Виталий Федорчук
Виталий Федорчук
Чекистские биография и карьера Виталия Васильевича Федорчука богаты реальными событиями и легендами. Он — выходец из бедной украинской семьи, уважаемой среди односельчан. Когда я, будучи депутатом Верховного совета республики, посещал входивший в избирательный округ Ружинский район Житомирщины, мне показывали его родное село и бьющий из-под земли ухоженный «родник Федорчуков» с кристально чистой водой.
Федорчук прибыл в Киев вместо Никитченко в 1970 году. «Посмотрим, что получится, но я ничего доброго от этой смены не ожидаю», — отреагировал первый секретарь ЦК КПУ Петр Ефимович Шелест. Назначение нового председателя КГБ из Москвы было произведено без учета его мнения.
С приходом Федорчука были проведены довольно широкие по тем временам аресты националистических элементов из числа творческой интеллигенции.
В 1972 году был освобожден от должности Шелест, которому приписывали недостаточную борьбу с явлениями украинского буржуазного национализма. Не стал ли он жертвой Федорчука, которому украинские националисты виделись на всех должностях, включая и пост секретаря ЦК? На Украине многие партийные работники считали именно так. Вместо Шелеста был назначен Владимир Васильевич Щербицкий.
Гонения на представителей интеллигенции продолжились, арестовывались И. Дзюба, Е. Сверстюк, И. Светличный, Л. Лукьяненко и другие. В 1977–1978 годах вслед за московскими были репрессированы создатели Украинской общественной группы содействия выполнению Хельсинских соглашений. Преследованиям подвергались авторы талантливых литературных произведений: О. Гончар, В. Дрозд, В. Некрасов, М. Руденко, Н. Бердник и другие.
Когда известный украинский писатель О. Гончар, проявляя свою независимость, отказался критиковать труд И. Дзюбы «Интернационализм или русификация», ставший программным исследованием демократически настроенных оппозиционеров, в ЦК требовали исключить его из партии и даже привлечь к уголовной ответственности. Секретарь ЦК КПУ Я. Погребняк вспоминает, что председатель Верховного совета СССР Н. Подгорный отреагировал на это требование Шелеста дословно: «Петро, тебя, меня посадят — мир не вздрогнет, а если посадят О. Гончара, то это взбудоражит весь мир».
Диссидентское движение на Украине использовало все формы и методы правозащитной деятельности, присущие единомышленникам в Москве. Но с самого зарождения ему была характерна откровенно националистическая окраска — призывы к борьбе против насильственной русификации, за независимость республики.
Либерализация общественно-политической жизни в период хрущевской оттепели расширила национальное самовыражение творческой интеллигенции, позволила сформироваться поколению шестидесятников: такие имена, как Д. Павлычко, Б. Олейник, И. Драч, В. Стус, Е. Сверстюк, И. Дзюба, Л. Костенко, оказали огромное влияние на культурное развитие украинского народа. Они выступали за устранение перегибов сталинизма, обеспечение украинскому языку ведущей роли в образовании и культурной деятельности в республике. Так называемое диссидентское движение рассматривалось как оппозиция коммунистической идеологии, проявление ростков национально-освободительного движения, зарождающегося социально-политического протеста интеллигенции против режима советской власти. Эти выступления часто шли на грани и вразрез с действующим законом, нарушали Уголовный кодекс и обоснованно пресекались в соответствии с нормами права.
«Вместе с идеологическим, моральным террором, который проводил Маланчук (секретарь ЦК КПУ), репрессивные методы КГБ создавали тяжелую атмосферу, которая отражала процессы, протекавшие во всей стране…» — отмечал доктор наук В. Врублевский, помощник Щербицкого.
Когда на Украине осуществлялись аресты в среде интеллигенции, в других союзных республиках, даже в бурлящей Прибалтике, подобных фактов уголовных преследований были единицы или вовсе не было. Первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев отмечал, что у них в республике диссидентов среди творческой интеллигенции не было. «Но, может быть, диссидентов не было именно потому, что мы их вообще не искали».
Бобков вспоминает, что среди украинских республиканских руководителей не было единомыслия по национальным проблемам: одни призывали к крутым расправам, усматривая крамолу в любых попытках защитить национальную культуру, любых проявлениях национальных чувств, другие, наоборот, заигрывали с националистами, всячески поощряя их. Вместо активной идеологической работы партийные органы пошли по другому пути: стремились покарать представителей творческой интеллигенции руками КГБ и мерами, которые уместны только по отношению к закоренелым уголовным преступникам.
