Глава первая
Глава первая
Как утверждает Свен Стеенберг, в июне 1943 года в германской армии имелось больше 600 000 добровольных помощников из России и 200 тысяч солдат в добровольческих частях. [203]
«Это был значительный резерв, из которого в любой момент, как только последовало бы разрешение, могла бы образоваться освободительная армия».
Может быть, и могла бы…
Только вот беда, хотя Власов и его соратники и действовали так, будто Русское освободительное движение уже признано вождями и идеологами Третьего рейха, но все это было самообманом. Ни о каком формировании РОА немцы и слышать не хотели. Хотя русские батальоны и именовались Русской освободительной армией, а солдаты и офицеры – «власовцами», подчинялись они только немецкому командованию. Ни Власов, ни его ближайшие помощники никаких прямых контактов с русскими добровольцами, воюющими в немецкой армии, не имели.
Руководители Третьего рейха не позволяли поднять статус этих предателей-добровольцев до звания русских патриотов, сражающихся за освобождение своей Родины. В результате в связи с успехами Красной армии в конце лета и осенью 1943 года участились факты перехода на советскую сторону «добровольных помощников», а иногда и целых «добровольческих» батальонов.
Гитлер, когда ему доложили об этом, пришел в ярость и приказал разоружить восточные батальоны и отправить личный состав на угольные шахты.
Приказ этот был выполнен лишь наполовину. Восточные части были выведены из России, но не уничтожены на шахтах, как приказывал Гитлер, а переброшены на Западный фронт…
Вермахтовские пропагандисты из Дабендорфа постарались смягчить удар…
«…Сейчас наступил такой период войны, когда часть освобожденной русской земли вновь оказалась под властью большевиков, – вещал тогда А.А. Власов со страниц газет. – Приказом главного командования германской армии часть отрядов РОА перебрасывается с востока для борьбы с врагами на западе… Но мы вернемся с оружием в руках на родину, как освободители… Надеюсь, что наши люди сохранят идею русского освобождения, где бы они ни находились»…
«Мы прошли суровую школу борьбы на родной земле с бандитами, сталинской партизанщиной, – отвечали ему в „Открытом письме“, опубликованном в газете „Доброволец“, солдаты и офицеры РОА. – Сейчас наша задача – еще лучше обучиться и теснее сомкнуть свои ряды»…
Забегая вперед, скажем, что, американцы и англичане понесли серьезные потери, когда после высадки в Нормандии столкнулись с восточными батальонами. Это дает основание таким исследователям, как Филатов, говорить, что якобы по приказу Сталина и дрались так яростно русские части на Западном фронте; что для этого и был заслан к [204] немцам Власов… Никаких документальных свидетельств они, разумеется, не приводят, поскольку таких свидетельств и невозможно привести.
Все намного проще.
Тяжелые потери союзников во многом обусловила пропагандистская ошибка, совершенная ими. Перед своим наступлением союзники завалили все окопы прокламациями, в которых уговаривали русских добровольцев сдаться, обещая немедленно отправить их на Родину, в Советский Союз…
В Советском Союзе добровольцев ждали трибунал, лагеря и верная смерть.
В результате такой пропаганды сопротивление русских батальонов резко возросло и, хотя ошибка вскоре были исправлена и листовки сулили теперь полное соблюдение Женевской конвенции, это было воспринято как пропагандистская – а так и было на самом деле! – уловка…
Но об этом разговор впереди, а пока подчеркнем еще раз, что к русским добровольцам, сражавшимся, как на восточном, так и на западном фронтах, и Власов, и другие сотрудники «Вермахт пропаганды» были причастны только как пропагандисты.
Разумеется, у пропагандистов бывают просчеты и неудачи. Были ошибки и у «Вермахт пропаганды». Даже странно было бы обойтись без неудач при невероятно возросшем могуществе Красной армии, одерживавшей одну победу за другой, и, конечно же, при все той же человеконенавистнической ост-политике Гитлера…
Однако– вожди рейха оказались тут не слишком оригинальны! – когда решено было найти козла отпущения, в качестве одного из них избрали детище «Вермахт пропаганды» – власовское движение.
