20. Развод и девичья фамилия

20. Развод и девичья фамилия

В первый раз я ушел от Маши через два месяца после свадьбы.

Я и сам-то человек ревнивый. Но Маша!.. Она просто изводила меня своей ревностью. И что же было с этим делать, ведь я публичный человек, ревновать меня к толпе поклонниц или трибунам со зрителями — занятие бессмысленное, так и свихнуться недолго.

После свадьбы мы жили в ее квартире. Ко мне Маша переезжать не захотела, и я пошел ей навстречу.

На почве ревности и возникали у нас скандалы. Сначала это случалось нечасто. Но со временем разговоры на повышенных тонах происходили все чаще. Машу раздражало мое постоянное отсутствие, словно до нашей свадьбы она не знала, что жизнь спортсмена складывается из тренировок, соревнований и выступлений. Нужно ли говорить, что с этим ничего не поделаешь, — к такому образу жизни надо или приспособиться, или… не жить с этим человеком.

Однажды мы в очередной раз поругались. И меня это достало.

Я приехал во Дворец спорта на вечернюю тренировку. Меня пришла повидать мама — после свадьбы мы с ней почти не виделись: Маша не любила ездить к моим родителям.

— Мама, сегодня я к вам поеду.

— А что случилось? — всполошилась мама.

— Не хочу я с Машей жить. Ухожу от нее, устал.

Уже из загородного дома позвонил Маше:

— Я не приеду.

Тогда она приехала сама — и мы помирились.

Наша жизнь была похожа на морской шторм. После короткого затишья и полного штиля море встает на дыбы и бурлит, вода темнеет и начинает пениться, а на поверхность всплывает какой-то мусор.

Я терпеливо ждал штиля. Я понимал, что Маше тяжело. Жить рядом с известным фигуристом, публичным человеком всегда непросто. Тем более что ей было всего двадцать лет, и жизненного опыта явно не хватало. Плюс взрывной темперамент, с которым она сама не могла справиться.

Но любому терпению приходит конец. Порой ее ревность меня буквально убивала. Мне казалось, вот сяду я на стул — она и к стулу будет меня ревновать. Я постоянно слышал упреки и обвинения в свой адрес. Маша кричала, что я ей изменяю. Но я ее любил и изменять не собирался. Мне больно было получать оплеухи за то, чего я не делал, о чем даже не помышлял.

Я полюбил Машину семью, ее родителей. Мы дружили, часто ужинали вместе.

Но потом произошло событие, которое затмило все наши предыдущие ссоры и скандалы. Оказалось, что Маша беременна! Я был счастлив, я так мечтал о ребенке, о сыне!

Через какое-то время мы вместе отправились делать УЗИ.

— У вас будет дочка, — уверенно сказал врач.

Я немного расстроился. Маша это заметила, и я поспешил ее успокоить:

— Мне не важно, кто это будет, мальчик или девочка. Я уже очень люблю нашего ребенка, вне зависимости от пола.

Но в душе я, конечно, хотел пацана.

А на следующем УЗИ мы узнали, что врачи ошибались, — у меня будет сын!

Это стало известно незадолго до Олимпиады. И когда стал на соревнованиях первым, свою победу посвятил семье — Маше и моему будущему сыну. Я поцеловал обручальное кольцо и послал в телекамеру Маше воздушный поцелуй — еще одно признание в любви, которое видел весь мир.

Мы заранее договорились с роддомом, где Маша будет рожать, посмотрели палату.

Буквально через несколько дней едем в машине, вместе с нами моя мама. Я вспомнил роддом.

— Ну вот, Маш, палата хорошая, все здорово. Ты родишь, и мы все к тебе приедем! — Настроение у меня было в тот момент просто отличное.

— Кто это мы? — насторожилась Маша.

— Я, твои родители и мои.

— Ты — это понятно. Мои родители — тоже понятно. А почему твои? Я не хочу!

Я не ожидал такого поворота событий:

— Как это не хочешь? А если я не захочу, чтобы твои родители приезжали?

— Мои родители — это мои родители.

И все это было сказано при моей маме!

Но в тот раз я сумел замять разгорающийся скандал — все-таки моя жена была уже на серьезном сроке.

Я улетел в Америку участвовать в шоу. Вернулся в Петербург накануне родов. Наконец у Маши начались схватки, и мы поехали в роддом.

Маша рожает. А я нахожусь за стенкой, в соседней палате, в коматозном состоянии: я только что прилетел с другого континента, сказывается и перемена климата, и смена часового пояса.

Ко мне вышел врач:

— Женя, иди полежи. Как родится, мы тебя сразу же позовем.

Заснуть я так и не смог. А когда услышал крик моего сына, не дожидаясь, когда позовут, зашел в операционную. Я сам перерезал пуповину, и акушерка передала мне малыша. Я взял его на руки и… заплакал от счастья! Я понял, что в этот момент произошло что-то действительно серьезное, настоящее.

Еще до рождения нашего сына мы с Машей выбирали для него имя. Вначале мне хотелось назвать его Александром, но потом мы с женой решили дать ему другое имя — Кристиан. И первые несколько месяцев, пока малыша не зарегистрировали, так его все и называли. А потом мой сын стал Егором.

