал по паре фазанов и уток.

— Алекс! Мальчик мой! Наконец-то ты вернулся!

…Мерно топает каурая кобылка, вздрагивает и подпрыгивает на ухабах шаткая, скрипучая повозка.

Сквозь пелену головной боли возникают картины…

Маленькая уютная квартира на окраине Парижа. На окнах герань. Поздняя ночь. Тусклая свеча то ярко вспыхивает, то вот-вот погаснет. В ее свете видна стоящая в углу комнаты колыбель. И сидящая возле нее миловидная женщина.

За столом сидит Александр, стремительно пишет. Страницы, одна за другой, будто белые голуби, вылетают из-под его пера.

Наконец он, прикрыв глаза, откидывается на спинку стула.

— Катрина! Помассируйте мне голову! Мысли застаиваются.

Миловидная, белокурая женщина послушно встает, осторожно отходит от колыбели и подходит к Александру. Встает за его спиной. Ее пальцы быстро и привычно бегают по волосам. От макушки к вискам, от макушки к вискам…

— Алекс! У вас волосы редеют! — обрадовано хихикает Катрина. — Скоро лысина появится!

Она с первого дня знакомства мечтает об этом. Ведь она старше Александра на целых восемь лет.

— Лысина украшает! Придает мужчине мужественности! — твердо говорит Александр, хотя и сам не верит в эту мудрость.

Прикрыв глаза, он несколько минут отдыхает, до конца ночи еще надо написать восемь страниц драмы для театра. И успеть прочесть две массивные книги. Генерал Фуа собственноручно составил для него список авторов, прочесть которых необходимо каждому молодому человеку. Тем более, если он собирается посвятить жизнь такому неблагодарному ремеслу, как писательство.

В огромном списке — Эсхил и Шиллер, Платон и Мольер, Вальтер Скотт и Байрон. И еще множество других великих писателей. О существовании большинства из них Александр даже не подозревал.

Привычно бегают пальцы Катрины по волосам. От макушки к вискам, от макушки к вискам…

Мерно и уныло покачивается шаткая повозка…

Вправо-влево, вправо-влево…

Унылый цокот копыт и набегающая волнами головная боль…

— Вы дерзки и самоуверенны! Ваша пьеса слишком далека от совершенства!

Ведущая актриса Комеди-Франсез мадемуазель Марс взволнованно ходила по своей гримерной. Перед ней посреди комнаты стоял красивый, молодой, начинающий драматург. Его пьесу «Кристина» она только что на Совете театра забраковала. В пух и прах.

— Я писал «Кристину» исключительно для вас! Долгими ночами, создавая свой шедевр…

— Шедевр!? Вы наглы и несносны!

— …перед моими глазами стояли только вы! Я думал о вас, я мечтал о вас! Вы — моя «Кристина»!

Мадемуазель Марс плюхнулась в одно и кресел, несколько секунд жестким, оценивающим взглядом рассматривала молодого драматурга.

Дюма смотрел на нее с восторгом и обожанием.

— Вы дерзки и самоуверенны! И дурно воспитаны!

— Ничего подобного! Внутри я застенчив, робок и целомудренен!

Не выдержав, мадемуазель Марс звонко расхохоталась.

— Очевидно, это настолько глубоко спрятано внутри, что…

— Вот-вот! — кивал головой автор. — Так же смеется и она, она «Кристина». Дайте время переубедить вас! Всего несколько минут!

Мадемуазель Марс опять несколько некоторое время молчала. Прищурившись, рассматривала молодого автора. Она явно походила на изящную кошку, которая решала: сейчас слопать наглую мышь или еще некоторое время поиграть с ней.

Наконец, глубоко вздохнув, она сдержанно кивнула.

— Приходите сегодня вечером. Знаете, где я живу?

— Ваш дом знает весь Париж! — пылко воскликнул начинающий драматург. И многозначительно добавил. — Клянусь небесами…

— Только не дарите букетов! — поставила условие мадемуазель Марс. — Я устала от назойливых поклонников с их вечными букетами.

Поздним вечером Александр Дюма посетил актрису мадемуазель Марс. Разумеется, он ослушался. Преподнес огромный букет. Размеры того букета еще долго были предметом обсуждения всего Парижа.