При этом было подтверждено, что ост-политика, несмотря ни на что, останется неизменной.
«Меня ни в малейшей степени не интересует, что произойдет с русскими или чехами, – заявил Генрих Гиммлер 4 октября 1943 года в секретном обращении к офицерам СС в Познани. – Все, что другие нации смогут предложить нам в качестве чистой крови, наподобие нашей, мы примем. При необходимости сделаем это путем похищения их детей и воспитания в нашей среде. Процветают ли нации или погибают голодной смертью, подобно скоту, интересует меня лишь постольку, поскольку мы используем их в качестве рабов для нашей культуры. В противном случае они не представляют для меня интереса. Погибнут от истощения 10 тысяч русских женщин при рытье противотанковых рвов или нет, интересует меня лишь в том смысле, отроют они эти рвы для Германии или нет…».
А 14 октября 1943 года в Бад-Шахене, выступая перед офицерами воинских частей СС, Гиммлер помянул и Власова, обозвав генерала свиньей, [205] а его слова: «Россия может быть побеждена только русскими» – неслыханной наглостью…
«Наше положение становилось день ото дня труднее. Поздней осенью 1943 года оно стало почти невыносимым, – писал В. Штрик-Штрикфельдт, вспоминая осень 1943 года. – Дабендорф{45}находился под постоянным обстрелом со стороны явных и скрытых противников, бюрократических и военно-бюрократических, мешавших работе больше, чем авиация союзников. Хотя и падали иногда зажигательные бомбы на бараки лагерного городка, хотя, бывало, срывало взрывами крыши, – все эти внешние повреждения можно было быстро исправить. Роты маршировали к противоосколочным рвам в ближайшем лесу, а после отбоя возвращались в свои помещения. Несколько нарушали расписание дневные налеты авиации, и приходилось продлевать курс обучения.
Наши немецкие враги были, однако, гораздо опаснее. Я уже упоминал ревнивое отношение Восточного министерства в вопросе национальных меньшинств и обвинение власовцев в великорусском шовинизме. Но все новые и новые нападки СД мешали деятельности руководства и угрожали его личной безопасности. Какие-то неопределимые учреждения СС, СД и различных партийных органов, используя все имевшиеся в их распоряжении средства, старались очернить и оклеветать русских и немецких членов руководства. Непосредственное вмешательство государственных и полицейских органов было пока невозможно, так как дело шло об армейском учреждении, военно-правовой статус которого был бесспорен».
Лагерь подчинялся отделу «Вермахт пропаганды» и числился там как батальон. Командиром его был назначен капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельдт, заместителем – ротмистр Эдуард Деллингсхаузен. Ну, а саму школу в Дабендорфе вначале возглавлял генерал Благовещенский, затем – генерал Трухин.
На каждом курсе учились две-три тысячи слушателей. Курс длился от трех до четырех месяцев. Форму носили такую же, как немцы, но погоны были пошире. Еще отличались курсанты русскими – белый, синий и красный – цветами кокарды царского времени. На рукаве у них красовались крупные буквы – РОА.
Каждый курс в Дабендорфе завершался парадом. Принимал парад Власов. Генерал Трухин подходил с рапортом. Генерал Власов громоподобным басом поздравлял выпускников. [206]
5000 курсантов прошли через школу Дабендорфа. Считается, что эти курсанты и стали ядром будущего Комитета освобождения народов России и Русской Освободительной армии.
Обратим еще раз внимание, как точно совпадает отношение к России у фашистов и коммунистов ленинского разлива. Кажется, что эти слова о национальных меньшинствах и великорусском шовинизме сказаны не на заседаниях Восточного министерства гитлеровского рейха, а в отделе пропаганды большевистского ЦК ВКП (б).
И, конечно же, одними словами дело не ограничивалось. За словами последовали санкции. Армейские генералы, поддерживавшие идею Власовского движения, получали выговоры… Двингер, как мы рассказывали, попал благодаря своим хлопотам за Власова под домашний арест. Дабендорф объявили коммунистическим гнездом, где высиживаются антигерманские и антинационал-социалистические настроения.