В родильном доме я провел с Машей три дня. Отлучался только на тренировку и снова возвращался в палату, к ней и сыну.

Потом мне нужно было уехать на день в Москву, а по возвращении мы планировали, что Машу и малыша выпишут и я заберу их домой. Я хотел встретить жену с цветами, снять этот важный момент — выписку из роддома — на камеру.

Но она все решила сама. Вечером, пока я был в Москве, Машу и сына забрали ее родители.

Тогда мне почему-то казалось — вот родится сын, и все будет по-другому. Ребенок объединит нас, мы перестанем ссориться и забудем, что такое скандалы.

Но ничего подобного не произошло. Стало только хуже.

Маша по-прежнему беспрестанно меня ревновала. Стоило нам появиться в публичном месте, она тут же дергала меня:

— Ты зачем на нее посмотрел?

— На кого?

— Я все видела!

Ни на кого я не смотрел, пока мы были вместе. Я даже не думал об этом!

Маша читала все сообщения, которые приходили мне на мобильный, давала советы, с кем общаться, а с кем нет, закатывала скандалы, когда наступала пора ехать и выступать.

— Пора заканчивать с фигурным катанием, хватит! — решила Маша. — У тебя сын, будешь заниматься с моим папой бизнесом.

Машин папа успешный бизнесмен, и может быть, вместе с ним я не знал бы проблем в бизнесе, но у меня были другие планы.

Мне жаль, что Маша не понимала, что только я мог решить, завязывать мне с фигурным катанием — делом всей моей жизни — или нет. Она почему-то считала себя вправе распоряжаться моей судьбой.

Когда мое терпение лопалось, я от Маши уходил. Это случалось несколько раз. Я уходил и не находил себе места. Уйти от жены, когда ребенку всего несколько месяцев, очень сложно. Я скучал по сыну. Пробовал наладить наши отношения еще раз, потом еще и еще…

Когда меня пригласили сниматься в долгоиграющем шоу «Звезды на льду», отношения у нас были, мягко говоря, напряженные.

Я предложил жене поехать вместе со мной. В Москве я снял бы для нее и сына удобную квартиру и возвращался бы к ним после съемок. Но Маша наотрез отказалась.

Перед отъездом я решил навестить моих родителей. Маша и здесь не захотела меня сопровождать.

Буквально через час звонит:

— Ты где? Немедленно возвращайся!

Я, конечно, решил остаться — мне надоело, что мной постоянно командуют. Я от такого обращения устал.

— Знаешь, я останусь у родителей.

— Если ты сейчас же не приедешь, твои вещи будут на помойке!

— Ну на помойке, значит, на помойке!

На следующий день мы приехали за вещами. Я и мои родители остановились недалеко от дома. Набираю ее номер:

— Маша, открой дверь, пожалуйста. Я заберу свои вещи.

— Я не собираюсь тебя пускать. Вот приедут охранники, они соберут твои шмотки и выставят их на порог. Тогда и заберешь.

Вещи выставили. А паспорт она не отдает.

После долгих и унизительных переговоров паспорт мне удалось забрать.

На четыре месяца я уехал на съемки проекта «Звезды на льду».

Через некоторое время я узнал, что Маша без меня зарегистрировала ребенка.

Сначала она поменяла фамилию и снова стала Марией Ермак, как до замужества. А потом на эту же фамилию зарегистрировала нашего сына.

Это очень сильно меня огорчило и еще больше отдалило нас друг от друга.

Через какое-то время я узнал еще одну новость: Маша без меня окрестила Егорку.

Да, мы собирались крестить сына. Но я тоже хотел в этом участвовать. Я хотел, чтобы крестным Егора стал мой друг из Москвы. Мы с ним познакомились, когда мне было всего четырнадцать и меня еще никто не знал. Он мне здорово помогал, поддерживал.

Крестным нашего сына, по желанию Маши, стал футболист Александр Кержаков. Я не против Саши, но почему я-то об этом ничего не знал. В тот момент я даже на него обиделся, не мог понять, почему он ничего мне не сказал. Еще друг называется!

Сейчас прошло уже достаточно времени. Напряжение спало, и я в состоянии оценить ситуацию несколько иначе. Скорее всего Саша просто не смог до меня дозвониться. Я как раз сменил номер телефона, его номер в памяти телефона не сохранился, и мы на время потеряли друг друга из поля зрения. К тому же сейчас он живет в Испании, играет за «Севилью». Он очень хороший человек и талантливый футболист. Я слежу по газетам за его спортивной карьерой, он молодец. И думаю, что в будущем мы обязательно восстановим наши искренне дружеские отношения.

Несмотря на то что был в душе глубоко травмирован, я решил сделать еще одну — отчаянную — попытку вернуться, хотя и понимал уже, что жить с ней не смогу. Своей ревностью, своими постоянными скандалами она убила во мне все чувства.

Но я все-таки хотел вернуться — не ради нее, ради Егора.

Мы договорились, что Маша вернет моему сыну его настоящую фамилию.