При Федорчуке были проведены мероприятия по нейтрализации националистических проявлений: проводилась «централизованная групповая оперативная разработка по делу «Блок». Это была местная инициатива. Действия Федорчука по заведению дела «Блок» встревожили самого Шелеста, который отмечал в дневнике, что это предполагало наличие организованной антисоветской деятельности в республиканском масштабе, чего в те годы, естественно, не существовало. Докладные записки по этому делу в адрес руководства КГБ СССР направлялись Федорчуком с обычным резюме: «С Политбюро ЦК КПУ (или с В. Щербицким) проводимые мероприятия согласованы».
Я работал в Москве, когда в отдел приходили подобные сообщения, и мы реагировали таким образом, что члену коллегии КГБ СССР Федорчуку на месте виднее, «кого судить, а кого миловать». Для объективности следует сказать, что действия некоторых диссидентов давали основания для привлечения к уголовной ответственности. Так считали не только органы безопасности, но и прокуроры и судьи республики. Заместитель начальника 5-го управления КГБ Украины М. Гавяз вспоминает, что «сотрудник центра Н. Голушко в личной беседе сказал мне, что «Блок» курирует непосредственно ЦК Компартии Украины и нам нет необходимости вмешиваться в это дело». П. Подгайного, недавнего сотрудника Полтавского управления КГБ, интересовали, прежде всего, докладные из Киева.
Никто и не сомневается, что известное «централизованное дело «Блок», по которому оперативно разрабатывались до двухсот объектов во всех регионах республики, это детище Федорчука. Он лично вникал в разработку каждого объекта и тем самым, можно сказать, вершил его судьбу. Привлекало внимание тогда не столько содержание этих докладных, сколько то, что Федорчук в отпечатанный текст в самых важных его местах вносил собственной рукой зелеными чернилами существенные правки. «Меня поразила тогда, — вспоминает Подгайный, — такая культура подготовки документов, которые направлялись руководству КГБ Союза. Но со временем я понял, что дело тут совсем в ином: Москва должна была видеть ретивость своего посланника на Украину».
Расправившись с доморощенными диссидентами, Федорчук стал направлять депеши о том, что нелегальный центр украинского национализма переместился в Москву. Назывались некоторые московские связи украинских шестидесятников: чаще всего фигурировали фамилии аспирантов из Украины и режиссера московского театра Леся Танюка, будущего члена Президиума Верховного совета Украины.
Проводимые аресты по делу «Блок» вызывали волну недовольства не только среди оппозиции. По этой причине проводились кадровые чистки в самом Комитете. Заместитель председателя КГБ генерал Н. Трояк высказывал сомнение в правильности линии на применение репрессивных мер в отношении творческой интеллигенции и был отправлен на работу за границу. Другой заместитель председателя КГБ генерал Крикун, выступивший с отличными от Федорчука оценками оперативной работы органов госбезопасности Украины, был с понижением назначен начальником курсов переподготовки кадров КГБ в Киеве.
Федорчук был нетерпим к малейшим попыткам подчиненных скорректировать его стиль и методы особиста, воспринимал это как своего рода оппозицию, саботаж в собственной среде. Так, начальник УКГБ по Киевской области генерал В. Фисенко был переведен на другую работу за выступление на коллегии КГБ с критикой внедряемых без разбора Федорчуком показателей в оперативной работе, что порождало формализм, погоню за цифрами, снижение ответственности за ее качество. «Про какую борьбу с украинским буржуазным национализмом может идти речь, — говорил Федорчук, — если первый заместитель председателя Комитета приходил на работу в вышиванщ» (традиционная украинская рубашка).
Врублевский отмечал, что под лозунгом борьбы с национализмом началась систематическая работа по закручиванию гаек. Не просто борьба с инакомыслием, как, скажем, в Москве, а, по сути, выравнивание, а то и выкорчевывание всех каких-нибудь политических ростков украинской культуры под неизменный идеологический шаблон.
Неожиданно привлекло внимание последнее интервью престарелого Федорчука в январе 2007 года украинскому еженедельнику «2000», в котором он пытался переложить ответственность за проведенные им дела на Украине на других лиц. На вопрос журналиста: «Как, почему и кто сажал диссидентов?» Федорчук ответил: «Когда я был председателем КГБ Украины, Андропов требовал, чтобы мы ежегодно в Украине сажали 10–15 человек. И мне стоило невероятных усилий, вплоть до конфиденциальных обращений к Л. Брежневу, чтобы количество украинских диссидентов ежегодно ограничивалось двумя-тремя лицами». Досталось от Федорчука и Горбачеву, которого он именует «выкормышем и учеником Андропова», завершившим дело своего учителя — развалил и бросил на поругание иностранцам СССР.