Любопытно, что именно к осени 1943 года относится попытка службы безопасности (СД) под видом налета сотрудников НКВД физически ликвидировать генерала А. А. Власова.
В августе 1945 года на допросе в 4-м управлении НКГБ бывший советский военнопленный И.В. Евстифеев показал, что осенью 1943 года он получил от «партизан» задание передать комбригу Михаилу Васильевичу Богданову, которого «партизаны» внедрили в ближайшее окружение А.А. Власова, приказ на ликвидацию генерала. Впоследствии, когда Евстифеева арестовала служба безопасности (СД), он узнал, что «представители партизан» являются агентами СД, и Богданов об этом знал.
Сам Михаил Васильевич Богданов факта своей вербовки не отрицал, но говорил, что она исходила от настоящих чекистов{46}. Человек, назвавшийся майором госбезопасности Иваном Григорьевичем Пастуховым, предложил ему внедриться в РОА и попытаться физически уничтожить или дискредитировать Власова, а затем принять на себя руководство РОА.
30 августа 1943 года Богданов, будучи в командировке в Берлине, встретился с Власовым, они были знакомы по службе в 99-й стрелковой дивизии.
Власов обрадовался старому знакомому.
По словам Богданова, беседа шла о войне, которая «кончится, как считал Власов, в 1946 году, а так как обе стороны несут большие потери, это приведет к возникновению гражданской войны как в Германии, так и в СССР»…
– Вот тогда,-говорил Власов, – я и проявлю себя в полной мере, возглавив ту сторону, которая будет бороться против существующего строя. Тогда нужен будет человек, который, «встав на бочку», произнесет [207] несколько слов и поведет за собой толпу. Я, Власов, и есть такой человек. Для того чтобы обладать авторитетом, надо обладать реальной вооруженной силой. Такая сила – РОА.
Богданов пожаловался Власову, что боится, как бы из-за многочисленных побегов его воспитанников (он служил тогда в управлении организации ТОДТ{47}) его не вернули в лагерь военнопленных, и обратился к Власову с просьбой о зачислении в РОА.
Власов, однако, не настолько сильно обрадовался сослуживцу, чтобы протежировать ему, и посоветовал обратиться к капитану Деллинс-хаузену, заместителю командира «восточного батальона пропаганды особого назначения», в состав которого входили и «Русский комитет», и канцелярия Власова, и школа пропагандистов.
Из протоколов допросов так и не ясно, почему ни Евстифееву, ни Богданову не удалось осуществить ликвидацию Власова. Однако, учитывая, что ни Евстифеев, ни Богданов не были расстреляны в СД, нужно предполагать, что и «партизаны», и майор госбезопасности Иван Григорьевич Пастухов были самым теснейшим образом связаны с этой организацией, хотя ни Евстифеев, ни Богданов, возможно, и не знали об этом.
Косвенно это подтверждается и стремительностью карьеры Богданова в РОА.
20 ноября 1943 года его зачислили в «офицерский резерв» школы пропагандистов с окладом по 16-й категории – 10 марок в декаду, как у рядового солдата, а уже 1 декабря 1943 года присвоили звание генерал-майора РОА с правом ношения немецких знаков различия.
Злой рок витал осенью 1943 года над Власовым…
Лидеры движения, названного его именем, были совершенно искренне убеждены, что Борман и другие высшие чины Третьего рейха являлись агентами Сталина.
Сподвижники Власова, воспитанные советской идеологией, изменив советской системе, остались в плену наработанных интернационализмом схем и не понимали, что пафос национального превосходства придает воюющей армии гораздо больше сил, нежели способны дать союзники, навербованные из изменников… Они не понимали этого, и поэтому руководители Третьего рейха представлялись им твердолобыми глупцами, хотя глупцами сами они и были. Как еще можно иначе назвать людей, не умеющих понять, что противник твоего врага совсем не обязательно должен быть твоим другом?