Оба оказались в выигрыше. Александр Дюма получил премьеру в театре Комеди-Франсез. Мадемуазель Марс главную роль в спектакле по его пьесе. И заодно пылкого любовника.

…Наконец повозка остановилась. Послышались чьи-то шаги, полог откинулся. Прищурившись, Александр увидел уже знакомые физиономии подлой парочки, Маркеля и Жийопа.

Пока похитители вытаскивали Александра из повозки и с немалыми трудами несли куда-то, краем глаза он успел разглядеть. Повозка остановилась во дворе полуразрушенного замка. Явно вблизи деревни. Где-то вдалеке слышался лай собак и мычание коровы.

Кряхтя и сопя, подлая парочка долго волокла Александра по длинным коридорам и лестницам. Пару раз его очень прилично стукали об углы. Александр терпел. Сейчас было не до подобных пустяков. Затаившись, он ждал момента, когда его, наконец-то! освободят от ремней и веревок…

Маркель и Жийоп внесли писателя в какую-то комнату, бросили на грязный топчан и быстро разрезали ремни с веревками.

Как только руки и ноги Александра оказались свободными от пут, он судорожно рванулся, с намерением вскочить на ноги и немедленно расправиться с похитителями. Но онемевшие конечности сыграли с ним злую шутку. Просто отказались подчиняться.

Александр грохнулся на колени, потом завалился на бок и на спину. Тяжело дыша, он долго еще не мог прийти в себя.

Маркель и Жийоп, молча, скрылись за массивной дверью. Глухо звякнул с той стороны железный засов.

Александр Дюма лежал на полу. Медленно осматривался.

Комната представляла собой квадратный каменный мешок. В большое окно была вставлена внушительная решетка. В углу грязный топчан. В центре стол и стул. Вот и все.

Где-то вдалеке лаяла собака и монотонно мычала корова.

Сидя на земляном полу, растирая затекшие ноги и руки, массируя шею, Александр судорожно соображал.

Кто стоит за парочкой похитителей?

Вымогатели? Просто глупо. Весь Париж знает, у Александра Дюма долгов всегда ровно в два раза больше доходов. И эту пропорцию он соблюдает неукоснительно.

Кредиторы? Какой смысл лишать его свободы? От его заточения денег в их кошельках не прибавиться. Только на свободе он может заработать и отчасти вернуть долги.

Мужья любовниц? Рогоносцы? Опять нет смысла. Похитители явно не собирались лишать его жизни. Зачем везти его куда-то к черту на рога? Не проще ли убить на окраине Парижа.

Приведя себя в относительную норму, Александр вскочил на ноги, бросился к двери и начал, что есть силы, колотить в нее кулаками.

— Эй! Негодяи! Отоприте дверь!!!

С той стороны послышались осторожные шаги. В двери распахнулось маленькое окошко, которое Александр поначалу и не заметил. В нем появилась мышиная мордочка Жийопа.

— Что вам угодно? — улыбаясь, вежливо поинтересовался он.

Александр просто вскипел от бешенства. Несколько раз в ярости ударил ногой по двери.

— Еще спрашиваешь, мерзавец!? Знаешь, кто я?

— Какой-то писатель… — пожал плечами Жийоп. — Простите, не читал ваших книг. Я вообще редко читаю книги…

— Отопри дверь!

— Не могу. Я выполняю свою работу.

— Кто тебе заплатил?

— Хозяин.

— Кто он такой?

— Не знаю. Он скрывает свое лицо. Вечером обещал приехать.

С этими словами Жийоп, с виноватой улыбкой, осторожно, но плотно закрыл окошко. За дверью послышались удаляющиеся шаги.

Александр еще несколько раз в ярости ударил ногой по двери. Но ничего не добился. Только сильно ушиб палец на правой ноге.

Несколько часов, (никак не менее!), Александр, разъяренным тигром метался по комнате. Пытался выломать решетку на окне, простукивал стены, в надежде нащупать пустоты в толстых стенах замка, так и эдак, примерялся к двери. Все безрезультатно.

Положение его было откровенно безвыходным. Узник!!!

Вечером в комнате появился человек, одетый в приличное платье модного парижского покроя. Лицо его закрывала железная маска.

Маркель и Жийоп с большими дубинами в руках встали справа и слева от вошедшего. Их позы выражали готовность защитить его, если Александр вдруг вздумает напасть.