А потом случилась еще одна история.

Моя мама приехала повидаться с Егоркой. Они с Машей прогуливались вдоль дома.

— Маш, в спорткомитете меня попросили прислать копию свидетельства о рождении Егора, — сказала мама.

— Хорошо, я вам дам.

— А ты фамилию сыну уже поменяла? — Мама задала этот вопрос совершенно спокойно.

— Что значит: поменяла! Я и не собиралась!

— Но ты же обещала Жене!

Маша схватила коляску и убежала в дом.

Мне все это надоело. Я понял, что даже ради ребенка, когда уже нет ни любви, ни взаимопонимания, жить вместе не стоит. Склеивать наши отношения было бессмысленно. Да и отношений уже давно никаких не было. Только раздражение, которое накапливалось с каждым днем, с каждым скандалом, с каждым нанесенным мне и моей семье оскорблением. Конечно, я понимал, что отчасти в том, что все так сложилось, была и моя вина. Что-то я сделал не так. Но уже невозможно было ничего исправить.

Я подал на развод. И тогда Маша запретила мне и моим родителям видеться с сыном.

Когда Егору исполнилось восемь месяцев, мы с мамой отправили ему по почте подарки. Ходунки, машинки, паровозики. Я привез из Америки очень много красивых вещей для сына. Получилось несколько посылок. Это, конечно, ненормально — жить в одном городе и отправлять посылки. Но у нас не было другого выхода.

Посылки вернулись назад, Маша их не приняла.

Когда между выступлениями наступала непродолжительная пауза и я возвращался в Питер, я всегда пытался увидеться с Егоркой, мне хотелось подержать его на руках, понянчиться. Я звонил Маше, но она была неумолима.

Я привык решать все вопросы мирным путем, по-хорошему. И мне не хотелось войны, я не мог понять: что все они — Маша и ее родители — могут выиграть с помощью бессмысленных запретов?

Все мои мысли были только о ребенке.

Мне хотелось одного — видеться с ним. Чтобы я и мои родители могли его забирать хотя бы ненадолго. Могли поехать с ним куда-нибудь, купить ему подарок, отдать ему наше тепло и нашу любовь.

И какое-то время эти мечты, увы, казались несбыточными.

Этот брак станет для меня серьезным уроком. Да, мы были молодыми, вспыльчивыми и не понимали друг друга, никто из нас не хотел другому уступать. Но эта история закончилась. И несмотря на ссоры и скандалы, мы с Машей смогли договориться. Да, мы разводимся. Но теперь — как цивилизованные люди. Мы забыли все плохое. Я благодарен ей за то, что она родила мне такого замечательного сына. Этот ребенок желанный для нас обоих, и он будет расти в любви, пусть даже его родители и не станут жить вместе. Маша — заботливая мать, она любит нашего ребенка, и я не сомневаюсь, что она и ее родители сделают для него невозможное. А Маше я желаю счастья, желаю встретить такого человека, с которым ей будет комфортно. Наверное, мы оба в будущем учтем уже совершенные ошибки и новую жизнь, новые отношения с другими людьми будем строить, оглядываясь назад и учитывая прошлый опыт.

Сейчас у меня есть девушка. Пока я не хочу даже называть ее имя, потому что слишком дорожу ее спокойствием и душевным состоянием. Но если у нас все сложится, я не стану ее прятать.

Отныне я регулярно вижусь с сыном.

Егорка, как и я, пошел в девять с половиной месяцев. У него такие же крепкие и сильные ноги, как у меня, его отца.

В десять месяцев он уже говорил два слова: «мама» и «баба».

15 июня 2007 года моему сыну исполнился год. Я заранее готовился к этому событию, закупил две машины подарков и за несколько дней до его дня рождения приехал к Егору. Он давно меня не видел и подзабыл. Расплакался и даже ко мне не пошел. Но потом освоился. И в его первый день рождения мы уже стали друзьями, он не слезал с рук, смеялся, повизгивал — Егор очень веселый и подвижный ребенок.

Я привез ему кучу подарков — самолет, паровоз, мотоцикл. Но самый главный подарок — это джип. Игрушечный, конечно, но выглядит как настоящий. Егор как истинный мальчишка оценил подарок. Залез в машину, начал рулить, жать на педали. Прокатился в своем джипе сначала с мамой, потом с папой.

Егорка очень спортивный мальчик. В свой годик он легко взбирается по лестнице на третий этаж, бьет мяч и правой, и левой ногой. Уже вовсю рисует, выводит какие-то каракули. Зарядил мне в глаз бутылкой — нечаянно, конечно, — и я потом два дня ходил с фингалом. Так что у него не только ноги сильные, но и руки.

Я думаю, что Егор вырастет очень спортивным ребенком. Хочу его отдать в футбол. Не исключено, что, когда придет время, поставлю его на коньки. Может, он будет заниматься фигурным катанием, может, хоккеем. Но то, что он будет сильным и спортивным, — это точно. И я обязательно и с огромным удовольствием буду в этом участвовать.

…А еще мой сын в свой первый день рождения сказал одно очень важное для нас обоих слово — «папа».