Если непредвзято проанализировать отношение Гитлера к Власову, [208] то обнаружится, что на все сто процентов оно было подчинено интересам Германии, как их понимал Гитлер.
Власова переведут из области «пропагандного употребления» в ранг союзника только тогда, когда победы советских войск станут очевидными, когда их мощь станет вызывать уважение у немецких солдат.
Только тогда объявление Власова, бывшего генерала армии победителей, союзником немцев станет оправданным. Этот союз теперь будет не унижать немецкого солдата, а как бы возвышать его.
Как мы уже говорили, если бы не было побед Красной армии, не было бы и того Власова, которого мы знаем…
Власов изменил Советскому Союзу, но именно победы советской армии придавали сейчас все большую значимость его фигуре.
Из генерала побежденной армии он превращался в генерала армии-победительницы.
Это не игра слов.
Это неумолимая, жестокая логика столкновения действительно, одинаково чуждых Власову идеологий.
Он– не герой, но он – и не жертва. Он – продукт… Результат…
Если мы вглядимся в судьбу Власова, то легко обнаружим, что основные события его жизни совершаются как бы без его личного участия.
Власов становится героем битвы за Москву, долечивая то ли простуженное ухо, то ли подцепленный где-то триппер…
Власов становится виновником гибели 2-й Ударной армии, хотя эта армия была обречена на гибель еще до того, как он узнал о ее существовании…
Власов становится вождем и героем Русского освободительного движения, хотя сам в это время в основном предается разврату и пьянству на вилле Кибиц Вег…
Неведомая сила возносила Власова в заоблачную высь. Но возносила только для того, чтобы обрушить вниз.
Еще раз повторим, что трудно обнаружить во взлетах Власова его заслугу.
Но вину в его падениях обнаружить, конечно же, легче. Вина всегда виднее, чем заслуги.
Новый взлет генерала Власова не мог быть просчитан в отделах «Вермахт пропаганды»… Метаморфоза предназначенного для «пропагандного употребления» генерала в вождя Русского освободительного движения определялась на уровне мистических прозрений, столь характерных для руководителей Третьего рейха и всей густо замешанной на оккультизме [209] идеологии германского фашизма. Основывалась эта идеология, как мы знаем, на культе Силы, несущей в себе заряд не созидания, но разрушения, и мистические прозрения совершались тогда, когда наступало для этого определенное темными Силами время…
И если мы приглядимся, то увидим, что в поступках Власова в эти годы тоже начинает превалировать мистическая предопределенность.
Кажется, полностью погруженный в пьянство и безволие, он совершает в эти дни наиболее продуманные ходы, которые и позволят ему достичь необходимого результата, которые позволят переменить то, что ему было необходимо изменить…
Другое дело, что уже бессмысленно стало тогда что-либо менять…
Все это Власов если и не понимал, то чувствовал.
Свидетельство – разговор, состоявшийся у него в январе 1944 года с генерал-майором Гельмихом, только-только назначенным командовать восточными войсками, уже переброшенными на Западный фронт…
Судьба уже во второй раз свела Гельмиха с Власовым. Под Москвой он командовал 23-ей дивизией…
– Я не понимаю,-убеждал Гельмиха Власов. – Не понимаю, почему немцы не дают возможности русским самим воевать против Сталина. Причина, я думаю, в том, что эгоизм убивает не только сердце, но и рассудок.
– А что надо делать?
– Надо по возможности быстрее сводить русские подразделения в национальные дивизии. Это то, что, может быть, еще может нанести Сталину смертельный удар.
– Это дело политики,-сказал Гельмих. – Тут я ничего не могу сделать. Моя задача учесть всех добровольцев и озаботиться, чтобы они получали жалованье и были приравнены в правах с немецкими военнослужащими.
– И когда вы думаете закончить учет и снаряжение всех добровольцев?-спросил Власов. – У нас мало времени. Может быть, уже поздно. Но мы должны сделать, что возможно. Вы и я!
Гельмих пожал плечами…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.