Как только вошедший заговорил, Александр, как ужаленный, вскочил с топчана. Он мгновенно узнал голос.

— Огюст!? Огюст Маке!!!

Были ли у Дюма завистники, соперники, враги? Ого-го, сколько! С одним из них, соавтором «Нельской башни», которая с оглушительным успехом выдержала более тысячи представлений, Фредериком Гайярде Александр даже стрелялся на дуэли. На пистолетах, на пяти шагах!!!

К счастью, оба промахнулись.

Постоянный успех у публики и читателей, фантастический успех у женщин всех возрастов и положений, не мог бесконечно радовать остальных представителей сильного пола. Представителей творческих профессией, в особенности. Нечто подобное давно должно было произойти. Но чего хотел от него Маке?

Александр сидел на стуле посреди комнаты и, демонстративно скрестив руки на груди, насмешливо наблюдал за Огюстом. За дурацкой железной маской невозможно было разглядеть выражение его лица, но Дюма был убежден. Огюст Маке пребывает в смятении.

Одно дело замыслить преступление, совершить его — совсем другая песнь. За подобное можно и головой поплатиться в нашей прогрессивной Франции.

Наконец Огюст откашлялся и решительно начал:

— Вы загубили мою жизнь, Дюма! Загубили мой талант!

Не выдержав, Александр иронически хмыкнул.

— Не смейтесь! Долгие годы я работал на вас, как раб! Те мелкие, ничтожные гроши, которыми вы расплачивались со мной…

— Гроши!? — взревел Александр.

Он вскочил со стула. Маркель и Жийоп с дубинами наперевес, тут же сделали предупредительное движение вперед.

— На эти, как вы выражаетесь, гроши, вы купили прекрасный дом! И направили учиться своих дочек в приличное заведение.

Александр сильно выдохнул и опять уселся на стул.

— К чему этот дешевый маскарад? — продолжил Дюма. — Напялили железную маску из страха, что я расквашу вам нос? Или подобью какой-нибудь глаз?

— Маска, мой образ. Я вживаюсь в него.

— Ваш образ значительно проще. Мелкий, подлый трус.

— Не пытайтесь оскорбить меня! И унизить мой талант!

— Невозможно унизить то, чего не существует в природе!

С улицы на решетку окна вспорхнули два воробья. Усевшись как на жердочке, они с любопытством заглядывали в комнату. Подслушивали! Послушать было что! Когда выясняют отношения двое писателей, причем, один из них — гений, у постороннего обывателя обычно рот открывается от изумления. Интересно-о!

— Вы сознательно оттесняли меня в сторону! Присваивали себе мои гениальные находки! Вы использовали меня, как женщину…

— Пошловатое сравнение! — поморщился Дюма.

— Не перебивайте меня! — почти закричал Огюст Маке. И даже топнул ногой. — Вы никогда никого не слушали! Вам просто неинтересны окружающие вас люди! Интересуетесь только самим собой!

— Теперь, судя по всему, положение изменится? — усмехнувшись, подсказал Дюма.

Огюст Маке не заметил едкой иронии, до того был взволнован и даже взвинчен. Он ходил по комнате взад-вперед, явно ощущая себя на большой сцене, на виду у тысяч поклонников.

— Я начинаю новую жизнь… — с пафосом говорил Огюст.

— Не поздновато ли? — не удержался Дюма. Как никак, Маке был на пятнадцать лет старше Александра. В таком возрасте… В этом возрасте пора поливать цветы в собственном саду, где-нибудь на окраине Парижа. И почитывать рыцарские романы. Или писать мемуары.

— Сегодня День Рождения!

— Поздравляю!

— Сегодня родился великий писатель, Огюст Маке! У меня множество замыслов. Я намерен написать целую серию исторических романов. Вы будете помогать. Работать на меня, как я, все эти долгие годы, работал на вас.

— Держи карман шире, — пробормотал Дюма.

— У вас нет выхода, — злобно усмехнулся Маке.

Огюст Маке театрально хлопнул в ладоши. Послушный Жийоп быстро скрылся за дверью. Через секунду появился в комнате с кипой бумаги в руках. В зубах он держал гусиное перо.

Жийоп двинулся было к столу, но Александр бросил на него такой яростный и гневный взгляд, что «мышонок» невольно попятился и исчез за дверью. Это не смутило Огюста Маке.