Содержание этого интервью мне переслал из Киева заместитель председателя КГБ Украинской ССР генерал В. Пыхтин, который, в частности, писал: «Не могу не сказать о негативной реакции, которую оно (интервью — прим. авт) вызвало в среде моих бывших коллег (зампредов и не только), с которыми мы обменялись мнениями.
Зам. по разведке: «Я в жизни не думал, что он способен на такую подлость. Его в Москве не приняли, его там не любили, он и там славился «дураковатым». А он — злопамятный, озлобился до невозможного. Это же идиотизм, что Москва требовала сажать по 10–15 человек. Наоборот, они говорили: «Не увлекайтесь! У вас есть ЦК, согласовывайте с ним».
Зам. по контрразведке: «Чепуха какая-то. Никакой команды из Москвы не было, глупость, что разнарядка была. Это он давал разнарядки…»
Зам. по 5-й линии: «Мне грустно стало, когда прочел. Может, это провокация: написали, что он и не говорил? Звонили Бобкову, чтоб тот поговорил с ним».
Лично я с Федорчуком не работал, знал его со стороны. Но его методы работы с людьми, которые бывали и после его ухода и с которыми я столкнулся, для меня были неприемлемы. Не вызывает сомнения, кому выгодно это интервью. Жаль молодых людей, у которых подобным образом формируют негативный образ прошлого».
Федорчуку был присущ жесткий, полувоенный стиль в работе, который приводил к неоправданной строгости, палочной дисциплине, массе формальностей и отчетов. Он был вынесен им из многолетней работы в военной контрразведке, Смерше и особых отделах в Вооруженных силах страны. О подобных военных контрразведчиках говорили, что «в армии они — чекисты, а в органах КГБ — военные».
Насколько мне известно, его стиль не был воспринят коллективом чекистов Украины. К примеру, когда решался вопрос о повышении в должности вернувшегося после ранения в Афганистане подполковника А. Нездоли, на коллегии КГБ УССР заместитель председателя по кадрам В. Рябоконь обратился к В. Федорчуку: «Да, подполковник себя хорошо зарекомендовал, успешно командовал в Афганистане, но он же не сдал квартиру, когда переводился во Львов. И если мы его назначим, это будет плохой прецедент для других…» В Афганистане Александр Нездоля был начальником штаба украинского спецназа «Карпаты» из 250 человек; он не прятался за спины, мужественно воевал, сохранил жизнь подчиненных бойцов, получил высокие награды. Неужели все это значит меньше, чем формальное нарушение служебной инструкции о сдаче квартиры?
Врублевский отмечает, что жесткие действия Федорчука нельзя понимать упрощенно. По его словам, в КГБ республики работали многие честные и умные профессионалы. Они видели пороки тоталитарной системы, пытались нейтрализовать радикализм своего руководителя, ждали демократических реформ. 5-е управление возглавляли сотрудники, не «отличающиеся какой-то особой кровожадностью, ненавистью к национальной интеллигенции».
Бытовала такая шутка, что когда Федорчук уехал из Киева в Москву, то подчиненные сотрудники целовали рельсы, по которым поезд ушел в столицу нашей Родины… С переводом Федорчука в Москву, как отмечает ответственный сотрудник ЦК, «республика освобождалась от слишком пристальной опеки КГБ».
Назначенный министром внутренних дел, он с упорством и убежденностью повышал профессионализм, ответственность и дисциплину, многое сделал для избавления от коррумпированных сотрудников, которые нарушали законность, имели неслужебные связи с уголовным миром, боролся с укрывательством преступлений. Не боялся вести дела, по которым проходили высокие должностные лица — партийная номенклатура. За время его службы в министерстве (1983–1986) по компрометирующим мотивам из МВД уволены около 80 000 сотрудников милиции. Кто с ним работал, отмечают его трудолюбие, заоблачную требовательность, доходившую до унижения людей, но также честность и бескорыстие. В старости он остался без родных, в одиночестве, не принятый в ветеранских коллективах КГБ и МВД.
На похоронах Федорчука в конце 2008 года (из родных присутствовала только внучка) председатель Совета ветеранов МВД России генерал-полковник И. Шилов (мой кемеровский земляк) и я сказали о нем теплые слова.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.