— Вы целиком и полностью в моей власти! — заявил он. — Через пару месяцев Париж забудет вас. Ваше место займу я! Вернее, место… — спохватившись, добавил он, — принадлежащее мне по праву!

Александр понимающе кивал. Внутри он был дико раздосадован на самого себя. Как можно за долгие годы совместной работы не разглядеть, с кем имеешь дело!? Этот «вечно второй» и в самом деле вознамерился держать его в заточении. Использовать как раба.

Александр помотал головой, несколько раз сильно выдохнул.

Огюст Маке продолжал расхаживать по комнате, насмешливо поглядывая на Дюма. Это был миг его торжества.

— Я привез несколько книг. Исторические хроники. Ознакомьтесь с ними, — тоном школьного учителя продолжил Огюст. — Вам предстоит написать несколько романов по ним. Потом я пройдусь по рукописи своей рукой. Напечатаны они будут, разумеется, под моей фамилией. Справедливость будет восстановлена.

Александр Дюма молчал. Смотрел перед собой в одну точку.

— Не упрямьтесь, Дюма, — снисходительно пожурил Маке, — В случае отказа, вы лишитесь воды и пищи. И долго не протяните.

Воробьи на оконной решетке возмущенно зачирикали.

— Ваша свобода в ваших руках. Быстрей напишите, быстрей выйдете. Надеюсь на ваше благоразумие, — настаивал Маке.

— Ни единой строчки не получишь! — рявкнул Александр Дюма.

Он порывисто встал и отошел к окну, давая понять, что их разговор окончен. И продолжать его лично он, Александр Дюма, известный писатель и драматург, книгами которого зачитывается вся Франция… ну, и так далее, не намерен. Ни под каким соусом.

Воробьи испуганно чирикнули и моментально исчезли с решетки.

Огюст Маке презрительно скривил губы и, сделав какой-то условный жест Жийопу и Маркелю, решительно направился к выходу. По пути он прилично ударился плечом о косяк двери. Все-таки, в железной маске видно было плоховато.

Услужливый Жийоп поставил на стол миску с какой-то жидкой похлебкой и поспешно скрылся за массивной дверью.

Угрожающе звякнул с той стороны двери железный засов.

Александр Дюма стоял у окна и смотрел на улицу. Но сквозь решетку ничего, кроме куска голубого неба, видно не было.

Писатель может прожить без воды и пищи довольно долго. Без вина и женщин, еще дольше. Но попробуйте запереть писателя в комнате и лишите его пера и бумаги! Увидите, ЧТО из этого выйдет!!!

Александр Дюма лежал на грязном топчане совершенно неподвижно. Уже целую вечность.

Уже стихли гулкие шаги по коридору за тяжелой дверью.

Уже затих вдали шум отъезжающей кареты, увозящей мерзавца Огюста Маке.

Александр лежал без движения. Ему казалось, прошло уже дней десять его заточения. В действительности, не прошло и десяти минут, как он вскочил на ноги и начал метаться разъяренным тигром от стены к стене. Стучал в них кулаками, глухо рычал.

Потом бросился к двери. Стукнул пару раз в нее ногой.

— Эй! Мерзавцы! Перо и бумагу!

Почти мгновенно открылось маленькое окошко. В нем показалась услужливая мордочка «мышонка» Жийопа.

— Учти, негодяй! И передай своему напарнику! Как только вырвусь на свободу, повешу вас обоих на эшафоте!

— На эшафоте не вешают. На нем головы рубят. Вам ли не знать.

— Что-о!?

Жийоп в испуге слегка прикрыл окошко. Затем вновь осторожно открыл и начал, один за другим, передавать Александру довольно увесистые тома книг, пачки бумаг, перевязанные бечевкой, две свечи и связку остро заточенных гусиных перьев.

Взяв в руки первую из книг, Александр машинально раскрыл ее на первой попавшейся странице, и сразу же углубился в чтение. Не отрываясь от книги, принимал через окошко все остальное.

Оторвался лишь на секунду, когда Жийоп уже прикрывал окошко.

— Эй! Мерзавец! — крикнул Дюма, усаживаясь за стол.

В окошке опять показалось испуганное лицо Жийопа.

— Отправь своего напарника в ближайший трактир! Немедленно!

— Зачем, извольте спросить?

— От вашего подлого варева у меня, того гляди, разыграется… этот, как его?.. Гольфстрим!

— Вы хотели сказать, «гастрит», — осмелился уточнить Жийоп.

— Что-о!? — грозно вскинулся Дюма.

— «Гольфстрим», течение. «Гастрит», болезнь желудка. Вы, вероятно, имели в виду…

— Много рассуждаешь, бандит! Не забывай, твое место на эшафоте! — раздраженно бросил Александр, по-прежнему не отрывая глаз от страниц книги. — Пошел с глаз долой!

Александр всегда читал, как и работал, впрочем, как делал и все остальное, запоем. Потому в такие моменты мало интересовался происходящим вокруг. Сейчас ему было уже абсолютно все равно. «Гольфстрим», «гастрит». Оба хуже.

Александр с головой ушел в «приключения графини де Шарни».

К вечеру того же дня Александр Дюма уже писал.

Еще никогда в жизни Александр не работал столь быстро и плодотворно. Парадоксально, но впоследствии, он будет вспоминать эти минуты, часы и дни, как самые счастливые в своей жизни. За время заточения он создаст сразу несколько незаурядных исторических романов.

И в голове его родится великий замысел! Написать в романах историю Франции! Да что там, Франция! Написать в романах историю всего Средиземноморья!

3

Издатель Эмиль Жирардэн сидел в кабинете за столом и, задумчиво покуривая трубку, рассеянно улыбался. Перед ним на столе лежала только что прочитанная рукопись нового исторического романа «Шевалье де Мэзон-Руж». Жирардэн был в восторге.

Единственное, что смущало опытного издателя, это имя автора. С таким блеском, мастерством, легкостью и изяществом во Франции мог писать только один человек.

И имя его было отнюдь не «Огюст Маке».

Загадочное исчезновение популярного писателя Александра Дюма взбудоражило всю общественность. Уже более месяца по Парижу волнами циркулировали слухи.

Одни говорили, будто Дюма уехал в Африку охотиться на львов. И был там уже трагически съеден озверевшей стаей хищников. Имелся даже свидетель. Один из, якобы, друзей детства, который отправился вместе с Дюма и тоже участвовал в «загоне» (!?) львов. Но подвернул ногу и был вынужден вернуться в лагерь. Потому и уцелел.

Газетчики отыскали «друга детства» в одном из портовых кабачков на берегу Сены. Но ничего вразумительного не смогли добиться. «Свидетель» только икал и, размазывая по лицу пьяные слезы, без конца повторял: «Бедный Алекс! Бедный Алекс!».

Другие говорили, будто он внезапно отправился в пешее путешествие на Северный полюс. И окончательно замерз во льдах. Откопать его тело возможно будет только следующей весной. Когда пригреет солнце. Нужно снаряжать специальную экспедицию.

Третьи по привычке утверждали, тут замешана женщина. Дочь китайского императора, проживающая в Алжире. И в совершенстве владеющая колдовскими чарами. Якобы она, прочитав все романы Дюма, (что само по себе сомнительно, ввиду их неимоверного количества!), заочно влюбилась в писателя и особым заговором выманила его из Парижа. Дескать, далее уже было дело техники. Писателя повязали и заперли в гареме у этой самой дочери китайского императора.

Справедливости ради стоит заметить, Дюма и раньше неоднократно покидал Париж. Много путешествовал. Естественно, каждый свой отъезд он обставлял самым незаурядным образом. С цветами, шампанским, со слезами на глазах поголовно у всех парижанок. С оркестрами и танцовщицами из близлежащего театра. Но надолго он не покидал Францию.

Если и случалось, ежедневно пачками забрасывал Париж своими письмами. Почтальоны во времена его кратковременных путешествий, ходили со второй дополнительной сумкой. Друзья, многочисленные любовницы и просто поклонники могли с точностью до километра отслеживать все его перемещения.

Словом, слухи были один нелепее другого.

Особенно волновались женщины. Тайное общество «Актрисы против Дюма!», как-то само собой, перестало быть тайным. И незаметно переродилось в полную свою противоположность. Впору его было переименовывать в общество «Актрисы, жаждущие Дюма!».

Влиятельные дамы всем мастей и возрастов, с утра до вечера донимали своих супругов требованиями принять самые экстренные меры к розыску Александра Дюма.